Все ради любви

Санса

Еще в море она решила, что скажет всем, что Мэриан Дастин подхватил серую хворь в Долине и скоропостижно скончался в Королевской Гавани. Весь их путь до залива Пасть было ненастье, и она редко выходила на палубу, предпочитая отсиживаться в своей маленькой каюте, хоть чем-то напоминающую настоящие покои. В тусклом свете чадящих фонарей, в многодневном отсутствии солнечного света, от вечной качки, кожа ее побледнела, а под глазами появились круги, и если бы раньше она пудрой и румянами старалась скрыть свой непрезентабельный вид, то теперь была даже рада: эта бледность и впалые щеки, как нельзя лучше играли на выбранную ею роль скорбящей вдовы. Бран обещал, что Мэрин никогда не вернется на Север, и она даже не знала, как он это устроит, да и не желала знать. Санса выпила из бокала последние тягучие терпкие капли и улеглась в кровать. Тяжелое одеяло казалось слишком холодным и влажным, и она сжалась в комочек. Ей было жаль себя и все время чего-то не хватало, или кого-то, а вокруг было так много пустого пространства, даже в ее маленькой корабельной комнатке. Ничего, скоро они прибудут в Белую Гавань, там она не будет задерживаться надолго, лишь отдохнет наконец от этой непрекращающейся морской качки, узнает последние новости от Мандерли, и поедет дальше. В Винтерфелл уже, может быть, вернулась Арья, подумала Санса, с ней будет намного проще управляться с делами, она, пожалуй, единственная кому ей хотелось верить. Кому она могла доверять. Поднимаясь по белым ступеням Нового замка Мандерли, придерживая черный бархат платья и слушая жирное сопение лорда Вимана, она почти не вслушивалась в его громыхающий голос. Уже часа два, как они сошли на берег, а ее все еще мутило и тошнотворный запах рыбы, казалось, навсегда въелся в ее белую кожу. Там, на воде, она было подумала, что беременна, но ее страхи оказались напрасными — это все просто волны и эта ужасная рыбная вонь с моря. Санса посмотрела по сторонам. Водяные, в бледных мраморных зеленоватых разводах, как гниющие покойники, уставились на всех проходящих безжизненными глазами. А в самом Большом чертоге все стены, и пол, и потолок, были безвкусно расписаны рыбами, кораблями, утопленниками и прочими морскими гадами. Внутри завис густой запах жареной рыбы и лука, и тошнотворный комок снова подкатил к горлу. Лорд Виман услужливо поддержал ее за локоть, помогая взойти на помост, на главное место за этим уставленным дарами моря столом, и она с отвращением почувствовала, как шевелятся на ее руке его толстые пальцы. — Ваша Светлость, — улыбаясь, он склонил свою седую голову с проплешиной на макушке. — Изволите вина? Эй! Ты, болван! — крикнул он прислужнику. — Вина Королеве. — Лорд Виман, — Санса вздохнула, — а есть ли у вас, что-то помимо рыбы и всего…этого. — Хм… — он потер пальцы над своим большим животом. — Карл! — и сделавшись сразу тише, снова растянув губы, слишком притворно и слащаво посмотрел на Сансу. — Сейчас узнаем у повара. Запечённая в яблоках утка, румяная и все еще дымящаяся, вмиг поглотила ее недомогание. А грушевый пирог с винным кислым соусом не оставил от тошноты и следа. — Так что там с Перстами? — спросила она, почувствовав наконец в голове ясность. Мандерли торопливо проглотил кусок и поперхнулся, закашлявшись и выплевывая крошки окуня себе на бороду, а щеки его налились красным и опухли пятнами. Получив смачный удар по спине от своего кузена, молча сидевшего рядом, он захрипел и наконец вздохнул. — О, черт! — тряся щеками выругался Мандерли, фыркая и отодвигая тарелку. — Простите, Королева. Персты, — он словно задумался и жирные руки, зацепившись за ремни, крест-накрест опоясывающие грудь, похлопали по свалявшемуся иголками бархату. — Персты. С тех пор, как там бушует эта зараза, в нашей гавани стало не развернуться от торговых судов, и я смог поднять налоги. Теперь золото течет рекой, но и в город ринулись толпы отребья и нищих, столько, что запах моря в воздухе сменилось дерьмом. Мне не хватает людей. — Бросьте, лорд Виман, Белая Гавань — самый большой город на Севере, я уж не говорю о деревнях вокруг него. У вас достаточно людей, чтобы увеличить городскую стражу. — Да, но им надо платить, а мне надо платить вам, Королева, — он не мигая уставился на нее маленькими голубыми глазками с покрасневшими белками. «Опять, началось», — с раздражением подумала Санса. — Я думаю, мы решим этот вопрос, — она отпила кислого, прохладного вина, как раз то, что ей было сейчас нужно. — Как насчет судов, прибывающих с юга? Вы проверяете их на предмет зараженных? Серая хворь не должна проникнуть на Север. — Конечно. Неделю назад отправили целый баркас, набитый людьми с Ледяного Ручья, по крайне мере так они представились. Отправили обратно в море, в самый шторм, — он хищно ухмыльнулся. — Теперь они кормят крабов на дне морском. — Там были больные? — ее сердце забилось чаще. Виман пожал плечами. — Так кто ж их знает, — притворство начало слетать с лорда Мандерли, как сухие листья, — говорю же, мне не хватает людей, а ваш офицер, как и раньше, ничего не может решить сам. «Я послал ворона, я послал ворона», — вот и все, что он может сказать. — Но теперь я здесь, и значит вы будете осматривать каждого, кто прибывает с юга, — холодно поставила она его перед фактом. — Угу. — И лишь после того, как обнаружится хоть один зараженный, будете принимать решение. Серая хворь не должна проникнуть на Север, а Белая Гавань — его главные морские ворота. Разграничьте порт, для вновь прибывших и для уже проверенных. Это будет неудобно, знаю, — Санса хлопнула ладонью по столу. — Но другого выхода нет. — Что же мне делать с больными? — в голосе слышалось неприкрытое недовольство. Она посмотрела на него сверху вниз, и к ее удовольствию, Виман Мандерли не выдержал взгляда. — Вы знаете, что, — она улыбнулась и лорд Слишком-Жирный-Чтобы-Сесть-На-Коня довольно ухмыльнулся, правильно поняв ее посыл. Мандерли стал вдруг серьезен и скупо поджал губы, отчего его грязно-желтые седые усы топорщились, и Санса было приготовилась снова дать отпор. — Королева, — неожиданно мягко сказал он, — Ваш наряд, ваше прекрасное платье — оно черное. Я слышал, с лордом Мэрианом приключилась беда. Вот оно, тот миг, когда слухи, словно вороны опередили правду, и все внутри трепещет от того, что именно ты сейчас скажешь. Санса поправила узкие рукава платья и часто заморгала глазами, надеясь, что хоть одна слеза не заставит себя ждать. Она снова нервно отпила вина и, покрутив пустой бокал, чувствуя на себе взгляд Мандерли, улыбнулась. — Мэриан Дастин разочаровал меня. Как — неважно; важно, что он больше никогда не вернется на Север, — от опешившего взгляда Мандерли ей стало лучше. — Вернувшись в Винтерфелл, издам королевский указ, что всякий, кто встретит его, будет обязан схватить живым и доставить для суда в Винтерфелл. За соответствующее вознаграждение конечно же. Мой брак будет расторгнут. Это все, что надо знать о Мэриане Дастине. — Леди Дастин вряд ли будет этому рада, — покачал он головой. — Но, Королева, дом Мандерли предан вам, и если понадобится поддержка… — Я буду помнить ваши слова, — она положила руку на его запястье, крепко стянутое кожаным ремешком. Он предлагал ей объединиться домами — что ж, пусть тешит себя надеждой, пока его жирное сердце не прервет его жизнь. Мужчины глупы и наивны, даже на смертном одре пытаются строить планы и думают, что будут жить вечно. Но Барбри конечно не так наивна, а Санса, повинуясь секундному порыву, уже отступила от своего первоначального плана с легендой о том, куда подевался ее муж. В одном из сундуков она привезла сожженные кости, принадлежавшие какому-то бедняку, плащ и меч Марианна, как доказательство его смерти, а теперь что ей сказать? Но ведь это правда — он предал ее, что может быть проще правды? Это ей надо оправдываться и объяснять ей, Королеве Севера, как этот бастард оказался так близко к королевскому телу, и не замешана ли в этом сама леди Барроутона. «Кажется, у ее мужа были какие-то родственники, надо будет навести о них сведения, — подумала Санса, — если с леди Барбри вдруг что-то случится, Курганы не должны остаться без Дастинов». Они прибыли в Винтерфелл на рассвете, сквозь тихий лес, черной стеной обступивший вереницу королевского кортежа. Радость омрачил только какой-то бородатый нищий в широкой шляпе, чуть не попавший под копыта лошадей. Она только услышала крики, а выглянув в окошко кареты, увидела, как он улепетывает в сторону леса и пропадает в тумане, под смех ее стражи. Красные огни факелов в мутной рассветной дымке и скрежет главных ворот до боли приятно отозвались в ее сердце, а этот влажный аромат густого хвойного леса, смешанный с цветущими цветами в замке, будоражил все внутри. Она дома, наконец-то дома. Даже ноющее от дороги уставшее тело наполнилось легкостью и предвкушением, а ее слипающиеся от бессонной ночи глаза словно умылись свежей росой от вида разросшегося буйной зеленью двора Винтерфелла. Яблони у ворот уже отцвели и густо покрылись мелкими плодами, а дорожка у Старой Твердыни, окруженная кустами шиповника, густо заросла, будто бы никто не ходил по ней, пока ее не было. — Ваша Светлость, Королева! — мейстер Уолкан чуть не бросился в ноги. — Какая радость! Даже на гладко выбритом лице лорда Молли, ее советника, светилась скупая улыбка, а вокруг столпился весь двор — служанки, повара, конюхи, все ждали ее в эту ночь, и возбужденный шепот кружился в воздухе. Санса наткнулась взглядом на Тристи, в чепчике, с неприбранными растрепанными черными волосами; ее припухшие глаза улыбались. Прислужница с плоским лицом, что всегда набирала ей ванну, таская воду своими сильными руками, лакей с длинным носом. Было удивительно, но она помнила их всех, даже того мальчишку с вечно грязным лицом, прижатого к большому животу своей матери, сонного и еле стоящего на ногах. Не было только Арьи. «Она спит еще или хочет удивить меня?» Санса поняла, что ее сестры здесь нет, и это немного разочаровало ее, но вряд ли бы Арья успела добраться до дома раньше нее. — Лорд Молли, я рада видеть вас, — кивнула она советнику. — Сейчас рано, не стоило, — Санса повела рукой на встречающих. — Не стоило так. Пусть мне приготовят ванну, обсудим все поутру. В ее комнате было тепло. Камин мягко освещал все вокруг, а свечи на столике источали сладко-кислый аромат. Медвежья шкура, разинув черную пасть, раскинулась на полу, а на ее белый мех легли дребезжащие тени. Они с Мэрианом так часто занимались любовью на этой грубоватой пахучей зверем шерсти. Санса устало села в кресло и стащила сапоги. В дверь постучали. — Ваша Светлость, — служанка Одри, глупо улыбаясь, держала в руке кувшин. — Ванна готова. Утром они до полудня разбирались с накопившимися делами, и одни письма Санса читала часа три, а уж о приеме просителей нечего было и говорить: все они остались в Зимнем городке, ожидать, пока Королева будет готова принять их. — Молли, распорядитесь, чтобы тому лорду… Как его?.. — задумалась она. — Лорд Эйтон, Королева, — напомнил вкрадчиво Молли, склонив лысую голову. — В прошлом году вы пожаловали ему титул, на празднике урожая. — Распорядитесь, чтобы лорду Эйтону было удобно, и пошлите ему корзину с вином и пирогом, что был на завтрак, — распорядилась Санса, отложив в сторону письмо. — И, что там в конюшнях? Лорд Рисвелл прислал письмо. Жалуется, что за три месяца Винтерфелл затребовал еще лошадей. — Лекарь и мейстер Уолкан ничего не смогли сделать, Королева, те десять голов, что пригнали из Родников, пали через месяц. Удивительно, но ваши выжившие лошади пережили их. — Рисвелл советует, — Санса снова взяла письмо, испещренное черными неразборчивыми каракулями. — «Забить всех и сжечь, подальше от Винтерфелла». — прочитала она. — И тогда я затребую его лошадей в третий раз за полгода, а он снова будет недоволен. Но он прав, сделайте так как советует лорд Рисвелл. На Каменный берег участились нападения железнорожденных, которые были, впрочем, всегда, но со смертью Яры Грейджой дикари совсем распоясались. Перешеек совсем затопило, и вместо болота местность превратилась в гигантское озеро с редкими островками, сами больше напоминавшие болота. От лорда Хоулена Рида не было ни одной вести, а последний посланный ворон вернулся, так и не передав письмо. В Северных Горах случился большой обвал, и тамошние кланы почти все как один решили, что это древние боги разгневались на них, за то, что люди, которых послала Королева, потревожили подземных жителей. По совету Мэриана она приказала искать в горах золото: он отчего-то был уверен, что оно непременно там должно было быть. Впрочем, ее муж оказался прав: пусть и не золото, но на довольно богатую жилу серебра они наткнулись. Правда теперь пришлось отправить туда подкрепление от набегов наиболее диких горных племен, у которых и имен-то не было. — Лорд Слейт покинул свой замок, Белый Нож скрыл его по самые маковки. Обосновался временно в ближайшей деревне. — Пусть отстроит новый. Или ждет, пока сойдет вода. — Королева, — Молли стал совсем тихим, — Леди Дастин просила об аудиенции. — Я встречусь с ней, — буднично ответила Санса. Потом она немного разозлилась: Барбри удалось проникнуть в Винтерфелл, а ее, королеву, никто не поставил в известность. Она появилась тихо и неожиданно, когда Санса сидела на большом теплом корне сердцедрева в богороще и внимала тихому шелесту листьев. Шершавая кора и нежные порывы ветра ласкали ее кожу, когда кто-то тихо зашипел рядом, как змея. Леди Дастин, и сама была похожа на змею, в некрасивого цвета платье, буром, как глинистая мокрая земля и такими же топорщащимися рукавами на худых плечах. Маленькие, острые черные глазки, казалось, так и буравят Сансу. — Королева, — болезненный надтреснутый голос, как скрежет сухих ветвей едва донесся до слуха Сансы, и ей почудилось, что еще один взмах ветра, и Дастин унесет, как осенний лист. — Леди Дастин, я не ждала вас. Не сейчас. — Простите, — она склонила голову и на удивление слишком долго не поднимала ее. Они должны поговорить о Мэриане сейчас, поняла Санса, и наверняка Барбри будет против ее трактовки событий. — Должно быть, беспокойство за вашего племянника привело вас сюда так поспешно, — Санса решила не оттягивать неизбежное. Она встала и гордо расправила плечи. — Я понимаю. — Мэриан прислал мне письмо. — О! Даже так, — внутри все сжалось. «Он написал его еще до своего заключения, тогда, когда был еще уверен в том, что его дело правое. И что же теперь? Она хочет показать мне его? Барбри, гордая и скверная, сдалась?» Санса, не в силах выдержать ее колючего, красного взгляда, посмотрела на лик чардрева. Кровавые ободки застывшего сока расплылись вокруг вырезанных грубых глаз. — Мэриан клялся мне здесь. Перед богами и вами всеми. Клялся мне в вечной преданности. — Мне так жаль, Королева, леди Санса! — у Сансы даже не было сил возмутиться. — Неделю назад ворон принес письмо, чертова птица, как ни странно, долетела. Он написал мне все. Что встретил другую, что ошибся в своих чувствах к вам и уезжает в Эссос. Прочтите! — Барбри протянула ей скомканное письмо. — Если б я знала, что ему нельзя доверять. Глупый мальчишка! — казалось, она была полна искреннего сожаления. «Другая женщина?» — внутри все смешалось. И не глаза на чардреве, а ее нутро казалось кровоточило и пылало огнем, болезненно резало жестким шепотом листьев. Мэриан не хотел другой женщины, он хотел лишь власти — так думала Санса. А теперь, что это значит? Она прикоснулась рукой к глазам, пылающим болью щекам. Так нечестно, подло, у него даже не хватило духу признаться в том, что он предал их всех. И ее королеву, и предков, свою кровь, свою землю. «Пусть так, пусть так будет — мой подлый, слабый муж, решила она в один миг, только боги знают, как тебе удалось написать письмо, и пусть только боги знают жив ты или нет, для меня ты давно умер.» А если это Бран? Ее брат заставил Мэриана написать эти строки. Но зачем? В висках пронзительно стучало. — Королева, прочтите письмо, — все еще молила леди Дастин. — Я ничего не знала. — Да, да, — она обернулась, тяжело дыша, чувствуя, что ее лицо превратилось в камень. — Письмо, конечно, леди Дастин, — всего еще пару вздохов и сердце забилось ровней. — Я знала об этом, конечно знала. Другая женщина, что можно еще ожидать от нашего… Мэриана, — его имя давалось с трудом. — Знаете, мне было стыдно в этом признаться, я даже хотела сказать всем, что он умер, подхватил серую хворь в Долине Арренов. Он ведь много общался с Робином. Слишком много, — Санса подумала, что сейчас неплохо бы ухмыльнуться, и улыбка не заставила себя долго ждать. — Но я была так зла на него. Другая женщина, как скверно и стыдно теперь. — Лучше бы он умер, — зло искривив тонкие губы, бросила Барбри. — И не позорил своего отца. — Ничего, надеюсь боги покарают его, — Санса взглянула на лик и, повернувшись к леди Дастин, взяла ее за сжатые крючковатые руки. — А если нет — что ж, пусть живет, и может когда-нибудь он поймет, что это такое, когда тебя предают. Бледное лицо Барбри мелко тряслось от негодования и только сейчас Санса поняла, насколько стара леди Барроухолла. Когда Санса вошла в оранжерею, она поразилась, насколько здесь все разрослось, но приглядевшись, поняла, что основную массу зелени занимал плющ, своими извилистыми лозами пробравшийся до самого потолка. Листья его формой были похожи на листья чардрева, такие же остроконечные ладошки, только мягкие и покрытые прозрачным пушком. Впрочем, лимонное дерево ее тоже не разочаровало: оно вытянулось, раскинув острые, усыпанные мелкими листьями ветви и все искрилось, как звездами, желтыми сочными плодами. Она отодвинула ветвь и отпрянула — рой бабочек, разноцветным взрывом бросился в лицо и ловко избегая столкновения, разлетелся в разные стороны. У ее ног распростерся огромный красный цветок, простирая свои толстые сочные лепестки и тычинки в белой пыльце, а под извилистым кустиком с зелеными колючками сияло поле нежно-голубых звезд. Все это источало густой, плотный аромат, словно все самые прекрасные запахи были сконцентрированы в ее теплице. Она вздохнула, прикрыв глаза. Это было даже слишком, и Санса бы расстегнула ворот своего платья, но сегодня на ней был открытый лиф, и она только провела рукой по влажной груди. Пятясь назад, из зелени показалась чья-то спина и, она сразу узнала это простое платье и фигуру. — Тристи! — Ваша Светлость, — на ее пухлых губах сияла неподдельная улыбка. — Рада видеть вас, Королева Санса. Вот, тут у нас как… — она обвела рукой сад и синяя с черной бахромой бабочка села на ее измазанные землей пальцы. — Забавно, они совсем не боятся тебя. — Они просто уже не считают меня за человека, — набрякшие веки Тристи, как и ее губы смеялись, и Санса тоже не смогла удержаться. — Я, как то растение, что не сидит на одном месте и вся пропиталась их соками. И все же в ее радости, в этих черных глазах, Санса видела еще что-то. А ей больше не хотелось неожиданностей, только интриг слуг еще не хватало. «Тристи всегда была верна мне и никогда не давала усомниться в своей преданности. — она взялась за ее располневшие предплечья и, не обращая внимания на удивленные черные глаза, прижала слегка к себе и сразу стало легче дышать. – Но именно она тогда согласилась помочь мне с Мэрианом и уверила, что он больше увлечен женщинами, чем мужчинами. Что они делали, о чем говорили? И ее подарил мне Тирион. Могу ли я доверять ему?» Тристи пахла землей и потом, а совсем не цветами. Кому она вообще может доверять? — Я очень рада тебя видеть, Тристи. — Ваше платье, Королева. На светло-зеленом шелке остались крупинки земли. — Пустяки, — Санса стряхнула, оставив серые разводы. — Пустяки. — Королева, что с вами? — черные глаза обеспокоенно вглядывались в нее, и Санса замешкалась, сама не понимая, что происходит. В горле, сжавшись, горело, а между глаз сдавило, словно тисками. Только когда глаза заволокло, она поняла, что плачет. Слезы словно водопад хлынули из ее глаз, смывая пудру и смешиваясь с потом на груди. Словно вся боль, что копилась в ней долгое время выплеснулась наружу не в силах больше сдерживаться. Тристи усадила ее на кованую скамейку и, осторожно поглаживая по спине, успокаивала, как могла: — Я знаю, отчего вы плачете — это все ваш муж, он оставил вас. Мне всегда не нравился этот Мэриан. Боялся женщин и считал себя умнее других. — Как оказалось, не так уж и боялся, — сквозь слезы выдавила Санса, решив сохранить его легенду. — Ничего, — прошептала она. — Я знаю один секрет, знаю, как вернуть его. Если вы конечно захотите. — Какой секрет? — что может знать прислуга? — Старый секрет моего народа, древнего, как ваше волшебное дерево в саду, — ее глаза наполнились блеском. — Колдовство. — Я не хочу его возвращать, Тристи, — всхлипнула Санса. — Тогда мы можем… — «Что же?» — Убить его, — она неожиданно крепко схватила ее за руку. — Я знаю, как сделать волшебную куклу. И вы сможете сделать со своим мужем все, что захотите. Санса слышала, что ведьмы и колдуны могут управлять человеком, используя его кровь, семя или вещи, но ни разу не видела прямого доказательства этому. В детстве она хотела пойти к ведунье, что живет в лесу, рядом с каждым большим замком жила такая, но в последний момент испугалась, ведь она знала: за любое настоящее волшебство приходится платить. И даже в сказках плата всегда была непомерна выгоде. Даже Брану пришлось расплатиться за свои способности, он не мог ходить и казалось иногда даже не считал, что у него есть сестра. А у Арьи были ее ужасные лица. Но, кажется, она ничего не лишилась, если не считать, что место Королевы Севера заняла она, Санса. Но ведь она старшая из Старков, а Арья жива, здорова и никто не собирается выгонять ее из дома. «Волшебная кукла — какая глупость!» — Я бы хотела сделать ему больно, — вместе со слезами из нее лились слова, в которых не было ни капли лжи. — Надо что-то — кровь, ногти, волосы. Удивляясь собственной глупости, весь следующий час Санса ползала по медвежьей шкуре, пытаясь найти хоть один волосок Мэриана. И хоть Одри старательно все тут убрала за ее отсутствие, и похоже даже и не один раз, она все же нашла пять жестких, поблескивающих блеклым золотом, волосков и пару курчавых, скрученных, как медная проволока. Немного поразмыслив, она и их уложила в тонкий шелковый платок. Удар металла о металл заставил ее резко посмотреть в окно и на мгновенье внутри пробежал страх, словно кто-то мог застать ее за этим постыдным занятием. Лишь медленно плывущие облака и самые верхушки леса. И снова этот удар, от которого подпрыгивает сердце. Скомкав платок, все еще поглядывая в окно, она спрятала его у себя за корсетом. Затем Санса самолично шила куклу, склонившись в тусклом свете единственной свечи в комнате Трикси, и пару раз укололась, протыкая жесткую льняную ткань, а сама Трикси пела странные песни на непонятном пугающем языке, взвывая иногда, и вскидывая ломающиеся в тенях руки, прямо перед лицом Королевы. Бусы глухо щелкали от ее движений и иногда с них что-то падало под ноги и хрустело под ее ногами. Куклу они набили сухой травой и пригоршней черной земли, туда же пошли те волоски, что раздобыла Санса. — Не похож, — придирчиво сказала она, вертя в руках неказистого человечка, и он казался ее худшим из экспериментов в шитье. — Может, ему волосы пририсовать углем и лицо? — Это не важно, Королева, — Трикси сняла с шеи длинное ожерелье из костей и осторожно сложила его в плетеную коробочку. — Тут главное слова, что я говорила, и вещи, которые вы зашили в куклу. Теперь делайте с ним все, что угодно. — Что, например? — но она и сама знала ответ. В сказках такие вещи протыкали иглой и выкручивали руки и ноги. — Все, что угодно, Моя Королева. Некоторые даже, — она ухмыльнулась, сверкнув в темноте белыми зубами, — кладут куклу в свои постели, — она присела рядом с Сансой, тепло улыбаясь и сдвинув и без того сросшиеся черные брови. — Женщины так делали, когда слишком долго не видели своих мужчин. Но я так не делала, у меня и мужа-то не было. Только с детьми, так я делала со своим ребенком, когда она умерла. Я прижимала к себе куклу, и по ночам она приходила ко мне, моя маленькая девочка. Санса думала, что сейчас Тристи заплачет, но ее глаза оставались сухи и непроницаемы, а улыбка не сходила с ее уст. Она покосилась на куклу на столике, соломенную, обернутую в обрывок ее старого платья. — Ты до сих пор так делаешь, Тристи? Эта кукла… — Нет-нет! — протестующе замелькали смуглые руки, и она уселась на пол, оперевшись спиной о кровать. — Я больше так не делаю. Когда мертвые слишком часто приходят к тебе, ты забываешь, что жив сам. И это все ложь. Это просто кукла, фокус, и мой ребенок никогда не вернется. Надо просто помнить, — она приложила палец к виску и тыкнула им несколько раз себе в голову. Иногда она пугала Сансу этим взглядом, и теперь она понимала, почему. Вечером, когда Одри помогала снять ей платье, она хмыкала за спиной и что-то бормотала себе под нос. В этих странных звуках ей послышался смех, словно она знала обо всем, и Санса подумала, что она совершенно глупая Королева, глупей, чем ее собственная прислуга. Но Тристи не могла ничего разболтать, за все эти годы у нее не было повода усомниться в этом. Отчего-то ей в голову пришла мысль поймать на чем-нибудь Одри, на какой-то оплошности, и выпороть негодницу, и она даже услышала ее визгливый крик, молящий о пощаде. «Глупость, что за глупость», — замотала Санса головой, вторя своим мыслям. — Ваша Светлость, что-то не так? — испуганно спросила Одри, и она перестала чувствовать это раздражающее прикосновение ее пальцев. — Ничего, Одри, ты можешь идти. Когда Санса взяла волшебную куклу в руки, пальцы ее дрожали, а все внутри мелко тряслось. Она провела по грубым выступающим ниткам, раздумывая, что же дальше делать. Открыв ящик под столиком, он застрял, и ей пришлось сильно дернуть, отчего все на столе затряслось, а ящик громко раздражающе заскрежетал, она пошарила под бумагами и достала металлическую коробку с нитками и иголками. Коробка тоже не желала открываться, ссохшись от времени и пыли, и она больно сломала кончик ногтя, зажмурившись от боли, пронзившей щипками руку до самого локтя. Выбрав самую толстую иглу и повертев ее перед глазами, Санса отложила ее в сторону и снова пошарила в шкатулке. «Длинная, но тонкая», — она нашла то, что нужно, вдавливая ноющий палец в тонкую, блестящую иглу. Усевшись на кровать и поводив цепляющейся за ткань иглой по игрушке, она снова подумала, что ведет себя, как глупая девочка, и заставила себя усмехнуться над самой собой. Однако внутри нее разгоралось желание, странное чувство, почти физическая необходимость проткнуть наконец эту чертову ткань. Мельком взглянув на закрытые окна, Санса медленно, с усилием, вонзила острый кончик иглы в середину тонкой плотно набитой ручки, и тонкий противный скрип ткани заставил наполниться ее рот слюной, а по спине пошли мурашки. Она больше не могла, силы словно покинули тело, и Санса положила куклу себе на колени. Выступающая иголка легко проткнула легкую ткань ее ночного платья и, щекоча, уперлась в ногу. И хоть у куклы не было лица, ей казалось, она видит эти большие серо-голубые блестящие глаза и рыжеватые ресницы, пушистые и длинные. Странно, но сейчас она не могла найти в себе ненависти и злости, чтобы продолжить мучить Мэриана и, повинуясь стремительному желанию, она выдернула иглу из куклы почти ощутив ее боль. В затылке ныло, а разбитое тело требовало отдыха, и не желая больше ни о чем думать, Санса улеглась в кровать, поджав под себя концы одеяла, сжавшись в клубок и все еще сжимая в руке куклу. Сон пришел мгновенно и в каком-то тумане она увидела его, высокого, стройного, с взлохмаченными песочными волосами. Она пыталась разглядеть его глаза, но в следующий же миг словно память отказывала ей, стирая предыдущую секунду, и лицо, такое четкое и твердое в реальном прошлом, размывалось в вязкой молочной пелене. Внезапно его фигура исчезла и сильные руки обняли ее за плечи, прижав спиной к крепкой груди и горячее дыхание обожгло щеку. «Мэриан», — хотела сказать Санса, но не услышала звука собственного голоса. Теперь все казалось неважным, вечное спокойствие и уверенность заполнили ее, разливаясь теплом от его прикосновений к ее телу, проникая в каждую клеточку внутри, наполняя всю ее странной правильной радостью и осознанием, что так и должно быть. Потом были губы, такие чужие и родные одновременно, и крепкие пальцы сжимающие ее соски и сладострастный жар, разливающийся до макушки и кончиков пальцев. На следующий день она забыла этот сон, приказала себе забыть, заставив себя не вспоминать об этой ночи, засунув в самый дальний угол своей памяти, как и эту наспех сшитую дурацкую куклу. Но все же ее не покидала странная растерянность и, закончив утренние дела, Санса бродила по своему садику, придирчиво осматривая цветники и кусты, пытаясь сосредоточится на лютиках, розах и диком винограде, неприлично буйно разросшимся по южной стороне Большого Чертога, прятавший макушки своих плетьев в искрящемся солнце на самом верху башни. К обеду ей наконец испекут пирожных из собственных лимонов, и она заставила себя испытать ожидающее искушение, ведь она так долго этого ждала. Санса присела на край своего маленького фонтанчика и смахнула с тусклых камней засохшие листья. В ее отсутствие вода в фонтане исчезла: мейстер сказал, что подземный родник иссох или сменил течение, такое бывает в природе, тем более в наше неспокойное время. Ей было жаль. Крики и шум, донесшиеся до ее ушей, казались лишними и не должны были привлекать ее внимание, разбивая окружающую ее картину мягких цветов и красоты, но за зеленеющими кустами шиповника она увидела серую голову явно спешившей Одри, а за ней и мейстера Уолкана, внимательно что-то выслушивающий от ее служанки. Они свернули в сторону Южных Ворот, исчезнув за забором, отделявшим двор Большого Чертога от всего остального и, не сумев заглушить в себе любопытства, Санса последовала за ними. Едва выйдя за забор, она увидела, как Одри взмахнув платьем скрылась в кузнице. Горн жарко пылал, и Сансе сразу стало жарко, она чуть не наткнулась на большой каменный круг, пытаясь разглядеть в темном заваленном железом и углем помещении мейстера и служанку. В самом дальнем углу, рядом с Главным кузнецом, лысым, с толстой шеей, облаченным в кожаный, доходящий до пола передник, на низком топчане сидела Одри, а Уолкан склонился над лежащим рядом с ней человеком. — Я еще утром сказал Палю, что надо кого-то позвать, — прогромыхал кузнец, проведя большой ладонью по лысине. — Так недолго и отдать богам душу. Мейстер Уолкан, наконец, встал прямо и, тут же склонившись к прячущей в ладонях лицо Одри, погладил ее по плечу. — Думаю, все будет хорошо, Одри, но придется выпустить кровь. Это не страшно. Сходи к прачкам и возьми чистую простынь. И крепкого вина на кухне. — Что тут происходит? — Санса решила обратить на себя внимание. — Королева, — ошарашенно медленно протянул кузнец. Одри тут же вскочила, а с топчана послышался кашель и шорох. Санса рукой показала, что излишне долгие формальности сейчас ни к чему, она просто хотела узнать, что тут случилось. — Помощник кузнеца, Пауль, повредил руку, — просветил ее мейстер. — Одри просила меня посмотреть. Думаю, вы не будете против, Королева, — он склонил голову. — Конечно нет. Одри! Что же ты сидишь? Мейстер Уолкан просил тебя принести простыней и вина. Стой, Одри, — остановила она служанку. — Кто тебе этот молодой человек? Твой жених? — оказывается, она ничего не знает о людях, что ее окружают. Служанка попятилась и снова уселась на импровизированную кровать, а взгляд ее был испуган, словно она сделала что-то дурное. — Н-нет, Ваша Светлость, — пролепетала она. — Н-не знаю. Кузнец громко засмеялся, а Сансе стало жалко глупую Одри. Она снова отправила ее за вином. «Она, конечно, не самая лучшая прислужница, но будет совсем некстати, если в ее животе начнет расти ребенок. Одри и так неловкая». — Паль видимо перепил вчера вечером, или он просто врет. Как может человек сам себе ударить по руке молотком? Да еще сам не может сказать зачем это так, — кузнец говорил сам с собой. — А теперь что? Его рука распухла как дохлая псина. Со стоном и хрипом на лавке сел Пауль. Красные от лихорадки щеки, всклоченные волосы. У Сансы на миг все поплыло перед глазами. Эти глаза. Болезненные, красные. Но такие же большие и глубокие, как у… у Мэриана. Спутанные, грязные волосы песочного цвета, и даже не трогая их, она чувствовала насколько они жесткие, как тонкая проволока. Прямые широкие плечи и упрямый рот. Конечно, он был мало похож на ее мужа: нос вздернут и видны круглые ноздри, брови слишком широкие и округлые, но эти волосы и нанесенное самому себе увечье… Кукле она тоже проткнула руку. Смутные, отвратительные подозрения шевельнулись в груди Сансы. Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить сон. «Там был Мэриан, Мэриан. Я не видела его, но это был он. — уверяла она сама себя. — Это просто сон. Глупый сон и глупая кукла». Санса быстро вышла во двор, Одри уже возвращалась. — Дай мне, — взяла она из ее рук тряпки и кувшин, и поставив на рядом стоящую лавку подошла к девушке ближе. — Одри. Если ты сейчас соврешь, я прикажу высечь тебя и отправить…отправить в Долину Арренов. Ты ведь знаешь, что там? Служанка, расширив маленькие глаза, испуганно кивнула. — На шкуре медведя в моих покоях. Ты лежала с Паулем на ней? — медленно проговаривала она каждое слово, казавшимися такими странными и нелепыми. — Отвечай! — встряхнула она ее за плечи. — Да… Да! — по пятнистым рыхлым щекам Одри потекли слезы. — Простите, простите, Королева, — она рухнула на колени. — Он не виноват, это все я. Я сама позвала его. Бейте меня. Избейте. Я сама, — она цеплялась за платье, за этот красивый голубой шелк и тут же отпускала, всхлипывая и упираясь ладонями в истоптанную землю. — Дура! — Санса выдернула свое платье из ее рук и пошла прочь. «И я не меньшая дура». Она нашла Тристи в богороще — та вылавливала большим сачком листья в пруду. Тристи едва ли принесла в ее душу спокойствие, она не знала, что чувствовали мужчины, когда их женщины клали волшебных кукол себе в постели. Видели ли они своих женщин в своих снах? Свои мысли Санса почти могла контролировать, могла приказать себе не думать о том, о чем не положено Королеве и приличной женщине, но как она могла приказать не видеть, не чувствовать другому человеку? Запретить видеть сны или мечтать? Ее передернуло, когда она представила, что являлась во сне какому-то помощнику кузнеца, и все те вещи, что они делали с Мэрианом. «С ним, только с ним», — она жмурилась от отвращения, стараясь стереть из памяти такой реальный сон, сделать его ложью, тем чего не было. Снова налетев на куст, она остановилась. Что-то было не так, она чувствовала это. «Просто лютики отцвели», — и действительно, дорожка была покрыта желтыми скрученными лепестками, а клумба почти вся зеленая, с торчащими мелкими листьями и палками, которые раньше были усыпаны цветами. Осторожно раздвинув ветви, она прошла дальше, в обросшую плющом беседку, наполненную в своей прохладе роем мошек, ароматом зелени и влажной древесины. Усевшись на скамейку, Санса откинулась на мягкий ковер из листьев, облепивших рейки беседки. Несмотря на уединение, сердце все еще не могло успокоиться, танцуя внутри неровно, покалывая и внося смуту. Громко хрустнула ветка и, резко обернувшись, она вгляделась в кусты. Там никого не было. — Леди Старк… — сквозь шорох листвы ей вначале показалось, что это просто послышалось. — Королева Санса… — Кто здесь? — Санса вскочила. Листья, ветки, тонкая береза и белый камень стены башни, все казалось безмолвным. Ей надо вернуться к себе, выпить вина и, быть может, засесть за расходные книги. Цифры приведут ее разум в порядок и все наладится. — Королева… Он вышел из зелени, нищий, что они чуть не задавили по приезду. Она узнала его грязно-бежевый дуплет, плащ непонятного цвета и старую шляпу с широкими обвисшими полями. Она посмотрела поверх кустов, никого больше не было рядом, но ведь и его она сразу не заметила. — Не подходите, я сейчас позову стражников! — Нет, нет, Королева. Я не подойду! — он вытянул руку, тонкую, как у изможденного голодом человека. — Не бойтесь, прошу. Вы знаете меня, — быстро заговорил он и снял шляпу. Широкое, не старое лицо с выступающими скулами, светло каштановые курчавые волосы с намечающейся лысиной и борода, неухоженная и широкая. Карие, впалые глаза. Этот человек был ей незнаком. — Я Сандор Илшем, лорд Сосцов, помните? — с жалостной надеждой спросил он. «Лорд Илшем? Есть такой остров и там есть свой лорд, но я не помню его. Кажется». Она уже не была так уверена. — Я друг Робина Аррена, упокой боги его душу, — он закатил глаза. — Я был с ним у вас на свадьбе и мы встречались в Долине в Орлином Гнезде. Помните? Помните мой розовый плащ? — он взмахнул грязной тряпкой. Его плащ и в самом деле был розовый, теперь Санса рассмотрела, там на спине еще были два треугольника и звезда. Теперь она и вправду вспомнила этого лорда Илшема, молчаливого и незаметного, если бы не плащ молодого человека. Тогда он был совсем молод и без бороды. И чистый. — Что случилось с вами? И с Робином? — Вы же знаете, что там произошло. Когда вы приехали, мы пытались поймать жену старого Ройса, бедняга заразилась серой хворью. Потом, — он покачал головой, — потом все так быстро полетело к чертям, больные стали появляться и тут, и там, их стали убивать, а в одной деревне сожгли три дома, и вместе с ними и здоровых людей. Хаос, страх и война захватили Долину, а те, кто хотел выбраться, уже не могли: король выставил кордоны. Но мне удалось бежать из этой преисподней. — А Робин? Что случилось с ним? — Простите Ваша Светлость, но я не видел, слышал лишь, что его сбросили в Лунную дверь его же гвардейцы, когда увидели следы серой хвори на его лице. А потом и само Орлиное Гнездо рухнуло, превратившись в груду камней. Я уже был далеко, но слышал грохот и почувствовал, как трясется земля под ногами. А утром увидел, что высокие башни Гнезда исчезли, — казалось ему не хватает воздуха, будто бы он говорил сквозь боль. — Почему вы здесь, лорд Илшем? Почему не на своем острове? У вас, верно, есть какие-то родственники, сестры, братья. Сандор Илшем был жалок, грязный и оборванный, похожий на нищего и источавший такой же запах, который вызывал у Сансы раздражение и тошноту. — Сосцов больше нет, только пустое море там, где раньше был мой дом. Нет моих сестер и братьев, моего замка и повара, и слуг, и никого нет больше, — казалось он сейчас заплачет. — У меня нет никого и ничего, кроме этого, — он достал из-за пазухи какую-то тряпицу. — Но и это не мое, а ваше. Он раскинул тряпку и на его руке вспыхнул голубой огонь. Яркие лучи в искрящихся голубых звездах переливались по кругу, и у Сансы перехватило дыхание. — Она светится при виде вас, — прошептал лорд Илшем с восторгом. — Что это? Он протянул руку дальше и Санса увидела: над его запястьем, под задравшимся грязным рукавом, растрескавшуюся кожу, испещренную трещинами. Сандор Илшем был болен. И он стоял в паре метров от нее. — Это корона. Корона для королевы из голубых адамантов. Прочная, как валирийская сталь и легкая, как перо. Ваш муж заказал, когда вы гостили в Орлином Гнезде. Не знаю, где он раздобыл эти камни, они стоят целое состояние, но они с Робином знали одного ювелира в Браавосе, и перед тем, как все пошло в ад, пришел корабль с этим чудом, — он не мог свести глаз от камней, а Санса, как зачарованная, смотрела теперь на его потрескавшуюся кожу. — Он хотел подарить ее вам, ваш муж, может это глупо, не знаю, вложить в побрякушку такое богатство. Странно, раньше так она не светилась. Говорят, эти камни волшебные, чувствуют своего хозяина. Это ваше, — он шагнул к ней навстречу. Санса отпрянула. — Вы больны. — О, не бойтесь. Эти камни убивают любую заразу. — Вы могли бы продать ее, почему вы… — она больше не могла говорить, в груди, в горле, словно все окаменело, сжалось, от постепенного осознания, что же произошло. — Посмотрите на меня, я похож на нищего, кто поверит, что я не украл ее? А ваш муж любил вас, Робин все время вспоминал и смеялся над ним после. Я хотел вернуть ему это, а он бы дал мне денег и экипаж, ведь это ничто по сравнению с этим. Но потом я услышал, что бедняга умер в Королевской Гавани, а недавно узнал, что вы объявили награду за его голову. Все это так странно. Но я совсем не знал его, вашего мужа, да и Робин был тот еще чудак. Но, может, вы дадите мне немного золота, совсем немного, мне много и не надо, и одну лошадь. Вы, я слышал, добрая Королева, добрая и милосердная, как и ваш муж. Ну, мне так казалось, — поправился он. — Так вы дадите мне лошадь? И немного еды. Совсем капельку. Она едва слышала, что он говорит, не в силах сделать и шагу, не в силах вздохнуть. Так вот чем Мэриан хотел завоевать ее, вот что за подарок он готовил для нее. Корона для Королевы, которое стоит целое состояние, а вовсе не яд. Камни вспыхнули на дрожащей руке обнищавшего лорда, он едва мог держать ее на весу. «Он не предавал меня. Он просто хотел отдать мне все, что у него было». Санса все же сделала шаг навстречу и, совсем не боясь заразиться, осторожно взяла украшение из его грязных рук. Странно, но оно было теплым, несмотря на холодный голубой блеск. А в самой глубине камней ей почудились желтые искорки, и она вспомнила о крапинках в голубых прозрачных глазах Мэриана. «А, ведь то письмо, что он прислал леди Дастин, это его попытка облегчить жизнь мне, — поняла Санса. — Он написал его, чтобы у его королевы не было проблем выдумывать причину, почему мы не вместе. Даже после моего предательства Мэриан пытается заботиться обо мне». — Вы дадите мне лошадь, Королева? Лошадь и немного еды? — он заглянул ей в самое лицо и смрад окутал ее, проникнув в самое горло. В каком-то забытье Санса положила руку на плечо Сандора и, нажав, опустила его на колени. «Лошадь и хлеб…» Она прошла дальше. «Лошадь и хлеб…» Медленно ступая по мягкой траве. Санса прижала корону к себе, обернув тряпкой, и не видя ничего и никого вокруг от застилавших глаза слез, шла вперед не разбирая дороги. Наконец, лицо на белом стволе осуждающе взглянуло на нее, краснея кровавыми глазами, а листья громко зашумели, нагоняя ветер. Она опустилась на колени у самых корней, и разрывающие грудь слезы хлынули из ее глаз горьким потоком. «…Пусть наша жизнь будет долгой и счастливой, а любовь и верность не покидают нас до самой нашей смерти…» — звучали слова клятвы в ее голове голосом Мэриана. »…Пусть наша жизнь будет долгой и счастливой, а любовь и верность не покидают нас до самой нашей смерти…»