Дейнерис
Закрыв рукой глаза от ветра, Дейнерис привстала в стременах и посмотрела вдаль: громоздкий замок стоял на высоком утесе, как на отдельном каменном острове, окруженный со всех сторон острыми скалами и морем. Огромная башня Штормового Предела, казалось, подпирала своими шипами низкое серое небо, а серые высокие стены, раздувшись огромным барабаном, даже издалека поражали своей неприступностью. — Отсюда он кажется вполне целым, сир Боллинг. — Ваша Светлость, восемь тысяч лет, восемь тысяч, — голова в шлеме покачалась, и оранжево-синие выцветшие ленточки на макушке снова взлетели и спутались на ветру. — Даже боги моря не могли разрушить его, — шепеляво сокрушался сир Боллинг. — А теперь? Что случилось с этим миром? Боллинга они встретили накануне, рядом с деревней. Старый рыцарь с небольшим отрядом в потрепанных доспехах, впрочем, как и у него самого, был призван к Джендри Баратеону для неотложных дел. — Насколько я помню, — встрял Тирион, — шесть раз таки богам удалось разрушить замок. И только на седьмой раз Дюррану Богоборцу помогли то ли Дети Леса, то ли какой-то мифический мальчик. Но все это сказки, как говорят, и, вполне возможно, Штормовой Предел был построен намного позже, — он вздохнул. — Но всему приходит конец, все когда-нибудь умирают, даже замки. Время, море и соль беспощадны даже к вечности. — Королева, — Боллинг снова отвесил ей поклон, будто извиняясь. — Десница Короля, я знаю, мудрый и достойный человек, по-другому и быть не может, — Тирион хмыкнул на лесть. — Но позвольте не согласиться с вами, милорд. Боги дали нам этот замок, и только боги и могли разрушить его. Сбоку, прямо под копыта ее лошади, посыпались камни. Красотка, тяжело фыркнув и качнув головой, притормозила. Один из людей свиты Боллинга взобрался на отвесный холм. Их лошади, приземистые и юркие легко передвигались по этим каменистым подъемам и спускам, в отличие от королевских коней, больше привыкших к вымощенной ровным камнем мостовой, или хотя бы к утоптанной дороге, и теперь вся ее свита растянулась на целую лигу. Она с тревогой посмотрела вперед, думая, протиснется ли ее большая карета в эту становящуюся все более узкой дорогу. Но если придется ее оставить здесь, ей не избежать нудной проповеди Тириона, о том, что Королеве негоже разъезжать только верхом. Он и так не мог успокоится целый день, когда понял, что она не передумала сопровождать Мию. Посмотрев на сгущающееся сизым небо, Дейнерис решила, что Тирион прав: если сейчас хлынет дождь, то ей будет совершенно негде спрятаться. Только разрушенные скалы, ветер и желтые проплешины жухлой травы — вот и все, что их окружало. Как в подтверждении этого, тяжелые капли дождя мокро упали на ее лицо, и камни вокруг стали быстро усыпаться черными точками. Вскоре и скрип колес, и ржание лошадей — все скрыл шум падающей с небес воды, а в их покачивающейся карете стало совсем темно. Мия, сидя рядом с Дейнерис, осторожно прикоснулась к ее скрутившемуся от влаги локону и, потянув, тихо засмеялась. — Занятно. Всегда хотела такие кудри, — и словно испугавшись чего-то, отсела, мельком взглянув на Тириона и опустив глаза. — Простите, Ваша Светлость. Дени взяла Мию за руку, нежно сжав дрожащие пальцы. Девушка явно нервничала, что было неудивительно: после мучительных раздумий, она наконец решила поехать к брату, которого совсем не знала, в места, где никогда раньше не была, но была схвачена в Королевской Гавани и приговорена медленно умирать. Чудом спасшись и оставшись совсем одна, снова поехала вслед за Джендри. «Как она решилась? Разве нет у нее гордости?» — раздумывала Дейнерис, но решила, что у Мии и выхода не было, ведь Орлиное Гнездо, ее дом, теперь превратился в место, где блуждают лишь покрытые серой хворью тени. Вернуться туда было равнозначно смерти, а прижиться в каком-нибудь другом месте означало, что ее всю жизнь будет мучить вопрос: почему он уехал? Испугался? Почему хотя бы не простился? Карету тряхнуло так, что они едва не свалились с лавки. Громкий стук в стену, еще один, будто врезалось что-то тяжелое. Протяжно заржала лошадь и вскрикнул человек. «Что это?» Под короткий вскрик Мии, быстро переглянувшись с Тирионом все они бросились к окошку. Непонятное мельтешение и скрежет. И кто-то с силой ударил шлемом по цветному стеклу, так, что зеленые лепесточки выпали. «Ха!» — звон и горячий дождь брызнул сквозь трещины. Под проливным дождем шел бой. Крики и бряцание мечей гулко раздавались вокруг; лошади ржали, толпясь вокруг кареты, скользя по размокшей земле и спотыкаясь о камни. Дверца хлопнула и громкий шум, и лязг металла ворвались внутрь. — Принцесса! На нас напали! — взвизгнул Эли и, тряся руками, снова захлопнул дверцу. — Боллинг напал на нас! И там еще люди! — Гейб! — Тирион, схватив маленький меч в углу, выскочил наружу. По крыше послышался топот, и вся карета вздрогнула, накренившись. Светильник съехал по стене, и выпавшая свеча подожгла ковер, вспыхнув красной змеей. — Ах, черт! — Мия быстро затушила огонь ногой. Сидеть, ожидая неизвестно чего, в разваливающейся карете, под стуки и звон вокруг было невыносимо. Сердце бешено билось, но страха не было. Дени быстро откинула крышку сундука, откидывая в сторону вещи и свертки. Она так сильно отставила бутыль в сторону, что разбила ее и липкое вино залило ей руку. «Вот же», — острый клинок лежал там, где она его и спрятала. — Принцесса! Королева Дейнерис! — крики Мии и Эли не смогли удержать ее. Она только глянет, только взглянет, что там происходит. Открыв дверь на ширину следа своего сапога, она увидела, что к карете прижался один из ее воинов — серый мокрый плащ и поблескивающий в дожде литой нарукавник, черненый пером. Громко вскрикнув, пеший стражник сделал выпад, и звон, и его довольный вскрик говорили, что он достиг цели. Еще больше открыв дверцу, она увидела, что ее люди, втрое меньше, чем было, столпились вокруг королевской кареты, зажатые на узкой дороге, а клинки неприятелей почти достигают ее. Серо-сине-красное бурлящее звоном месиво, разбитые щиты на земле, мертвые лошади и люди, отдающие паром свое последнее тепло, а под ногами солдат вдавленные в грязную жижу мертвые вороны. — Королева, Королева! Спрячьтесь! — красный нос капитана блестел от воды, а голубые глаза, даже несмотря на незавидное положение, блестели азартом. — Только выправим колесо! И… Толстая стрела вонзилась в его забрало, с хлюпаньем пробив глаз и брызнув кровью. Пронзенный насквозь, он замер, удерживаемый воткнувшийся в стенку стрелой, и вместе с треском обломленного древка, сполз под колеса. «Уох!» — раздался хором крик и карета выпрямилась. Сбоку пробрался Тирион, таща за руку запыхавшегося Гейба. Его рот был в крови, словно он напился ею. — Внутрь! — крикнул Тирион и бесцеремонно затолкнул в проем сына, толкнув при этом Дени. — Уходим! — крикнул он в открытую дверь. Колеса скрипнули, и покачиваясь, их убежище медленно двинулось. Только спрятавшись снова в карете, она поняла, как трясутся ее ноги, и страх постепенно овладевает разумом. В заднее окошко было видно, что ее стража из последних сил сдерживает людей Боллинга. «А может еще кого», — она совсем не знала этих людей и мест. — И что теперь? — спросила она, взглянув на Тириона, и ей захотелось отвернуться от его сверкающих глаз. — Не знаю! — почти зло бросил он. — Что им надо, Тирион? — Как-то не было времени спросить! — он нервно сорвал с разорванного рукава лоскут. — Не надо было отходить от плана, не надо было сворачивать сюда! — вышагивал он от стены к стене. — Я говорил Брану, что не надо вас отпускать, что это не кончится ничем хорошим. — Кажется, мы оторвались, — Дейнерис не слышала больше ни лязга, ни криков. Даже дождь закончился, только скрип их кареты и стук ее собственного сердца. Она опустилась на лавку и вцепившись в ее края руками, опустила голову, пытаясь собраться с мыслями. Они должны, как можно скорей добраться до Штормового Предела, за его высокими стенами они будут в безопасности. И оттуда можно отправиться в Дорн морем, лорд Штормового Предела не откажет им в корабле. Она подумала, что никогда бы не попала в такую переделку, будь с ней ее старая армия — дотракийцы и безупречные. И Дрогон. Внутри болезненно заныло. «Все в прошлом. Все прошло». — Мы опять остановились, — шепот Эли, тихо сидящего в углу, не предвещал ничего хорошего. Но никто не звенел мечами, никто не кричал. До слуха Дейнерис донесся лишь спокойный звук голосов. Она встала, отряхнув штаны от невидимой пыли и распахнула дверь. Их окружала толпа людей — они не были рыцарями, не были похожи на стражников замка лорда или крестьян. Потертые кожаные одежды и хмурые лица. — А эти что здесь делают? — с каким-то отчаяньем спросил сам себя Тирион. «Люди с Железных Островов», — узнала Дейнерис и шагнула вперед. — Я Дейнерис Таргариен, — громко сказала она. — Жена Короля Шести Королевств Брандона Старка. Мы едем в Штормовой Предел. Толпа закивала головами, но на их хмурых лицах она не могла прочесть ничего хорошего. А их руки не сложили в ножны длинных ножей, мечей и луков. Раздался залихвацкий свист, и они расступились, пропуская маленькую фигурку вперед. Ее Дейнерис узнала сразу. — Яра Грейджой. — Королева, — закинув серый плащ на плечо Яра отвесила низкий поклон. — Мы ждали вас. — На нас напали. — Я знаю, — она широко улыбнулась. — Но не на вас, а на людей Короля. Эти люди, сир Боллинг, были ее, поняла Дейнерис, но что ей надо? — Позвольте проследовать в Штормовой Предел, — Яра хлопнула в ладоши и ее люди, разошлись в сторону, пропуская карету Дейнерис. — У меня для вас есть подарок. «Какой к черту подарок?» Дейнерис предоставили лошадь, такую же серую и неказистую, как и люди Яры. И, оседлав коней, они проследовали дальше, понимая, что воевать и сопротивляться сейчас бесполезно. Поглядывая на нее все время и криво улыбаясь, Яра прямо держалась в седле, держа поводья одной рукой. — Никто пока не знает, что ты здесь, — «Нас кто-то обязательно видел». — И ты даже представить не можешь, насколько людям плевать друг на друга. Они не видит ничего дальше собственного носа. — Нас будут искать, мой муж отправит сюда войска и с суши, и с моря, — стараясь не показывать волнения, гордо сказала Дейнерис. — Они уже направляются сюда, но не за тобой, а за мной. В море мы легко разобьем их, они не знают, что скоро сюда прибудут пираты, — она сказала это так спокойно, будто бы судьба Дейнерис уже была решена. — А я знаю, что прибудут они, но уже на каждом из их кораблей есть мои люди. Верные люди. Отсюда нет выхода, Королева, а этот замок — надежное укрытие. — А что с Джендри? С лордом Штормового Предела? — Ничего, — она пожала плечами. — Тоскует по своей жене. Кует мечи, думая, что боль можно выбить ударом. А я не убийца! — она помотала головой с застывшей железной улыбкой. — Нет. — Ты же понимаешь, что если со мной что-то случится, то это не сойдет тебе с рук. — Говорю тебе, я не убийца, — она снова покачала головой, словно ужасаясь этой мысли. — Если, конечно, люди не мешают мне делать свои дела. Но, так вроде все поступают? Не? Кому я говорю, — неприятно засмеялась Яра. — Да и зачем мне убивать тебя? Жена короля, брат короля — ценные заложники. — Брат? — Дейнерис остановилась, а все внутри наполнилось мучительным предчувствием. — Я же сказала — у меня есть для тебя подарок. Джон Сноу, твой убийца — я взяла его в плен, — слова Яры эхом звучал, как сквозь плотный слой. — Правда он немного… не в себе. Бедняга получил по башке и к тому же нахлебался воды. Дейнерис спешно прошла по пустынному двору замка, не обращая внимания на лужи. Маленький домик пристроем к большой, вытянутой башней с узкими бойницами крепостью. Именно там, как сказала Яра, был Джон. — Ваша комната на самом верху, Дейнерис, — слова Яры идущей за ней, мигом сдувало ветром. — Вашего десницу и этого, Гейба, уж просите, придется закрыть в темнице. Мальчишку можете оставить себе. Нашему Заку нравятся такие, сладенькие. Рядом с дверью, испещренной трещинами, на бочке расслабленно сидел человек, видимо исполнявший роль охранника. Завидев Яру, он сразу вскочил и вытянувшись, одной рукой прижал к себе пику, а другой крепко сжал нож за поясом. Дени быстро толкнула дверь. Он стоял рядом с кроватью, и за локоть его поддерживала какая-то девушка в чепчике, похожая на служанку. Голый торс, перевязанное плечо. Тяжело уперевшись рукою в кровать Джон сел. Девушка поднесла к его губам кружку и, пока он пил, поддерживала ее. — Уже встает, — хмыкнув, отметила Яра. — Джон, — только и смогла вымолвить Дени. — Джон. Он посмотрел на нее, бледный, с синяками под ставшими совсем глубокими и темными глазами, и на мгновенье ей показалось, что он не узнал ее. Бледные губы Джона разомкнулись и беззвучно сказали что-то, но она услышала: «Дени». Джон покачнулся, и служанка тут же дернулась рукой, желая помочь, но он остановил ее и сделал попытку снова встать, но у него ничего не вышло. — Джон, — Дейнерис быстро подошла к кровати и присев рядом, не в силах оторвать от измученного лица взгляда, прикоснулась к его руке, сухой и прохладной. — Не надо. Сиди. — Простите, Королева, — прошептал он, слабо усмехнувшись в отросшую бороду, — я не в форме, — он прикрыл глаза. — Пожалуй, мне надо прилечь. Она снова взяла его за руку и его пальцы чуть дрогнув сжались. Грудь, вся в шрамах, поднялась со вздохом, прерывисто, и на Дени нахлынуло сладкое и одновременно горькое чувство, что все это уже когда-то было. На ее корабле, в прошлой жизни. — Кажется, все это было, — хрипло прошептал Джон, улыбнувшись. Внезапно он открыл глаза, даже больные и воспаленные, невозможно пронзительные, и словно вспомнив спросил: — Что ты здесь делаешь, Дени? И где Бран? Ей было больно смотреть на него. — Брана здесь нет, он в Королевской Гавани. Да и это неважно сейчас. — Неважно, — он поерзал головой о подушку и, закрыв глаза, болезненно поморщился. — Ведь это просто сон, — его было едва слышно, и она склонилась ниже, вглядываясь в его черты, в тонкий шрам пересекающий его блестящее от пота лицо, в редкие седые волоски в густой бороде. Его спекшиеся губы что-то шептали, а ресницы вздрагивали. — Не уходи… Останься со мной… Это просто сон… — Что с нами будет, Яра Грейджой? — спросила Дейнерис, когда они вышли. — Только ты можешь это знать, Королева. Не говори пока ничего, скажешь после. — После чего? — После того, как я покажу тебе кое-что. Кое-кого. «Она еще кого-то взяла в плен?» — А Джон? — Ты можешь казнить его, если захочешь, я не буду против. А можешь оставить его себе… для забавы, — улыбка на ее каменном лице казалось застыла. — Если он будет на что-то способен, конечно. Матис! — она увидела кого-то. Дейнерис узнала его, того молодого человека, что был с Ярой в Королевской Гавани. И даже имя казалось ей смутно знакомым, но после она так и не вспомнила, где его слышала. Легко перепрыгивая через лужи, он подошел к ним и учтиво поклонился. — Королева, — его красивые брови взлетали как крылья птицы, а светло-золотистые волосы легко колыхались на ветру. — Рад вас видеть. Дейнерис подумала, может ли Матис быть главным между ними двумя; может, Яра пленилась его красотой и идеями, ведь насколько помнила Дейнерис, ей нравились не только женщины. Мимо, тяжело толкая телегу и охая, медленно прошел человек, больше похожий на раба. Его корыто было доверху наполнено камнями, а его руки, с закатанными рукавами, были все в грязи и пыли. — Разбирают замок, бедняги, — в голосе Яры неожиданно послышалось сочувствие. — Я сказала им — вы свободны, Король не властен над этими землями, но они продолжают разбирать камень за камнем, а их главный каменщик предложил мне три золотых, лишь бы я не выгоняла их отсюда. — У них договор. И вернувшись в Королевскую Гавань, он потребует свою плату за свой труд. — Дейнерис, когда они закончат, власть давно поменяется, — Яра остановилась на ступеньку выше, выдолбленную прямо в скале. — И им некому будет платить. Они поднимались по крутой лестнице, рядом с главным замком. С близкого расстояния он казался огромным, высоким и мощным, сложенным из идеально подогнанных камней. Теперь она видела, что устремленный вверх шпиль был не совсем целым — почти все зубцы были обломанные, но даже покалеченный, устремленный в небеса, он все еще устрашающе сурово навис кулаком над всем остальным миром. Повсюду разносился стук молоточков рабочих-строителей, но их самих с этой стороны не было видно, будто бы их и не было, а остался только этот заблудившийся во времени шум. Она отодвинула склонившуюся кривую ветку куста, которые росли вокруг редкими, едва зеленеющими колючками, и поднялась выше, откинув носком сапога камешек на потрескавшейся ступеньке. — Осторожней, Королева, — раздался позади насмешливый и вместе с тем красивый голос Матиса. — Один маленький камешек может вызвать большой обвал. — А вы? — она обернулась, остановившись. — Какую роль вы выбрали для себя в этой истории? — Я же уже говорил вам, — он сощурился, глядя снизу-вверх и даже в этом, казалось, вечно пасмурном месте его сережка блеснула. — Я хочу лишь свободы. Свободы для всех. — Ах, да, я слышала ваши идеи. Но, помнится мне, еще тогда сказала, что теперь они чужды мне. Отправляйтесь в Эссос, Матис, ведь только там еще осталось рабство. Теперь освободить там рабов будет намного проще, чем в мои времена. Они сами готовы к этому, они борются за свою свободу. А вы можете стать их королем, и, может быть, они даже полюбят вас, — она пожала плечами и быстро пошла вслед за ушедшей далеко Ярой. Чем выше они были, тем сильней бил ветер, соленый и острый, заставляя прикрывать рукой глаза и путая волосы. — Вы не поняли! Любовь не важна! Важна лишь свобода! Свобода выбора, — он с таким жаром выпалил это, что ей показалось, что в этом есть что-то личное. — А ты, Яра? Чего в конце пути хочешь ты? Но она не услышала, что ответила Грейджой, Матис догнал ее и схватил под локоть. «Это слишком. Наглец». Она выдернула руку, смерив его таким взглядом — она надеялась, он понял все мысли, которые были сейчас в ее голове. — Вы ведь знаете Иллирио Мопатиса, — неожиданно назвал он, казалось, забытое имя. — Знали. — При чем здесь Мопатис? — она и вправду не понимала, но уже чувствовала, что это что-то да значит. Впрочем, о том, что магистр продал ее в свое время кхалу Дрого, знал весь мир, и Матис, вполне возможно, хотел просто сыграть на этой информации. — Мопатис — друг Вариса, бывшего Мастера над шептунами, — еще одно имя, еще один человек, которого она казнила. — Моя мать умерла при родах в Вонючей Канаве Королевской Гавани. И Варис выкупил меня у отца за бутылку вина. — Мне жаль. Грустная история. — Это лишь начало. Несколько лет я жил в Пентосе, в большом доме Иллирио. Счастливые времена! Я смутно помню, но я любил этого толстяка, как и он меня. Так мне казалось… — Что он сделал с вами? — Дени слышала много историй о любви стариков к маленьким мальчикам и, взглянув на множество ступенек впереди, ведущих к проему в скале, приготовилась слушать еще более грустную историю. — Ничего! — он нахмурился, и ветер поднял его гладкие волосы, в отсутствии яркого солнца казавшиеся серебряными. — Не то, о чем вы подумали. Он отдал меня Джону Коннигтону, когда-то он был другом вашего брата — принца Рейгара. Старый Гриф, так его называли, воспитывал меня, как своего родного сына. Мы много путешествовали по Вольным Городам, по всему Эссосу. Он учил меня всему, что знал сам, а чего не знал, тому меня учили мейстер Хелдон и септа Лемора. Языки, история, счет и движения звезд на небе. Так много всего! Боги, как часто я старался сбежать или притвориться больным, лишь бы пропустить еще один день учебы! — его грустная улыбка, в которой играли и сожаление, и боль заставила Дени слушать внимательно. — А когда пришло время, Коннигтон рассказал мне про моего настоящего отца. «Твой отец — Рейгар Таргариен. — сказал он тогда. — А ты принц. Принц Эйгон Таргариен, и мой долг — защищать тебя». — Этого не может быть! — она не могла, не имела права поверить. — Сына моего брата убили, как и его дочь, и жену, по приказу Тайвина Ланнистера, — «Зачем эта ложь? Зачем он выдает себя за него?» — Джон Коннигтон верил в это. И я тоже. Наша цель была собрать армию и захватить Вестерос. Я должен был стать Королем Семи Королевств, а вы — моей Королевой, — он подошел ближе, и в его темно-синих глазах она увидела скрытый фиолетовый блеск, и ей сделалось страшно от возможной правды. — Я должен был поехать в Мэйрин и предложить вам свою руку. «Может, так действительно было бы лучше», — подумала она, но промолчала, лишь неуверенно прошептав: — Но все видели убитого ребенка. Есть много свидетелей. — Младенца подменил Варис. Так они мне сказали, — они уже почти поднялись наверх, где, оперевшись на скалы, их ждала Яра. — Но я не поехал в Мэйрин. Я, наивный и глупый, решил, что вы сами придете ко мне с драконами, когда я завоюю часть Семи Королевств. — Однако я не слышала о вашем нападении на Вестерос. — Конечно не слышала, — звучный голос Грейджой казался лишним и чужим в их разговоре. — Люди предполагают и чего-то хотят, но лишь боги знают, как должно быть на самом деле… — … Мы так и не доплыли до него, — продолжил Матис. — В море началась буря, и часть наших кораблей разбилась о скалы, а тех, что остались, пленили пираты. Все мои близкие — и Коннингтон, и Лемора, — были убиты, а меня, раненого и раздавленного, продали в рабство. Придя в себя, я бежал, и опять скитался по всему миру, один, без армии и друзей. — он задумался о чем-то и от ее глаз не скрылась едва заметная мимолетная улыбка. — Вернувшись в Эссос, я приехал в Пентос и нашел магистра Мопатиса, единственного, кто был еще жив, и кого я не считал чужим. Но я уже не был юн или глуп и понял, что он хочет предать меня. И я убил его. Она помнила, помнила толстяка, раскинувшегося в большом кресле, уже дурно-пахнущего с ужасной раной на горле. — Как? — она запрыгнула на плато перед чернеющем проемом и обернулась. — Оставил улыбку на горле, — пугающая надменность холодком отдалась в его словах. «Эти его слова про свободу — это лишь ложь». — Так чего же ты хочешь теперь «Эйгон», или «Матис», или как тебя там? — Я же сказал, Королева, я родился в Вонючей Канаве и Варис купил меня за бутылку вина, — глухо сказал он. — Все прочее было ложью, которой кормили меня всю жизнь. Они забрали у меня моего отца, пьяницу и скотину, но моего отца, и память о моей матери, о моих братьях и сестрах, — «Которых я сожгла». — Эллирио Мопатис признался мне перед смертью. Что они лишь использовали меня. Как и тебя, кстати. Ты давно бы оказалась в борделе или умерла, если бы за тобой не присматривали люди магистра и не вели тебя с детства. Своими словами он словно отбирал часть ее прошлого, той памяти, что помогала ей сейчас оставаться собой. Она оперлась спиной о стену, твердый камень и серые небеса показались ей такими же жесткими. — За мной смотрел брат. — Вы лишь так думали, но на самом деле были лишь игрушками в чужих руках, — он взял ее за плечи и легонько встряхнул. — Королева! Они, — он махнул головой вниз, будто бы там и в самом деле были их названные враги, и горячо продолжил, — они всегда лишь используют нас. Детей. Бедняков. Глупцов. Заставляют верить в свою ложь: говорят, что ты что-то значишь в этом мире, говорят, что ты не пустое место, и ты веришь им! Ведь никто не хочет быть пустотой и никем. Но это ничего не меняет, твое имя — лишь имя, просто звук или буква, которую можно легко зачеркнуть, а они за твоей спиной делают то, что им надо. Просто пользуются тобой, как ширмой, как маской, продолжая творить зло. Но вы, вы, Королева, смогли все изменить! Кто бы знал сколько ярости скрывается в этом маленьком теле! Теперь вы вернулись, и мы поможем вам, сотрем с лица всего мира всех богатых, всех, кто думает, что могут навязывать людям свою волю и думать за них, как им жить! — глаза Матиса сверкали синевой, переливаясь фиолетовым. И хоть он и не был Таргариеном, но вполне возможно, в его жилах текла валирийская кровь, которая возбуждала в его голове эти безумные идеи. Они вошли в темный коридор, выдолбленный прямо в скале, внутри которого тихо гудело с завыванием, словно в этой холодной темноте прятался гул моря. — Я не в праве осуждать вас, Матис, после того, что сделала. Но вы ошибаетесь. Вы, как и я когда-то, путаете месть и добро. — Зато я ничего не путаю, — слова Яры казалось звучали везде — и сзади, и спереди. — Мне нужно лишь право плавать где хочу и грабить кого хочу. Да ну, к черту это право! — раздался плевок. — Я просто делаю то, что хочу, то, чем всегда занимались Железные Острова! Ты, знаешь, Дейнерис, мой брат погиб за нынешнего короля, мой Теон. Я даже не смогла его похоронить, как положено. И что, что я имею с этого? Кучку островов, которая становится все меньше и меньше с каждым годом. Железные Острова уходят под воду и разрушаются, и даже единственной на лигу корове не хватает травы. А они еще недовольны, что мы занимаемся тем, чем занимались всегда! — жесткий стук ее сапогов стал громче. — В Шести Королевствах много пустой земли, — заметила Дейнерис. — Берега, которые подойдут нам, принадлежат Северу. Там много руды, что мы бы могли добывать и леса для нашего флота, но Север ведь теперь независим, а Король ни за что не пойдет поперек своей сестры. Когда-то Яра обещала ей прекратить грабить, но, очевидно, это было давно, в прошлой жизни. — Однажды я сидела на берегу и смотрела на море, на то место, где совсем недавно был остров с небольшой деревушкой, а сейчас только острые зубцы редких скал. Я продрогла от ветра, а моя куртка задубела от брызг и соли. И тут я увидела что-то. Дейнерис зажмурилась, когда они вышли на свет. Небольшое плато, а в крутой обрыв громко билось море, шумное и черное. — Море вздыбилось, словно из него выросла огромная скала, и упало снова, оставив после себя лишь черную бездну. Сбоку было видно, каким разрушениям подвергся замок. Вполовину срезанный, будто чей-то огромный нож отделил половину муравейника, обнажив все его комнаты и ходы. А внизу, у основания, скала словно треснула, уходя чернотой в узкую щель. Только белые точки чаек и их крик наполняли мертвый замок. Штормовой Предел умер, плоть его разнес ветер и теперь он возвышался над морем своим исковерканным скелетом. — И тут из моря, из пены, показалась морда чудовища. Зеленая, блестящая кожа и красные шипы, а глаза горят словно угли. «Нагга» — поняла я тогда. Нагга! — она неожиданно громко крикнула, вскинув руки ко рту и ее плащ раскинулся крыльями. — Нагга! Море пришло в беспокойство, гудя, шумно вскипая и выплескиваясь фонтанчиками, и тут же проваливаясь словно воронкой, и, резко выгнувшись черной дугой, заставив ее отшатнуться от края, вода спала, обнажая что-то, а затем раздался протяжный вой. Сквозь последние стекающие пенные воды она увидела невозможное — зеленая морда, с красными глазами и шипами, вытянувшись на длинной шее, покачивалась над водой. «Рейгаль». В нос ударил слащавый рыбный запах, такой сильный, что она едва могла дышать. — Пахнет он конечно не очень, — пробормотала рядом Яра, но Дени почти не слышала ее. — Это твой дракон, которого подстрелил мой дядя. Это Нагга. «Нагга? Это Рейгаль. И это не похоже на сон». Она обняла себя за плечи и сжала пальцы, так сильно, чтобы стало больно. Дракон потянул головой вперед, принюхиваясь и прижав свои шипы к телу. Потом отпрянул и фыркнул, разбрасывая вокруг себя брызги воды и этот странный тошнотворный аромат. — Рейгаль… — прошептала она. — Рейгаль, — Дейнерис подошла ближе, к самому краю и присев на корточки, цепляясь за пожухлую траву, вгляделась вниз. Руки дрожали, а внутри нее бушевало сомнение и странная радость, что невозможное — возможно. Она отлично помнила, как огромные стрелы пронзили его тело, шею, грудь, и помнила его полный отчаяния болезненный крик, когда он упал в море. Но нет же, вот он, живой, и его золотые с красными крапинками глаза мокро блестят, как живое пламя. — Рейгаль… — быстро стянув перчатку, она протянула руку. Рейгаль пришел в движение и медленно приблизился к ней. Он не стал больше, не вырос, в отличие от Дрогона, судя по размерам его головы, а его мокрая кожа была сплошь покрыта странными бугорками, будто камешками. С урчанием и тонким писком, он приблизил к ее руке морду и коснулся. Скользкий и мокрый. Рука вздрогнула, как от иголок. Складки его ноздрей сжимались, и из них текла прозрачная, зеленая слизь, а его шипы на щеках были словно обросшие водорослями. Он урчал и вздыхал, разбрызгивая капли, и снова прикасался к ее руке. Перестав нежиться, Рейгаль медленно погрузился в воду, и Дейнерис стало тревожно, что это навсегда. Но поодаль он снова всплыл и, качнувшись на воде, резко выскочил со снопом брызг, взмахнув крыльями. Зеленовато-коричневые, с рваными дырами в мутных перепонках, он шумно взмахнул ими пару раз и снова ушел по шею в воду. — Это мой второй подарок, — гордо сказала Яра. Неожиданно в край утеса ударило — это коготь крыла Рейгаля воткнулся в каменистую, с редкой желтой травой, землю. Зацепившись за край, он словно подтянулся повыше и положил свою огромную голову рядом с Дейнерис. — Так он никогда не вылезал, — забеспокоилась Яра. — Не думаю, что он сможет быть долго на суше. Он стал другим, Королева. Дейнерис прикасалась к нему, осторожно, словно боясь причинить боль. Она рассматривала его потрескавшиеся, зеленеющие илом рожки, его чешую, плотно покрытую ракушками и вросшими камнями. Под зажмуренным в блаженстве глазом присосалась какая-то пиявка и она, вцепившись в нее ногтями отодрала жрущую ее младшего сына тварь. Червяк, чмокнув, отцепился, и зелено—черная жижа густо потекла из места, от которого она его оторвала. Рейгаль приоткрыл глаз, и его черный мутный зрачок, хаотично дернувшись, снова закатился и прикрылся липким вздутым веком. Он тяжело вздохнул, потершись о землю. — Что с ним случилось? — в горле жгло от подкативших слез. — Я не знаю, он просто пришел ко мне. Просто смотрел, а я смотрела на него, думая — к чему все это? А однажды старый дурак Гурт, бог знает, зачем он следил за мной, прокрался со стороны высоких скал и свалился в море. И тогда я увидела, чего хочет Нагга. Он просто сварил его, просто дыхнул не огнем, нет, паром, как если резко открыть крышку котла на огне. А потом сожрал, не оставив даже косточки, — глаза Яры распахнулись, как от восхищения, а на лице снова появилась улыбка. — В следующий раз я взяла одного нехорошего человека и скормила Нагге. Он был рад и думаю, благодарен, — она хмыкнула, довольная своей смекалке. — И я подумала, раз уж Нагга снизошел до меня, значит это было угодно Утонувшему богу, значит есть в этом смысл… — Это не Нагга, это Рейгаль… — Дейнерис стало неприятно, что Яра называла ее дракона чужим именем. — Нагга, Рейгаль — это морской дракон, и он явился ко мне, — сказала она с придыханием. — И делает то, что я захочу. Она подумала, что Рейгаль никогда не бросит ее, не предаст, и с ним она прямо сейчас легко сможет покинуть Штормовой Предел. Но как быть с Джоном? Она не могла оставить его здесь, беспомощного и больного. Водя пальцами по скользкой неровной коже дракона и сдерживая рвущие ее грудь боль и рыдания, Дейнерис решила, что пока должна остаться. — А ты не боишься, что я сбегу с Рейгалем? — И далеко ли ты убежишь? — Яра склонилась к ней. — Куда ты пойдешь, даже если тебе это удастся? Думаешь, Король примет с распростертыми объятиями женушку со зверушкой-людоедом? А если ты и вправду все еще Королева Драконов, если в твоей крови течет пламя и кровь, как в моей море и соль, то мы нужны тебе. Мы снова можем быть союзниками. Подумай об этом получше. Везде были люди Яры — на крепких стенах, рядом с каждым входом и выходом, а за Дейнерис неустанно следили, куда бы она не пошла. Тирион был запер в темнице, и она навестила его, в сопровождении своей охраны, принеся горшок с мясом и хлебом. Громко жуя и смеясь, он сказал, что сбился со счета, вспоминать в который раз оказался в тюрьме, и даже удивился, что у Яры нет насчет него никаких кровожадных планов. А потом, склонившись к прутьям решетки, тихо шептал, что она должна найти воронов, и сбивчиво объяснил, как правильно привязать письмо к лапке. «И найди лодку чтобы отправить Эли в Королевскую Гавань. Он будет отказываться, но ты заставь его!» — невнятно зудел он, прерывая каждое слово сумасшедшим смехом, чтобы железнорожденные стоявшие в пяти метрах не разобрали ни слова. Оставленный же ей Эли трясся от страха, боясь поворачиваться спиной к этим суровым, грубым людям и предпочитал или следовать рядом, или сидеть, запершись в комнате. Про Рейгаля она ему ничего не сказала, ей самой надо было еще осознать, что случилось и что все это значит теперь, но согласилась на счет воронов. Мия обосновалась в домике рядом с Джендри, которому, казалось, совсем не было дела до происходящего вокруг. Даже до того, что Грейджой переманила на свою сторону большинство лордов Штормовых Земель, которые были не в восторге от своего сюзерена. Маленькую комнатку, где они обедали, согревал едва горевший камин, а от одного светильника со свечами было совсем мало света. — Ты лорд, а не кузнец! — отсчитывала она своего брата, а он, поглядывая на нее исподлобья, кротко кивал. Одетая в платье и причесанная, совсем, как леди, Мия ловко орудовала вилкой и ножом. — Я помню нашего отца, Короля Роберта. Смутно, но помню, — уверяла она больше сама себя. — Он был хорошим человеком и совсем не трусом, тебе должно быть стыдно, Джендри, что ты упустил ситуацию в своих землях. Посмотри, где мы живем?! — она ткнула ножом в сторону каменной стены, пустой и серой, так, словно она всю жизнь жила в королевских покоях. — Кто еще остался верен тебе? — и посмотрев на пожимающего плечами Джендри, покачав головой, она продолжила: — Я сама узнаю. — Это платье Делоры, — пролепетал Джендри, медленно и грустно моргнув глазами. — Оно очень идет тебе. — Мия, это может быть опасным. Вам лучше не лезть пока на рожон, пока все не прояснится, — Дени наконец отщипнула кусок от куриной ножки и отправила в рот, надеясь, что ее аппетит проснется. Ей нужны были силы, а не поев пару дней у нее начинала кружиться голова. Мия сжала нож, и Дейнерис заметила, что ее рука дрожит, как ее губы. — Я бросила Орлиное Гнездо, чуть не умерла от серой хвори, чуть было не вышла замуж на дикаря. И зачем? Чтобы быть скормленной какому-то чудовищу? — она бросила нож, и он, громко звякнув, отскочил на середину стола. Она взяла ее за руку, надеясь успокоить, развеять ее страх. — Все наладится, Мия. И чудовище не съест тебя, уж я за этим прослежу. — Да, Королева, простите, — она опустила голову, всхлипывая. Дейнерис знала, что многие считали ее решение дать Джендри имя отца поспешным, и глядя теперь на него, она думала, что и вправду тогда ошиблась, поддавшись соблазну сделать хоть что-то хорошее. Ей хотелось, чтобы про нее говорили — Добрая Королева, Справедливая и Честная, но даже ее десница, Тирион, не понял ее порыва, и она подыграла ему, согласившись, что хочет лишь заиметь еще одного союзника. Но может, это так и было? Может быть, она лишь хотела быть таковой в своих глазах? «В конце концов имя — это просто имя, так сказал Матис и был, пожалуй, прав; мы просто люди из плоти и крови и ничего больше. Враги. Друзья. Братья и сестры, — глядя на Джендри и Мию, подумала она. — Все слишком запуталось, и я не понимаю саму себя». Позже, решив навестить Джона, она, стараясь не скрипеть дверью, тихонько вошла в его комнату. Он даже не заметил ее появления, но, как она видела, чувствовал он себя значительно лучше, иначе не держал бы в руках большую книгу. Дени остановилась посреди скромной комнаты с покатым потолком, без излишеств и украшений, крепко сжимая в руках горшочек, что принесла от Джендри. — И долго ты будешь там стоять? — неожиданно спросил он и опустил книгу на грудь. Она разочарованно выдохнула, поняв, что не вошла незамеченной. — Я принесла тебе бульон, Джон, это полезно. — Ты будешь кормить меня с ложечки? — он тихо засмеялся. — Я не прочь. Дени, стараясь сохранить серьезное лицо, поставила горшок на столик рядом с кроватью. — Я вижу, ты стал совсем здоров, лорд Сноу. Шутишь. Читаешь книжки. Где Мейси? — спросила она быстро про служанку. Она взяла книгу из его рук. «Сказки Вестероса». — Это ее книга? — посмотрела она внимательно на его ставшее серьезным лицо. Все же он был еще болен: синяки не сошли, а лицо было бледным. Правда, после того, как она запретила давать ему лошадиную дозу сонной травы, он стал намного живей. И теперь его блестящий серый взгляд даже немного смутил ее. — Простите, Королева. За глупые шутки. За все остальное. Она присела рядом и отвернулась, не в силах выдержать напора его глаз. «Я должна спросить у него». — Ты его видел? — тихо спросила она. И все же решилась посмотреть. — Знаешь, о чем я? — Рейгаль, — он поднялся на подушке, поморщившись, как от боли. — Да, Дени, я видел его. Я знаю, — теперь он больше не смотрел на нее, и все это казалось странным. Он все рассказал ей: что прибыл в Штормовой Предел, пытаясь найти сестру, но на него напали, чуть не убив, а в итоге он попал в плен к Яре. Она хотела скормить его тело Рейгалю — так он и увидел его, но дракон отказался его есть. Это было не удивительно, ведь Джон был его всадником. — А Арья? — Знаешь, что странно, — он замолчал на пару мгновений, долго моргнул глазми и сглотнув, продолжил. — Я уже второй раз пытаюсь догнать ее, но нахожу лишь тебя. «Зачем он опять так смотрит? Это неправильно». Она взяла кувшин со стола и, наполнив чашу водой подала ему, стараясь не обращать внимания на его пальцы, лежащие на ее руках. — Бран не должен был отпускать тебя, — вздохнул Джон. — Я его уговорила. Он был добр. Не хотел отпускать меня, но все равно решился. Он бы поехал со мной, но ты же знаешь, для него это трудно. Да и мы не должны были заезжать в Штормовой Предел, это все я, я так решила. Хотела помочь одной девушке, — Дейнерис крутила в руках пустую кружку, и все не могла перестать скрести ногтем ее потрескавшееся дно. — Это похоже на тебя, — его мягкая улыбка очевидно должна была подбодрить ее, но отчего-то ей было тоскливо. — У тебя доброе сердце, — он снова взял ее за руку, и у Дейнерис не было сил сопротивляться. — Послушай, Дени. Ты должна уехать. Используй Рейгаля, вернись в Королевскую Гавань, к Брану, — он говорил так, словно пытался заставить ее поступить по-своему. — Вместе вы решите, что делать дальше. — С Рейгалем? Ты ведь знаешь, какое… мясо он ест. Джон сел рядом, ухватившись за край кровати. Посмотрев на кружку в ее руках, он бесцеремонно взял ее и поставил на столик. — Со мной был Серый Червь, может, он уже сообщил в Королевскую Гавань. Что здесь происходит. И скоро тебя спасут. Бран ведь многое видит и знает, он придумает что-нибудь. Но Дейнерис не была уверена в своей ценности для Короля, Джон — его брат, пусть и сводный, был куда важней. Он был частью его настоящей семьи, несмотря на кровь, несмотря на годы властвования. — А твой волк? Призрак, где он? Ты же можешь… Ну, можешь стать им, — ей всегда было неловко вспоминать о лютоволке Джона, но сейчас Дейнерис пересилила себя. — Не знаю, что происходит, но мне сложно это теперь. Я пытаюсь, чувствую, что он рядом, но не могу, — Джон растерянно покачал головой и потер нос. Неожиданно он обнял ее за плечо и притянул к груди, осторожно обхватив руками. Наверное, ей положено было возмутиться такой наглости, но вместо протеста она замерла, чувствуя, как его губы касаются ее волос и его дыхание, и не смела пошевелиться в это мгновение. — А если Бран видит нас сейчас, — прошептала она себе назло. — Что он подумает? — Мы ведь родственники, Дени, — она подняла голову и, оказавшись в опасной близости от его глаз и губ, снова прижалась к нему. — Тетка, почти что мать. Она осторожно вздохнула, боясь пошевелиться, боясь разрушить это, то, что сейчас происходило между ними. Ей не хотелось думать о всех тех напастях, что случились с ними, а просто сидеть так, прижавшись к его теплой груди, целую вечность и говорить, не переставая, чувствуя так близко, рядом его голос, и невесомо трогать грубые шрамы сквозь рубашку, так осторожно, что он даже и не заметит. — Ты, знаешь, Джон, от тебя несет, — хихикнула Дени, зажмурив жгущие подбирающимися слезами глаза, и вдохнула глубже. — Надо будет сказать Мейси, чтобы сделала тебе ванну.***
Держа спину прямо, как все время просил Эли, плечи Дени начинали ныть, и она поерзала на этом нестерпимо жестком стуле. — Не вертись, принцесса, — он снова неловко дернул ее за волосы, зачесывая прядь повыше. — Посмотри, так нравится? Но в зеркало смотреть на хотелось, и она уже сотню раз просила его делать прическу попроще, но Эли все равно не слушал, с каждым разом все больше совершенствуя свое мастерство цирюльника, пыхтя за спиной и что-то напевая себе под нос. Она все же взглянула мельком, но едва ли рассмотрела свое отражение, — «Да, прекрасно», — все ее мысли были только об одном: как поступить, что сделать, чтобы никто не пострадал. Мия, Эли, Джендри, Тирион с сыном, Джон — их жизни зависели от ее решений. Вчера она сказала Яре, что ей надо подумать, как быть дальше, и Яра конечно же поняла, что Дейнерис просто тянет время — это она видела по ее глазам, полным недоверия. В большой округлой крепости Грейджой устроила себе тронный зал, притащив туда очевидно самый большой стул в Штормовом Пределе. На высокой спинке возвышались башенки, как главный шпиль замка, он когда-то был покрыт позолотой, но теперь весь облез и потрескался. Флаги с золотыми оленями были содраны, а их место заняли золотые щупальца кракена, тусклые и безжизненные, как и все вокруг. Лишь Яра казалась живой, до белых костяшек сжимая подлокотники своего трона. Она чувствовала себя неловко, глядя в карие, горящие глаза Яры, понимая, что этой сильной, смелой женщине осталось совсем недолго дышать на этом свете. Бран никогда не простит ей этого, даже если она захочет, даже если есть еще путь назад, он все равно казнит ее, заплатив свою железную цену. Дейнерис было жаль. — Сноу стало намного лучше, — она склонила голову и помолчала немного. — Ты заботишься о нем, несмотря на то… Он ведь пытался убить тебя? Да? Говорят, там была целая лужа крови! Скажи, Дейнерис, он все еще что-то значит для тебя? Мне правда интересно, — неожиданно легко спросила она, словно ни были подружками. — Как женщина женщине. — Он брат Брана. Мы семья, — она сама ощутила, как фальшиво звучат ее слова. Яра, указав в ее сторону пальцем, усмехнулась, и, будто обдумывая, растягивая слова, произнесла: — Кажется, я понимаю, — она откинулась на спинку стула и теперь Дейнерис не видела ее глаз. — Когда-то мой дядя Эурон пленил меня. Он таскал меня за собой по всему этому чертову морю, и однажды я спросила: «Почему ты не убьешь меня?» А он сказал: «Если я убью тебя, то с кем мне тогда говорить? Мы единственные Грейджои, — так он сказал, — единственные, с яйцами». Мой дядя был пошляк, уж прости за грубость. Мой дядя умер. И мой брат Теон умер. И теперь мне не с кем говорить. — У тебя есть Матис. Яра посмотрела на нее. — Ты думаешь, мы любовники? Нет. Он не в моем вкусе, слишком напыщен, — она фыркнула. — Но мне и не нужен никто. Теперь не нужен. Одиночество делает нас сильными — я это поняла. Но пока есть кто-то, о ком мы думаем, кого боимся потерять, в глазах которых, как мы думаем, видим свое отраженье — мы слабы. Просто слабые людишки с глупыми надеждами! Как ты могла забыть об этом, Дейнерис? Слова Яры звучали, как угроза и, выйдя от нее, спустившись по широким каменным лестницам, она захотела немедленно увидеть Джона. Свернув к невысокой ограде, оплетенной колючим сухим плющом, за которой была утоптанная земляная дорожка, ведущая к домику, она увидела, что на бочке, на которой неизменно сидел стороживший его человек Яры, никого нет. Мучимая предчувствием, Дени прибавила шагу, и каждый хруст сухих листьев под ее сапогами казалось неприятно отдается где-то в желудке. — Королева, — она чуть не столкнулась с Матисом. — Какая встреча. Она снова взглянула на пустую бочку за его плечом и выдавила из себя улыбку. На его бедре, в фалдах серого кожаного сюртука, неудобно висели длинные ножны. Что за меч в них был, она сразу узнала: на навершии, мигая кровавым глазом, белела голова волка. Ее внимание не осталось незамеченным. — Оу, вы заметили меч, — он махнул головой в сторону домика. — Он ему правда сейчас ни к чему, я думаю. Ей было неприятно видеть Длинный Коготь на Матисе, но напрягать обстановку сейчас было явно не к чему, и пересилив себя, она звонко сказала: — Вам идет. Настоящий клинок для настоящего мужчины. Он качнул ножны и подошел ближе, впившись в нее своими масляными темно-синими глазами. — Я больше уважаю ножи. Толстые и изогнутые, как аракх. — Тогда, — тихо сказала она, подавив в себе желание отступить шаг назад, — зачем же вы взяли этот меч? — Тогда отдай мой меч и проверим, кто с чем справится! — голос Джона заставил вздрогнуть ее. Он стоял поодаль, щурясь от тусклого солнца. С поникшими плечами, пошедшей складками на похудевшем теле курткой, и казался значительно мельче Матиса. — Лорд Сноу проснулся! — Матис крепко схватил белокаменную голову волка и вздернул подбородком, стараясь казаться еще выше. — Я бы с радостью, но убить тебя сейчас мне не позволит совесть. Это все равно что убить женщину. Джон медленно направился к ним, прихрамывая, и выражение его лица не понравилось Дени. — Матис! Прекратите это немедленно! — прошипела она. — Только ради вас, Королева, — он взял ее за руку и, склонившись, приложился губами, и даже сквозь перчатку этот поцелуй не казался пустой формальностью. Мельком взглянув на приближающегося Джона, она улыбнулась Матису, а он бодро развернулся и пошел прочь. — И что это было? — от его потемневшего серого взгляда, щеки неуместно зажгло изнутри. Джон сжал пальцы здоровой руки и вместе с этим движением внутри нее тоже сжалось, и жар сменился холодом. — Я пытаюсь спасти нам жизни. — Мило улыбаясь…этому? — он разочарованно покачал головой. — Брану это бы не понравилось. — «Это» тебя не касается. Ты всего лишь мой младший родственник, — она все время напоминала себе об этом. — Я говорил о Бране, а не о тебе. Мы пленники здесь. Или ты забыла? — он так смерил ее своим потяжелевшим взглядом, и Дени машинально замотала головой. — Как ты мог подумать? Может, я и монстр, может, я и убийца, — слова от обиды застревали в горле словно сухие камни. — Но я никогда не была предателем. — Рейгаль, твой дракон, он тоже пленник, он мучается от всего этого и … тоскует по тебе. Подувший ветер всколыхнул его волосы, и Джон отвернулся, перестав смотреть на нее этим странным взглядом. «Откуда тебе знать? Ты ничего не знаешь! Не знаешь, каково это — быть совсем одной», — так ей хотелось крикнуть. И ударить его. Но она крепко сжала губы, изо всех сил стараясь сдержать злость и слезы, не перейти перед ним черту, за которой есть лишь ее страхи и боль. Но он словно сам хотел столкнуть ее в эту бездну: — И я помню, Дени, что я сделал. С тобой. Ты можешь ненавидеть меня из-за этого, можешь презирать, но я ничего не могу исправить. Ты жива — это главное. Когда мы выберемся, ты выскажешь мне все, что захочешь. Если выберемся, — тихо пробормотал Джон. — Хочешь умереть геройски? В этом ты весь, что бы не сделал — всегда герой. Тогда знай, если нарвешься на нож и умрешь — у тебя даже не будет возможности моего прощения, а я буду знать, что оно ничего для тебя не значит, — «Лучше бы это так и было». — Так что не нарывайся с Матисом. — Так ты для этого меня лечила? Чтобы мучить всю жизнь? — вздрагивающая улыбка Джона говорила ей, что с разговорами о прошлом пора заканчивать. Ну, что ж, об этом ведь ей, как и ему, совсем не хотелось думать. Дени стало зябко, и она сцепила руки на груди. — Возможно. — И, кстати, я хоть и твой родственник, но не младший. Я родился раньше тебя. Джон явно ждал от нее еще слов, но ей теперь не хотелось говорить с ним, и расхотелось посвящать кого-либо в свои планы: слишком много его стало сейчас в ее мыслях, в ее жизни, а там не было места для напрасных, бессмысленных надежд.***
Десять овец, которых по ее приказу притащили на плато, дружно блеяли, копошась белой кучей у самого края обрыва. Ее помощники — Беззубый Гуди и Хрут, толкая в бедных, связанных овечек мечами, не давали им расползтись. — Ах, ты, — хохоча, Гуди шлепнул мечом извивающееся животное по курчавому заду, и овца, громко взблеяв, умолкла. Круглые черные глаза застыли стеклом, и тут же скрылись под телом другой. — Они должны быть живы. Яра сказала, Нагга любит так. Хурт сидел на земле, широко раскинув ноги, и прижав одну из овец к своему животу, успокаивал ее, поглаживая, и что-то бормоча в торчащее подергивающееся ухо. Она посмотрела в море. Спокойное сегодня, оно мерно волновалось чешуей, издавая успокаивающий шум. — Нагга! — крикнула Дейнерис в черные волны и имя отскочило от черных острых скал. — Нагга! — дребезжащая мгла, покрытая золотом солнечного света, совсем не изменилась. — Бе-едная ове-ечка! — громко взвыл Хурт. — Я буду звать тебя-я Молли-и. И ты бу-удешь моей возлю-юбленной… — и только когда Гуди кинул в него овечье дерьмо, он заметил, что Королева смотрит на него и, прижав толстые пальцы к губам, замолк. — Сбросьте одну, — устало приказала она. Гуди схватил овцу за ноги и, сделав круг вокруг себя, с веселым криком бросил ее с обрыва. Когда ее блеяние, смешанное с криком потревоженных чаек, стихло, Дейнерис подошла к краю и заглянула вниз. Белое тельце мирно билось о камни, постепенно как будто растворяясь в черной воде и наконец исчезло совсем. Подавляя в себе отчаянье, Дени набрала в грудь побольше воздуха. — Рейгаль! — она кричала и кричала, — Рейгаль! — и имя ее дракона заполнило эхом все вокруг. — Рейгаль! — кричала до боли в горле, пока голос не оборвался хрипом. — Рейгаль… Железнорожденные умолкли, перестав смеяться, даже овцы и чайки были едва слышны. Только этот шум, поднимающийся самого дна моря, пробирающий до нутра. Вода вздыбилась, и снова скатившись назад с шумом раскатилась пенными волнами, а посреди показался дракон. Медленно моргая красными глазами, он подплыл ближе и приоткрыв пасть словно вздохнул, вытолкнув из своего нутра остатки воды. — Бросайте, бросайте же! — крикнула она ошалевшему Гуди. Второй так и остался сидеть на земле с овцой в обнимку. — Хурт! Тяжело встав, Хурт, не сводя рыбьих глаз с Рейгаля, поцеловал овцу и, чуть сам не свалившись с обрыва, бросил ее вниз. Потом работа пошла быстрее, и уже через минуту все овцы были в воде. Снизу доносилось затухающее блеяние и замерший Рейгаль покачивался на волнах. «Ну же, ну, милый…» — шептала Дейнерис, но еда, казалось, не интересовала его. Покачивая влажной головой и утробно урча, он подплыл ближе, а затем, немного опустившись ниже, словно взлетел, взмахнув крыльями и обрызгав Дейнерис холодной водой с ног до головы. Когти вцепились за край, скребя, вырывая камни и пучки травы, а его голова легла на землю, издавая тонкие булькающие звуки и вздохи. Дени села рядом, подобрав сырой насквозь плащ и осторожно провела по липкой, скользкой, мутно-зеленой коже. — Разве ты не хочешь есть, разве тебе не голодно? Тебя давно не кормили, я знаю, Рейгаль, — сжавшаяся ноздря выдохнула, обдав ее зловонной моросью, а обросшие илом шипы на щеках задрожали. — Ну же, — она легонько толкнула его, и Рейгаль, повинуясь, стал медленно сползать в море. Почти все овцы давно утонули, лишь три белых клубка качались на волнах. Рейгаль не тронул их, а скрылся на дно. Вода волновалась всплесками и небольшими валами, а очертание Рейгаля черным пятном кружило тенью под водой, то почти исчезая, то появляясь вновь. Наконец он снова всплыл и осторожно поднявшись, снова вцепился в край земли. Он не стал есть овец, он собрал их, почти всех, аккуратно держа в пасти, будто они были живые, и, качнув головой, разомкнув черные зубы, вытряхнул промокшие трупы к ногам своей матери. Со вторым заходом он поднял тех овец, что плавали на поверхности. Она долго сидела на берегу, среди овечьих утопленников, гладя и разговаривая с Рейгалем, и, казалось, уже не чувствовала холода и запаха смерти, что исходили от него. — Королева, что нам делать? — раздался позади голос. — Ничего. Не знаю. Накормите его тем, к чему он привык.