Настоящее время
Страх… Страх, пробирающий до самых костей. Страх, что заставлял волосы на затылке встать дыбом. Страх, что покрывал неприятными мурашками кожу. Страх, что медленно, отвратительно медленно стягивал петлю на её шее, толкая в пучину отчаяния. Ещё немного, и она погрязнет в этом. Она умрёт раньше, чем Сожжённые раздерут её в клочья. Умрёт, потому что сбежала. От него. Из-за него. Из-за того самого страха, что вспыхивал внутри неё каждый раз, когда она видела его. Из двух зол выбирают наименьшее? Он — большее зло. Значит, она поступила правильно. Муза вскинула голову. Принятие происходящего обрушилось на неё приятной волной, небрежно стряхивая страх перед смертью. Он был глуп. Этот страх был настолько глуп, что хотелось рассмеяться, и она понимала, что плавно впадает в истерику. Но это было уже неважно. Лучше старая добрая гуманная смерть, чем такая жизнь. В вечном страхе. В нескончаемом потоке боли. Смерть была лучше. Куда лучше. Муза поднялась на ноги. Они дрожали, но она старалась успокоиться, утихомирить внутри себя это отчаянное желание жить. Старалась убедить себя, что оно ничего не значит. Что её жизнь ничего не стоит. Что никто не станет оплакивать её — девочки, должно быть, уже давно убеждены в том, что она мертва, а папа… Папе некогда думать о ней, когда в мире происходит такая катастрофа. Эта чёртова война. И эта чёртова война была вовсе не холодной, и только сейчас Муза, наконец, признала это. Потому что крови, проливающейся каждый раз, когда две стороны сталкивались лбами, было слишком много. Слишком много для Холодный Войны. И всё это из-за чёртовой Розалинды. Как же она ненавидит её. Как же она хочет убить её. Жаль, что это желание ничего не стоит. Безумно жаль… До какого-то сумасшествия. Но теперь это тоже не имеет никакого значения. А Сожжённые, тем временем, подошли совсем близко. Они готовы были напасть в любой момент, и только то, что она не двигалась, заставляло их действовать медленно, смаковать каждый свой шаг, по капле высасывая наслаждение. Внутри них были люди, но они были где-то совсем глубоко, поэтому это не имело значения. Это не спасёт её. Никто не спасёт её. Это конец.* * *
Некоторыми часами ранее
Муза подняла глаза, прекратив бездумно скользить ими по строчкам, и проследила за Ривеном взглядом. Он, прикрыв глаза, лежал спиной на водной глади, позволяя реке удерживать его. И это зрелище было настолько отвратительным, что её чуть не вырвало. «Боже… Он действительно считает, что неотразим для всех?» — проскочило в её голове. И, будь он сейчас поближе, она бы спросила это у него, но он был достаточно далеко от берега. И ещё он был ни хрена не неотразим. Муза снова углубилась в чтение. Хозяин поместья в так и недочитанном детективе, наконец, стал догадываться о том, что убийца садовник, и ей было "безумно интересно" узнать, как скоро он поведает об этом близким. Но он опять ушёл в сторону, приплетая повара. Она с раздражение захлопнула книгу и отбросила её в сторону. Ривен плюхнулся рядом, вытирая полотенцем мокрые волосы. — Не хочешь поплавать? — Обойдусь, — выплюнула она и стала подниматься с места, но он схватил её за запястье и вынудил сесть обратно. Муза перевела на него недовольный взгляд, но промолчала, вопросительно смотря на него. — Ты с утра ничего не ела, — пояснил он, и она нахмурила брови, погружаясь в шок. «Серьёзно?» — Серьёзно? — нотки сарказма проскользнули в её голосе, и она вовсе не пыталась их скрыть. — Дай-ка вспомнить… — девушка сделала вид, что задумалась, — …кто мне говорил, что голодать даже бывает полезно. Наверное. Он устало выдохнул, выпуская её запястье из своей ладони. — Почему ты огрызаешься каждый раз, когда я пытаюсь общаться с тобой… нормально? Она усмехнулась. — Потому что меня просто бесит, когда ты пытаешься сделать вид, что всё хорошо. Что всё в порядке. Что все мы живём мирно и дружно, как раньше, — презрение скользнуло в её взгляде, что отравлял его. — Когда ты старательно выставляешь себя в другом свете, пытаясь не быть монстром, — её губы исказились в усмешке. — Но из тебя плохой актёр, Ривен. Не надо пытаться быть тем, кем ты не являешься, — закончила тираду фея и встала на ноги. Специалист глубоко вдохнул и выдохнул, подавляя гнев, и снова посмотрел на неё, поднимаясь следом. — Послушай… — начал он. — Я не враг тебе. — Ага, — сардонически сказала она, отвернувшись от него, чтобы поднять книгу, — конечно. — Я серьёзно, — Муза даже не обернулась. — Да я… часто поступаю ужасно, но… того требуют обстоятельства. У меня нет выбора. Его ответ вызвал у неё раздражение, что слишком быстро проявилось под кожей и вызвало зуд, но она подавила в себе желание содрать кожу с тех мест, где он был, потому что это породило бы лишь боль. И она бы, в действительности, отрезвила её, заставив заткнуться. Но было поздно. И тогда она сорвалась, резко обернувшись, и посмотрела на него с такой ненавистью и презрением, что ему стало мерзко. — У тебя был выбор, Ривен. И ты выбрал прислуживать Розалинде, — выплюнула девушка, подходя к нему ближе, шипя в лицо. — Ну так давай… Беги к ней, сядь около её ног и вылизывай её обувь. В его глазах что-то сверкнуло, и она умолкла, отшатнувшись от него, но он больно схватил её за плечо, притягивая к себе обратно. Муза прикусила нижнюю губу почти до кровь, сдерживая вскрик. — Ты, видимо, не понимаешь по-хорошему… — прорычал он, запуская другую ладонь в её волосы на затылке, сжимая их в кулак, когда она попыталась отвернуться, чтобы не смотреть на него. — Что ж… Будь по-твоему… Хочешь, чтобы я перестал притворяться? Чтобы был тем, кем я являюсь? Монстром? Хорошо, фея разума, только потом не говори, что я виноват в том, что случилось. " — Ты сама во всём виновата, понимаешь?" Его голос прозвучал в её голове, когда недавнее воспоминание резко врезалось в её мозг, скребя по так ещё и не зажившей ране, заставляя кровь из неё сочиться вновь. И ей снова стало так страшно, как в тот день, когда его руки скользили по её телу, а губы касались обнажённых участков её кожи. Муза взглянула ему в глаза, произнося практически одними губами: — Ты этого не сделаешь. Ривен ухмыльнулся. — Ещё как сделаю, — уверил он её, и она сглотнула. — Может, ты забыла, но я избавил тебя от участи быть трахнутой в подвале всеми, кому не лень, — кулак сжал её волосы сильнее, натягивая до предела, а уха коснулся его шёпот. — Пора отдавать долги. Она дёрнулась, и он слегка отстранился, вгляделся в её лицо. Но её глаза были по-прежнему такими, какими были, — ни намёка на слёзы. «Снова проигрываешь с гордо поднятой головой?» — Ты сказал, что ты — Тьма, Ривен… — вдруг произнесла она, и он нахмурился. Её слова никак не вписывались в предстоящий поворот событий. Она меняла ход. Она сходила королём, пока он отвернулся. — Раз так, ты должен помнить о том, что тьма всегда тянется к свету, и наоборот. Недоумение проскользнуло в его взгляде. — Что ты несёшь? — У тебя ещё есть шанс спастись от вечной темноты, Ривен, пока ты тянешься к свету, — продолжила она, не обращая на его вопрос внимания. — Пока он ещё горит для тебя. Не дай себе погрязнуть во всём этом дерьме. — Но ты же сказала, что я монстр, — возразил он, удерживая всеми силами на губах ухмылку. — Даже монстры имеют право на спасение, — ответила она, не отводя от его глаз взгляд. — Пока горит свет, — он неосознанно затаил дыхание, ожидая продолжения. Ожидая поражения. Когда она добьёт его окончательно. — Но если ты прикоснёшься ко мне против моей воли, он потухнет. — Почему ты в этом так уверена? — усмехнулся Ривен, но его голос выдал его, предательски дрогнув, и Муза поняла, что он претворяется, всё ещё пытаясь выиграть. Но он уже поверил ей. Каждому произнесённому слову. Она гордо вскинула подбородок, дёрнувшись ещё раз, и когда ответила, он, наконец, разжал обе ладони, выпуская её. — Потому что я и есть Свет. У неё получилось победить снова.* * *
Настоящее время
Крик. С её губ сорвался крик боли, такого удушающего отчаяния, что она почти сходила с ума. Муза отчаялась. Признала своё поражения. Приняла его. Потому что смерть, иногда, — это спасение. И она хотела спастись. Очень сильно хотела. И с её уст слетел новый крик. Оглушающий. Он был похож на что-то совершенно ужасное. Она чувствовала, как тёплая, почти обжигающая кровь сочится из открытой раны, пока Сожжённый продолжал убивать её, медленно высасывая из неё жизнь. И она так хотела этого. Она должна была покинуть этот мир, она чувствовала. Смерть находилась совсем близко, мерзко шепча на ухо: ещё рано. Подожди немного. Но она так не хотела ждать. Так не хотела жить, что боль, когда Сожжённый проткнул её живот, стала почти незаметной. Потому что она приложила все усилия, чтобы не замечать её. Приказала самой себе. Она приняла эту боль как должное. И вдруг… эта боль оборвалась, а Сожжённый отшатнулся от неё, опуская голову к груди, в которой так неправильно находился клинок. Так чертовски неправильно. Муза рухнула вниз, накрывая живот ладонью, что мгновенно пропиталась её собственной кровью. И тогда до неё, наконец, донёсся такой знакомый голос, от которого она убежала, когда его обладатель заснул, убеждённый в том, что она уснула раньше. Но это была её маленькая ложь, что превратилось в