***
До звонка еще далековато, но отчего-то я спешу. Знать бы с чем это связано, но какое-то странное чувство словно подначивает меня изнутри. Я бы назвал это интуицией, а Ромео – судьбой. Да, это слово у моего братца едва ли не из разряда любимых, уж очень любит он им бросаться, даже когда бы не следовало. Я же всегда испытывал к фаталистам какое-то легкое презрение. Уж раздражают меня люди, сваливающие ответственность на несуществующие вещи… За такими размышлениями я свернул за угол, торопясь на биологию, когда звук явно разворачивающейся перепалки внезапно привлек мое внимание. – Ты ничтожество. – ломкий мальчишеский голос заставил меня остановиться и, отступив на шаг, замереть за стеной, прислушиваясь. Не то чтобы стычки между классами в нашей школе такая уж редкость, но мне всегда было занятно понаблюдать за конфликтом, если не поучаствовать. И забавно. Тем более когда тот самый ломкий голос принадлежит Грегори Скъяратти – двумя классами младше, из числа прихвостней Тибальта Капулетти. – Еще одно слово и от вашей компании не останется живого места. И кому ты тогда пойдешь жаловаться, а Бальтазар? Своему ненаглядному дядюшке?... Названное имя заставило меня оживиться и, коротко выдохнув, я прикрыл глаза. Бальтазар был нашим с Ромео троюродным братом – скромный, но верный мальчишка, хоть и не без пугливости. За своих в огонь и воду пойдет, даром что также на два класса младше. Я никогда не любил вмешиваться в чужие дела, а тем более драки, но пройти мимо сейчас отчего-то казалось…неправильным. – Эй, Скъяратти! – мой неожиданный и, как я надеюсь, эффектный выход из-за угла отчасти сбил мальчишек с толку. В глазах явно растерявшегося Грегори отразилось какое-то смущение, пополам с не остывшим запалом, подогревая внутри раздражающее недовольство. Потому что лицезреть в этих серых глазах напротив страх было бы куда как приятнее, откровенно говоря. – Брось свои идиотские выходки. – недовольно поморщившись: ну почему только я опять влезаю в эти детские разборки, нет чтобы мимо пройти, продолжаю: -И быстро разошлись по классам, все, пока вас тут не застал кое-кто похуже. Не знаете, что делаете, идиоты! Живо! На мгновение мне показалось, что мелюзга оценила мой миротворческий порыв, так как толпа начала медленно рассеиваться, но, несмотря на это, услышать за спиной столь знакомый и столь ожидаемый голос оказалось привычно утомительно. Я даже успел ненароком закатить глаза от раздражения, прежде чем повернуться лицом к окликнувшему меня… – Связываться с детьми не слишком порядочно, Монтекки. Хотя чего я ожидаю от носителя этой фамилии. – Тибальт Капулетти, собственной персоной, стоит напротив меня, обманчиво спокойный, лишь сверлящие меня серые глаза темнее обычного и сочатся какой-то привычной смесью тупой ярости, презрения и чего-то еще не совсем мне понятного. Откровенно говоря, мне никогда не удавалось понять, а какого собственно хрена сей ободранный кошак постоянно, с какой-то лютой настойчивостью, лез именно ко мне. Наши родственники издавна друг друга недолюбливали, да: в какой-то степени это конфликт не одного поколения, но дядя всегда относился к Капулетти достаточно ровно, пусть и не без неприязни, а Ромео, наш светлый ангел, казалось и вовсе не способен был испытывать подобного рода чувства к кому бы то ни было. На самом же деле ему было просто плевать, если не ударятся в патетику. Мне же, в свою очередь, всегда хотелось быть выше этой дурацкой неприязни, длящейся вот уже около полувека. Но, увы, маска благородства упорно отказывалась укрепляться на моем лице столь же крепко, как на лице кузена. В этом плане мне никогда не везло. Хотя бы потому, что сраный племянник жены Капулетти повелся срываться на меня по тупым причинам, как сейчас. - Окстись, Тибальт. – с брезгливой миной устало выплюнул я. – И последи лучше за своей порядочностью: твои шавки потеряли последние ее остатки. Хотя чего я ожидаю от поклонников Капулетти? – сладким тоном протянул я встречный вопрос, мысленно уже кляня себя за глупую несдержанность. Порой я задавался вопросом: а стоит ли вообще проявлять ее с человеком подобным Тибальту Капулетти? Не лучше ли отвечать огнем на огонь? И, как правило, немедленно находил сам себе ответ. Не лучше, потому что недальновиднее. Самое эффективное средство в борьбе с противником – казаться лучше него, даже если в самом деле таковым не являешься – простая примитивная истина. А может ли кто лучше смотреться на фоне вспыльчивого, неуравновешенного Капулетти, нежели рассудительный миролюбивый мальчик, наподобие меня? Разумеется, я себе очень льстю, ну а кто этим не грешен? - Шавка здесь только одна, Монтекки. - почувствовав себя прижатым к стене, я резко отбрасываю руку Капулетти, тяжело дыша, и страстно желая выплеснуть словесным потоком все, что думаю о нем в этот момент, но… Рассудок предусмотрительно охлаждает мой пыл: вокруг по-прежнему много людей, кажется, даже подтягивается еще больше и лишние свидетели слабости мне тут не нужны. Небрежным движением поправив куртку, смотрю Капулетти прямо в глаза взглядом, лишенным всякого раздражения и ровным голосом, не слишком воодушевленным: это отдает фальшью, скорее здравым, протягиваю: - Боже, Тибальт. - поведя неуверенным движением руки в сторону толпы, произношу: - Я ведь всего лишь хотел их помирить… Не против помочь мне с этим? Разнимем их вместе, это же… - Как же на тебя тошно смотреть, Монтекки! – от этого брезгливого выпада я невольно застыл, чувствуя, как по венам пробегает холодная ярость. Она распространяется метр за метром, словно лед, невольно пробуждая во мне раздражение к самому себе. Сколько можно реагировать подобным образом, почему, черт возьми, меня задевают слова какого-то ничтожества Капулетти?! - Пресмыкаешься перед толпой, как последний трус! – увернуться от кулака, крепко впечатавшегося в стену, мне удалось достаточно проворно и, глядя на шипящего от боли Тибальта, крепко сжимавшего руку после удара, я почти не сдержал улыбку. Тяжело дыша от негодования и болезненных ощущений, Капулетти еле слышно пробормотал какое-то слово, кажется на испанском, но я все услышал. И вот тут уже не смог сдержать настоящую ухмылку, ибо сквернословить на родном языке столь искреннему правдолюбу всегда было до странного неловко. А вот на испанском, который он столь усердно изучал – пожалуйста! - Стой! – окликнул меня Капулетти, стоило мне уже развернуться, дабы убраться отсюда восвояси. Неровен час, сюда нагрянет кое-кто позначимее толпы зевак-младшеклассников, и тогда мне уж точно несдобровать. На секунду мне пришла в голову мысль, позволяющая и хорошенько проучить мерзкого кошака и, заодно, выплеснуть собственный пыл, все еще догоравший в грудной клетке. Почему бы не спровоцировать Тибальта на драку, не начиная ее первым, но тем не менее, дав ему хороший повод для дальнейших неприятностей? Подавив в груди усмешку, я медленно, словно в нерешимости, обернулся: - Пафосно заявлять о мире, стоя посреди разворачивающейся драки: как же в вашем стиле, Монтекки. – на мгновение лицо этого гада исказила ухмылка и я почувствовал как мои кулаки начинают чесаться, а мысль о предстоящей драке все больше затуманивает мозг. Я многое могу стерпеть, но не когда ничтожества, подобные Капулетти позволяют себе раскрывать рот в адрес моей семьи. С губ так и рвутся ответные слова: ядовитые и уничижающие, но следующие слова Тибальта заставляют забыть их в тот же миг. - …именно поэтому я презираю это слово. Точно также как и всех вас Монтекки, и особенно, тебя. Следующие мгновения смешались в памяти в одно, пока мы отчаянно сцепились посреди школьного коридора, не обращая внимания уже ни на какие проявления здравого смысла и окруживший нас шум. Более-менее рассеиваться туман в моей голове начал в кабинете директора, в присутствии нахмурившейся классной руководительницы и мрачно прожигающего меня взглядом дяди. Коротким знаком дядя попросил присутствующих, помимо меня, удалиться и, присев на стул, все также продолжал прожигать меня взглядом. Я инстинктивно повел глазами в сторону, когда дядя резко ухватил меня за подбородок, заставив посмотреть в точно такие же, как у меня каре-зеленые глаза. - Ну и что ты себе позволяешь, племянник? – прикрыв глаза, я усилием воли заставил себя не дергаться, инстинктивно пытаясь избежать сурового взгляда. – Что это была за выходка? Отвечай! Тебя так воспитали, что ты бросаешься на мальчишку Капулетти, как разъяренный дикарь? Резко дернув головой, я вырвался из дядиной хватки, не выдержав, отвел взгляд в сторону, неловко сминая край куртки в кулак. - Прошу прощения за несдержанность, но это не только и не столько моя вина. Тибальт Капулетти ссыпал в нашу семью оскорблениями и я не мог оставить это без ответа… Сглотнув, я перевел дыхание, параллельно пытаясь привести мысли в порядок и обдумывая как же представить все в нужном мне свете. Да тут и представлять ничего не надо было! - Его подпевалы из младших классов устраивали травлю Бальтазару. – на секунду я поймал взгляд дяди и, судя по его выжидающему виду, понял, что от меня ждут продолжения. – Я решил в это вмешаться. Мне почти удалось разогнать их, но пришел Тибальт и…дальше вы уже знаете. – опустив голову, я прикусил губу. – Как вы понимаете, тут нет моей вины. По окончанию моего краткого рассказа дядя выглядел еще мрачнее и вдумчивее, чем ранее. - Формально нет. – он отрешенно разглядывал противоположную стену, сосредоточенно хмурясь. – Но фактически, племянник, тебе не следовало кидаться на Капулетти посреди бела дня. Ты ведь понимаешь, что лишний раз сотрясать воздух между нашими семьями ни к чему? – его взгляд вновь устремился на меня, на этот раз черты дяди несколько смягчились. – Ты ведь неглупый парень, Бенволио. – он слегка коснулся моего плеча каким-то отеческим жестом. - Я все понимаю – молодость, горячая кровь, да… - выражение глаз дяди вновь сменилось на отрешенное и я силился подавить смех. Со стороны все эти ностальгические порывы всегда выглядели кощунственно забавными. – И я ничего не имею против твоих потасовок с другими. Да, мне о них известно. – с нотками насмешки добавил дядя, видимо оценив мое сменившееся выражение лица. – Развлекайся, снимай напряжение как хочешь, к счастью ты достаточно умен, чтобы заметать следы. Но с кем-то из Капулетти не вздумай связываться. – неожиданно дядя поддался вперед в кресле. – Мир с этой семьей и так обходится нам слишком дорого. Я прекрасно понимал, о чем он говорит. Так уж вышло, что наши уважаемые семейства были крепко связаны друг с другом ввиду совместного пребывания фамильных корпораций на экономическом рынке. Около полувека назад наши деды заложили фундамент общего дела, но с тех пор утекло немало воды и какое-то время мы находились едва ли не на ножах. К этому обстоятельству я всегда относился с неким безразличием, а к самим Капулетти – со сдержанной неприязнью. Несмотря на подчеркнутый нейтралитет, члены этого семейства отнюдь не казались мне приятными личностями, а напористость и жгучая неприязнь Тибальта Капулетти подогревала мои негативные чувства. Отведя взгляд, я не смог сдержать эмоций и скривился в легкой гримасе. Невозможность ответить на яростные выпады такого противника как Тибальт уже сейчас вгоняла в удушающее бессилие. - Не гримасничай. – заметил дядя, хлопнув меня по предплечью. – Знаешь, тебе может показаться это патетикой, но жизнь имеет свойство всегда расставлять всех по своим местам. Не ответишь ты – ответит кто-то другой. В тон рассуждений дяди я мрачно усмехнулся, скрестив руки на груди. - Надеюсь, вы правы, дядя. Потому что в таком случае сомневаюсь, что его ждет хоть какое-то подобие нормального будущего.***
Воспоминания обрывками мелькали у меня в голове все то время, пока мы с Капулетти уныло брели вдоль деревьев, под пафосный аккомпанемент играющей где-то вдали скрипки. Обрывок собственной фразы, так нелепо звучащей сейчас, продолжает эхом звучать в моей голове с упорством старой шарманки, словно в укор. Стиснув зубы, я продолжаю уныло брести вперед, уже практически забыв про упорно семенящего позади меня Тибальта. - Не самый лучший прием после долгой разлуки, а Монтекки? – он усмехнулся, что показалось мне едва ли не издевательством, а затем нагнал и практически заслонил путь, заставив меня недовольно зашипеть и бесцеремонно смять в кулаке ворот его куртки. - Что ты ко мне привязался, Капулетти? – в моем нынешнем состоянии было, пожалуй, даже опасно нарываться на драку, да и особого желания я не испытывал, но играть на моем терпении, тем более сейчас, когда оно висело на нитке, определенно не стоило. - По мне не видно, что мне не до вежливых формальностей? Или учеба в Испании выбила у тебя из головы все правила хорошего тона? В таком случае, твоя тетушка будет сильно разочарована. – я резко отпустил ворот, слегка попятившись назад. На какое-то мгновение мне словно бы совсем полегчало, потому что в разгоряченной крови медленно, но привычно тянулось ожидание. «Ну, ударь меня,» - меланхолично пронеслось у меня в голове. – «Хотя бы по старой памяти.» Но выражение стоящего напротив Тибальта ничуть не изменилось, вызывая у меня недоумение. В былые времена он бы не преминул ответить на подобную наглость хотя бы словесно, но…судя по всему, не сейчас. По крайней мере, не прямо сейчас. «Не уж то ты научился владеть собой, сукин ты сын.» - сглотнув, я продолжал в упор смотреть бывшему неприятелю прямо в глаза и его взор оставался столь же бесстрастным…удивительно и даже как-то скучно. Наконец, лицо Тибальта исказила легкая, но отчего-то предсказуемая насмешка. - Боже правый, Бенволио, идут года – ты ничуть не меняешься. Развернувшись, Тибальт неторопливо побрел вдоль тропинки, как бы мимоходом бросив через плечо: - Вид у тебя действительно неважный. Меньше всего ожидал застать тебя таким, признаться честно. Мне казалось тебя ждет нечто большее, чем участь обычной рядовой смерти от передоза. Даже интересно, - он резко хмыкнул, остановившись, заставляя меня рвано выдохнуть. – что Монтекки думают о твоем моральном низложении? – неожиданно развернувшись, он вновь направился ко мне, посмотрев в упор своими карими глазами. – Догадываются ли они насколько у тебя дерьмовые проблемы, а дружок? Ты ведь разлагаешься в столь юном возрасте… - последняя фраза была произнесена несколько иным тоном, со странной смесью привычного укора и совсем не привычной жалости и уж второго я вынести не мог. Лучше бы он и впрямь ударил меня или поносил на чем свет стоит, как в былые времена, но не извергал эту искуственную жалость, эту отвратную псевдомораль, которая, я знал это как никто, была призвана лишь потешить свое тщеславие за счет опустившегося ниже некуда врага. За счет меня. - А теперь пошел отсюда прочь, пока я не опустил тебя ниже некуда, избив тебя до полусмерти прямо на чертовой улице. – приблизившись еще теснее, насколько это было возможно, я прошипел буквально в ухо Тибальта: - И мне плевать что за это со мной сделают твои родичи. Потому что у меня такие связи, до которых твоему чертову дядюшке ползти как до луны. Одно слово – и мы, Монтекки, вышвырнем вас, как драных кошек, как минимум из этого города. – оторвавшись от уха Капулетти, я с вызовом посмотрел на него. К черту все. Пусть рассказывает о моих угрозах кому хочет, мне плевать. Мне плевать уже на все. На все кроме того, на что наплевать уже представляется невозможно опасным для жизни. Внезапно дыхание сперло, а в глазах помутилось, когда я резко соприкоснулся затылком к прохладной коре дерева. Надо мной нависал Тибальт Капулетти с неприкрытой злобой, искрящейся в светло-карих глазах, совсем как в былые времена, наконец-то отбросив свое наигранное спокойствие и удушающую снисходительность, которые, как и ожидалось, были всего лишь спектаклем для самоудовлетворения. Как жалко, предсказуемо и…хорошо. - Не понимаешь что несешь, верно? Совсем поехала крыша с таблетками и порошками. – из горла против воли вырвалось недовольное шипение, когда шероховатая кора дерева сильнее впилась в голову, а рука на горле сжалась несколько сильнее. - А теперь послушай: твое счастье что ты не понимаешь, что за бред несешь. Потому что, - лицо Капулетти приблизилось ко мне, практически впечатывая меня в неудобно жесткую кору и только сейчас я отметил что его черты с годами только заострились. – те связи, о которых ты сейчас говоришь, очень скоро перестанут быть вашим преимуществом, Монтекки. – мою фамилию он практически выплюнул мне в лицо, и самое ненормальное состоит в том, что я не испытал ничего, кроме едва уместного ностальгического порыва, окутавшего меня ощутимым удовлетворением. – Дружба с мальчишкой Скалигером не вечна, Монтекки, уж тем более не вечна, коль скоро его отошлют в клинику, вправлять себе мозг после ваших с ним развлечений. Последнее слово он выплюнул словно до крайности грязное ругательство: с брезгливым отвращением и соответственной миной на лице. Почувствовав свободу, я неловким жестом схватился за саднящее горло, из последних сил пытаясь удержаться на ногах. Мысли и чувства смешивались, в голове лишь настойчиво звучали хаотичные обрывки услышанных из уст Тибальта фраз, вперемешку с дурнотой, какой-то тупой радостью и плохо сочетающимся удовлетворением от того, что маска показного благочестивого спокойствия исчезла с лица моего заклятого…неприятеля. Взявшись пальцами за виски, я устало помассировал их, пытаясь прийти в себя, как вдруг до меня дошло. - Что ты сказал? Клинику?... Но Тибальт Капулетти исчез столь же внезапно, как и появился вновь, в своем неизменном долбанном стиле.