Порочный роман

Они повалились на пол, раскрасневшиеся и задыхающиеся, все еще прижатые друг к другу. Где-то по пути Гермиона ухитрилась порвать его рубашку, и он быстро расправился с ее одеждой и нижним бельем, но Том не помнил ни того, ни другого. Когда он переместил свой вес, он почувствовал жжение вдоль спины, которое, должно быть, было от ногтей Гермионы на его коже. На самом деле было довольно впечатляюще, как много вреда она сумела ему причинить. И все же это было ничто по сравнению с тем, что он сделал с ней. Волосы Гермионы растрепались еще сильнее, влажные завитки прилипли ко лбу, щекам и шее, а на бледной коже начали проступать синяки и следы укусов. Ее глаза были темными и мечтательными, все еще полными похоти, грудь тяжело вздымалась. То, как ее нежная кожа отражала тусклый свет, демонстрируя ее изгибы, было, несомненно, соблазнительно. Том не слишком часто упражнялся в сдержанности и не видел причин делать это сейчас. Он наклонился, наслаждаясь ощущением ее изгибов на своей коже, и прижался грубым поцелуем к ее губам. Если бы она не знала как лучше, то поцелуй мог бы показаться любящим или нежным. Как бы то ни было, Гермиона не позволила себе пойти по этому пути — там лежали драконы. Вместо этого она на мгновение удовлетворилась ответным поцелуем, наслаждаясь его ароматом и теплом, исходящим от его кожи. Ее бедра болели от того, что она уступала ему, а пол был грязным и влажным, но Гермиона едва заметила, когда губы Тома коснулись ее губ. Его темные волосы были намотаны между ее пальцами. Она знала, что скоро все это закончится, и ей придется вернуться к реальности, но лишь на мгновение она позволила себе забыть. Слишком легко было забыть, что она лежит на полу в публичном доме, все еще одетая и, вероятно, уже грязная, и притвориться, что они — молодая влюбленная пара. «Нет, мы просто вожделеем», — подумала она, когда они расстались. И даже в этом она не была уверена — вожделеет ли Том ее или просто наслаждается доминированием над кем-то, кто не падает автоматически к его ногам? — В конце концов Блэку придется уйти, и нас поймают, — прошептал Том ей в губы. — На этот раз не убегай. Разве я не доказывал тебе это снова и снова? Вам придется ответить на мои вопросы. — Ты не можешь меня заставить, — прошипела она в ответ. Чары были разрушены, и реальность была подобна взрыву ледяной воды. Гермиона вырывалась и извивалась, пытаясь оттолкнуть его, но Том прижал ее к полу. — Да, на самом деле, я думаю, что могу. Смотреть. Его голос был шипящим, яростным и свистящим. Одной рукой он держал ее за подбородок, заставляя смотреть на него, а другой нежно ласкал ее кожу. Мурашки побежали по ее коже, когда Том снова и снова пытался проникнуть в ее сознание. Его тактика изменилась, и он запустил руку под ее мантию, проведя кончиками пальцев по бедру. И все же она не допускала его в свой разум. — Не важно. Рано или поздно ты сломаешься. А если нет, то волшебный мир предоставил мне достаточно ресурсов для получения правды. Он не договорил, его остановил испуганный вздох. Гермиона и том напряглись и замерли, когда Том медленно оглянулся. У края экрана стоял потрясенный и напуганный Альфард, а за ним проститутка. — Г-Гермиона? Риддл? — Начал Альфард, явно не веря своим глазам. Даже с расстояния в несколько футов Гермиона уловила резкий запах огневиски. Альфард был пьян. Она порывисто встала, все еще прижимая к себе Риддла, и испарилась с места так быстро, как только могла. Он хотел бы приписать это к галлюцинациям, но даже после того, как треск призрака потряс бордель, лосьон после бритья Тома остался в воздухе с до боли знакомым запахом кожи Гермионы. Это не могло быть галлюцинацией. Чувствуя себя больным, растерянным, злым и грязным, Альфард поплотнее закутался в плащ и покинул публичный дом, не обращая внимания на прерывистые просьбы проститутки вернуться. Это было худшее время в постели, которое он когда-либо имел. Даже его первый раз был менее удручающим, чем этот. Снаружи, в жестокой холодной ночи, его словно окатили холодной водой, и он почувствовал себя немного более сосредоточенным. Почему там были Риддл и Гермиона? Неужели они сделали это, чтобы заставить его ревновать? Во всяком случае, как они его нашли? Ему нужно было быть немного осторожнее, если он собирался так жить. Вернувшись в лощину Маранаты, чтобы принять душ и переодеться, Альфард попытался снова заснуть, но обнаружил, что не может. Даже когда его зрение поплыло от последствий недосыпа, а тело кричало от усталости, сон не требовал его. Когда розовые утренние лучи осветили его комнату, Альфард снова накинул плащ и вернулся в грязное маленькое здание, возле которого останавливался вчера. — Опять так скоро вернулся? —  Беззубый волшебник Пэгсли понимающе поздоровался, когда Альфард нырнул в лавку. — Первый клиент за день. Что будет на этот раз? — На самом деле несколько вещей, — тихо сказал Альфард, бросая галеоны на стол перед Пэгсли. У Мопси было гнилое дыхание и шрамы вперемешку с татуировками и клеймами. Из-за этого его возраст был почти неопределим для Альфарда, но он прикинул, что ему по меньшей мере сорок, если не больше. Маленькие глазки-бусинки Пэгсли следили за движениями денежного мешка Альфарда, но он не просил больше денег, за что Альфард был ему благодарен. Его тошнило от того, как сильно другие люди хотели его денег, когда он отдал бы все золото в своем хранилище, чтобы вернуть свою нормальную, мирную, относительно счастливую жизнь. *** — Куда ты нас завела, ведьма? — Спросил Том, когда они упали на замерзшую землю, снежинки жалили их лица в кромешной тьме. Их одеяния и плащи кружились вокруг них, отдаваясь на милость яростного ветра. Издалека доносился рев моря. По правде говоря, это было место, где они с Гарри останавливались во время охоты за крестражами, но она явно не могла сказать об этом тому. Вокруг них простирались холмистые, спутанные болота, замерзший и бугристый дерн не позволял снегу скапливаться очень высоко. — Гораздо дальше на юг, — выдохнула она, пытаясь отдышаться от шока, вызванного тем, что только что произошло, и прижимая к себе разорванную одежду. — Не смотри на меня так, мне нужно было увести нас отсюда! — рявкнула она, увидев, как Том приподнял брови. — Вполне справедливо. Он вытащил палочку; Гермиона достаточно хорошо знала себя и свои собственные способности, чтобы понять, что она слишком истощена, как физически, так и эмоционально, чтобы противостоять Тому на дуэли прямо сейчас. Но как выйти из этого затруднительного положения? Куда бы она ни пошла, рано или поздно он ее найдет. Единственным вариантом было накормить его чем-то, что, как он верил, успокоит его достаточно, чтобы не убить ее, но поскольку Том был непредсказуем, было трудно определить курс действий, который мог бы спасти ее. — Только не здесь, — начала она, хватаясь за соломинку. — Пойдем куда-нибудь в дом, я замерзаю до смерти. Это была просто дешевая уловка, чтобы задержаться и дать себе больше времени на размышления, но Том, казалось, принял ее и шагнул вперед, прижимая ее тело к своему и снова аппарируя. Когда они снова вышли из «Дырявого котла», Гермиона испугалась, что Том заставит ее впустить его в свою комнату. Это было бы катастрофой, так как ее самые компрометирующие вещи не были хорошо спрятаны. Но, к ее удивлению, он потащил ее к камину на краю паба: схватив ручку с Летучим Порохом, он первым сунул ее в решетку. — Общежитие Слизерина, — сказал он ровным голосом. Гермиона поперхнулась летучим порошком от удивления, когда Дырявый котел исчез, и она вывалилась из камина на другом конце, кашляя и отплевываясь. Она очутилась в роскошном номере: большую часть комнаты занимал балдахин с бархатными изумрудно-зелеными портьерами, искусно вырезанная мебель и плюшевый изумрудный ковер. Через несколько мгновений Том вышел из камина с гораздо меньшей неуклюжестью, чем она. —Том, — начала Гермиона, ища способы задержать его, задавая свои вопросы-или требуя их-дольше, но Том бросил на нее испытующий взгляд, прежде чем отложить палочку. Это еще больше разозлило ее, и она попятилась. Том не последовал за ней, но почему-то выглядел довольно обиженным. — Гермиона, не отходи от меня, — мягко попросил он. Черты его лица сразу же стали ангельскими и милыми, и это почти заставило ее потерять бдительность. — Присаживайся, можешь выпить, если хочешь. Гермиона настороженно наблюдала, как Том сбросил плащ и мантию, обнажив под ними разорванную рубашку. Он переоделся и натянул через голову свежую майку и свитер прямо перед ней. Он был без рубашки ровно столько, чтобы она успела увидеть, что ее ногти оставили на его бледной гладкой коже, и она резко втянула воздух. — Гермиона, ты выглядишь такой неловкой, — заметил он с сожалением в голосе. — Я не буду заставлять тебя говорить о том, о чем ты не хочешь говорить, — уговаривал он, делая шаг вперед и касаясь ее щеки рукой. В какой-то момент он разжег огонь в камине, из которого они только что вышли. Она ожидала, что сейчас он применит к ней легилименцию, но он этого не сделал. Очевидно, он просто выжидал подходящего момента. И все же она не могла удержаться, чтобы не поддаться его нежным поцелуям. После того, как они имели друг друга дважды за один день, нежность была опьяняющей. Она жаждала этого, этой нежности. «Он пытается заставить меня расслабиться», — предостерегающе сказала она себе, когда его руки обвились вокруг ее кудрей, притягивая ее к себе в теплом и любящем поцелуе. Мурашки пробежали по ее спине: он так умело играл роль нежного и милого человека, что это было почти тошнотворно. Ей было больно смотреть в лицо дразнящему проблеску того, что могло бы произойти. Альтернативная вселенная. Здесь этого никогда не случится. Том Марволо Риддл был неспособен любить. Это был факт, и она это знала. Так почему же ей было так больно, что она никогда не сможет быть с ним по-настоящему? Каким-то образом это произошло. Его губы, скользящие по ее губам так сладко, возможно, были более сильными в разрушении ее сложной эмоциональной защиты, чем все грубые и страстные встречи между ними в последнее время. Он обнаружил то, чего она жаждала даже больше, чем сильного жара и страсти: любовь. И хотя он совершенно не понимал, что такое любовь к самому себе, Том был потрясающе искусен в воссоздании этого чувства. Он уговорил ее лечь на свою кровать, оставляя мягкие и трепетные поцелуи на ее щеках, шее и груди, прежде чем опуститься на ее тело, продолжая двигать своими губами против ее. Наконец он остановился, погасил камин и свечи и, послав ей еще несколько поцелуев, обнял ее и притянул к себе, как будто они спали вместе. Она догадалась, что он намеревался застать ее врасплох утром, но Гермиону не обманешь, как бы сильно она ни была склонна верить его лжи. Она заставила себя бодрствовать еще несколько часов, пока не поняла, что близится рассвет. Однажды она случайно оглянулась на его спящее лицо. Его красота была душераздирающей. Она могла поспорить, что Том спит очень чутко, поэтому ей нужно было быть очень осторожной. Она бесшумно выскользнула из его постели, останавливаясь каждые несколько секунд, чтобы убедиться, что он крепко спит. Удовлетворенная, она повернулась, чтобы использовать Летучий порошок, но что-то привлекло ее внимание. На столе лежал дневник. Если бы она не знала его лучше, он никогда бы не привлек ее внимания. Это была ничем не примечательная книжечка в черном кожаном переплете. Она пересекла комнату и подошла к нему. После того, как он насмехался над ней, как пытался играть на ее глубочайших желаниях и неуверенности, Гермиона начала чувствовать себя совершенно иррациональной и импульсивной. Слезы жгли ей глаза, когда она думала о том, как выглядел Альфард перед тем, как они аппарировали. Она, вероятно, могла бы получить такую же любовь и признание от Альфарда, которые Том так лживо использовал в качестве уловки, но почему это не казалось таким привлекательным, исходящим от Альфарда? Даже представить себе, как Рон целует ее кожу, было далеко не так неотразимо, как то, как это делает Том. Неужели она влюбилась в него? Нет, нет, нет. В ней поднялась паника. Не колеблясь ни секунды, она схватила дневник и сунула его под плащ. Чтобы соблюсти приличия, она поспешно невербально Трансфигурировала одно из его перьев в такой же дневник и оставила его на столе. Она услышала шорох простыней — Том проснулся. Она схватила горсть Летучего Пороха и, как только Том вскочил с кровати, чтобы остановить ее, произнесла «Косой переулок» и начала знакомый стремительный переход от решетки к решетке. Даже если Том последует за ней, она сможет трансгрессировать в свою комнату, поскольку ее обереги были специализированы, чтобы позволить ей одной вернуться в свою комнату. Когда она, спотыкаясь, вернулась в Дырявый котел, то не стала дожидаться, пока он последует за ней: она тут же Трансгрессировала обратно в свою комнату. В руках она держала то, что навело Дамблдора на поиски Крестража Волан-де-Морта, то, что отчасти сблизило Гарри и Джинни, то, из-за чего Локхарта уволили. Разумно ли было уничтожать такой ценный предмет? Ее собственная душевная боль снова нахлынула на нее. Единственным мужчиной, который когда-либо вызывал у нее такие сильные чувства, был Волан-Де-Морт, но он не испытывал к ней истинных чувств любви. Может быть, он и вожделеет ее, но это не имеет значения. С этой точки зрения принять решение было нетрудно. У нее будет пятьдесят лет, чтобы найти способ воссоздать эти события настолько, насколько это возможно, будь то ее собственные манипуляции или комбинация заклинаний, чтобы воссоздать дневник. Гермиона положила крестраж на землю, размышляя о том, какой потрепанной и безобидной выглядела книжечка на полу. Она достала из сумки клык Василиска и встала над дневником. На мгновение ее охватил страх, но она отогнала эти мысли. Он не любил ее и никогда не полюбит. Лорд Волан-Де-Морт был неспособен любить и способен только на ненависть и жажду власти. Он не любил ее. Она воткнула клык Василиска на дневник, пронзив кожу и пергамент, думая о том, как Том выглядел, когда спал.