Затухло пламя и остался только пепел

Вместо ответа Арамис приветственно взмахнул в изящном движении шпагой. И пригласительно, кидая взгляд на одну из непосвящённых улиц, кивнул. Дважды Бэкингему повторять, как и предлагать, было не надо. Арамис, угадав его намерения, наступил на него, пытаясь загнать в угол, где стояло несколько бочек. Бэкингем со всем присущим ему изяществом дал отпор. Смог его вывести и даже удар висящей низко вывески не нарушил координации. Он не играл, он поигрывал, точно не распаленный азартом провансец. Дыхание пока сохранять удавалось, несмотря на то, что первые капли пота уже коснулись спины. Там, в этом углу, потеряв возможность свободно двигаться и отступать, он был бы тут же пронзен шпагой. Ушёл, чуть не оставив острие в стене, отколов пару щепок. Арамис наступал, смеясь уже не так легко, но все ещё довольно лениво и самоуверенно. Он понимал, что противник тоже действует не в полную силу. Начинал уставать. Шли считанные мгновения, а казалось точно не менее получаса успело минуть, и это заставляло его защищаться сильной частью клинка, ближе к рукоятке, что очень ограничивало его движения, противник брал напором. Бэкингем не терял обаяния в своей сосредоточенности, от увлечения прикусив кончик языка. Давно он не забавлялся холодной сталью, испытывая какой-то детский восторг, но вполне понимая фатальность любой ошибки. «Надо заходить с нерабочей стороны, в то время тот ее активно обороняет». Сам же Бэкингем в ходу имел обе рабочие руки, но от недостатка в последствии практики чувствовал в этот момент какое-то бессилие, а мог ведь удивить. Звон ударил по ушам, и он оказался в трех метрах от стены, твердо решив не отступать дальше, когда внезапно противник нанес ему короткий укол под руку, серьезно осложнивший его положение. Он замер, понимая, что не может ответить достойно, — так, как если бы в руке у него была не настоящая боевая шпага, а дерево; между тем их клинки скрестились. Лезвие холодное царапнуло форму и пронзило его правый бок, войдя между кожей и ребрами. В этот миг Бэкингем отпрыгнул, сжав зубы, чтобы подавить отчаянное восклицание, которое готово было сорваться с его пересохших губ, упустил! Умереть вот так в его планы не входило. Слишком глупо. Герцог снова парировал, чувствуя, как горячая кровь пропитывает рубашку. Рене опустил шпагу на доли секунды и остановился, чтобы перевести дух. На его лице все также не читалось злобы, но и удовлетворения было немного, как должное. — Неплохо, правда? — спросил он, и в глазах у него зажегся хищный огонек. Он засмеялся переливчато и совсем уж не едко, как острил языком. — Если вы не против, перейдем к уколу за двести эскудо. Итак, защищайтесь! Раздался звон металла с новой силой. И если Бэкингем будет прикрываться только сверху, любой из ударов с иных частей станет смертельным. Это был тупик. Рене нанес удар, и тогда англичанин взял рапиру за острие и, словно хлыстом, ударил ею по руке соперника. Укол был поспешным и слишком быстрым, неожиданным. Пот застилал глаза, а рука уже начинала ныть, но и его оказалось достаточно, чтобы противник отступил на шаг. Лишь пошатнулся, когда почувствовал, что клинок несильно царапнул щеку, едва касаясь. Засмеялся. В последний раз встретились клинки со свистом и оба уже понимали, что накрывает усталость, никуда от этого не деться. Джордж покачивался, опираясь всем телом на эту чёртову сталь, да глаза застилало и жгло от текшего пота. Арамис хлопнул по плечу не слишком радостно, уменьшая давление на шпагу противника. — Неужели среди гвардейцев нарисовались достойные противники? — на выдохе со смешком произнёс мушкетёр. — я думал только одни идиоты и остались. — Неплохой удар, точный, — признал Бэкингем, с ухмылкой. И сил хватило лишь на это, на фоне одежды забывший про рану, она хоть и не кровоточила, как со свиньи, но все же. — бывайте… И вытрите, — он показал на щеку, кидая точно на плечо фиолетовый батистовый платок. Он удалялся, спешно шагая, опять обнаруживая, что теряет слишком много времени. И не увидятся они с ним больше, даст бог, а вот его камзол весьма и весьма презентабельный! — А что будет если об этом кто-то узнает раньше времени вы подумали? — проговорил Рошфор, когда герцог догнал его почти у самого места встречи. — А вы постарайтесь, чтобы не узнали, — с явным давлением произнёс Бэкингем, хоть и мягко улыбался, он привык, чтобы все было более, чем гладко и хорошо. Шарль в этот момент молча развернул лошадь и покинул компанию Джорджа, не роняя не единого слова. Демонстративно и гордо, хотя уже чуть отъехав все же произнёс, что не ему решать, в чем ему стараться. Обернувшийся Бэкингем понял причину отъезда. На встречу ему шла какая-то дама. — Мадам, мадмуазель, — протянул изысканно Бэкингем, улыбнувшись хитро, согретый мыслями, что письмо поддельное, а чувства королевы скорее всего нет. — полагаю, вы по мою душу. После разговора с кардиналом Миледи незамедлительно отправилась к себе. Шляпу оставила у порога, но переодеваться не стала. В любой момент, возможно, придётся уехать, нельзя тратить время на возню с одеждой. Неизвестность томила её. Что велит сделать его высокопреосвященство? Ей следовало бы вернуться к кардиналу после отъезда Рошфора и спросить его обо всём, но она не решилась. Раз он сказал, что пришлёт письмо, то ей ничего не остаётся, как ждать. Она прошла в прохладную спальню, склонилась над букетом бледно-жёлтых ароматных роз, стоящих у изголовья её кровати. Цветы она любила. Резкий стук оказался неожиданным, хоть она и ждала. Миледи метнулась к двери, опрокинув вазу с цветами. Невысокий голубоглазый господин передал ей послание от кардинала и исчез. Миледи пробежала бумагу глазами, схватила шляпу и бросилась вон. Девушка в чёрной накидке ожидала герцога за углом улицы Дофина, которая пересекалась с улицей Генего, где и назначена была встреча. Завидев Рошфора, она замерла на мгновение, ещё ниже опустив капюшон. Лишь поняв, что граф удаляется, она вновь двинулась навстречу герцогу. — Душу пока при себе оставьте, милорд, — сказала девушка. Бэкингем девушку оглядел без какого-либо интереса, не находя ничего примечательного в изгибе губ и равнодушной печали глаз. Она вела его узкими проулками, затем они пошли по мосту, и, никем не замеченные, прошли через калитку напротив улицы Эшель и попали в Лувр. Внешне тот сохранял улыбку, хотя сама атмосфера этих мест ему не нравилась. Промозгло было, закостенело, хотелось передернуть плечами. Бездушно. И главное: было небезопасно, ведь твой противник по сути — темнота. А Джордж не любил лишаться зрения в любом плане. Через потайную дверь девушка повела его тёмными запутанными подземными коридорами, и пару раз сама сбилась с пути. — Простите, милорд, — сказала она, пытаясь угадать верное направление. — Немного осталось. — Надеюсь, не хочу плутать тут весь день, — зевнул Бэкингем, глаза закатив с нотками раздражения. Извинения лишь слова, сожаления не было. Наконец они остановились у двери. Девушка сняла с шеи ключ, отворила скрипучий замок, жестом пригласила герцога войти и поспешно удалилась, оставив герцога в небольшой комнате, освещённой лишь одним ночником. Герцог вошёл внутрь уверенно, без опаски, однако, держа руку на бедре для подстраховки. Глаза к темноте привыкли, и ночник не казался какой-то преградой. Все было видно. Прошёл ещё пару шагов, уже более крепко, четко, не шумно или суетливо. — Bon retour, — протянул негромко, чуть не нараспев, увидев знакомую фигуру королевы.