Все ради любви

Дейнерис

Прислужницы хлопотали вокруг нее уже второй час, поправляя и прямо на ней подшивая свадебное платье, а Дейнерис все переступала с ноги на ногу, пытаясь унять ноющую боль в пальцах из-за тесных туфлей.  — Ваша Светлость, — девушка с желтыми, как шелк, волосами, осторожно подняла ее руку. — Позвольте. Тонкие пальцы с иглой затанцевали над длинным широким рукавом платья, выводя последние штрихи замысловатой серебристой вышивки. В высоком отполированном зеркале была видна вся ее комната: широкая кровать, покрытая алым шелком, полированные красные столбики на которых стоял навес над ложем, погасший очаг за решеткой, яркие гобелены, украшавшие стены. Ее ночи, в которые она пыталась заснуть на этой слишком мягкой кровати, были полны беспокойных снов и тревоги, и сейчас, когда, казалось, скоро свершится то, что непременно все изменит, Дейнерис было странно ощущать пустоту внутри и ничего не чувствовать — ни волнения, ни страха, а только желание закрыть глаза и уснуть. Дейзи, уже старая служанка, пропахшая кислым потом, с серебряными прядями в черных волосах, щелкнула и слегка толкнула ее в живот, когда застегнула пряжку на металлическом поясе. Витые драконы тяжело легли на ее бедра и цепь чешуей опустилась вниз по ногам, прижав белый шелк. Дейнерис потрогала ожерелье, плотно облегавшее шею, почти ошейник, так показалось ей, когда она примерила в первый раз подарок Брана. Широкий, из множества серебряных цепочек со свисающими маленькими голубыми камнями и на самой длинной цепочке — черное крыло ворона. Эта деталь казалась ей лишней, но спорить она не стала. Брак был политическим, так стоит ли выражать недовольство такой сущей мелочью, как неудавшееся колье? Он мог легко казнить ее — ее, и Джона, и всех, кто был с нею, но не стал, и в какой-то степени Дейнерис даже была благодарна Королю Шести Королевств, проявившему ум и волю. Она совсем не думала о том, что будет дальше, после свадьбы, ведь своего будущего мужа Дейнерис не знала, несмотря на давнее знакомство в Винтерфелле, и не представляла своего места при королевском дворе. Бран казался ей тогда странным мальчиком, который, в лучших традициях Старков, не побоялся рисковать своей жизнью ради спасения всех. Именно он первый уверился в том, кем Джон Сноу был на самом деле, но что взять с мальчика-калеки, обремененного таким даром, как видеть всё? Это могло лишь приносить ему страдания и тяжесть, и наверняка он отказался бы от всего, что уготовили ему его боги, верни они Брану прежнюю жизнь с ногами. Это почти, что быть Таргариеном и обладать драконом, что может завоевать для тебя весь мир, но разве была сама она от этого счастлива? Может, она сможет понять его, а он ее, и вместе они смогут сделать Вестерос хоть немного счастливее. И Джон любил своего брата, и он бы не стал так заботливо к нему относиться, будь Бран плохим человеком. Поэтому он и отказался тогда от нее — Старки были лучше. «Быть может, я тоже смогу?» В груди закололо, как если бы игла, что танцевала по ее платью, пронзила ее насквозь. Косы плотно облегали голову, закручиваясь на макушке змеями в плотный клубок. Туда она и спрятала колокольчик, маленький и никем не замеченный, сама не зная зачем. Ее воинственность давно утихла, но этот маленький кусочек железа казался чем-то очень важным, частичка памяти, частичка ее самой. Как тонкая ниточка, что связывала ее с прошлым, которое никогда нельзя забывать.  — Возьмите, Ваша Светлость, — желтая гладкая головка склонилась в поклоне, а тонкая рука протянула прозрачный маленький граненый флакон. Стоило Дейнерис извлечь пробку, как в нос ей ударил сильный сладкий аромат.  — Это слишком. Я буду похожа на бочку с горячей патокой. Другой был не лучше, слишком резкий, а вместо сладости пронзал кислым металлом.  — Что за запах? — Эли, весь в золотом, почти ворвался в ее покои, и она была рада, что он воспользовался дверью, а не тайным ходом в шкафу, о котором рассказал Джон. Вчера они проверили, куда ведет лаз из ее комнаты, и Эли, минуя множество узких коридоров, в итоге оказался у стен Красного Замка с южной стороны залива, почти вывалившись в колючие раскидистые кусты, надежно прятавшие вход. Эли приготовился к торжеству во всеоружии: покрытый плотной шелковой вышивкой дублет топорщился пышными рукавами, сквозь разрезы которого проступали темно-бордовые рукава рубашки. — Принцесса! Ты прекрасна! — сложив руку на груди и склонив кучерявую голову, он оглядел ее с ног до головы. — Не хватает самой малости.  — Что? — Дейнерис придирчиво оглядела себя в зеркало. Все казалось на месте: и простое свободно ниспадающее платье, и аккуратно уложенные волосы.  — Вот, — в его руках появились цветы — нежно-голубые, с курчавыми лепестками. — Так будет лучше. Он аккуратно прикрепил их к ее волосам, и даже старая Дейзи одобрительно закивала головой, потирая руки о серый передник.  — Скоро придет десница Тирион, Король пожелал, чтобы он сопровождал тебя до септы, — звонкий голос Эли показался Дейнерис опечаленным.  — Это всего лишь формальность, Эли, — вчера он сказал, что сам бы желал отвести ее к алтарю. — К тому же, ты слишком молод для посаженного отца.  — Да, — он уселся за столик и нервно налил в бокал фруктовой воды из кувшина. — Жалко, что не вино. Он был твоим десницей, Дейнерис, ты погибла, а он снова прислуживает очередном Королю. Тебе не кажется это странным? Разве такой человек должен быть с тобой в этот день?  — Оставьте нас, — устало произнесла она. Когда служанки вышли, Дейнерис наконец отвернулась от зеркала и посмотрела на Эли. — Я хотела казнить его. Ты понимаешь? А до этого я не послушала своего десницу и была убита за это. Убита Джоном Сноу, что спас нас тогда в лесу. Все так запутанно, Эли, — Дейнерис села рядом. — Но я хочу начать новую жизнь. А все прошлое оставить в прошлом.  — Грибочек сердится. Она считает, что ты должна поехать с ней на Север. А со Сноу ехать не хочет.  — Я знаю, — Дитя Леса невзлюбила его сразу, Дейнерис казалось, что это похоже на ревность. — Но Джон хороший человек, он поможет ей. Я в этом уверена, — «Хороший для всех, но не для меня». — Он уедет на Север, а я останусь здесь, — как можно увереннее сказала она. Она провела рукой по гладкой столешнице, и только сейчас заметила, что на ее желто-красной поверхности, под кувшином и подносом с яблоками, изображены львы.  — И что ты нашла в нем? Нет, он, конечно, симпатичный… Но странный какой-то.  — Бран — хороший Король. Люди любят его, — она поставила тяжелый кувшин на львиную голову и теперь он стоял словно в центре костра.  — Ты знаешь, что я про другого.  — О! — она посмотрела на Эли, как можно более спокойно. — Нет же, Эли.  — Может, он… Предпочитает юношей? — глаза Эли заблестели.  — Нет, — сдерживая улыбку, Дейнерис покачала головой. — Точно нет.  — Так значит, это правда. Вы были близки. Так говорят люди. И ты ему веришь, как и Тириону Ланнистеру. Скрип дверей прервал его, на радость Дейнерис. Вошел Тирион, а в руках одного из гвардейцев, вошедших следом, бы черный плащ, сверкающий кроваво-красной подкладкой.  — Нам пора, Дейнерис, — он обернулся на стражника. — Это твой плащ, Король хотел чтобы вы прибыли в нем. Карета медленно тащилась по улице Сестер, а сквозь решетку окна мелькали красные крыши домов и головы, шляпы, чепчики и шлемы прохожих. Дейнерис закрыла шторку и снова посмотрела на Тириона, на его появившуюся за эти годы седину, на крепко сжимающие ее плащ руки. Всю дорогу они ехали молча, не зная, что сказать друг другу. Она понимала, что он явно не рад предстоящей свадьбе. На суде, хоть ее состояние и желало лучшего, его голос, отдающийся эхом в воспаленных ушах, навсегда застыл в ее памяти. Он имел, конечно, право, обвинять ее во всем — это и была самая, что ни на есть настоящая правда о Дейнерис Таргариен, но в его словах она слышала не только необходимость ее наказания за прошлое, но и уверенность в ненужности ее существования. Яростное желание стереть ее из жизни, не только наказав за прошлое, но и лишить будущего. И этот человек теперь поведет ее к алтарю. Что ж, это был ее третий брак, и теперь она точно знала, что не найдет в нем ни счастья, ни радости.  — Дейнерис, — Тирион поднял на нее свои глаза и выпрямил спину так, что складки на его бархатном сером сюртуке разгладились.  — Успокойтесь, Тирион, — она решила сама прекратить этот никому не нужный разговор. — Я знаю, что вы сожалеете. Обо всем. Я тоже сожалею. И покончим с этим.  — Да, — он вздохнул и расслабился, снова опустив маленькие плечи и широкий ремень с большой пряжкой в виде головы льва впился в его живот. — Но дело не только в этом. Я не хотел быть десницей у Брана. Правда. Это мне в наказание, — он казался виноватым.  — В наказание? За что? За то, что служили мне или за то, что предали?  — Быть может, за все сразу.  — И как сильно вы страдаете? В своем наказании?  — Так же, как будете страдать и вы, — Тирион пожал плечами и даже улыбнулся сквозь бороду. — В общем-то, это не так уж страшно. Тут тепло, есть где жить и даже недурно кормят.  — Смешно, — Дейнерис снова отдернула лимонного цвета шторку и уставилась сквозь ячейки решетки. Люди останавливались, разглядывая королевскую карету. Кто улыбался, снимая шляпу, кто хмурился и качал головой, стайка детей все еще бежали вслед за ней — их она видела и когда они только выехали из Красного замка: двое мальчишек и темноволосая девочка, в длинном лиловом застиранном платье и больших для ее маленькой ножки башмаках. Стук, будто камень ударился о стену, заставил ее отпрянуть. Один из стражников бросился наперерез улицы и люди с криками шарахнулись в стороны, боясь попасть под копыта тяжелого коня.  — Это бывает. Как бы не был хорош Король, всегда найдутся недовольные. Но Бран добр, и казни — редкое нынче зрелище. Только вот скоро… — в голосе засквозило напряжение.  — Что скоро? — гвардейцам удалось расчистить улицу и карета понеслась быстрей. Черные косички девочки снова исчезли.  — Скоро как раз состоится одна из. Может, вы слышали, — Тирион заговорил громче и быстрей. — Завтра казнят жреца и его дочь. Ту, что ухаживала за вами, когда вы были заперты в темнице. Дейнерис смутно помнила девушку с каштановыми густыми волосами и светлыми глазами.  — Ее зовут Елена. Милое дитя. И я не верю, что они виновны.  — Они хотели отравить меня, — вспомнила Дейнерис суд, и сама удивилась насколько ей было тогда плохо. Все, как в тумане. — Когда она перестала ходить ко мне, мне стало много лучше. Когда-то я сбежала из их храма, после того, как они чуть не принесли меня в жертву своему богу. Такое возможно.  — Но я не верю в их виновность. Не знаю, как доказать вам, но я не верю. Но даже если и так, вас простил целый город, будьте же и вы милосердны. Поговорите с Королем. Иначе их сожгут заживо. Тирион был прав, кто бы не совершил какое преступление, по сравнению с ней, любой преступник был словно дитя. Любой заслуживал доброты и прощения. Иначе она не заслуживала права жить. После свадьбы, после того, как она станет Королевой, она попросит Брана о милосердии, и он не посмеет ей отказать. Сквозь решетку окна на улице запестрел яркий рынок. Фрукты и ткани, булки и разрисованные кувшины проплыли перед ее глазами, продавец в высокой остроконечной шляпе, с опущенными грустными усами, даже не пытался привлечь покупателей — все спешили к септе, в надежде увидеть Короля и Королеву после заключения брака. Они будут стоять там часами, ожидая их, поняла Дейнерис, веря в них, желая воздать почести и доказать преданность своему правителю. Выглянувшее солнце позолотило крыши домов, осветило хмурые переулки и словно придало журчание всей толпе. Дейнерис нестерпимо захотелось на волю. Пройтись по этой широкой улице, что приведет ее к браку, со множеством условностей и обязанностей, где она не сможет принимать единоличных решений и обязана будет во всем слушать своего Короля.  — Остановите карету! — обернувшись к извозчику, крикнула она в специальное окно.  — Что случилось, Дейнерис? — Тирион напрягся и качнулся от резкого торможения. — Это плохая идея, — он в протесте замахал рукой, едва она приоткрыла дверь. Но Дейнерис было все равно, она лишь выхватила из его рук плащ и очутившись на брусчатке накинула его себе на плечи. Золотые драконьи головы сщелкнулись на ее шее, а на спине, она знала, красным шелком ярко сиял ее герб. Люди встали, как вкопанные. «Пусть смотрят». Улыбнувшись голубому небу и зажмурив от солнца глаза, она медленно пошла вперед, не обращая на протестующие причитания Тириона, спешащего за ней следом. Вышагивая вперед, гвардейцы оттеснили людей, освобождая ей дорогу. Сквозь их темно-серые плащи и латы она видела глаза горожан. Мужчины, женщины и дети настороженно следили за каждым ее шагом и, пройдя совсем немного, она заметила, что улыбок совсем нет, а в глазах, было если не презрение, то недоверие точно. Грузный мужчина, придерживая за уздцы пегую лошадь, оглядел ее всю, ходя желваками, и от его маленьких блестящих глазок ей сделалось не по себе. Старуха, сгорбленная, в черном платье ее даже и не видела, а просто продолжила свой путь, опираясь на кривую клюку, и лишь проворчала что-то стражникам, подняв палку. Возможно, она и не знает о свадьбе, подумала Дейнерис, и ей от этой мысли отчего-то на миг сделалось хорошо. Девочка с черными косичками и двумя кавалерами снова догнала карету и теперь стояла в толпе и, смущаясь, разглядывала невесту короля. Дейнерис улыбнулась ей, и она улыбнулась в ответ, а потом, словно испугавшись чего-то и подарив ей единственную на всей улице улыбку, убежала. Шум улицы совсем смолк, если не считать редкий звон и ржание лошадей и, казалось, все вокруг застыло: и люди, и серые дома, а в воздухе повисло тягучее напряжение. Дейнерис отчетливо слышала стук своего сердца, и с каждым шагом эти толчки становились все болезненней, а толпа вокруг все плотнее и ближе. Серые высокие стены возвышались над ней, и теперь даже солнце спряталось, оставив на плечах лишь быстро исчезающее тепло. Впереди, выше на холме, над длинным рядом лестниц возвышалась Великая септа, чьи белые башни подпирали небо, а тяжелый купол, сверкая звездой, был огромен и бел. Она ускорила шаг, стараясь держать спину прямо и не видеть никого вокруг, сосредоточившись на сияющем впереди множестве белых ступеней. В септе, хоть она и была наполнена гостями, было спокойнее: толстые стены надежно скрывали ее от пронзающих чужих глаз, а когда двери закрылись за ней, полумрак, освещенный множеством свечей, сделал людей вокруг обманчиво безопасными. Она медленно пошла сквозь толпу, сквозь шепот, мимо белых колонн с семью божествами, что склонили свои каменные головы с красными от огней глазами над всеми, кто был в септе. Шла вперед, к сияющей звезде за алтарем, густо окрашенным вдоль стен белыми розами. Там ждал ее Бран, в черном шелковом одеянии, с серебристыми в такт ее вышивке украшениями, нашитыми на грудь. Ободок его тонкой короны сиял в свечах, и в глубине темно-синих глаз плясали огоньки. Ей пришлось присесть на колени, чтобы Брану было легче держать ее руку, а когда старый септон, касаясь ее рук своими сухими пальцами, повязывал ленту, Дейнерис прикрыла глаза и старательно произнесла клятву: «Отец, Кузнец, Воин, Мать, Дева, Старица, Неведомый… Я — его, и он мой… С этого дня и до конца моих дней». В ушах шумело, а по ногам пошел холод.  — Ваша Светлость! — зашипело совсем рядом голосом Тириона, смешиваясь с переливами голосов певчих, поющих свадебный гимн. — Дейнерис, вы должны смотреть на жениха! Бран улыбался ей мягко и повелительно, сквозь плавающие в слезах огоньки свечей, сжимая ее руку, а септон что-то громко и величественно говорил, обращаясь к притихшему залу. По плечам прошел холодок, когда Тирион расстегнул на ней застежку плаща и снял его, переложив на колени Короля, и почти сразу ее плечи снова сникли под тяжестью тяжелого плаща дома Старков.  — Теперь поцелуи, — тихо подсказал Тирион, расправляя тяжелую серую шерсть на ее спине. — Этим поцелуем…  — Этим поцелуем я клянусь тебе в любви и признаю тебя моим лордом и мужем… — она хотела сказать это громче, но голос словно исчез, и вокруг лишь звучали такие же слова Брана. Он потянул ее на себя, и Дейнерис потянулась навстречу его губам. Холодным и нетребовательным. Они едва прикоснулись друг к другу, и Бран на миг прижался к ней своим лбом, таким же прохладным и влажным, и Дейнерис почувствовала, как он дрожит. «Он волнуется, а быть может, даже боится, несмотря на то, что он Король…» И она одобрительно улыбнулась ему, чуть кивнув головой. Над их головами что-то зависло и, подняв глаза, она увидела вытянутые руки септона с большим кристаллом. Он водил им над новобрачными, махая широкими рукавами и пел скрипучим голосом свою последнюю молитву:  — Под ликами Богов и людей торжественно объявляю Брандона из дома Старков и Дейнерис из дома Таргариенов мужем и женой. Одна плоть, одно сердце, одна душа отныне и навеки, и да будет проклят тот, кто станет между ними… Септон замолчал, а она все еще держала Брана за руку. Он чуть склонил голову и растерянно пожал одним плечом.  — Наверное, это все, Дейнерис, — тихо сказал он. Зал взорвался аплодисментами и криками радости, и она решила, что можно встать. Колени жутко болели, а повернувшись к людям, от мельтешения рук, цветов и огней зарябило в глазах. Проходя сквозь душную толпу, чувствуя на себе их взгляды и улыбки, почти искренние, волна легкой радости прошлась по телу, стирая не проходящее в последнее время напряжение. Голова хоть немного и кружилась, но была ясной, и ей отчетливо казалось, что впереди ее ждет много трудных дел, она не знала еще каких, но они обязательно должны были принести ей успокоение. Она, Дейнерис Таргариен, что сожгла этот город, должна заслужить доверие этих людей. Дейнерис снова посмотрела на толпу. Красивые леди, в богатых платьях, их важные мужья — казалось, знакомых лиц не было. Оно и к лучшему… Одного человека она точно бы не хотела сейчас видеть. «Хорошо, что его нет здесь». Дейнерис поджала губы в улыбке, усилием воли запрещая им дрожать. «Нет», — посреди разноцветной ликующей толпы она увидела давно забытое лицо. Надменный взгляд голубых глаз, смотрящих свысока, тонкая улыбка, медленно похлопывающие ладошки в белых перчатках. Санса Старк. Ее Королевское Северное Величие в платье цвета прелых листьев и мехах на плечах ему в тон. Светловолосый высокий мужчина склонился к ней и что-то говорил, улыбаясь. Его близость к Сансе явно указывала на такие же близкие отношения. Бран рассказывал, что она вышла замуж, должно быть, это и был ее муж. Дейнерис чуть кивнула головой в знак приветствия. Впереди должен быть еще свадебный пир, и целый день ей придется выслушивать поздравления, быть вежливой и благосклонной к гостям. Наверняка и Санса будет там, поздравит, подарит свои подарки, быть может, они даже обнимутся и поцелуют друг друга в щеки. «Теперь мы родня, Санса, кто бы мог подумать». Потом, стоя перед потоком ступеней, возвышаясь над всей улицей, Король и Королева предстали перед жителями города. Вся улица была заполнена людьми. Толпа, словно живое существо, волновалась единым организмом, но молчала, а когда Бран приветственно поднял руку, и Дейнерис, опомнившись, последовала его примеру, тихий шорох прошелся над улицей, и все нарастающим шумом, наконец, взорвался криками:  — Король Бран! Король! Король и Королева! Король Бран и Королева Дейнерис! Король и Королева! — казалось, это никогда не закончится. Гул толпы давил, и внутри, посреди груди, заныло. — Королева! Королева! Наша Королева!  — Они славят тебя, — не переставая улыбаться одними губами, посмотрел на нее Бран. — Лишь потому, что хотят верить, что ты невиновна. Потому что я так сказал, их Король. Иначе бы я лгал им, а они бы стали глупцами, — от его взгляда, непроницаемого, но словно проникающего насквозь, стало не по себе. — Улыбайся, Дейнерис, улыбайся.