Бран
Бран упрямо сжал драконье яйцо в руках, и пульсация, теплая, слабо отдалась в ладони. С каждым разом было все трудней и трудней увидеть хоть что-то, и он чувствовал себя совершенно вымотавшимся. Он потратил почти все силы на попытку найти Дейнерис, но сегодня его видения были еще более нестройными, чем вчера, будто взгляд затуманился, а то что он видел — черные коридоры, ее дыхание во тьме, грязные волны, бьющиеся о скалы, и безумные глаза какого-то мужчины в лохмотьях, — все было лишь разрозненными картинками, тревожными и непонятными. Он не мог даже быть уверен, прошлое это, будущее, или то, что происходит прямо сейчас. Ему так хотелось взмыть черным вороном в небеса, снова ощутив свободу, проникнув вглубь пространства, и снова увидеть Эвелин в окружении шумного леса. Ее задумчивый зеленый взгляд и волнующиеся от ветра завитки волос цвета теплого золота. А вместо этого он растворяющейся тенью метался по всему городу, пытаясь найти хоть след своей жены. «Мне надо ее увидеть», — по щеке отчетливо коснулась прядь душистых волос, и сразу свежий живительный воздух заполнил все вокруг прохладно щекоча кожу. Он взмахнул крыльями, казалось, так легко, и все завертелось перед глазами, закружилось; он словно летел, кувыркаясь, в бездну. И ничего. Все пропало. Его покои — ворох безделушек на белом столе, безжизненно повисшие шторы на черном проеме окна. Все кости ломило так, будто он и в самом деле упал с очень большой высоты. Липким холодом стало наполняться в груди, спирая свистящее дыхание, и Брану стало по-настоящему страшно. Он сжал сильней холодные онемевшие пальцы, пытаясь почувствовать хотя бы свое тело, беспомощное и бесполезное. Звон колокольчика раздирал слух, звеня все сильней. Кто-то срочно хотел его видеть. Лицо вошедшего Тириона было осунувшимся, улыбка, словно перевернутая наоборот, толстыми складками пряталась в рыжеватой бороде. Кворгил, боязливо сжавшийся за маленьким десницей, нервно теребил руки на груди. — Никто не видел ее, Ваша Светлость, — черные глаза сверкнули в полумраке и исчезли вместе с склонившейся головой. Тирион не сводил с него взгляда, ожидая. «Я должен им что-то сказать. Должен дать ответ, куда подевалась моя жена. Но я не знаю». Бран был словно голым перед ними, физически ощущая, как его взгляд становится все более растерянным и неуверенным. Но он не должен показывать свою слабость, не сейчас. Король гордо вскинул голову и, осторожно вздохнув, сказал: — Вы найдете ее, — кажется, страха в голосе не было. — Я видел… — он прикрыл глаза, пытаясь воззвать в памяти то, что видел. — Черноводный залив… Городские стены…. — Да, ее видели там, — торопливо перебил Тирион. Бран внимательно взглянул на своего десницу и тот долго моргнул, не выдержав взгляда. — Это бедный квартал, — медленно и уверенно произнес он. — Дом на обочине в высокой траве. — Там десятки домов, какой именно? Все нервничали, а он не имел на это право. Он лишь сказал, что они непременно ее найдут у холма Рейнис. Сказал уверенно и спокойно, как всегда, не будучи сам уверенный, что это правда. И ее, конечно, нашли, но ведь по-другому и быть не могло — это Бран точно знал из прошлых своих видений. Рано или поздно все случится, все что он видел… Дейнерис осмотрел мейстер, они о чем-то беседовали достаточно долго, а когда Бран увидел ее, она уже крепко спала, опьяненная доброй дозой макового молока. Сжавшись под толстым багровым с золотом одеялом, ее словно не было на этом большом пуховом ложе, только копна серебристых волос разметалась по шелку большой подушки, как доказательство, что Дейнерис, его законная жена, находится в этой комнате. Он осторожно отогнул край одеяла и увидел ее лицо, белое, словно высеченное лицо статуи, и с каким-то удивлением ощутил на своих пальцах ее теплый вздох. Брови ее сдвинулись к переносице и губы сжались, словно тревожный сон овладел разумом. На изогнутой шее Бран увидел два лиловых пятна, оставленных ее похитителем. Дейнерис сбежала, не в силах больше быть в заточении — это Бран понимал. Он понимал ее, как никто другой, ведь он так же был заперт в своем больном теле, в слабых мышцах и хрупких костях, которые ныли не только от боли, но и от невозможности делать то, что доступно другим мужчинам. А сегодня он даже в мыслях, даже в теле маленькой черной птицы не смог стать свободным. «Ты даже не представляешь, как тебе повезло. Ты можешь бежать, можешь бороться, можешь даже ударить в гневе…» Бессилие черной болезненной патокой заволокло его разум, он остатками сил вцепился в свои колеса и, двигаясь к выходу, понимая, что с каждым движением сил становится меньше, едва сдерживал слезы. Рука стукнулась о дверь, и Бран склонившись, чуть не вылетел из коляски. Стен, его слуга, сначала боязливо заглянул за дверь, а увидев бедственное положение Короля, мигом просочился своим крупным телом в приоткрытую дверь. — Ваша Светлость, Ваша Светлость! — он осторожно помог ему устроиться на каталке и, что-то бормоча себе под нос, медленно повез его в покои. Стен неуверенно потоптался на месте, ожидая приказа, а Бран все рассматривал его крепкую, даже для его возраста, фигуру и казавшееся волевым лицо: квадратный подбородок, прямой крупный нос и мощный лоб. Даже его седые волосы казались полными жизни — густые, упрямо торчащие на висках и баках. Его семья, насколько знал Бран, погибла тогда, как и у многих; ему же повезло (или нет?) быть в то время за пределами города. Но Стен никогда не жаловался, его серые глаза никогда не выдавали и тени горечи и сожаления. Может его семья ничего для него не значила? А ведь он мог быть одним из тех, кто ненавидел Дейнерис, он мог быть на месте того человека, мог теперь лежать окровавленный под толстым слоем земли, закопанный на задворках своего дома. Вместе с детьми. Но все было просто — Бран возвысил его, сделал приближенным слугой, и Стен решил начать новую жизнь, забыв прошлое. — Стен, — позвал его Бран. — Подойди ко мне. Слуга подошел. — Присядь. Стен, подобрав длинное платье, присел, охнув, на колени и склонил голову. — Дай мне руку. Сухая и крепкая, с едва выпирающими гладкими мозолями. Перед глазами взорвался сноп искр, и Бран проник в эту теплую, сильную руку, его словно всосало в горячие вены, и крепкое сердце с каждым ударом билось сильней и громче. Он был в Стене. Странно, что это вышло так легко, почти не желая. А еще совсем недавно он был так никчемен! Он вскочил на ноги, с высоты всего роста смотря на свое откинувшееся на спинку тело, на подрагивающие плечи и глаза, заволоченные беленой. «Неприятное зрелище», — решил Бран. «Надо выйти. Надо выйти на свежий воздух», — в груди радостно заклокотало, когда он взглянул на распахнутое окно, зияющее мраком и звездами. Он топнул крепкой ногой, так сильно, как только мог. Колено странно подвернулось, и нога провалилась, будто в дыру. «Надо просто привыкнуть». Бран уперся руками в колени и, стараясь удержать равновесие, снова посмотрел на себя. В глазах поплыло, и он рухнул, снова оказавшись в своем теле. Стен лежал на полу, нелепо дергая руками и тряся головой. Его глаза скосились к переносице, а белки покраснели, налившись кровью. Скоро все было кончено, слуга замер, как и его стеклянный мертвый взгляд. Это была ошибка, Стен ничего не сделал плохого: ни Брану, ни кому бы то ни было. «Прости, Стен. Я больше не буду». На следующий день пришла Санса, его сестра, и проявив все свое красноречие, попыталась свалить на Брана свои проблемы. Он почти не слушал ее, но пошел на встречу ее просьбе, ведь за несколько лет он прекрасно усвоил правила: когда кто-то о чем-то тебя просит, не стоит сразу отказывать, ведь всегда можно попросить о чем-то взамен. Санса тоже это понимала. «Мы ошибаемся, мы всего лишь люди».***
Шею Дейнерис прикрывал легкий, как серая паутинка, платок, а левая рука в перчатке казалась неуклюжей. Альвинг, вспомнил Бран, сказал, что кроме синяков она получила ожог, совсем небольшой, но болезненный, и именно поэтому ее рука неподвижно лежала сейчас на столе. Другая рука занесла над тарелкой вилку и, звонко стукнув ею о фарфор, помедлив, она снова отложила прибор в сторону. Жена не смотрела на мужа. Ее взгляд упирался в желтые фрукты, в корзинку с пышными булочками в белесой присыпке, в растекшийся по окуню и тарелке блестящий, золотистый соус в крапинках зелени. Слуга, быстро среагировав на наклон ее головы, налил воды и, снова неловко стукнув бокалом о тарелку, она медленно отпила. Брану есть тоже не хотелось. — Дейнерис, тебе, должно быть, скучно, — «Скучно — не то слово». — Тебе одиноко? — Прости, Бран, — прикрыв глаза, она помотала головой. — Прости, я не должна была так поступать, я знаю. Я просто хотела быть немного свободнее. Хотела потом вернуться, но было уже поздно. — Ничего. Все хорошо, что хорошо кончается, Дейнерис, — он смотрел на нее, на застывшие плечи, обтянутые серым, в болотных разводах платком, на ее взгляд — чуть искоса, словно еще мгновенье, и она бросится бежать. Все же, она не сожалеет о том, что сделала, о чем угодно, но не о том, что пыталась сбежать. «Просто подышать свежим воздухом», — как она считает. — Джон спас тебя. Бран заметил, что ее бледные щеки порозовели. — Давай прогуляемся после обеда. Мы же вроде как новобрачные, а проводим вместе так мало времени. — Сегодня прохладно, — задумчиво ответила она. — Да, но дождя не будет. Думаю, нет. Совсем неожиданно она улыбнулась. — Ты ведь знаешь это? Да? — на ее вопрос он удивленно вскинул бровь и попытался улыбнуться в ответ. — Что дождя не будет. — Конечно. Я ведь Трехглазый Ворон, ты же знаешь. Он чувствовал, что ей тяжело толкать его коляску, тем более одна ее рука была болезненна, и Бран сам подталкивал себя, прокручивая иногда колеса. Прохладный воздух наполнился ароматом сырой листвы, а звук ее цокающих по камням сапожек эхом разносился по пустому саду. Однако здесь они были не одни. Рядом с саженцами чардрева копошилась Дитя Леса. Стволы уже были толщиной с руку, а крепкие ветви длинными изогнутыми пальцами раскинулись, поросшие множеством красных листьев. Одно деревце было особенно крепким, и росло не в пример другим быстро. — Ваша Светлость, — Грибочек присела в поклоне. — Королева. — Грибочек! — Дейнерис бросилась к ней и присев, не обращая внимания, что ее подбитый куньим мехом плащ лег на сырую землю, обняла существо. — Как давно я тебя не видела, — она что-то зашептала ей на длинное острое ухо, и Дитя Леса, прикрыв огромные глаза, сжав мелкий рот, улыбнулась. — Они выросли. Твои чардрева, — сказала Дейнерис, когда они остались одни. Они выросли, но недостаточно, чтобы вырезать на них лики. Все это занимало слишком много времени, а у Брана совсем не оставалось сил. — Дейнерис, — он развернул коляску. — Мы должны поговорить. Ее неуверенный взгляд и легкая улыбка застыли в ожидании. Бран глубоко вздохнул. Он понимал, что его слова должны были звучать достаточно искренне, а ее лицо выражать всю ту степень озабоченности, что он хотел донести до нее. Холодный воздух вместе со вздохом снова ворвался внутрь легких, и он закашлялся. — С тобой все в порядке? — Дейнерис присела рядом, обеспокоенно заглядывая в его лицо. — Позвать мейстера? Бран махнул рукой, дав понять, что вовсе ей не стоит так беспокоиться. — Все в порядке, — сдавленно прошептал он и, восстановив дыхание продолжил, осторожно подбирая слова. — Просто. Я часто думаю. Ты ведь должна меня ненавидеть. — За что? — она быстро встала и отвернулась, кутаясь в плащ. — За то, что я занял твое место. За то, что узнал про Джона, — последнюю фразу он сказал совсем тихо. — Но я не хотел этого. Иногда я думаю, может во всем, что случилось, есть и моя вина? — Джону сказал Сэм Тарли, он рассказал Сансе, а она Тириону, — слова звучали устало, словно были сказаны ею в тысячный раз. — А Тирион… Варису. Бран не знал тогда, несколько лет назад, как именно это разрушит ее, но все вышло, так, как он видел в своих нестройных видениях — крылья дракона над городом и разрушенный Красный Замок. Так, как было предначертано самой судьбой, а он был лишь проводник ее желаний. Правда сломала ее, оставив без союзников, без опоры. — Я не думал, что Джон все расскажет Сансе. Правда. Мне казалось, ты много значишь для него, — Бран сделал паузу, разглядывая ее причудливо плетеную косу. — А с Сансой они все время ругались. С детства, — Бран усмехнулся. — И даже когда он стал Королем Севера, она часто спорила с его решениями. — Теперь это уже неважно, Бран. — Я не знал, что он все расскажет Сансе, — повторил он. — Но считал, что Джон должен знать, кто ты. Прости, — он подкатил к ней ближе. — Мы тогда почти не разговаривали с тобой, я не знал тебя. Если честно даже не думал, каково это… Но я знал Джона и то, что с ним происходит, мне не было безразлично. Мне казалось, что он должен знать, что ты его родственница, его тетка. То, что он был с тобой — это казалось неправильным. Так мы были воспитаны, а я был слишком молод, чтобы понять, что иногда правде лучше оставаться тайной. Она обернулась и внимательно посмотрела на Брана своими фиолетовыми блестящими глазами. — Нет, — она решительно шагнула ближе. — Он должен был знать. И я тоже. А все, что произошло потом — это было больно. Но я должна была выдержать это. Должна была быть настоящей Королевой. А я не смогла. Это — настоящая правда. — Мне тоже часто казалось, что я не смогу. Посмотри на меня. Я калека, что едва может поднять руку, калека, у которого не может быть детей, странный Король, которого все боятся. Почему они выбрали меня? Я не знаю. Но когда-то ты хотела сделать все вокруг лучше. Мир без войн. Сытые и счастливые люди. Я тоже этого хочу, Дейнерис. Бран стянул перчатку и протянул ей свою руку, и Дейнерис, чуть помедлив, ответила ему тем же. — Это план судьбы, Дейнерис, и мы не в силах противиться ему, — он потянул ее за теплую ладонь, заставив подойти еще ближе. — Знаешь, я видел тебя в своих видениях, когда еще никто не знал о тебе, не думал, что ты способна завоевать весь мир. Я видел, как ты осталась жива после того, как вошла в погребальный костер своего мужа. Видел, как родились твои драконы. Ее удивлённый взгляд потеплел, и на лице появилась грустная улыбка. — Они были такие… Такие забавные. Совсем маленькие. — Да, — она опустила голову, и Бран видел, как ей трудно справиться с нахлынувшими воспоминаниями. — Они были мне все равно что дети. «Один твой дракон остался жив». — Один остался жив, — он провел по ее теплым пальцам. — Ты скучаешь? Ведь все матери скучают по своим детям. Я помню, как моя мать целый месяц не отходила от моей постели, когда меня столкнули с башни. Почти не пила и не ела. И спасла мне жизнь, когда меня пытались убить. — Я не знала своей матери, — задумчиво сказала Дейнерис и, словно опомнившись, внимательно посмотрела на Брана, услышав то, что должна была услышать. — А разве ты не сам упал с той башни? Ты сказал «столкнули»… — Меня столкнул Джейме Ланнистер, когда я увидел их вдвоем с Серсеей. Ну, ты же знаешь, что их связывало, кроме общей крови, — и предвосхищая ее вопрос, ответил: — Я промолчал, когда он прибыл в Винтерфелл, потому что считал, что прошлое должно остаться в прошлом. Потому что все мы ошибаемся, и иногда цена наших ошибок — чужая жизнь. Я просто простил его. Об этом никто не знает. Санса и Джон убили бы его тогда, узнай они это. — Джейме Ланнистеру тогда несказанно повезло. Его хотели убить все, но он остался жив. — Ненадолго, насколько я помню. Он умер, когда пытался спасти свою сестру. — Я сожгла их? — удивительно, но она не знала, как именно погибли близнецы. — Нет, Дейнерис, — он придал своему лицу легкомысленное выражение, по крайней мере так ему хотелось, чтобы она думала, — на них рухнули своды Красного Замка, когда они пытались выбраться через тайные ходы. Так их и нашел Тирион — обнявшихся, засыпанных кирпичами. — Он и в самом деле любил ее. Пытался спасти, несмотря на мизерные шансы выжить самому. А ведь мог. Тирион отпустил его из моей темницы, Джейме мог просто сбежать, а вместо этого решил спасти человека, которого любил, — Дейнерис смотрела куда-то вдаль, и ее голос казался восхищенным. — Все ради любви. Так он сказал. Так сказал Ланнистер, когда столкнул меня с той старой башни. Любовь, семья, долг перед одним или другим — иногда очень сложно сделать правильный выбор. — А иногда легко. Для некоторых, когда это много значит, или же ничего. — Тебе было сложно, но ты сделала. Ты оставила своего ребенка — дракона, ради Дитя Леса. Ради одного странного существа, которому нужна была твоя помощь. Вернулась в Вестерос и, теперь, рискуя своей жизнью, пытаешься помочь людям. А твой дракон летает там, где-то в Старой Валирии, совсем один. Навсегда один. Он заметил, как она сжала кулачки и вся словно напряглась. — Знаешь, Дейнерис, когда Дрогон улетел с твоим телом, я пытался найти его, но потерял где-то рядом с Волантисом. Думал, может моих магических сил хватит, чтобы управлять им, чтобы он меня слушался, — теперь он не смотрел на Дейнерис, а вглядывался в трепещущие на ветру красные листья чардрева. Жесткие, словно выкованные из металла, ему казалось, он слышал их звон. — Если честно, всю жизнь мечтал прокатиться на таком звере, ощутить свободу высоко в небесах, — он посмотрел на тяжелое небо, нависшее над Красным Замком. — Там, наверное, ты была счастлива. — Я никогда не смогу его увидеть. — Ты можешь позвать его, и он прилетит. — Не могу. Вестерос не место для Дрогона. Люди… Они и так ненавидят меня. Они не поймут. Они возненавидят и тебя, Бран. Внутри нее прочно сидела мысль, что это невозможно. Но Бран знал, что это когда-нибудь произойдет. Он видел, как раньше видел крылья дракона над Королевской Гаванью, видел огромного черного дракона, зависшего над бушующим Черноводным Заливом, и слышал, как шум беспокойных волн смешивался с хлопаньем от его огромных крыльев. И его огненные глаза, смотрящие прямо на него, на Брана. И он тонул в этой лаве, чувствуя, как мощь и сила дракона наполняет его всего. — Ты права, Дейнерис. Нам недоступно потакать своим желаниям, — порыв ветра насквозь продул его плащ, как если бы ни самого плаща, ни тела у Брана и не было. — Ты, верно, замерзла: у тебя нос красный. Пойдем обратно, — Дейнерис послушно покатила его по дорожке. — Мой мастер над шептунами хотел встретиться со мной. — Какие-то важные дела? — Не знаю пока, — Брану пришла в голову одна мысль. — Да ты и сама можешь узнать. Можешь присутствовать при разговоре. — Ты доверяешь мне? — ее голос прозвучал совсем рядом, и он почувствовал, что сегодня ее духи другие. — Мы должны доверять друг другу, мы же муж и жена. Король и Королева. Слуга принес теплое вино с травами, и их аромат вмиг разлетелся по всему залу. Дени сняла перчатки и, обняв чашу, медленно делала глотки, осторожно оттопыривая пальцы перевязанной руки. — Болит? — Почти нет, мейстер Альвинг дал мне хорошую мазь. Только странно… — она отставила чашку на резной столик. — Я никогда раньше не получала ожогов. Ты говоришь, что сам видел, как я вошла в огонь и не сгорела. И в храме в Асшае — это ведь не было ложью, они пытались сжечь меня, — казалось, она сама не верила себе. — Что-то изменилось во мне. Бран понимал, что происходит — она теряла свои магические дары, как и он. И это значит, что дракон мог не услышать ее призыв, когда понадобится, и это было очень плохо. Взяв свечу со стола, он улыбнулся Дейнерис и протянул танцующий огонек, молча предлагая проверить. Она так же молча решила согласиться на эту игру, осторожно приблизив руку. Тонкие подрагивающие пальцы коснулись язычка пламени и, отпрянув, приблизились вновь. Дейнерис неотрывно смотрела на свою руку, которая уже перестала дрожать, ладонью зависнув над самым огнем. Казалось ей совсем не больно, а в ее чуть сощуренном взгляде заиграли игривые искорки. Она еще не потеряла своего дара неопалимости, но все же Бран понимал, что это начало конца. Двери скрипнули, и чужие шаги отвлекли их от этого нехитрого развлечения. В плаще Мастер над шептунами был похож на нахохлившегося грифона, даже выпученные глаза казалось подергивались не по-человечески. Острый сапог звонко шаркнул по каменному полу и клюнув носом, Кворгил, не обращая никакого внимания на Дейнерис, поприветствовал своего Короля: — Ваше Высочество, — цепкая рука, сжимавшая бумажный свиток, показалась из-под плаща. Наконец и Королева была замечена и удостоена сдержанного поклона. — Говорите же, Кворгил, у меня нет секретов от моей жены, — но все же внутри него были сомнения, ведь только старые боги знали, что за весть принес этот дорниец. Может, совсем не то, что ей надлежало знать. — От кого это письмо? — От Клементина Мартелла, Король. Больше Кворгил ничего не сказал, только становился все более растерянным, поглядывая то на Короля, то на его жену, присутствующую здесь так некстати. Бран толкнул колеса своей коляски, и Кворгил, очнувшись, бросился к Королю и протянул свиток. Черные буквы, цепляясь друг за друга, складывались в витиеватые, полные скрытой паники строки: «… Пока север Шести Королевств беспощадно топит дождями, Дорн сгорает под палящими лучами солнца, а от вашего Мастера над монетой мы слышим лишь пустые обещания и сладкие речи. Осмелюсь сообщить вам, что после уплаты текущих налогов, тысячи дорнийцев останутся без крова и пищи, а вечный покой они найдут, сгорая не на погребальном костре, а под жаром смертоносного светила. Наши судна с вином не могу выйти дальше Дорнийского моря из-за морского чудовища, и только Красные горы отделяют нас от серой чумы. А между тем слуги Неведомого, люди из Железного Банка, соблазняют лордов звоном золотых монет. Я, Принц Дорна, Клементин Мартелл всецело верен нашему Королевству и Вам Король Брандон. Но дом Мартеллов стал мал, а палящие лучи и золото застилают глаза многим благочестивым людям. Лишь вместе мы сможем противостоять этой угрозе, и я беру на себя смелость пригласить Вас Ваша Светлость и вашу жену, Дейнерис Таргариен, в Дорн, в Водные Сады, что полны еще свежести своих вод и ароматов апельсинов. Оставить же Дорн мною в столь напряженной обстановке, как ни прискорбно сообщить, невозможно. Вместе, Дорн и Королевская Гавань, в силе противостоять всем врагам и крамольным мыслям в людских сердцах, и в море, и на суше, и на небесах. Мне хотелось бы пожать вам руку и засвидетельствовать вам свою верность и преданность в эти смутные времена…» — Не слишком ли много он на себя берет, этот принц Дорна? — Бран совсем забыл про Дейнерис, а она тем временем, склонившись над его плечом, прочитала письмо. — Почти указывает тебе, своему Королю. — Клементин Мартелл несомненно предан, но несколько труслив и нерешителен. — Не похоже, чтобы он боялся, когда писал эти слова, — она фыркнула. — Скорее он просто глуп. — Ваша Светлость, — Кворгил соизволил обратиться напрямую к Дейнерис. — Позвольте прояснить ситуацию. Принц Дорна конечно не слывет умным принцем, ему далеко до своих предшественников, но некое влияние на него имеет его жена, Мюрея Мартелл, достаточно уверенная в себе особа. И имеет достаточное влияние на своего мужа. Бран помнил ее — высокую, статную дорнийку с широкой костью и усиками над губой. В прошлом году они гостили в Королевской Гавани. Она возвышалась над своим субтильным мужем на полголовы, и постоянно косилась на него, где бы он не находился, особенно если рядом оказывались белокурые леди со своими молодыми фрейлинами. А Клементин вздрагивал каждый раз, когда Мюрей приближалась, покачивая бедрами, и все громче становился звон ее манист. Конечно Принц преувеличивал потери Дорна, это Бран знал, но пускать все на самотек было сейчас ошибочно. Бронна он отправил в Долину Арренов, а Тириона Ланнистера в Дорне не желали видеть. — Вместе с десницей мы можем отправить в Дорн войска, — предложил Кворгил. — Для охраны Тириона, разумеется. Многочисленной такой охраны. Капитан Сеймур, один из наших лучших военных, уж очень не любит дорнийцев. — Лорд Кворгил, но вы и сами дорниец, — Дейнерис явно была озадачена. — А кроме того Мастер над шептунами. Странно, что вы допускаете применение силы. — Я родился в Западных землях, Королева, моя жена родом из Королевской Гавани. — Просто когда-то очень давно отец нашего Мастера над шептунами понял, что Песчаник ему не достанется и уехал из Дорна, — просветил свою жену Бран в причине нелюбви дорнийца к своим соотечественникам. — Но войска — плохой способ добиться верности, — Бран снова обратился к Мору Кворгилу. — Кроме того большая их часть сейчас в Долине. Без личного разговора с Принцем Дорна было не обойтись, осталось только придумать, как заставить его самого прибыть в Королевскую Гавань. Давить Брану не хотелось, это могло привести к неприемлемым сейчас последствиям, но в сложившейся ситуации в Вестеросе тот мог выдумать сотню причин почему он должен остаться в Дорне. Можно конечно отправить, как и задумывалось ранее, Тириона, а тот уже сославшись на всем известное слабое здоровье Короля, применив все свое красноречие и обещание помощи золотом, смог бы уладить все проблемы. Он бы смог, да только со времен смерти Оберина и Тристана Мартеллов Ланнистеры заслужили определенную репутацию на поколения вперед. А его Мастера над шептунами считали не врагом, а просто предателем, что было значительно хуже в глазах Мартеллов. — Я могу поехать в Дорн, — волнующийся голос Дейнерис нарушил стоявшую тишину. — У Мартеллов и Таргариенов всегда были хорошие отношения, — быстро проговорила она. Это было невозможно, но спорить с ней при Кворгиле Бран не хотел. — Вы можете идти, Квогил, и подумайте, что мы можем сделать. Обсудим все позже. Когда Мастер над шептунами вышел, Бран развернулся к своей жене. Дейнерис нервно сцепила руки у живота, а ее взгляд был полон странной надежды. На миг Бран подумал, как ей отчаянно хочется сбежать от него, что, должно быть, сейчас она думает только о том, каким путем можно покинуть Дорн и сможет ли Принц поддержать ее. — Это невозможно, Дейнерис. Ты ведь понимаешь. Она вскинула подбородком, а глаза упрямо блеснули. — Ты боишься, что я сбегу? Можешь дать мне сколь угодно много охраны. Пусть следят за мной день и ночь. — Это опасно. Тебя только вчера похитили, разве это тебя ничему не научило? Это случилось здесь, в Королевской Гавани, а в Вестеросе намного опаснее. Она шагнула к нему и опустилась на колени, смяв свое парчовое платье. Теплые ладони легли на его холодные пальцы, а ее упрямый минуту назад взгляд стал жалобным и блестящим. — Послушай, Бран, — легкий запах ее духов повеял сладким, и его затошнило. — Всю жизнь я бежала от кого-то, от убийц, от себя. Потом бежала сюда, в Вестерос. Я хотела занять Железный Трон, он был мой по праву, так я считала. Но не он был мне нужен. Я просто хотела вернуться домой. Просто домой. Но я ошибалась. Вестерос никогда не был мне домом. Ты должен понимать, у тебя есть семья, есть Санса и Арья. Есть Джон. Винтерфелл, где бы ты не был, всегда будет в твоем сердце. У меня же нет ничего. И никого, — ее глаза наполнились слезами, покрыв большие фиолетовые озера склизкой влагой, а лицо покрылось красными пятнами. Она казалась слабой. Дейнерис Таргариен, Королева Драконов, сидела перед ним на коленях, нещадно жалея себя, жалкая и беспомощная. — Остались лишь воспоминания из далекого детства, смутные, как сон. Но там я была счастлива, там, в тех воспоминаниях я — настоящая, живая. Такая, какой уж себя не помню, но хочу найти. Хочу снова стать собой. — При чем здесь Дорн? — он уже начал догадываться. Старый Мартелл славился не только мудростью, но и тем, что собирал в своих Водных Садах множество детей из знатных семей, которые служили заложниками мира в Дорне, а в будущем составляли выгодные партии. Жаль, что нынешний Принц Дорна забросил эту выгодную во всех смыслах традицию. Возможно, и дети Таргариенов какое-то время жили там. — Там прошло мое детство. До того, как мы с братом оказались в Эссосе. Я совсем недавно поняла это. Хочу вернуться туда, в дом с красной дверью, с лимонным деревом под окном моей комнаты. Я правда не знаю, где именно находится это место, — рассеянно сказала она сиплым голосом глядя куда-то внутрь себя. — быть может и нет уже этого дома, а есть лишь выжженная земля… Слова Дейнерис не были похожи на ложь, даже если она ошибалась. И Бран мог попробовать вернуться в ее прошлое, узнать, где именно прошли первые ее годы. По крайне мере попробовать. Отпускать ее — было безумием, но теперь у него есть то, что она очень желает, а у нее есть то, что желает он. — Ты очень этого хочешь, я вижу. Я даже могу подсказать, где именно тот дом с красной дверью, — ее припухшее от слез лицо замерло в ожидании, внимательно следя за каждым его словом, а руки крепко сжали кончик косы. — Но у меня тоже есть мечта, Дейнерис. Я хочу полетать на драконе, — заговорчески сказал он, вкладывая в каждое слово мечту ребенка. — Что? Но….как? — она будто осела и отвела взгляд в угол, где не было ничего, кроме темноты. — Дрогон не сможет прилететь сюда. Он не должен. Я поклялась себе, что больше никто не пострадает. Может, ты поедешь со мной в Дорн? А потом мы отплывем в море, туда, где Дрогон никому не сможет причинить вреда. — Никто и не пострадает, Дейнерис. Это должно произойти, я видел это. Как я сидел на его спине, на черной и горячей, держался вот этими руками, — он протянул ладони, — за его шершавые шипы, такие, в мелких трещинках. — Это не трещинки, — она несмело улыбнулась. — Просто он будто линяет все время. — Может, линяет, — Бран неотрывно смотрел в ее глаза, — тебе лучше знать, — он набрал в грудь больше воздуха. — Другого не будет, Дейнерис, прости. Я отпущу тебя в Дорн, если ты призовешь дракона. Моя мечта в обмен на твою — по-моему, это честно. И это предопределено. Это был откровенный шантаж, но у Брана не было выбора. Чтобы все произошло так, как должно, дракон должен быть в Королевской Гавани, ведь он никогда не вмешивается в ход будущего. Так нельзя.