Все ради любви

Бран

Черная фигура на белой лошади темным пятном медленно приближалась к опушке леса. Бран взмахнул сильнее своими вороньими крыльями, с упоением разрезая плотный морозный воздух, и, взмыв выше, уже почти обогнал всадника. Потом спикировал и, едва не задев черные курчавые волосы, снова взмахнул крыльями и, круто поднявшись ввысь, присел на самую высокую ветку ели. Человек безучастно скользнул по нему взглядом и слегка пришпорил коня. «Джон, ты такой предсказуемый», — в который раз подумал Бран. Снизу послышался утробный звук. Красные глаза рубинами казались лишними в этом скудном на яркие цвета месте. Призрак скалился и рычал, высоко поднимая морду. Бран так четко видел его зрачки своими черными точками, каждый острый зуб и волосок, вздыбившийся на крепком крупе. Его протяжное «Ка-а-а-ар-р-р!» только еще больше раззадорило лютоволка. Он мотнул головой, оборачиваясь на своего хозяина, словно призывая его обратить внимание на наглую ворону, и снова принялся высказывать рычанием свое отношение к этой птице. — Призрак! — донеслось глухо. — Оставь в покое бедную птицу. Джон спешился и пошел в сторону волка. «Он стал еще смурнее», — заметил Бран. Его метка — тонкий шрам вдоль лица — стал светлее и меньше заметен, брови словно ниже и толще, да и борода гуще. «Еще пару лет, и он совсем превратится в одичалого», — подумал Бран. Вечно обиженный, недовольный всем Джон. Не желающий верить, что жизнь хоть сколько-нибудь может быть благосклонна к нему. Прячущий своего маленького мальчика-бастарда за холодностью, показной суровостью и безразличием к миру. Один твой отец выбрал правду и честь, другой — женщину, и оба убили себя своим выбором. Ты же от всего отказался, от всего своего, потому что так и не смог поверить, что что-то может быть твоим, и живешь теперь тут, на краю мира, среди диких зверей и людей, таких же диких. В этих меховых одеждах Джон был похож на зверя на двух ногах, на одинокого волка, не имеющего своей стаи. Но и тебе не уйти от себя, не убежать, как и всем нам. Вороном взмыв ввысь и сделав круг над человеком, Бран пока покинул его и полетел дальше. Ему казалось, что он может лететь день, и еще один, и не устать — так хорошо было в теле этой птицы. И дело не только в вороне: здесь, на Севере, в этом месте силы словно вернулись к нему в стократ — он видел на сто лиг вперед и слышал каждое слово и каждый шепот, произнесенный за толстыми стенами, за толщей веков. Красными облаками, приветствуя, звонко зашелестели листья чардрев под ним, когда он приблизился к Богороще. И, казалось, они словно продолжали тянуться за ним, за Браном каждым своим остроконечным кровавым листком, когда он миновал ее и полетел к тому самому главному дереву, под которым когда-то его превратили в Трехглазого ворона. Старое сердце-дерево не приветствовало его, только лениво шелестело от ветра, покачивая большими кровавыми ладонями. Бран осторожно уцепился когтями за ветвь. Он почувствовал себя таким легким в теле ворона, свет разлился по маленькому телу, тихой радостью наполнив каждую его частичку. Не зря он приказал Тириону привезти деревья именно отсюда. Бран был уверен: теперь все получится. Он закрыл свои вороньи глаза, и словно какая-то воронка засосала его под землю. Земля свешивалась комками на тонких белых корнях, пахло сыростью и грибами, тишину нарушало лишь слабое журчание. Бран посмотрел вниз — река стала совсем мелкой. Бугристое дно пещеры было усыпано костями, некоторые были тонкие, словно детские. Детей Леса. Прямо на него снизу смотрел череп: треснувший, одна глазница почти разрушена, и сквозь нее засохшим червяком торчит оборванный корень чардрева. А вот и старый Трехглазый ворон. Скелет без головы и половины костей, словно пришитый корнями к своему трону. Бринден Риверс — так его звали, когда он еще был человеком, вспомнил Бран. И часть его все еще живет в Бране Старке. Где-то в толще всех его жизней, среди всех прочих. Может и он когда-нибудь станет чей-то частью. Того, кто придет после. Он приблизился к тому, что осталось от тела, скользнул по кости руки, она слабо треснула и раскололась вдоль. Тонкие косточки кисти с хрустом упали. Прикоснувшись к корням, Брана словно стукнуло, и стремительно нарастающая паника охватила его. Он словно прилип к дереву, его втягивало, засасывало, смешивало с соками чардрева, и часть его уже чувствовала себя листком, что колышется на ветру, таким тонким, с хрупкими прожилками, одним из многих. Сердце — странно, ведь оно за тысячи лиг на юге, — сердце Брана, оно заныло, скрутило давящей болью. Бран собрал последние остатки сил и взмыл ввысь. Дерево не стало держать его и, к удивлению, легко отпустило. Птичье сердце трепыхалось мелкими, частыми ударами. Бран с трудом взмахнул крыльями. Он нарезал и нарезал круги, то спускаясь ниже, прямо к кровавым, волнующимся, острым, как лезвия, листьям, то, не решаясь снова сесть на дерево, поднимался выше. «Я должен совладать с ним, подчинить его себе. Возможно ли это? Это просто дерево, а я Трехглазый ворон, вся сила во мне, а это просто дерево». Он плавно спикировал и, стараясь унять дрожь в лапках, вцепился в одну из тонких ветвей, которая сразу прогнулась, и ему пришлось, подпрыгнув, сесть на более толстый участок ветви. «Я здесь не для того, чтобы бороться с корой, корнями и ветками». Наконец он освоился, и уже спокойно перепрыгивал с ветки на ветку, не чувствуя отсутствия контроля в перемещении своего сознания. Бран настроился на то, что хотел сделать, ведь, попав в Винтерфелл, он слишком плохо видел и слышал, не понимал, что происходит за стенами, и не слышал голосов даже через стекло, совсем обессилев от такого долгого путешествия. Теперь он мог лишь надеяться, что те птички поют свою песенку у стен замка Королевы Севера каждый день. Это тело было меньше вороньего, и пришлось заново привыкнуть к нему. «Фьють-фью-ують». Его пестрые соседки разлетелись врассыпную, скрывшись в яркой зелени. Брану было все равно, что вдруг заговорившая на незнакомом языке птица сделалась сразу чужой для ее сородичей. Он перепрыгнул поближе к окну, в большой высокой арке. — Что мне делать, Тирион? — Санса опустила тонкие брови, сделавшие ее лицо страдающим и просящим. Ее руки, сжавшиеся в кулачки, плотно прижимались к грубой дубовой столешнице. Тирион покачал головой и отхлебнул из бокала. Потом раскинулся на большом для него стуле и похлопал своими слишком большими для его тела ладонями по кожаным подлокотникам. Он словно обдумывал что-то, ерзая плечами в темно-зеленом бархате и покачивая ногой, не достающей до пола. — Отруби ему голову, — неуверенно произнес он и снова отпил из кубка. — У тебя это хорошо получается. — Это было бы самым простым решением, — она задумчиво повела головой, смотря словно в никуда. — Но это вызовет вопросы. А у лорда Мандерли самое большое семейство, и он наверняка посвятил в свои планы не одного родственника. А я вижу, вижу это в их глазах… — ее лицо скривилось, словно от боли. — Они только и ждут, когда я совершу ошибку, когда приму неверное решение. Север должен принадлежать только Старкам! Но мне не нужна война. — Выйди замуж. Пусть муж разбирается с твоими проблемами. Принимает неудобные решения. А ты рожай детей и будь добродетельной. Люди будут любить тебя еще больше. — Я не собираюсь заводить мужа, — холодно ответила королева. — И сама хочу принимать решения и править. Тирион облокотился на стол и положил свою руку на ее сжатый кулачок. — Я серьезно, Санса. Я, например, согласился бы даже поменять имя на Старк, — он испытующе смотрел ей в глаза. Потом отпустил ее и обвел рукой залу. — Мне здесь у тебя очень нравится. Да Тирион просто смеется над Сансой. Но она права, еще одна война Северу не нужна — это может порушить все планы. Не зря он поддался искушению попасть в Винтерфелл именно в этот момент. Санса — его сестра, а семье нужно помогать. — Тирион, — улыбка тронула ее серьезное лицо. — Ты все шутишь. — Я поговорю с Браном, когда вернусь в Королевскую Гавань, Санса. Наши корабли останавливаются в Белой Гавани, может здесь удастся надавить на твоего Мандерли. Надо сделать так, чтобы он сам отказался от своих притязаний, без твоего давления. Он снова оказался за Стеной. Было уже темно, ворон поднял промерзшие крылья с застрявшими в перьях мелкими противными льдинками. Встряхнулся, сбросив с себя скованность и, не взлетая, несколько раз взмахнул крыльями, разгоняя кровь. Джон уже должен был достигнуть лагеря одичалых. Бран, конечно, слетал бы туда, просто ради того, чтобы еще насладиться свободой полета, ощутить потоки вольного, словно живого воздуха. Но у него есть еще сегодня одно дело, а потом надо вернуться в свое тело в Королевской Гавани. Ежедневные дела Его величества никто не отменял, да и человеческому телу, тем более такому ущербному, как у Брана, нужен покой и здоровый сон. Последний рывок, и равнины, горы и леса промелькнули перед Браном за мгновенье. Белокаменная стена, за ней аккуратно выбеленные дома с покатыми серыми крышами. Он опустился, словно призрак, на мощеную кирпичом, широкую пустынную улицу. Казалось, только завывание ветра меж стен и шорох редкой листвы наполняли спящий город. Луна тускло освещала улицу, оставляя закоулки меж домов в глухой темноте. Издалека донеслись звуки — кто-то вскрикнул, потом засмеялся. Слабыми огоньками вдали Бран заметил горящие факелы и бесшумно пошел в сторону признаков жизни. Широкая улица превратилась в узкий переулок меж высоких стен, и пройдя сквозь темный туннель, он очутился на освещенной площади. Смех и гам доносились из-за приоткрытых дверей какого-то увеселительного заведения. По краям двери горели яркие факелы, не давая заплутать ночным гулякам. Дверь скрипнула, и, ударив ею с треском об стену, из проема вывалился мужчина. Взлохмаченная рыжая шевелюра и осоловелые блестящие глаза над красным мясистым носом ясно говорили, что их обладатель очень пьян. Кто-то крикнул из-за дверей, а мужчина нечленораздельно ответил в ответ и махнул рукой. Его ярко-красный атласный сюртук был распахнут, рубашка наполовину вытащена из узких штанов. Изогнутые короткие ножны поблескивали на его бедре золотыми замысловатыми узорами. Шатаясь и махая мощными руками для равновесия, мужчина направился в темноту, все так же что-то бурча себе под нос. Бран услышал плеск воды, и перед ним, возвышающейся громадиной, переливаясь вощеными округлыми боками, слабо гудя снастями, сквозь темноту возник огромный галеон. В проемах палуб редкими светлячками горели огоньки свечей, корабль медленно покачивался на черных с проблесками луны водах, и каждый его наклон создавал волну, которая с шумом и плеском врезалась в камни причала. Названия корабля Бран не видел; лишь сложенные крупными складками багровые паруса торгового судна Браавоса, прибывшего по делам в Белую Гавань. Бран прошел за мужчиной по качающемуся трапу, проплыл по длинной палубе, заставленной различными тюками и коробами, спустился вниз по лестнице и проскользнул в тяжелую дубовую дверь в каюту. Одна кровать с богатой периной и атласным одеялом, приборы и карты на столе подтвердили его догадку, что мужчина является не самым последним человеком на торговом судне. Капитан тяжело сел на кровать и, откинувшись сразу на спину, громко, со стоном вздохнув, захрапел. За дверью послышался приближающийся шум и голоса. — Гурт, проверим свет на корме и заберем все же тот ящик. — Скорей бы уехать домой. Поди, моя женушка нашла себе нового мужа — того, кто не пропадает месяцами в море с русалками. Послышался хриплый смех, потом кашель. Звуки, удаляясь, смолкли. Бран очутился в коридоре и, посмотрев в сторону голосов, увидел, как двое человек исчезали вместе со светом во тьме. «Так не пойдет. Тут слишком много народу», — подумал Бран. Дощатый пол и стены чернели просмоленной древесиной, источали запах пота и хвои, и Бран смешался с ними, проникая сквозь стены, сквозь твердый, звенящий металл обшивки, в каюты, кубрик, все уголки палубы, на смотровые площадки, где прикорнула ночная охрана. Он тихой тенью прикасался к каждому человеку, погружая уставших, заблудившихся в чужих морях и землях людей в вечный сон, где они наконец-то смогут отдохнуть, где каждый встретится со своей мечтой. Конец их жизни был легок, наполнен снами и покоем, удовлетворительно думал Бран. Наконец на корабле осталось только одно сердце, которое продолжало биться — сердце капитана с рыжей лохматой головой. Залезть в эту голову не составляло труда: пьяный, спящий человек совершенно беспомощен и открыт; он — словно кукла, вся сложность управления которой заключается в привыкании к новому телу. Но не к разуму, который спит и не может сопротивляться. Тело было тяжелым и неуклюжим. Бран махнул руками и широко расставил ноги, чтобы не упасть. Стены и пол плыли перед глазами, расплывались в пространстве, качаясь из стороны в сторону. Бран ухватился за массивное кресло с выгнутой спинкой, чтобы не упасть и осторожно сел в него. Тело было почти послушным, но ему пришлось проникнуть и в разум, чтобы понять где искать то, что ему нужно. После он отправился в трюм. Когда все было закончено, Бран вылил последний бочонок с ромом на себя, и ноги капитана вспыхнули, как свечка. В этот же момент, не ожидая, когда огонь начнет лизать его кожу, Бран выскользнул из чужого тела и только наблюдал, как золотисто-оранжевые змеи, трепыхаясь и треща, разбегаются по всему кораблю. Выпрыгивают из трюмов на палубу и бегут, извиваясь, к мачтам и сложенным парусам, которые вспыхивают, разбрасывая искры и озаряют всю гавань вокруг, пылая словно гигантский костер, с оглушающим треском и гулом. Огромные языки света дергались на серых камнях, отражались в черной воде, освещали темно-синее небо, прошитое прозрачными белесыми облаками. Воздух гремел и гудел вокруг, сгорая, а вода уже шипела от падавших в нее горящих осколков корабля. Если бы у Брана спросили, жаль ли ему этих людей, он бы сказал «Да»: он знал, что тут должна присутствовать жалость и, по большей части, они наверняка были хорошими людьми. Но также он знал и то, что должен был помочь своей сестре Сансе, помочь Королеве Севера. Да, он не дал им в этот раз выбора, но свой выбор они сделали раньше, когда отправились в море. Это их судьба. А он — лишь орудие в ее жестоких руках. Кроме того, эта авантюра отняла у него много сил, понимал Бран, хотя сейчас он и не чувствовал усталости, а только странную гордость, что смог помочь своей семье. Что он не бесполезный и сломанный мальчик. Внезапно он закашлялся от гари и копоти. Странно, у Брана появилось неприятное чувство внутри, словно на него кто-то смотрит. Он резко обернулся, хоть его и не было здесь сейчас, не было его тела, и никто не мог его видеть. «Это страх?» Белесые дома, бегающие и кричащие вокруг люди — все мельтешило и шумело в глазах, ушах, и Бран заткнул их несуществующими руками и зажмурил глаза. Сразу стало тихо, а когда он очнулся, то был уже у себя в покоях, в Красном замке, в Королевской Гавани. Он сидел перед столиком из чардрева и сжимал в руках небольшое яйцо, то самое, в котором еще теплилась жизнь. Бран осторожно положил его на золотую бархатную подушечку и откинулся в своем кресле, разминая, пожимая затекшие плечи. За окном, окрасив небо сизым, опустились сумерки, а на Севере в это время была уже глубокая ночь. В окно с этого положения были видны только остроконечные макушки башенок и белеющий купол септы. Его покои погрузились во тьму, освещенные только одинокой свечой, и Бран, обернувшись на дверь прислуги, передумал, и сам взяв ее в руки, стал поджигать расставленные на столе свечи. Крутить одной рукой колеса было неудобно, но в последнее время он решил, что должен делать самостоятельно все, что может, как бы это не было тяжело или неудобно. Горячий воск падал на пальцы, обжигая их, но Бран терпел, двигаясь вдоль стены и поднося огонек к низко расставленным подсвечникам. Он посмотрел на свои ноги, на штаны, также закапанные расплавленным воском, и подумал: будь его ноги живы, чувствовал ли бы он сейчас что-нибудь через мягкую ткань его одежд? Звон колокольчика разрезал тишину его комнаты. Бран оставил свечу и, подкатив к кровати, дернул за шнурок, ответным звонком давая разрешение войти. — Ваше величество, — вошедший Бронн как всегда услужливо склонил голову. — Я бы не не посмел вас беспокоить в столь поздний час, но Тобис Морти, управляющий отделением Железного банка в Королевской Гавани, очень желает побеседовать с самим королем. — А что же ты, мастер над монетой? — Мои доводы и уверения не подействовали на этого спесивого типа! Простите, Ваша милость, мою дерзость, — Бронн снова слишком театрально поклонился. — В чем заключается проблема, Бронн? «Может, до Железного банка уже дошло известие о пожаре в Белой Гавани? Все купцы Браавоса находились под защитой этой организации, и банк мог попросить короля Шести Королевств, своего самого главного союзника, как-то поспособствовать в разрешении столь неприятного инцидента в Вестеросе, учитывая, что воды, в которых все произошло, находились во владениях сестры». — Это, конечно, не входит в сферу моей деятельности, Ваша милость, что я и сообщил Лорду Морти, мое дело только считать монеты, — оправдывался Бронн, размахивая руками, словно помогая выразить мысль, — и выполнять ваши указы. Его волнует, как он выразился, «стабильность политической обстановки» в Шести Королевствах. А я не вправе обсуждать такие вопросы с кем бы то ни было. Но Тирион, ваш десница, еще не вернулся, и я, видя сколь обеспокоен посланец из Браавоса, взял на себя смелость донести его беспокойство до вас немедля, — и Бронн, шаркнув ногами в скрипучих, начищенных сапогах, низко склонил голову. Король сидел на том месте, где когда-то стоял Железный трон: высокий потолок и колонны украшала затейливая роспись, полотнища с гербами Великих домов свешивались со стен, и, когда тени от жаровен проплывали по стенам, на них попеременно серым, белым, синим и другими всевозможными цветами высвечивались волки, рыбы, птицы. Вдоль колонн неподвижными статуями выстроились ряды гвардейцев, и все здесь казалось замершим, кроме танцующих языков огня и звука щелкающих каблуков, разносящегося эхом по тронному залу. Шаги затихли, и Тобис Морти предстал перед королем. Его темно-пурпурные широкие рукава с прорезями свешивались почти до пола, а частая шнуровка на груди пряталась в сложенном частыми складками округлом воротнике, обрамлявшем худое бледное лицо с черными редеющими прямыми волосами и блеклыми светлыми глазами. Он стоял, гордо выпрямив спину, и словно пытался смотреть поверх короля. «Тщеславен, умен, но труслив», — подумал Бран. — Тобис Морти, управляющий отделением Железного банка, недавно открытого в Королевской Гавани! — громко представил Бронн. — Слуга Браавоса несказанно рад встрече с королем Шести Королевств и выказывает ему всяческое почтение! — Оставим эти формальности, лорд Морти. Что привело вас ко мне в столь поздний час? Морти посмотрел на Бронна, обернулся на ряды гвардейцев. «Он хочет поговорить с глазу на глаз», — догадался Бран. Бронн, качая головой и с недовольным выражением лица развернулся и пошел к выходу, туда же за ним вереницей направились гвардейцы, гремя своими латами. — Подрик! Останься! — приказал король, когда и тот собрался спуститься с пьедестала. — Да, Ваша милость, — тихо прошелестел Подрик и скрылся тенью за спиной короля. — Железный банк обеспокоен, Ваше величество. Некоторые области Шести Королевств высказывают явное недовольство сложившимся порядком, — высоким голосом сказал Морти, когда они остались одни. — Это не должно вас беспокоить, Морти, — равнодушно произнес король. — Шесть Королевств — шесть домов, в каждом доме множество вассалов. В этом мире все время кто-нибудь чем-нибудь недоволен. А я, как король, являюсь гарантом стабильности. Это мой долг, Морти, не ваш. — Мы рады, что вы в полной мере осознаете ваш нелегкий долг и труд, но мы настраиваемся на серьезное долгосрочное сотрудничество. Вкладываем деньги… — И берете наши, — осек его Бран. — Мы могли бы помочь вам решить ваши проблемы, — осторожно сказал Морти. — Не стоит беспокоиться. И я уверен, что в ближайшем будущем мне не придется задавать себе вопрос, что случилось с Ярой Грейджой или Мартеллом, но это я могу помочь вам решить ваши проблемы и сказать вам, лорд Морти, что случится с Феррего Антарионом, вашим Морским владыкой. Морской владыка, правитель Браавоса, был тяжело болен и со дня на день должен был умереть. Не в этом ли была причина столь поспешного разговора и желании удостовериться, что банк вкладывает свои деньги не зря? Бран точно знал, кто поможет Феррего Антариону отойти в мир иной. Железному банку и лично Морти такая информация была бы как нельзя кстати. — Мы наслышаны о ваших, так сказать, выдающихся способностях, Ваше величество, но где гарантия в правдивости ваших слов? — А как поживает ваша жена, Роза Морти? — неожиданно спросил Бран. — Я слышал, она интересно проводит время в ваше отсутствие. «Я буду скучать по тебе, Тобис», — сказала она вам на прощание. И назвала вас… Напомнить вам, как она вас называла? — это был не совсем честный ход, но ничто не влияет на людей так сильно, как что-то личное. Худое лицо Морти вытянулось еще больше. Он молчал, поджав губы и, казалось, думал. «Пусть подумает, он понял намек про жену. До Тобиса давно доходили слухи, что она завела себе любовника, да не абы кого, а человека, связанного с работорговлей. И это не обрадует соратников Тобиса Морти». Морти вдруг оживился и улыбнулся, приняв решение. — Ваше величество что-то говорило про Морского владыку? Совету Железного банка это интересно, как нельзя кстати! Я думаю, тут Железный банк и Шесть Королевств найдут взаимопонимание. — Думаю, мы уже его достигли. Обсудим это завтра, Морти. Король устал. — Конечно-конечно, — Морти потупил взгляд в пол, пока Подрик спускал короля по наклонной, специально сделанной для Брана платформе. А когда король уже проехал мимо, до слуха Брана донеслось: — Еще моя жена… Король обернулся и молча кивнул головой, давая понять, что все расскажет в свое время. Скрипя колесами по тронному залу, Бран подумал, что он совершил ошибку, не намекнув сразу о ценности предоставляемой им информации и не получил заверений Морти на дополнительные возможные уступки в будущем. Ведь как-то надо было еще замять пожар в Белой Гавани — у Сансы непременно возникнут с этим проблемы. В Палате Малого совета по прибытии короля были только Тирион и Лорд-командующий Королевской Гвардии Бриенна Тарт. Рослая, закованная в панцирь доспехов, она казалась горой по сравнению с маленьким Тирионом, который перебирал бумаги, сидя за столом. В руке он держал прибор для чтения — два круглых стёклышка на металлической перекладине. Тирион то подносил их за держатель ближе к лицу, то отдалял от своих глаз, вглядываясь в очередное письмо, присланное вороном. Доспехи Бриенны шумно загремели, когда она торопливо встала, завидев короля. — Ваше величество. — Ваша милость, — Тирион не спеша сполз со стула и одернул камзол. — Мы не ждали вас. Тирион должен был навестить короля с утра, чтобы отчитаться о своем путешествии на Север, но Бран, не дожидаясь его, отправился в сад к единственному чардреву, а потом, когда ему донесли, что Тирион сам направляется на его поиски, немедленно отправился на сеанс к лекарю. — Я слышал, вы искали меня, лорд-десница, — Бран в упор посмотрел в глаза Тириона и дождался, пока тот моргнет. — Я был занят. — На все воля короля, — Тирион склонил голову. — Подрик, можешь пока быть свободен. «Я не хочу ничего слышать! Я женатый человек!» — донеслось из коридора, и в комнату вошли мастер над кораблями, лорд Давос Сиворт и мастер над монетой, лорд Бронн Черноводный. Почтительно поприветствовав короля, вошедшие подошли к столу, Давос Сиворт не спешил сесть на место, как и Бриенна, и только Бронн почти плюхнулся на стул, ничуть не смущаясь присутствия короля. Великий мейстер Перси Альвинг, как всегда сгорбившись, прошуршал к столу и, немного помявшись, тихо поприветствовал Брана, словно только что заметил его, а затем сел. — Можете начинать, — Бран видел, что должен дать отмашку, иначе Тарт и Давос так и будут стоять по стойке смирно. — Не обращайте на меня внимания. — Как мы можем не обращать внимания на самого короля? — Тирион был почти недоволен, но все же сел. Все уселись, и в воздухе снова повисла гробовая тишина. Дверь снова хлопнула, и со сквозняком в комнату ворвался пряный аромат гвоздики, а вместе с ним и Мор Кворгил, размахивая полами своих шелковых дорнийских одежд. — Ваше величество, — заглянул он в глаза Брана своими, черными и глубокими, как бездонные колодцы, и, быстро и бесшумно пройдя под неодобрительные взгляды, сел на свое место, как решил Бран. — Ну, что ж, начнем, — открыл заседание десница. — Если, конечно, король не против. Бран улыбнулся и покачал головой. Он видел общее напряжение: тут он появлялся крайне редко и теперь, явившись без предупреждения, явно внес сумятицу в обычный ход вещей. В последнее время он стал находить забавным делать вещи, от которых люди кажутся смущенными, как, например, утреннее игнорирование Тириона или свое внезапное появление на Малом совете. Эти не знающие куда себя деть глаза, нервные руки и позы, сбивчивые ответы невпопад — все это такое живое, естественное, без обычных масок и придуманных для себя ролей. Но у каждого короля есть свои маленькие слабости, и эта простая забава Брана была сущим пустяком. — Лорд Черноводный? — А что я? Я просто жду, когда кто-нибудь опять начнет клянчить у меня деньги! — Банк без проблем отпускает вам необходимые суммы? В прошлый раз вы жаловались на то, что они пытаются все контролировать… — Проблем больше нет, лорд-десница, — Бронн с интересом глянул на короля, — сегодня утром на текущие расходы поступило пять тысяч драконов. — Тогда, надеюсь, в этом месяце вы сможете выделить мне немного на тренировочные мечи для школы рыцарей? — пробасила Бриенна. — Свои инстинкты вы могли бы реализовать как-то иначе, вам не кажется? — Бронн! — осек его Давос. — Что? Королевская гвардия не место для кумушек! Бриенна Тарт с грохотом встала и нависла над столом. — Если я сделаю что-то не так. Если король будет недоволен моей службой, — чеканила она слова. — Мне скажут это и без вас. Лорд-десница. Или сам король! Но уж никак не мастер над монетой! — Так, успокойтесь все, — попытался перебить их Тирион. — Мастер над монетой выделит вам денег, Лорд-командующий. С этим покончено. Сир Давос? — Я денег требовать, конечно, не буду, — в своей манере издалека, мягким голосом старика, повидавшего многое, начал мастер над кораблями, — но пару недель назад наш корабль атаковали у залива Разбитых Кораблей. — Там рядом Ступени, — склонившись над столом, шепеляво напомнил мастер над шептунами, подергивая тоненькими усиками. — Пристанище всех местных пиратов. — Я в курсе, уж мне ли не знать. Но команда клянется всеми Богами, что эти подонки были железнорожденными. Одежды, говор — все указывает на них. — От Железных островов далеко, — резонно заметил король. — Пока Железные острова немного теребят Запад, — Тирион тяжело вздохнул, — и Север, простите, Ваше величество, чем, собственно, они всегда и занимались, проблем тут особых нет. При ухудшении обстановки отправим туда отряд. Они могут остановиться, например, в Утесе Кастерли… — Почему бы им не отправиться прямиком в Узкое море, к заливу Разбитых Кораблей? На Тарте самое удачное место для охраны морского пути, — вспомнила про отчий дом Бриенна про отчий дом. — Я вовсе не против, Лорд-командующий. Но, кажется, там уже стоят наши военные ладьи и когги. — Лорд-десница прав, Бриенна, — подтвердил Давос. — А что скажет лорд Кворгил? — король решил вмешаться. Мор потер тонкий, длинный нос и словно нехотя начал: — Конечно, Яра Грейджой высказывает мысли о большей независимости — это не новость. Но в последнее время пыл ее поугас. Северяне в этом сильно помогли нам, Ваше величество. Кроме того, двое из ее племянников служат на наших верфях, не считая пары дюжин корабельных мастеров. А что касается тех пиратов, что атаковали наш корабль — это железнорожденные, да, но отщепенцы. И Грейджои им не указ. На вашем месте я бы больше беспокоился о Долине Аррен. — Роберт Аррен — кузен короля, и Аррены — преданнейшие вассалы короны, — напомнил Тирион. — Но с тех пор, как старый Ройс умер, упокой Семеро его душу, — Кворгил возвел круглые глаза в потолок, — молодой Аррен собрал вокруг себя значительно количество местных лордов, таких же молодых и… глупых. Простите, Ваше величество. Борделей в Долине теперь больше, чем во всем Вестеросе. А лорд Аррен славится слабым характером и стремлением подчиняться сильным женщинам. — И? На что вы намекаете? — Тирион не мог сдержать улыбки. — Что кто-то более сильный и не совсем угодный короне возьмет Робина в оборот? — Да, именно это я и хочу сказать. Тут надо действовать на опережение. — Отправим ему мудрого и верного Шести Королевствам советника? Или лучше советницу? — не переставая улыбаться, задумчиво произнес Тирион. — Как же вы упустили столь важный момент, мастер над шептунами? Еще во время болезни Ройса там все должно было быть забито вашими людьми. — Там предостаточно моих людей, но чтобы таких, имеющих сильное влияние на Робина… Чрезвычайно непостоянный молодой человек в своих привязанностях. Он, конечно, кажется безобидным, но, как я уже говорил, дело времени, когда его возьмет под контроль более сильная личность. — Надо женить его, — неожиданно сам для себя дал ответ король: эта игра сегодня отчего-то его увлекала. — О-о, мудрое решение, Ваше величество! — закивал головой Мор. — Так вот вы и подумайте тут о подходящей партии для моего дорогого кузена. Будь его сестра, Санса, женщиной другого склада ума и характера, она сама бы давно женила на себе Робина Аррена, как это было когда-то задумано его матерью, Лизой Аррен, усилив тем самым влияние Севера на остальной Вестерос, а там, как знать, и расширив его земли. Но Санса была еще слишком молода, чтобы навсегда распрощаться с мечтой о счастливой семье, несмотря на все беды, что на нее обрушились в столь раннем возрасте. В глубине ее голубых ледяных глаз, тогда, под листьями чардрева в Винтерфелле, Бран видел это, видел, какой глубокий след оставила в ее душе их когда-то дружная семья. Мать, отец, их такие неиспорченные отношения, сила их семьи, которая всегда служила путеводной звездой для всех их детей, и всегда будет внутри Сансы — пусть и не признанным ее разумом, но все равно идеалом. Одно время ему казалось, что он утерял эту связь, что он больше не Бран, он Трехглазый ворон раз и навсегда. Но с прошествием времени внутри себя Бран начинал чувствовать это тепло, этот маленький огонек причастности к другим людям. Это вносило смуту в его разум, путало планы и мысли, но это было странно приятно. Потом Малый совет опять перешёл к финансированию, связанному с королевским двором, с благоустройством бывшего Блошиного Конца и Рыбного рынка, и Бран заскучал, почти не слушая своих советников, а углубившись в разглядывание паутины в углу комнаты. Никто ее не видел, даже слуги — или не хотели видеть, — но там, в самом темном углу, между стеной и золотой лапой каменного сфинкса, чудом уцелевшего во время всепоглощающего пожара, плотной пелериной расположилась паучья идеальная сеть, а на ней и сам паук, мохнатый, с восемью ломаными лапками, большими черными глазами и жвалами. Он полз, высоко поднимая лапы, то замедляясь, то ускоряясь к своей жертве — серому мотыльку с черно-красными, как обгорелые камни старого Красного замка, круглыми пятнами на мохнатых, с проплешинами от попыток освободиться крыльями. Быть мотыльком было неприятно: липкая паутина намертво прилепила его лапки и тельце, и это ощущение невозможности пошевелиться, не только ногами, но и всем телом, вселяло панику в Брана, и сердце начинало бешено биться, а ладони потеть. Сама же кроха явно не понимала бедственности своего положения: ее память была настолько коротка, что ей казалось, что она попала в сети только что, и стоит лишь раз поднапрячься — и путы спадут, и она раз за разом бесполезно дергала телом, ломая свои хрупкие крылышки. В пауке же была ловкость и сила… — Ваше величество! — резкий шепот заставил Брана открыть глаза. Мейстер Альвинг отстранился от него, прикоснувшись к плечу своей большой тяжелой ладонью. Остальные, казалось, и не заметили, что он заснул. Так они должны были думать. Бран благодарно кивнул Альвингу. «Хороший человек». Король снова попытался вникнуть в нестройный хор голосов Малого совета. — С налогами у меня все в порядке! — уверенно поднял ладонь Бронн Черноводный. — Не знаю, как там со сбором репы и лука, это не моя юрисдикция, но торговцы и крестьяне исправно платят в казну. Есть, конечно, некоторые отдельные несговорчивые, но я с ними работаю. Лорд-командующий леди Тарт не даст соврать. Бриенна скривилась. Она была в курсе, что несколько отрядов хорошо поработали с этими несговорчивыми. Или ей просто не нравилось обращение «леди». Бран оглядел остальных: Сиворт, по обыкновению, опустил глаза, как только встретился со взглядом короля; Мор Кворгил, думая о чем-то своем, шевелил тонкими губами и перебирал сцепленными пальцами; Тирион внимательно разглядывал какое-то письмо, держа его на вытянутых руках и откинув голову. — Великий мейстер, мы получили подтверждение из Цитадели, что на дворе самое, что ни на есть, настоящее лето; даже, скорее, его начало! А эти ваши звездочеты и зимовники просто решили порадовать нас, людей. Выгляните в окно — ни одного желтого листочка, — Тирион был серьезен и сосредоточен. — Я своими глазами видел улетающий журавлиный клин! — Альвинг почти кричал, но тихо и медленно, словно ему было тяжело ворочать языком. — А ласточки у моего дома никуда не собираются. Вьют гнезда под крышей и не дают спать по утрам, — мастер над шептунами решил вставить свои пять грошей. — Вот! — Я не знаю, что с вашими птицами происходит, была я на днях в лесу, — прогремела Бриенна, — так много упавших каштанов еще не видела. А это, как вам известно, бывает только осенью. — Бран первый раз слышал о каштанах. — Сир Давос? А как обстоят дела на море? — Тирион решил рассмотреть вопрос со всех сторон. — Что сказать. Туманов в Узком море действительно стало больше. Впрочем, море можно назвать спокойным. Что кажется странным, впрочем, простите мою прямоту, мейстерское дело я не изучал. Но течения вод и вправду поменялись. Рыба идет за теплой водой, как говорят рыбаки, и в последнее время с этим у них сплошная путаница, — мягкий голос Давоса был пропитан неуверенностью в своих словах. — На нерест пошли и златобрюшка, и скобра, хотя одна это делает весной, а другая ближе к осени. — Да, морские воды — это вам не цветочки, — Тирион положил на стол глазные стекла и потер переносицу. — Капризы природы, что я еще могу сказать. Но в вопросе сезонов мы должны доверять Цитадели. — А я бы проверил, — Бран решил обратить внимание на себя. — Мы с Альвингом разберемся, в чем дело. Так ведь, великий мейстер? Старик по-доброму улыбнулся королю и склонил голову. — Да, Ваша милость. Быть может, вы и ваш покорный слуга даже сделают открытие. Кто знает? — На этом предлагаю закончить. Если, конечно, наш король не против, — Тирион был как всегда учтив. Бран кивнул головой, давая понять, что он согласен. Все, отдав почести королю, стояли не шелохнувшись, словно ожидая, пока Бран даст указ. Он смотрел на их склоненные головы, прямые спины, сжавшиеся в кулак пальцы, своих советников, которые зачастую не могли договориться сами с собой, которых жизнь совсем не готовила занимать столь высокие посты — быть может, разве что Тириона. Но их объединяло одно очень важное качество — все они были хорошие, добрые люди. Они могли быть не согласны друг с другом или даже с королем. Но никогда бы не стали плести интриг или принимать решения, которые вышли бы боком людям, населявшим Шесть Королевств. «Хотя, конечно, они не так умны, как их предшественники», — с сожалением думал король, но тут же говорил себе, что это и к лучшему. Они как открытая книга, и, чтобы прочесть их мысли, не нужно даже обладать даром, которым обладал Бран. И все они были верны короне. Все, кроме одного. — Король не против, — тихо сказал Бран. Никто не шелохнулся. — Совет окончен! Оставьте нас с десницей. Бронн, Бриенна, Мор, Альвинг — все, кланяясь, и с неизменным «Ваше величество» покинули комнату, только мастер над кораблями отчего-то топтался на месте, и Бран почувствовал легкое раздражение. — Лорд Давос? Вы хотели что-то спросить? — Да, Ваше величество, то есть нет, это может подождать, не смею вас отвлекать, — и он направился к выходу. — Отчего же. Лорды Малого совета — самые важные люди в королевстве. Ведь именно вы обеспечиваете стабильность и мир в Шести Королевствах. Я всего лишь король. — Я… я хотел поговорить с вашим десницей. Но это подождет. — У вас секреты? Но этого не может быть, — попытался пошутить он. — Нет, нет, конечно, Ваше величество! — Давос не знал, куда себя деть. — Так говорите. Не задерживайте короля. Давос обернулся к Тириону. — Я просто хотел спросить про Джона, — выпалил он. — Тирион ведь только что вернулся с Севера, был на Стене. Как там Джон Сноу? — Да, как там мой брат Джон, лорд-десница? — король тоже обратился к Тириону. — Мы, к сожалению, не успели с вами поговорить сегодня утром. Бран и без Тириона знал, как там его кузен, знал, что для Джона это было лучшее, что ему могла дать сейчас жизнь, что Вестерос южнее Стены — только противоречивые болезненные воспоминания для него. Но они трое — Бран, Тирион и Давос — когда-то были близкими людьми для Джона Сноу, и Бран понимал, что общие воспоминания о нем сейчас, в этой комнате прозвучать просто обязаны. — Э-эм… Я видел Джона и говорил с ним, — Тирион словно не хотел рассказывать. — Он верно служит Ночному Дозору и Стене, Ваше величество. — Вы рассказали ему про Сэмвелла Тарли? — Да. Он, конечно, расстроился, Сэм был его лучшим другом. Раньше. — Ваше величество! — Давос словно обрел уверенность. — Прошло уже много времени, может пора вернуть Джона обратно? Безупречных давно нет и о них ничего не слышно. От моряков я даже слышал, что большая их часть погибла на Наате. Дотракийцев в Шести Королевствах по пальцам пересчитать, — он, говоря с жаром, выставил свою культю в доказательство. — Разве он заслужил это? Ваш брат? Он мог бы вернуться на Север, в свой Винтерфелл, мог бы служить вам, завести семью, детей, он имеет право навестить кости своего друга! Разве нет? — Давос… — Тирион попытался остановить его речь. — Ничего, Тирион. Лорд Сиворт просто беспокоится за нашего Джона, — Бран не первый раз слышал эти представления Давоса, которые не являлись мечтами Джона. — Я не думаю, что Джон несчастен там, Давос. Он всегда мечтал о Стене, с детства, всегда хотел оказаться там. Я знаю это. И даже если бы я издал указ, он бы не вернулся. Я знаю своего брата, — Бран говорил уверенно, ведь это и была сама правда. Давос сразу сник. — По крайне мере, он бы решил это сам. И вы давно не дети, простите меня, конечно, Ваше величество, а Джон тоже был королем… — он развел руками. — Я просто не понимаю… — Я подумаю над этим, лорд Сиворт. Давос не знал об истинном происхождении Джона. А те немногие письма, что успел отправить Варис, с течением времени и благодаря убеждениям превратились просто в безумную идею выжившего из ума евнуха, служившему множеству королей и предавшему их всех до единого. Раскрывать правду тем, кто точно знал, не было никакого резона: все прекрасно понимали, что и Джон не желал бы этого. Более того, стань этот факт достоянием общественности, это могло бы нести угрозу его жизни, ведь в Вестеросе больше врагов Таргариенов, чем друзей, а после сожжения Королевской Гавани их стало еще больше. Редкие сочувствующие Таргариенам лорды посчитали бы, что Джон сам хотел занять Железный трон, убив Дейенерис; для всех прочих дом Таргариенов прочно стал именем нарицательным и человек, носящий это имя, имел бы вечное клеймо безумца и исходящей от него опасности для всего живого. Впрочем, слухи об интересных отношениях между Драконьей королевой и бастардом Джоном Сноу в народе ходили, и Бран даже слышал от Тириона, что певцы слагали жалостливые песни о любви и предательстве. Но никто, кроме самого Джона и Брана не знали, что случилось на самом деле в тронном зале, что привело Дейенерис к безумию — никто не видел всей картины. Даже Тирион и сестры могли лишь только предполагать и ужасаться, что имеют к сожжению Королевской Гавани хоть какое-то отношение. Они никогда не говорили об этом, оставив все в прошлом, и хотели, чтобы там же остался и Джон. Ирония заключалась в том, что королем в те смутные времена стал не только Бран, но и Бринден Риверс, бывший до Брана Старка Трехглазым вороном. Сам Риверс же был бастардом Эйгона Четвертого. Знаменитый колдун и интриган, бывший десница и мастер над шептунами, серый кардинал Семи Королевств. Бринден, как Трехглазый ворон, многому научил Брана, а ставши сам Трехглазой вороном, Бран заполучил и частичку его души и желаний, когда-то живших в нем. Ведь ничто не умирает в нас навсегда, все события и наши самые заветные мечты навсегда сохраняются в глубинах нашей памяти. Сам став Трехглазым вороном, Бран стал и Риверсом с кровью Таргариена, так желавшим власти. Бринден Риверс был необычайно силен на Севере, где живительная сила Старых Богов была велика, и Бран точно знал, что делать и говорить, чтобы добиться желаемого. Их цели совпадали: так или иначе, заполучить трон означало избавиться от Дейенерис и сохранить семью Старков. Бринден стремился к трону, Брану нужен был независимый, не пылающий огнем или скованный намертво льдом Север и Старк в Винтерфелле. Они двигались в одном направлении, но здесь, на Юге, Бринден стал меркнуть и слабеть, как и силы Брана, как Ворона, но сам Бран Старк стал ощущать себя более живым, словно стали ослабевать невидимые оковы, и только он, сын Неда Старка, мог сам распоряжаться своими мыслями и потребностями. Бринден блеклой тенью все еще жил в нем — он и не мог исчезнуть навсегда, Трехглазый ворон навсегда связал их, сделав одним целым. И иногда Бран не мог разобраться: истинны ли его слова, или это желания Бриндена? Тогда он думал о Винтерфелле, о его мощных шершавых теплых стенах, о влажном носе Лето, вспоминал улыбку матери и строгий снисходительный взгляд отца и понимал, что он — это все еще он. — Тирион, вы поможете мне? — Подрик был где-то в коридоре. Десница зашел за его коляску. Бран почувствовал легкий толчок в спину и уже пожалел о том, что попросил Тириона: тому было явно неудобно толкать своими короткими ручками его кресло. — Так как там Джон на самом деле? — Мы мало говорили, — Тирион замолчал. — Он больше проводит времени за Стеной, чем на ней. — Джон всегда тяготел к этим людям. — Но и с ними он не нашел покоя. Так мне показалось. — Ты тоже считаешь, что надо вернуть его? — Я не знаю, Бран, — наедине Тирион всегда был проще, — я не знаю, чего хочет Джон, не знаю, как будет лучше для всех нас. Знаю только, что часто то, что мы хотим — невозможно. — Ты ведь еще заезжал в Винтерфелл, — «Надо дать Тириону возможность рассказать о Сансе». — Да, Ваше величество. У Сансы возникли небольшие проблемы… Брана снова дернуло в кресле, когда Тирион перевез его через дверной проем. В коридоре стояла Бриенна и о чем-то оживленно разговаривала с Подриком. Она смеялась и похлопывала его по плечу своей тяжелой рукой. На широком лице Подрика расплылась широкая улыбка и он кивал ей, словно соглашаясь. — Подрик! — но слуга не услышал его тихого голоса. — Подрик! — крикнул Тирион. Они наконец обратили внимание на короля, и их лица сразу стали серьезными, а та легкость, которая окружала их разговор, моментально исчезла, и Подрик стремглав бросился к Брану. «Они боятся меня, — сделал неожиданный вывод для самого себя Бран. — Но разве это не должно быть так? Я же король. Даже Тирион избегает разговаривать со мной. Кто я для них? Просто сломанный странный человек, который все про всех знает. Что с того, что я, как сказал Тирион, «память всего мира», если люди не хотят помнить. Они не хотят знать, что кто-то там совершал те же ошибки, что и они, считая себя уж наверняка умней своих предшественников. Но разве это должно меня волновать?»