Все ради любви

Джон

Когда долго находишься в полной темноте, начинает чудиться всякое. Замечаешь, что скрип сверчка наполнен разными звуками: с присвистом, долгий, или короткий, как резкий удар по струне, становясь то тише, то громче, словно неведомая песня. Только эти капли; Джон зажал уши: в них нет никакой музыки, как бесконечные удары молотом по наковальне стучат в голове. Эта адская капель мешала расслабиться, да и сидеть с затекшими ногами, сжавшись в единственном сухом углу было неудобно. Он ударил ладонью по каменной стене, холодной и влажной, и оковы на руках громко звякнули. Открыл глаза — едва видимый, бледный луч света просачивался сквозь щель двери, и, не дойдя и до середины камеры, рассеивался в темноте. Едва придя в себя, выйдя на свежий воздух, он снова оказался взаперти, не в сознании полумертвого дракона или своего тела, но в узком каменном мешке подземелья Штормового Предела. Здесь не было ничего, только темнота, камни и душный запах сырости, дерьма и гнилой соломы. Наверное, Яра решила, что Джон Сноу, нетвердо ходящий на своих ногах, представляет большую угрозу ее планам. Или этот белобрысый верзила, посчитал его все же опасным соперником, усмехнулся про себя Джон. Он снова сел, скрестив ноги, пытаясь не слушать пронзающую мозг капель и снова сделал попытку выйти за пределы своей тюрьмы и своего разума. Но Рейгаль не хотел принимать его, а быть может он просто не мог, и в тот раз, умирая, он соединился с ним лишь отчаянным желанием плоти хоть как-то сохранить себе жизнь. Только Джон оставил эту попытку, как легкие наполнились соленым, и он почувствовал ноющую мощь и силу во всех мышцах и словно стал взлетать, перестав ощущать тяжесть своего человеческого тела. Стало очень тихо. Он вдохнул тяжело, и искрящаяся рыбка, едва увернувшись от засасывающего потока воды в пасть, дернувшись всем серебристым тельцем, исчезла. Легкие снова наполнились затхлым ароматом его тюрьмы. Пальцы защекотало, он потер их о каменный пол, и вместе с этим раздался тихий писк и шорох. «Крыса». В ушах сдавило, как если бы он до сих пор находился в воде, и странный тихий булькающий звук эхом разнесся вокруг. Джон вытянул одну ногу, желая удостовериться, что он — это все еще он. В темноте, где не видно ни верха, ни низа, где обычные звуки кажутся странными, а каждый шорох — оглушающе резким, со временем, которого больше не чувствуешь, в какой-то момент возникают сомнения, сон вокруг или явь. И теперь, снова услышав назойливую капель, ему стало даже спокойнее. Он обратился к Призраку. Влезть в его шкуру было все равно, что надеть свои сапоги. Лютоволк только что ел, Джон ощутил в пасти вкус крови. Он потянулся, стараясь в полной мере принять свое тело, и огляделся вокруг. Тот же бедный лес с густой порослью тонкоствольных кривых осинок, сплетенных паутиной тонких серых ветвей. Поводив носом по ветру, он принюхался: прелая листва и далекий запах соленой воды, давно затушенный костер и гнилое дерево. А вот и он — острый человеческий, неприятно сильный, как человеческая еда, полная специй. Нюху Призрака это было неприятно, но для Джона это было как раз то, что и нужно, то, чего он ждал с самого утра. Цепляясь шерстью за колючие ветки, увертываясь от острых сухих сучков, он быстро побежал к источнику запаха. Это здесь — ручей, редкие, торчащие зелеными ежами ароматные сосны и большое поваленное дерево, под торчащими фонтаном корнями которого было человеческое жилище. Если бы не этот запах и черное пятно от костра, это нагромождение сухих веток вряд ли можно было принять за шалаш, сооруженный человеком. Да и Серый Червь не был похож сам на себя: длинная дерюга и капюшон с торчащими грубыми нитками, который почти полностью скрывал его темное лицо. Безупречный долго смотрел на сидящего перед ним лютоволка, не произнеся ни слова. Он склонил голову набок, и Джон последовал за ним, недовольно заворчав, хоть как-то желая донести до него что он — это он. Снова повернув голову, Серый Червь изобразил подобие улыбки, оскалив крупные зубы. Джон тоже поднял морду и оскалился.  — Это странно, — наконец раздался глухой голос. — Разговаривать с волком. Джон. Джо-он, — протяжно позвал Червь, не сводя грустных глаз с Призрака, а потом огляделся по разные стороны, будто бы Джон мог волшебным образом появиться здесь. Усевшись на пень, Безупречный, с безупречно прямой спиной, снова смолк, и Джон уже стал нервничать, перебирая лапами. Серому Червю явно передали, что все, что он узнает, можно рассказать Призраку, если вдруг он появится, иначе бы он не назвал Джона по имени. Мэйси, девушка, помогавшая Джону, капитан Сэнд и его люди, пока Джон был свободен, мог через них общаться с Серым Червем. Даже Джендри навестил его пару раз, растерянный и уставший от жизни и все, что ему мог сказать Джон, это лишь что все наладится и боль пройдет. Но его жена Делора была просто девушкой, доброй и хорошей, и ее тело, сожженное в прах, никто теперь не сможет воскресить. Он не знал, можно ли теперь доверять Джендри, ведь бывает, что люди меняются, но выбора не было, только лорд Штормового Предела мог помочь ему, собрав достаточное количество людей.  — Тебя нет, — наконец снова произнес Серый Червь. — Тебя нет, но я все равно сказать. Так сказать Капитан. Он отдать мне письмо Джендри. Безупречный передать его. Сир Баклер был пьян, когда безупречный нашел его. Но сказать, что помощь будет. Се-ба-стьён Эр-рл, — еле выговорил он, — хитрый человек. Я не знать, можно или нет верить ему. Но он тоже сказать, что помощь будет. Когда все начнется, мы открыть ворота. Поджечь телегу с сеном. Это будет знак. Я все сказать. Джон. Призрак не мог спросить его, знает ли Серый Червь о том, что Джон теперь взаперти, а сам безупречный молчал по этому поводу. Оставалось только надеяться, иначе все могло пойти не так, как должно.  — Ты видеть Королеву? Мы должны спасти ее, — он моргнул черными глазами и сжал губы, а после недолгого раздумья сказал, скорее, сам себе: — Ты ведь не смочь мне ответить, волк Джон. Но хотела ли Дейнерис спасения? Придут ли на помощь вассалы Джендри, сколько людей заберет с собой в море Яра и когда прибудет флот Короля? Все было так зыбко. Оставалось только верить и ждать. Джон не хотел расставаться с Призраком: его крепкое тело казалось намного комфортнее своего, запертого сейчас в сыром подземелье, и, покинув Серого Червя, он еще блуждал какое-то время по лесу, наслаждаясь каждым движением мышц и каждым прозрачным лесным запахом. И пусть здешний лес был беден и сух, а небо казалось пустым и безжизненным, это создавало хоть какую-то иллюзию свободы. Каждый шаг, хрустящий шаг по опавшим листьям, холодный вкус ручейка, скрипящий, словно заблудившийся в сухостое ветер, — все это не было похоже на север, на его полные неизвестности сочные дебри, на буйство запахов, меняющихся каждый миг, где трава под ногами скрипела лишь ночью, сковавшись изморосью. И уж тем более не было и близко здесь того Севера, что был за Стеной — дикого, полного жизни и будоражащей неизвестности в гудящих вековых елях, поющих в морозных ночах, в черных небесах с россыпью разноцветных звезд, и где, если долго-долго бежать на север, до боли в кровоточащих подушечках лап, ты наконец достигнешь того места, где нет никого и ничего, но даже эта пустота в застывшем холодном воздухе — это все. Призрак легко перепрыгнул замшелую корягу и едва притормозил — от дерева к дереву раскинулась поблескивающая паутина. Шевелясь, как парус на слабом ветерке, она золотилась мелкими каплями, оставленными своим хозяином в каждом сплетении нитей. Застрекотала невидимая птица в кустах и взлетела, оставив после себя лишь шорох падающих сухих листьев. Этот звук стал бесконечным, словно весь лес решил, что настала осень, и решил в один миг сбросить всю листву. А вместе с шорохом блестки на легком полотне паука зазвенели сотнями колокольчиков, голова закружилась, и он провалился во тьму. Из тьмы стало мокро и холодно. И Джон стал ощущать себя явно больше Призрака, много больше. И сильней. Рейгаль наконец звал его, засасывая в пучины морских вод, наполняя все тело Джона свербящей болью и тяжестью, где-то в самой толще его умирающего тела, в том месте, где навечно застыло, замерло камнем сердце, и он почувствовал страх. Теперь он не мог овладеть драконом полностью, а был лишь частью его плоти, желающей прекратить свою жизнь, и разума, страшащегося неизбежного будущего. Если бы он мог полностью подчинить себе Рейгаля, он мог бы управлять им, и тогда бы исход битвы стал предрешен. Джон бы потопил все корабли Яры, все, что смог бы, красивые грозные корабли с золотыми кракенами на черных надутых ветром парусах. Только он подумал об этом, как снова исчез, и тяжелая гудящая тишина моря сменилась непроглядной чернотой, запахом затхлой воды и назойливой капелью. Джон снова был в своей тесной камере, где его тело затекло, а оковы на руках стали казаться невозможно тяжелыми. В голове шумело и кружилось. Но это и не удивительно, подумал он: прыгать разумом из тела в тело, так недолго и забыть, кто ты на самом деле, запутаться, и совсем потерять себя. Джон с удивлением понял, что испытывает страх — пока еще едва бередящий внутри липкой тревогой. Или это все еще был страх Рейгаля? Он с усилием поднял руки и потер глаза, стараясь поскорее прийти в себя. Потом нащупал рядом плошку с водой и плеснул в лицо. Едва прохладная и вонючая, она все же немного отрезвила его. Но шум в ушах не прекращался. Джон потряс головой и встал. Шагнул вперед, еще раз. Размял затекшие плечи. Раз, два, три — три шага, такова ширина его камеры. Прижался горячей щекой к холодному камню стены и слабый, едва уловимый ветерок коснулся его руки. «Может, это ветер?» Шум завывал и делался тише, и снова стрекотал шорохом. «Это голоса», — наконец понял он, надеясь, что они не только в его голове. Он наощупь пошел к двери, стараясь прислушиваться. Крюки на стене, выемки старого кирпича, капли воды, стекающие по его бороздкам, дверь, обитая жестью. За маленьким, плотно закрытым окошком, тишина разбилась громко чьим-то кашлем, и с затухающим кряхтеньем и вздохами снова стало тихо. У стены напротив поток воздуха стал сильней, а звуки громче, явно сливаясь в голоса. Чуть выше своей головы он нащупал в стене отверстие, и привстал на цыпочки, прислушиваясь. «…король…брат…гейб…на…» — слова звучали тихим однообразным потоком, и голос был знаком Джону.  — Тирион! Тирион! — громко прошептал он, и был даже рад слышать его голос. Настоящий, человеческий. Все затихло, потом словно кто-то сильно стукнул в стену, раздался возглас и шипение.  — Эй! Кто это? — теплый воздух принес звонкий голос.  — Джон Сноу.  — Как ты здесь… — голос исчез.  — Тебя не слышно. Но это долгая история, — все же ответил он, поняв, что хотел спросить Тирион.  — Я здесь, — прозвучало снова с завыванием из дыры в стене. — Не очень-то удобно сидеть на чужих плечах. Ой. Черт. Звон металла громко разнесся по камере.  — Тихо! Что ты там делаешь, карлик? — прогромыхал голос за дверью. Теперь очевидно стучали по камере Тириона, и до Джона донесся приглушенный голос: «Паучки, Аммерт, я изучаю паучков, редкий вид. Очень… Да, конечно», а потом быстро, будто в самое ухо:  — Скоро охрана сменится, и Тилло, как обычно, напьется и уснет. Тогда и поговорим. Тирион, очевидно, опустился на пол своей камеры, охая и что-то бубня страже. Джон снова оказался в одиночестве. Он должен быть собран, готов в любую минуту взять в руки меч и сражаться, а этот мрак и узкие стены все время уносили его мысли куда-то вдаль, словно стирая его самого, растворяя в своих холодных каменных стенах. «Яра и Матис уйдет в море, когда королевский флот зайдет в залив, Серый Червь проникнет на территорию замка и вместе с людьми капитана Сэнда направится к воротам. — повторял он снова и снова. — Когда изнутри устроят пожар, безупречный проникнет к внешним воротам и ликвидирует охрану башен». Как Червь это сделает, Джон не знал: безупречный лишь просил не мешать ему делать свое дело и уверял, что мост опустится в срок, если морская команда Сэнда сможет удержать внутренние ворота. Так же Червь должен был не допустить, чтобы охрана опустила решетку, но может статься так, что она уже будет опущена, ведь в Штормовом пределе останется совсем мало народу. Лишь бы капитан знал, где сейчас он, ведь его люди, хоть и вполне похожи на разбойников, но совсем не вояки и без его участия могут испортить все дело. «Мост опустится, ворота откроют, — уверил сам себя Джон, — и в замок ворвутся люди Эррола и Баклера, тогда будет намного проще справиться со всеми оставшимися железнорожденными и предателями Джендри». После Дейнерис покинет замок и вернется в столицу, к мужу, к Королю. А если она будет против покинуть это место, то Джон свяжет ее и заткнет ей рот кляпом, чтобы она не кричала, и не хотела, и, может быть, тогда его брат передумает убивать его. Все это время Джон старательно избегал мыслей о Бране, о тех людях, что хотели убить его. Об их словах. Он не мог его ненавидеть или даже злиться, все это казалось немыслимым, невозможным. Неужели Браном движет ревность? «Но он мужчина, пусть и без ног. Откуда мне знать. Мне не понять, у меня-то есть ноги». Джон жалел теперь, что в тот раз упрекнул его в этом, в том, что его жена не будет с ним счастлива, в том, что он ничего не сможет ей дать. Он обидел его, должно быть, задел. А его брат не так привязан к нему, как сам Джон к Брану. За то время, что Джон провел на Стене, а Бран чуть не умер, оставшись лишь с Риконом, чуть не замерз в своем путешествии в землях за Стеной, — за это время он вырос и изменился, и в эти важные годы его жизни никого не было рядом с ним. Никого, кто бы знал его с детства, знал его еще не Трехглазым Вороном, а добрым и милым мальчиком, и никто не напомнил ему о том, кто он на самом деле. Что он скажет Дени, когда все закончится, если закончится, что он скажет Брану, когда снова увидит его, если увидит? И надо ли что-то вообще говорить, кому вообще нужны слова, если за нас давно все сказали наши поступки, наше оружие. «Надо сосредоточиться на том, что будет совсем скоро», — снова заставлял себя Джон. За дверью послышались шаги, и под скрежет глаза ослепило.  — К тебе гости, — пьяно прохрипел Тилло. — И смотрите мне, — он грязно, со смехом хрюкнул и распахнул пошире дверь, пропуская вперед яркий свет. Дейнерис молча прошла, и, не успел Джон подняться, опустилась рядом с ним, прижавшись спиной к стене. Она явно была не в порядке: растрепанные волосы прилипли к лицу, а на ее дорожном костюме были засохшие пятна грязи. И этот взгляд в пустоту, усталый и блестящий.  — Дени, что случилось? — тихо спросил он ее и попытался взять за руку. Казалось, она даже не заметила этого жеста и не услышала его вопрос. Но Джон уже понял, что случилось — Дейнерис снова видела Рейгаля.  — Здесь Тирион, ты видела его? — он попытался отвлечь ее, и неожиданно она откликнулась:  — Да. Я знаю, — она посмотрела распахнутыми глазами, и не увидев в них слез, а лишь странную отрешенность, как и в голосе, Джону стало не по себе. Такой она была тогда, перед тем, как сожгла Королевскую Гавань.  — Знаю, Рейгаль стал другой. И это ранит тебя, Дени. Она посмотрела на него, и ее брови скорбно изогнулись.  — Я хотела накормить его овцами, но он не стал. Рейгаль вытащил их всех из моря. Всех, до одной. Завтра я снова попробую. Ты пойдешь со мной? Прошу тебя, Джон, — она будто не видела где он находится, не замечала оков на его руках. — Он не должен есть людей. Я не вынесу этого. Ее безжизненная рука наконец сжала его пальцы, а плечо прижалось к его плечу.  — Я скажу Яре, чтобы тебя отпустили. Она не посмеет перечить мне, Королеве, — упрямо сказала она.  — Конечно, Дени, — согласился он с ней. Джон развернулся к ней, стоя на коленях и прикоснувшись к ее запачканному лицу, поправил волосы. «Скоро нас здесь не будет, и ты придешь с себя». С тяжелым вздохом она прижалась щекой к его руке и, закрыв глаза, замерла. Он мог бы обнять ее крепко, мог бы поцеловать, желая утешить, и она бы ответила, раздавленная своей слабостью. Но в этом не было чести.  — Хм-м… — привлекая внимание, закашлял Тилло в проеме двери. — Я сказал без глупостей, — он качнулся на нетвердых ногах, еще больше выставив вперед свой огромный живот, удерживаемый широким поясом, и поскреб всей пятерней щетину. И, снова качнув животом, замер всем телом, как если бы собирался отлить. Глаза его скосились к переносице, а рыхлый рот открылся, и грузное тело, осев мешком, рухнуло. Позади Тилло стоял Серый Червь, а тонкий узкий нож был весь измазан кровью.  — Корабли Короля вошли в залив, — доложил безупречный Джону. — Яра выходит в море. Королева, безупречный рад видеть тебя, — он прижал клинок к груди и кивнул, а затем бросил Джону ключи. — От твоих оков, волк Джон.  — Торго Нудо! Серый Червь! — послышался крик Тириона. — Мы сбегаем по-тихому или нас ждет заварушка?  — Заварушка, Тирион Ланнистер.  — Что происходит, Джон? — Дени была растерянна, но вдаваться в подробности времени не было. — Что вы задумали? Серый Червь! Джон торопливо открыл камеру Тириона, и оттуда сперва вышел радостный Гейб, с интересом разглядывая безупречного.  — Прости, Королева, — Джон взял ее за руку и, развернув, втолкнул в камеру, быстро захлопнув за ней решетку.  — А я? Я могу быть полезен! — тряс Тирион прутья своей темницы.  — Отец, ты ведь карлик, — усмехнулся Гейб, уже выбирая оружие, висевшее на стене. Джон подошел к решетке. Дейнерис сжимала руки, а на ее лице отражались и гнев, и боль, и растерянность. Потом он объяснит ей все, и она поймет и примет это. Он снова взглянул в ее фиолетовые, горящие отраженьем факелов глаза, и улыбнулся.  — Позаботься о Королеве, Тирион. Быстро взбежав по ступенькам замка, встретив лишь двоих мертвецов отправленных на покой Серым Червем, и выйдя из подземелья, первое, что Джон увидел — небо, кроваво-синими флагами реющее над ними. Двор казался пустым и тихим.  — Джон! Джон! — неожиданно громко закричал Серый Червь, оглядывая двор, и на вопрос в глазах Джона ответил: — Это сигнал для людей Капитана. Я сам придумать. Трое железнорожденных, одетых в серую кожу вышли из-за амбара и замешкавшись на пару мгновений, направились к ним.  — Умное решение, Серый Червь. Орать во все горло, — он взвесил в руке меч, который взял у одного из убитых, и почувствовал, насколько стал слаб. Краем глаза увидев, что безупречный примерят кинжал к броску, тихо осек его — надо подпустить ближе, но было уже поздно. Нож, резко развернувшись в воздухе, острой стрелой догнал одного из людей Грейджой. Осталось двое и у них была пара секунд, чтобы столкнутся с убийцами своего друга.  — Думаю, ты справишься сам, — Серый Червь явно намеревался покинуть его, но Джон не был уже так уверен, что справится сразу с двумя. До него добежал лишь один: Гейб пустил стрелу, прячась за стоящей в дворе телегой. С диким криком и выпученными глазами, враг замахнулся, и короткий, толстый меч, взвившись над его головой, врезался в камни, а хозяин меча, замычав, упал с распоротым брюхом. Джон глубоко вдохнул вечерний сырой воздух, ощущая, как силы возвращаются к нему, как горячая кровь начинает бурно бежать по жилам, а все вокруг становится четким и ярким. Рядом с внутренними воротами с обеих сторон уже взвились два сизых столба дыма, и с башен стали слышны крики. Почти сразу какой-то старик, мало похожий на воина, ковыляя, таща два ведра, поспешил к месту пожара. «Этого мы не учли», — промелькнула мысль. И тут же старик упал, сраженный стрелой, а Гейб снова довольно помахал рукой из-за своего укрытия. Двор стал наполняться людьми, сначала растерянными, а потом с все ускоряющимися взмахами мечей, копий и молотов. Крики, звон и пыль смешались с кровью и предсмертными хрипами, а тяжелый меч Джона легко рассекал мягкую плоть. На нем самом не было никаких доспехов, только рубаха, мокрая от пота и крови.  — Гейб! — крикнул он, краем глаза заметив, что за парнем навис человек с ножом, и это чуть не стоило Джону жизни: его противник, сосредоточенно махавший большим топором, задел плечо, и горячая кровь обожгла кожу. Взмах с другой стороны — и рычащий бородач совершил ошибку, вскинув руки. Меч, ударив по ребрам, звякнув об кольчугу, свалил его, а следующим ударом кровь брызнула из его головы. Свист над самым ухом. Джон едва развернулся, споткнувшись на камне. Чья-то рука, хрустнув, повисла, белея обломком кости. Серая кожа железных людей так легко пронзалась металлом, а стоны тонули, захлебываясь в булькающей крови. Дым у ворот стал уже густым и высоким, скрывая ворота, а едкий туман разъедал глаза. Бешеный стук сердца и собственных хрип — все, что он теперь слышал. С размаха воткнул в живот, провернул и в нос ударил зловонный запах. Кровавые губы беззвучно раскрылись и наполненные страхом голубые глаза замерли навсегда. Впереди больше никто не пытался его убить. Джон развернулся, чувствуя, что за спиной кто-то есть. Среди окровавленных тел, медленно перешагивая через руки и ноги, тыкая иногда копьем, шел человек. Джону он не был знаком. Воин в шлеме остановился, покачивая воткнутым в тело копьем. Кивком головы он словно спросил.  — Я воюю за Джендри Баратеона, — ответил Джон, и его собственный голос показался ему чужим. Человек кивнул и стащил шлем, обнажив худое лицо и редкие белесые волосы.  — Я Брюс Баклер, — и потеряв всякий интерес к Джону, пошел дальше, высоко поднимая худые ноги и вглядываясь в лица убитых. Джон даже не заметил, что ворота уже открыли. Казалось, все было кончено. И только сейчас понял, как устала его рука, и как натужно ныли мышцы. «Дени». Где-то вдалеке еще раздавались звон мечей и редкие крики. Сине-красное небо нависло, застыв, окрасив в своим кровавым пламенем белесый камень Штормового Предела. Вечера здесь были прохладные и теперь, когда сердце успокоило ритм, ветер с моря покалывал кожу. «Дени». У устремленной вверх главной лестницы Джон свернул влево, к торчащим палкам высокой травы. Рядом, над треснувшим каменным навесом, был вход в старую тюрьму, где он запер Королеву и Тириона.  — Сноу! Бастард! Эй! — остановил его смеющийся голос. Сжав рукоять меча, Джон медленно обернулся на этот знакомый голос. Из-под шлема торчали белые, в сумерках, волосы, а сквозь поднятое забрало сияли темно-синие глаза. — Вернулся за Королевой Драконов? Клинок его меча был весь в пятнах, и Джон точно знал, что это, на его Длинном Когте — свежая кровь.  — Что ты сделал? — виски сдавило от накатившего напряжения.  — Пока ничего, — он лениво прыгнул еще на одну ступеньку. — Ты оказался не так уж и плох. Я видел. «Он должен был быть в море. С Ярой». Джон быстро огляделся вокруг. Никого. Только Матис и он. И звон меча о мрамор ступеней. Матис был слишком самоуверен, и явно хотел красиво убить его, очевидно видя это уже в своей голове. Джон подавил нахлынувшее раздражение, мельком взглянув на свой меч. Теперь злость вряд ли поможет ему. Он отступил дальше, давая возможность противнику спуститься со ступенек на землю.  — Ты боишься? Устал? — он спрыгнул, и повертел плечами, словно его ждал тренировочный бой. — И твой меч, — ткнул в его сторону Длинным Когтем. — Куда с таким? С одноручным мечем у Джона и вправду не было шансов, без щита и без лат, а доспехи Матиса покрывали все его тело, ровно переливаясь кроваво-красным закатом. Выделялись только черные узкие ножны кинжала. «Хромает. Руки слишком ослаблены. Скорее этот нож, чем тяжелый клинок — вот к чему ты привык в последние годы». Теперь он шагнул ближе и снова отступил, а Матис схватился за меч двумя руками. Джон бросился вперед, внимательно следя за глазами. Выпад и назад, надеясь, что у Матиса не хватит опыта успеть разрубить его. Воздух ударил его в лицо, но сталь не достала. Еще назад. Обогнуть кружащего в кровавых доспехах врага. «Черт!» Сапог зацепился за камень, нарушив равновесие, и Матис, оскалившись, бросился вперед. Едва Джон перевернулся, рядом с его плечом валирийская сталь впечаталась в твердую землю, подбросив пыль и пучки травы. Прыгая на ноги, он сгреб ее и бросил в забрало.  — Смешно, — раздался хрип у самого уха. — Убью тебя! — Но Джон, ловко обогнув, уже толкнул его в спину и Матис, перебирая ногами, чуть не упал. С рыком, он развернулся и занес высоко меч. «Сейчас». Джон отбросил свой, бросившись под сверкающую смерть над своей головой. От удара о латы словно треснули кости, Матис снова качнулся и, с криком, Джон толкнул сильней, не думая, где сейчас занесенное над его головой орудие. Они рухнули с грохотом наземь. Рука с Длинным Когтем гулко откинулась назад, и Джон вцепился в нее, что есть мочи. Голова горячо загудела от удара скованной сталью руки, но он не отпустил, весь сосредоточившись на этой железной руке, с силой стукнул о землю согнувшийся локоть. Еще раз. Еще. Длинный Коготь выпал со звоном, но Матис, не переставая наносить удары другой рукой, толкнув его всем телом, оказался сверху, раздавливая тело Джона всем своим весом в доспехах.  — Я придушу тебя и так, — прорычал он и железные пальцы сжались на горле. Шею сдавило, и глаза, все лицо, словно налились кровью. Джон глубоко вдохнул пыльный воздух, переставая чувствовать свои пальцы на железных перчатках, не видя больше перекошенное лицо своего врага. Только это падающее низкое небо, ярко-кровавое и синее.  — Какого черта ты вообще приперся сюда, — вместе с этим размывающимся голосом, руки легко подняли его и снова стукнули о землю. Ослабевшие пальцы Джона коснулись земли.  — Арья… — в каком-то забытье прошептал он.  — Что? Что? — гулко задал вопрос, склонившийся к самому лицу железный череп. Чувствуя, что давление ослабло, он сделал глубокий вздох и воздух с болью ворвался в горло, разрывая легкие. Пальцы зажгло, и они скользнули по железному телу Матиса. Мгновенье, и клинок, казалось, сам выскользнул ему в руку и нашел щель между латами. Матис все еще зло смотрел на него, а по рукам уже густо текла кровь и кинжал вошел между сочленениями по самую рукоятку. Синие глаза моргнули. Кинжал, всхлипнув, снова проткнул его бок. Зрачки в густой синеве расширились, и, дернувшись, побледневшее лицо Матиса стало растерянным. «Разве ты не понимаешь, что я убил тебя?» Джон тыкал и тыкал ножом в бурно кровоточащую рану, пока эти синие глаза не закатились, обнажив желтоватые белки, и голова, облаченная в сталь, не рухнула, тяжело придавив плечо. Он еле вылез из-под поверженного противника и сидел еще какое-то время рядом с ним. Все тело нещадно ныло от ударов, а прикоснувшись к голове он нащупал слипшуюся кровь.  — Джон! Джон! — сил не было даже чтобы обернуться. Серый Червь, если не обращать внимание на окровавленное копье, казалось, совсем и не участвовал в битве. Спокойный и безупречный, как всегда.  — Где Королева? Кто это? — он указал своим копьем.  — Да, так. Уже никто, — Джон почувствовал, как распух и пересох его язык. — Королева… Дейнерис все еще там. Надо выпустить ее, — он стал подниматься на ноги, думая, что он увидит, когда спустится вниз, в катакомбы. Матис был здесь, и меч в его руках был покрыт кровью.  — Бой в море идет. Ворота открыты. Победа наша, — отчитался Серый Червь перед ним. Но они еще не победили. Он поднял Длинный Коготь. «Я должен это видеть», — ясно понял он. Джон шагнул, и голова закружилась. Пока идет бой, Дени сидит там, внизу, вместе с Тирионом, и с ней ничего не может случиться. Ведь он, Джон, должен драться. Он тряхнул головой, пытаясь собраться. Когда все враги умрут, он сам откроет двери и с ней все будет в порядке. Но пока не время думать об этом. «Она заперта внизу. Она в безопасности». Мысли путались.  — Присмотри за ней.  — Джон, ты болен… Серый Червь говорил вслед что-то еще, но Джон его не слышал. Он шел, шатаясь, вперед, к морю, и с каждым шагом его поступь делалась все сильней. Когда он оказался на берегу, луна уже ярко светила на небе, делая корабли в глубине залива похожими груду вырезанных деревянных игрушек. Скалы черными стенами скрывали все остальное, и он видел только эти медленно качающиеся кораблики на серебряном дрожащем полотне. Плеск волн почти скрывал доносившийся из глубины залива шум и скрип, и все здесь казалось тихим и спокойным, замершим, как воздух перед большой грозой. Рядом с одним из кораблей море вздыбилось, и черная пена, вскипев до самой кормы, казалось, нарушила его равновесие. Парусник неестественно качнулся и, так и не выправившись, стал крениться еще больше, разнося по тихой воде скрежет и шум. Его мачты, упав, врезались в соседний корабль, и Джону показалось, что он слышит крики, смешивающиеся в однообразный вой, и внутри тоже заныло. «Рейгаль». Он напряг зрение и разглядел очертания скорпиона. Устройство двигалось, направляясь в то место, где был дракон. Тихий свист и шлепок, разрезающий воду. Сердце толчками выкинуло кровь, и она превратилась в соленую воду. И словно кто-то дунул в огромный рог, и море снова вздыбилось над ним, как огромный кипящий чан. Джон на миг стал им, огромным куском гниющего мяса полного ужаса и ярости, в бешенстве толкающий пузатые днища кораблей, цепляясь за слабые доски зубами и когтями. В горле забулькало и в глазах вспыхнули красные звезды, превратившись снова в спокойное серебро воды. Корабль со стрелометом просел и сложился внутрь себя, ломая и путая свои паруса и реи. Ему странно стало легче, когда он понял, что стрела не убила дракона. Волны стали сильнее и чаще биться о берег, и звук ломающихся огромных кораблей и хлопки воды стали сильней. В черном месиве вспыхнули красные звезды, и в мгновенье вздыбились горящие паруса. Раздался громкий треск, и вой и гуденье донеслись до берега вместе с волнами. Вместе с бьющейся о песок и камни водой появились обломки, а прохладный воздух наполнился запахом гари. Рейгаль не разбирал, где чужие корабли и свои — он рвал и ломал их, как щепки, сталкивая и разрывая на части, уже горящие и пытавшиеся уйти с места боя, сгоняя их в кучу словно глупых овец. Черные клубы дыма и пара почти скрыли серебряный диск молчаливо наблюдавшей за всем луны. Он заметил, что уже вошел в воду, лишь когда вода поднялась выше сапог, с плеском давя холодом на колени. Не в силах отвести взгляда от зрелища горящих и тонущих кораблей, кожей явственно чувствуя горячую воду, поглощенный этими звуками, он, все еще оборачиваясь на них, вышел на берег. Приближаясь черным пятном в море показалась лодка. Не обращая никакого внимания на Джона, из нее вылезли два человека: один сильно стонал, обхватив свое тело руками, и спотыкаясь, медленно брел в сторону скал, а второй почти побежал, будто боялся, что волны догонят и сожрут его. Брошенный челнок медленно исчез в темноте вод. Вторая прибившаяся к берегу лодка тоже была не пустой. Тяжело дыша, из нее вылезла Яра Грейджой и замерла на время, увидев Джона.  — Я, кажется, заперла тебя. Ты выбрался, — устало дыша сказала она, словно это могло быть не так.  — Зачем это все, Яра? — море словно горело, как и его кожа.  — Разве это не прекрасно? — голос возбужденно звенел, и даже в темноте ее глаза казались черными колодцами.  — Твои люди тоже погибли, — он все еще чувствовал на зубах их сладкую плоть.  — Мне их жаль. Они умерли, как герои, — громко кричала она, будто бы между ними были лиги, и ее белые зубы блеснули во тьме. — В следующий раз будет лучше, — Яра качалась или это качалось у него в глазах? Она стала ближе. Слипшиеся сырые волосы, рука опасно сместилась к поясу. Джон попятился не в силах бороться. — Что с тобой, Джон Сноу? Ты едва стоишь на ногах и весь в крови.  — Я убил Матиса, и мы захватили замок, — сказал он ей все и вгляделся в ее темное лицо, и ему отчаянно захотелось, чтобы это что-то для нее значило, чтобы имело смысл. Она молчала, замерев. Вода сбила его с ног. Холодная, со вкусом гари, крови и соли. Он захлебывался, а прямо перед его глазами ярко кружилась луна. В глазах потемнело и снова, словно издалека, увидел приближающийся размытый силуэт Яры. Она что-то говорила, шевеля губами, но он уже не слышал ее. Джон посмотрел на бесшумно горящие корабли, завораживающе вспыхивая оранжевыми парусами и очередная волна, легко подхватив его, выкинула на берег, как щепку. Под черной водой он увидел Рейгаля, быстро приближающегося к берегу, разрезающего своими шипами серебро луны. Оказавшись на мели, дракон словно врезался в нее и затормозил, разбрызгивая вокруг себя воду, и тяжело ступая, быстро вздымаясь горой, стал выползать на сушу.  — Нагга, — сказала Яра страстно, словно произносила имя любовника. — Нагга. Рейгаль, грозно урча, отпрянул всей своей тушей и, выставив все свои острые шипы и рыча, разинул челюсти. Сноп брызг и тумана скрыл Яру, а когда рассеялся она уже бесформенным мешком лежала на песке. Ее лицо будто опухло и размякло, как тряпичная маска, а пальцы на сжатых вместе ладонях распустились застывшим цветком. Рейгаль медленно подполз к неподвижному телу, и, прикрыв глаза, повел мордой, принюхиваясь, а потом резким рывком перекусил ее. Он подкинул ее, и разорвавшееся тело, брызнув черным, шмякнулось вниз. Джона мутило. От запаха, от этого чавкающего звука из пасти Рейгаля. Послышались голоса, и силуэты нескольких человек выступили из темноты. «Нет».  — Рейгаль! — крикнул Джон. Дракону понадобилось всего два шага, и он уже был весь на берегу, тяжелый и неповоротливый. Короткий крик сразу смолк, захлебнувшись в выбросе пара из его горла, а его хвост шумно срезав песок громко упал рядом с Джоном. Урчанье и скрежет его зубов, грузное, вздымающееся зловонное тело. Джон, сжимая рукоятку меча, осторожно отошел в сторону замка, к скалам, поглядывая на пирующего дракона и в темноту, надеясь, что никто больше не придет. Наконец все было кончено, дракон, задержав взгляд на Джоне и вздохнув, пополз к морю, где уже не осталось ни одного корабля, только редкие торчащие мачты, пустой дымный горизонт и луна, в застывшей, рябой гари. Зайдя по брюхо в воду, дракон развернулся и застыл на какое-то время, а потом широко открыв пасть и свесив острый длинный язык извергнул из себя все, что съел. Всех, кого съел. Куча перед ним медленно размывалась водой, разнося вокруг кислый тошнотворный запах, Он шагнул вперед и будто упал, вытянув на песке шею и морду в склизких подтеках. Крыло порвалось еще сильней, обнажая местам черные кости, а коготь треснул и раздвоился. Дракон со свистом выдохнул воздух и заскулил, как гигантская собака, оставшаяся без хозяина. «Рейгаль». Джон шагнул ближе. Иглы на хребте завибрировали вместе со звуком, и он медленно закрыл и открыл вздутые грубые веки, обнажив глаза, полные кровавой тоски.  — Рейгаль! — раздался крик из темноты. «Дени. Нет». Зверь снова привстал на когтях крыльев и шагнул вперед, принюхиваясь и опустив морду к песку. Пасть приоткрылась, оскалив зубы и раздался негромкий угрожающий рык. Ее маленький бегущий силуэт тенью выскользнул из темноты, стремительно приближаясь к облаку пара окутавшего морду Рейгаля, и Джону хватило секунды, чтобы вогнать Длинный Коготь дракону в глаз.  — Нет! — истошный крик Дени смешался с воем. Голова Рейгаля дернулась, ощетинившись всеми шипами, и откинула Джона. Когда он поднялся, стояла полная тишина. Рейгаль не шевелился, застыв с приоткрытой пастью и клинком, по рукоять вошедшим в глазницу. Он был мертв. И уже давно. Там, где стояла Дейнерис теперь была только ночь и только слабый ветер и мирный плеск волн нарушал этот мертвенный покой.