***
Приглушённый шёпот листьев, доносящийся из открытого окна, раздражающее тиканье настенных часов, которые то и дело напоминают о длительности заданного срока и ошибку всей жизни пепельноволосого мужчины, и как всегда ощущение пустоты и гниения собственного тела изнутри не покидает его ни на секунду, дабы не дать тому расслабиться и почувствовать себя хоть немного живым, а не жалким. И так всегда… Крайний срок был вчера. Кто вообще придумал это бессмысленное обозначение времени? Ведь, по сути, единственное его предназначение в том, чтобы всё не случалось одновременно. Как странно, учитывая, что это самое время тянулось так долго, так муторно и бессмысленно до момента, пока всё не изменилось за один только день. За один только день его жизнь переменилась, а теперь два года… Два года, чтобы понять; два года, чтобы осознать; два года, чтобы забыть; два года, чтобы простить; два года, чтобы… Любить. Любить, и никак иначе, до конца, даже если это самый настоящий мазохизм во всех его проявлениях. Изрезать своё сердце осколками той самой бутылки алкоголя было бы как никогда иронично. Чтобы хоть как-то отвлечься, Хатаке принял решение выйти в социум. Не сделай он этого, у него действительно могла бы поехать крыша. В одиночестве без занятия можно сойти с ума, запутаться в клубке мыслей, перестать различать свои эмоции и погрузиться во мрак апатии, где темно и страшно, где тишина, какой даже под землёй, в гробу мёртвого не сыщешь. Но вот в чём загвоздка… Он не должен попадаться на глаза одному блондинистому солнцу. Единственному солнцу, чей свет ему важен. Был важен… До тех пор, пока он не угас. А это будет сложно даже для опытного шиноби. Но ведь он гений собственной персоны, так с чего вдруг эти сомнения? Куда ему идти?.. Два года. Невозможно хотя бы раз не нарушить обещание, если ты живёшь в одной деревне с человеком, который должен о тебе забыть на столь долгий срок. — «Мне нужно в резиденцию Хокаге. Мне нужно уйти. Лучшим выходом будет покинуть деревню. Он останется с ребятами. Они точно за ним приглянут. С ним ничего не случится… Ведь так?» Голова разрывается, а ему нужно думать. Думать, как избежать себя и мальчишку. Очевидный выход уже пришёл в голову, но как же сильно он боится оставить его одного. Как же быстро бьётся его сердце, сгорая в агониях вины и страха… — «Ему не нужен кто-то вроде меня… Я навредил ему. Из всех… Я хотел защитить его больше всего на свете, но только погубил. Кто я, если не урод?» Недостойный. Ненавистный. Погибельный. Одинокий. Брошенный. — «Это мой последний день в деревне. Как бы то ни было…» Хатаке встаёт с кровати, накидывает на себя свой жилет шиноби и окидывает взглядом опустевшую, давно лишённую уюта комнату. Не было никакого желания возвращаться сюда. Даже просто находиться здесь подразумевало медленное и болезненное саморазрушение вплоть до самоубийства. Оно и к лучшему, что он покинет это место. Не теряя времени, которого у него, казалось бы, вагон и маленькая тележка, он вышел через окно спальни и помчался в назначенное место. Холодный летний ветер обдувал его бледное защищенное маской лицо, а кончики пальцев, не покрытые тканью перчаток, успели нехило помёрзнуть за недолгое время. Погода сегодня снова ни к чёрту. Прохладно, ветрено, тоскливо, возможный дождь и полная утеря себя средь серых надвигающихся туч. Неплохие планы на день, учитывая, что сейчас только раннее утро. — «Надеюсь, он сумел заснуть, и сейчас ему хорошо в затерянном мире сновидений. Где-то там, где нет меня. Где я не смог причинить ему боль.» Сильные ветряные порывы усложняют задачу, но в скором времени, как ни странно, Хатаке был уже на месте. Он с небольшой спешкой поднимался к нужной ему двери, размышляя об установленном сроке и, в общем, о наличии подходящих миссий. — «Если Цунаде-сама не сможет дать мне длительную миссию, я буду вынужден просто уйти. Даже если меня сочтут отступником, я не нарушу обещания перед ним.» Глубокий вдох, тишина, и Какаши слышит, как бьётся его собственное сердце. Ослабленная рука поднимается на уровень подбородка и льнёт к деревянной двери постукивающими движениями. По ту сторону явно было слышно, как чьи-то костяшки пальцев ударяются о дверную поверхность, и громкий женский голос строго воскликнул: — Войдите! Какаши взялся за металлическую ручку и потянул её от себя, наконец входя в кабинет Цунаде. Женщина отложила некие бумаги и кинула слегка удивлённый взгляд на вошедшего подчинённого. — С утра пораньше и уже ко мне? Какаши, что случилось? Блондинка сложила руки в замок и уставилась на Хатаке, оценивающе оглядывая его с ног до головы. — «Всю ночь не спал что ли? Такими кругами под глазами даже я иногда похвастаться не могу.» Хатаке закрыл за собой дверь и подошёл ближе к столу женщины. — Цунаде-сама, у меня к Вам будет немного неожиданная просьба. Малость отрешённо молвил пепельноволосый, поправляя свои растрёпанные волосы. Женщина вертела в руке ручку и чуть напряжённо слушала своего подчинённого. Она знать не знала, что заставило Хатаке, который вечно опаздывает, подняться в такую рань и прийти к ней не в лучшем своём состоянии, чтобы просить о чём-то «неожиданном», но она внимательно вслушивалась в его слова и надеялась, что её попросту пугают такими высказываниями. Блондинка вновь кивает, и тогда Какаши продолжает. — Цунаде-сама, дайте мне миссию… Длительностью в два года. Хатаке и сам понимает, как это звучит, и уже готовится к наступающим вопросам. Да вот только он не подготовил ответа ни на один из возможных, а сказать правду — всё равно что зарыть себя и свою жизнь в могилу, если он уже этого не сделал. Цунаде на удивление не спешит донимать Какаши допросами, а только скептически выгибает бровь, сменяя своё серьёзное лицо на более удивлённое. Она наблюдает за поникшим, уставшим, явно чем-то обеспокоенным джонином перед ней, и в её голове чуть ли нет ни одного варианта, который внесёт хоть малейший просвет в данной ситуации. — Какаши, прости, но я вынуждена спросить причину. Ты себя в зеркало-то видел? Когда ты в последний раз высыпался? С последней твоей миссии и недели не прошло. Объяснись. До слуха блондинки доносится приглушённый вздох давно изнемогающего человека. Она абсолютно точно уверена, что всё, что нужно сейчас Хатаке, — здоровый сон и хороший отдых. Жаль только, сам мужчина не согласен с этим и продолжает стоять на своём. — Цунаде-сама, прошу, просто дайте мне… — Нет! Сначала ты мне расскажешь, в чём дело. Цунаде была настойчива. Она никогда в жизни в здравом уме не отпустила бы своего подчинённого на столь длительную миссию в таком состоянии. Не тогда, когда пепельноволосый так безысходно выдыхает, страдальчески скуля. — Я совершил ошибку. Просто огромную и непростительную ошибку. Вас она не касается, прошу не переживать об этом. Женщина изрядно напряглась, усердно думая о том, что могло произойти с шиноби вроде Хатаке. Неужели есть что-то, о чём она даже не догадывается? Какаши Хатаке… Отстранённый, вечно холодный и умный джонин, достойно носивший это звание. Потерял много близких, но всё равно остался преданным и достойным человеком. Неужели есть что-то столь сильно на него повлиявшее? — Это не похоже на тебя. Я не хочу допытываться, но лучше решить проблему, а не бежать от неё. Ещё и на два года. Где я тебе такую миссию возьму? Блондинка откинулась на спинку стула, выжидая продолжение этого немыслимого цирка, но теперь она была более благосклонна в своих размышлениях. Женщине как будто удалось осознать, что Хатаке тоже человек, у которого тоже могут быть проблемы, у которого тоже может быть личная жизнь. Ей правда даже стыдно, что она думала иначе под воздействием его поведения и отношения ко всему. — Простите. Но эту проблему разрешит только время и моё отсутствие. Если нет миссии в два года, то дайте хоть что-нибудь, лишь бы на самый длительный срок. — Ну что с тобой поделать… Вздохнув, произнесла женщина и, облизнув пересохшие губы, стала рыться в бумагах, недавно принесённых Шизуне. Какаши лишь наблюдал, молясь, чтобы нашлось что-нибудь подходящее его «отпуску». Цунаде нервно перебирала стопки бумаг, прежде чем запнуться на одном единственном листе, ранее спрятанном в нижнем ящике её стола, отложенном до лучших времён. Её брови искривились в интересе и подозрении, а глаза внимательно бегали по строчкам. После недолгого анализа лист находит своё успокоение на поверхности стола. Женщина выдвигает его чуть вперёд и спокойно кивает, давая согласие на ознакомление. — Вот. Миссия с крайним сроком в год. Ничего сложного, как, в принципе, и ничего неотложного. Не думала я, что найду ей применение в ближайшее время. Хатаке лишь ради приличия опускает взгляд, вовсе не вглядываясь в этот самый листок с его приговором на ближайший год. Всё равно буквы перед глазами плывут, и что-либо увидеть было просто невозможно. — Хорошо, я Вас понял. Только и молвит мужчина, поднимая отрешенные глаза на женщину. Цунаде вздыхает, видя такой «осознанный» взгляд и «полную готовность» к миссии. Большой и указательный пальцы льнут к вискам, массируя кожу и стимулируя поток здравых мыслей. — Миссия заключается в том… Чтобы проследить за новой организацией, которая может стать угрозой для жителей деревни дождя. Пока что ничего подозрительного замечено не было. Отправляйся туда и наблюдай. Выжидай и втирайся в доверие. Сделай всё возможное, чтобы Ханзо-сама ничего не угрожало. Основная задача: выяснить их истинные намерения и устранить при первой же возможности, если они будут препятствовать процветанию их деревни. Лист бумаги был передан в руки пепельноволосого, а грозный взгляд янтарных глаз женщины прожигал насквозь мужскую фигуру. — С остальным ознакомишься здесь. Можешь выдвигаться сейчас, можешь позже, но скажи… Блондинка запнулась, улавливая дотошные звуки слабого дыхания и нечёткого сердцебиения собеседника. — Ты точно справишься? Мне на тебя смотреть больно. Расскажи, что произошло, и я постараюсь помочь. Женщина выдавила из себя слабую улыбку и села в кресле поудобнее, предвкушая хоть какой-то поток информацию из уст мужчины. Хатаке, хоть и слушал Цунаде внимательно, но всё равно его головная боль и уносящие из реальности мысли несли за собой последствия. Справится ли он? — «Нужно собраться. Иначе я буду не только никчёмным человеком, но и никчёмным шиноби тоже. Год. Я проведу его в деревне, где даже природное светило не сможет заменить мне моё солнце. Деревня, скрытая в дожде, где никогда не увидишь лучей в ясном небе. Только холод, слякоть, мерзкий мох и шум вечно ударяющихся о землю капель. Впрочем… Всё, чего я заслуживаю.» — Цунаде-сама, я очень сильно обидел дорогого мне человека. Я почти уничтожил его, а он… Губы дрогнули в движении, из уст вырвался хриплый вздох, который Хатаке так боялся довести до полноценного всхлипа. Он не хочет снова вспоминать, снова проговаривать, снова осознавать и презирать себя в разы больше. — Он дал мне надежду, а я ему время. Я поступил, как последняя сволочь… Последняя фраза была произнесена шёпотом. Сколько сожаления было в его глазах, сколько презрения к себе и ненависти копилось в этих почти что угасших бликах. Как медленно сужались его зрачки по мере произнесения каждого последующего слова на эту тему. Женщине совсем не хотелось донимать своего подчинённого, но в голове так и вертелся вопрос. — «Что же такого случилось, что он… Какаши, что ты мог натворить?» — Какаши, я не знаю, что сказать… Честно ответила женщина, закусывая губу, изредка мечась взглядом по кабинету. Смотреть на Какаши было неловко и даже некомфортно. — Я ведь правильно понимаю, что ты не расскажешь мне о нём? На что блондинка получила утвердительный, но слабый кивок и уйму отрицательных эмоций и переживаний. — Знаешь, я ведь думала, что хорошо тебя знаю. И даже не подозревала, что есть человек столь важный и любимый для тебя. Но я уверена, ты бы никогда в здравом уме не совершил ничего столь ужасного, чтобы заслужить такое. Этот человек мог погорячиться. Тебе правда не стоит… — Цунаде-сама. Прервал грубый мужской баритон, который отчётливо давал понять серьёзность намерений. По телу женщины прошлись мурашки, коих она никогда не чувствовала от подобных ситуаций. Эта аура заполняла собой всё вокруг. Эта гнетущая, ужасающая аура безысходности и отчаяния. — Знаю… Это выглядит очень глупо с моей стороны. Совсем не присущее мне поведение. Но если бы Вы только знали, то… Скорее всего прикончили бы меня своими руками. Цунаде стало по настоящему не по себе. Это правда? Перед ней сейчас точно именно тот Хатаке, которого она якобы «знает»? Перед ней сейчас совсем не тот мужчина, для которого работа и одиночество главные принципы его жизни, а может, оно и хорошо? Хорошо, что у него есть тот, из-за которого он может чувствовать… У него есть тот, за которого ему хочется бороться и которому он хочет угодить. — Какаши, я бы не ста… — Я был и правда не в здравом уме, так и что же?! Разве это оправдание?.. Я сдержу обещание любой ценой, даже если мне придётся уйти из деревни и стать отступником. Цунаде поразили эти высказывания, и она тотчас же увереннее распахнула ранее прикрытые в раздумьях глаза. — Какаши! Ещё раз перебьёшь меня, и я сама тебя выгоню. Послушай… Я не буду тебе препятствовать, не буду что-то доказывать и убеждать, но ты сам должен понимать, на что идёшь. Будь осторожен и… Обладательница янтарных глаз не знала толком ничего о случае, произошедшем с её подчинённым, но если это было дело, касающееся любви, она уж точно не могла быть советником. Не имеет она права говорить ничего, не имеет права допытываться, так чего она тянет и не даёт себе отпустить его, оставить этот разговор? — Какаши… Всё будет хорошо. Всё что она могла сказать в путь дорогу, это лишь пожелания. Беспричинное убеждение, что всё плохое закончится. Женщина чувствовала себя виноватой, потому что не могла сделать большего. Но Хатаке и не надеялся на какую-то поддержку и был благодарен даже этим скромным утешениям и доброму доверчивому взгляду. — «Я не достоин этой доброты, что отражается в Ваших глазах, но…» — Спасибо. Я уйду сегодня же. Передайте всей команде о моём долгом отсутствии и… Ком в горле не даёт закончить предложение, но грешные, пересохшие уста всё-таки произносят: — Позаботьтесь о Наруто. Цунаде поняла без слов. И этот взгляд, и этот голос, и эту просьбу. Всё это без конца твердило, как сильно его заботит его ученик. Его любимый ученик. — Я даю тебе слово. — Спасибо Вам.***
Тоска одолевала постепенно. Дрожь сменялась полным расслаблением тела, слёзы больше не шли, голова больше не была забита мыслями о необратимом, а руки больше не тянулись к кунаю. Но кое-что оставалось прежним. Страх… Только вот проявлялся он уже не так, как ранее. Страх того, что будет по истечении двух лет. У парня будет время. А пока что обессиленная туша валяется на кровати, изредка вставая, чтобы размять мышцы и вкинуться очередным заварным раменом, от вкуса которого уже начинало подташнивать. Это напрягало. Мальчишка чувствовал себя не лучше. Вы когда-нибудь глотали осколки мелкого стекла? А вот Наруто каждый приём пищи даётся с похожими ощущениями. Сегодня подвигом для него стала не вновь успешно выполненная миссия, а тот факт, что он наконец нашёл в себе силы, чтобы встать с кровати, и то только для того, чтобы в очередной раз принять душ. — «Не могу это больше есть… Хочу нормальной еды. Как той, что мы готовили вместе на его кухне. Чёрт…» Придётся сходить в магазин и впервые в жизни купить что-то, что не будет готовиться пять минут в кипятке. Но ведь всё бывает впервые, а жить нужно дальше… Продолжать жить, несмотря ни на что. Прикладывая некоторые усилия, Наруто поднялся со своего ложа и, глубоко вдыхая запах безысходности, пошёл к выходу из квартиры. — «Сегодня я точно не усну. Может, стоит попробовать что-то приготовить самому? Что же для этого нужно хоть? Совсем башка не варит… Но от безделья я рано или поздно сойду с ума.» Шаги по направлению к двери сопровождались скрипом старого деревянного пола. Когда препятствие у выхода было преодолено, парень смог наконец почувствовать поток свежего воздуха. Это было так непривычно после нескольких дней взаперти с закрытыми окнами. Даже странно. Как будто этот прохладный влажный воздух заполнил не только лёгкие, но и сердце. Омывает его своим холодом, заживляет раны, восстанавливает душевное кровотечение. — «Может, мне всё-таки станет лучше?» Глубоко вздохнув, надеется блондин и медленно спускается вниз по лестнице, заложив руки в карманы спортивных оранжевых штанов. Лёгкий ветерок обдувал лицо парня, что шёл по направлению к его порывам. Ему вовсе не нужно прислушиваться, чтобы слышать вокруг себя шумящие листья деревьев и обеспокоенный лепет птиц. Ему вовсе не нужно быть внимательным, чтобы слышать, как ветер ударяется об окна жилых домов и воссоздаёт противный скрежет. — «Такая ужасная погода, и с каждым днём всё хуже. Наверное, надвигается шторм.» Не важно, с какой скоростью двигались его изнеможенные ноги, важно то, как много мыслей сопровождали его в дороге. А добрался он быстро. Лениво зашёл в ближайший магазин, где можно было купить продуктов, и начал неосознанно брать всё то, что ранее они с Какаши выбирали вместе. Зачем? Руки цепляются за те же овощи. Что же там было? Ах да… Баклажаны, морковка, помидоры. Ещё мясо. Точно, свежая свинина. — «Почему покупка продуктов так расслабляет и утомляет одновременно?» Не видя ничего перед своими глаза, парень слепо расплачивается и плетётся к выходу на авось, совсем не смотря под ноги. Но удача сегодня явно не на его стороне, ведь как только он выходит из здания, его тело врезается в нечто непонятное и неразборчивое до тех пор, пока он не поднял глаза. — С-сакура-чан? Девушка пребывала в искреннем недоумении и раздражении все те секунды, пока испытывала на себе ощущение чужого тела. Она и сама корила себя за свою невнимательность, но, как это обычно бывало, она собиралась снова обвинить златовласого, упрекая его в том, какой он разгильдяй и совсем не смотрит, куда идёт. Так бы она и поступила, если бы не услышала этот осипший дрожащий голос и не разглядела этот угасший огонёк в голубых омутах. — «С ним что-то не так…» — Наруто, с тобой всё в порядке? Совсем ничего перед собой не видишь? Выдержав паузу, парень вздохнул и почесал затылок, пытаясь привычно улыбнуться, да хотя бы приподнять хоть один уголочек губ. — Ха… Да, пожалуй, так и есть. Прости. — Что с тобой поделать, глупый Наруто. Отчаянно выдыхая и складывая руки на груди, молвила розоволосая девушка, прикрывая глаза. — Так что с тобой? — А? Да всё в порядке так-то. Не переживай. А она и не переживала. Ведь какое ей дело. Ей всегда было наплевать, так что же должно было измениться сейчас? Сейчас, когда она чуть ли не впервые в жизни видела самого буйного своего сокомандника в разбитом состоянии. — «Да как же это так?» — Сакура, а ты не знаешь… Где сейчас сенсей? Вопрос насторожил розоволосую. Так странно, что любимый ученик сенсея не знает, где он сейчас. Девушка непременно считала, что Наруто узнал об этом первым, но сейчас она в недоумении пытается понять, как так получилось, что этого не произошло. До этого его вид она могла бы оправдать этим самым знанием в его голове. Знанием о долгой миссии Какаши. Но сейчас у неё пропали все варианты, и осталось только спросить прямо. — Знаю. А тебе разве не сказали? Его в очень долгую миссию отправили. Куда-то далеко, но куда именно, я не знаю. Теперь нашим наставником временно будет Ямато-сенсей. Сразу было видно, как подкосились ноги блондина и как трудно ему далась это новость, что даже пальцы на его руках рефлекторно сжались и дрогнули, не говоря уже о суженных зрачках и пустом взгляде. — Как же это… А? Тихо мямлил парень себе под нос, осмысливая сказанное. Он не мог в это поверить. Только не это. Не этого он хотел, когда говорил о тех двух годах. В его голове всё это время неосознанно жила надежда. Надежда, что Какаши нарушит обещание. Он всё думал, всё ждал и надеялся, даже не отдавая себе в этом отчёт. Просто смотреть в закрытое окно комнаты и цепляться взглядом за ветви деревьев стало обыденным хобби, а каждая вылазка на улицу не обходилась без должного внимания. Он всё прислушивался, пытался почувствовать чакру, и всё без толку. Он не хотел о нём думать. Думал, что это быстро пройдёт — надеялся, что пройдёт — а сам упрямо держался за последнюю тонкую нить между ними, не желая упускать её даже ценой собственной жизни. Странный? Нет. Влюблённый. Больной. Больной не тем человеком, которым возможно стоило бы. Да только выбора ему не дали… — Что? Голос девушки выводит из размышлений, но никак не помогает на пути к решению проблем и самокопанию. — Н-ничего… Я понял. Прости за беспокойство. Робко протянул парень, желая скорее избавить себя от ноши этого продуктивного разговора. — Да ничего, а с тобой-то что случилось? Уже как-то приглушённо слышал блондин, но вовсе не собирался продолжать этот бессмысленный диалог. Одна его свободная рука зарылась в карман штанов, а голова вновь опустилась к земле. Ущербный парень, недооценённый, разбитый сейчас просто уходит, задевая девушку плечом и продолжая слушать в свой адрес неразборчивые для расслабленного слуха ругательства. Но как же наплевать… — «Он ушёл… Просто сбежал. А чего я ожидал? Сам ведь его на это натолкнул своим условием. Вполне логично, только вот… — Чёрт! Не понятно, на кого ругается парень, пиная ближайший ни в чём не повинный камень, лежащий у его ног. — «Только вот почему-то так пусто без него! Будто в этой деревне и нет никого больше… Все… Как какие-то тени, которых я не хочу видеть.» Он совершенно не думал об этом, когда принимал спонтанное решение о расставании. И только сейчас он чувствует разницу. Куча маленьких осколков стекла вычерчивает красивым почерком на его сердце новые раны. Зачем? Мы так сильно боимся сделать неправильный выбор, что идём даже на отчаянные меры. — «Кажется, я начинаю забывать о том, что он натворил. Совсем не помню. Ни его лица, ни его слов, ни времени, ни действий. Когда только успел забыть? Помню… Т-только боль. И как сильно хотел, чтобы он остановился…» Как же всё-таки тонка эта грань. Человеческий разум так непредсказуем. А может быть, это и вовсе влияние Лиса, который хотел заставить мальчишку забыть весь этот ужас. А может быть, сила самовнушения сработала слишком хорошо. — «Я не знаю, как я буду без Вас, Какаши-сенсей, но… Я продолжаю Вас ждать. Несмотря ни на что… Возвращайтесь скорее.»***
Расставание. Солёные слёзы, липкие, терпкие воспоминания, болезненно бьющие по мозгам, неоправдавшиеся надежды и новая, зарождающаяся в израненных сердцах вера. Вера, что всё ещё можно изменить, стоит только назначенному времени иссякнуть, и лето сменится зимой, ненависть любовью, недосказанности признанием. Дураки, каждые по своему познавшие все прелести садизма друг над другом. Сколько ещё слёз прольётся, прежде чем изнеможенные пустые глаза столкнутся взглядами без каких-либо препятствий между ними? Срок? Больше? Возможно, меньше наперекор совести и обещаниям? Сердцу хочется кричать, но как жаль, что крик не будет услышан, теряясь в шуме проливных безостановочных дождей.В мире полном ненависти нужно уметь надеяться.
В мире полном зла нужно уметь прощать.
В мире полном отчаяния нужно уметь мечтать.
В мире полном сомнений нужно уметь верить.
— «Пожалуй… Слишком просто обвинять других людей и обстоятельства за свою собственную ненависть к себе. Пожалуй… Я слаб, и это не изменится. Пожалуй… Без него я не представляю смысла.» — И снова я пишу на обрывке бумаги…«До встречи через два года…»