Все ради любви

Дейнерис

Принц Клементин не лгал в письме — в Дорне было действительно жарко, и в ее прохладную каюту уже проник этот горячий, смешанный с ароматом соли и горячего песка воздух, от которого сохли и зудели губы и глаза. Она посмотрела на ворох одежды, что достала из сундука, и снова встряхнула лежащее сверху платье, спугнув назойливую черную муху. Это светло-серое шифоновое платье с усыпанным жемчугом воротом подходило больше всего, но теперь Дейнерис сомневалась, что его прозрачность будет уместна на первой встрече. В Кварте, желая быть ближе к местным обычаям, она ходила с обнаженной грудью, а Тирион много рассказывал о свободных нравах дорнийских женщин, но теперь она жена Короля Шести Королевств, и вряд ли Брану будут приятны слухи, разносимые слугами о ее фривольном наряде. Теперь это ни к чему. Блекло-кремовый шелк, тонкий и без излишества складок, хоть и был слишком прост для королевы, но тоже достаточно легкий, и Дени решила остановить свой выбор на нем. На берегу, по словам Тириона, их должны встретить, предоставить паланкин и лошадей. От такой любимой ею езды верхом придется отказаться, ведь платье слишком узкое, и ей придется ехать в Солнечное Копье на этих отвратительных носилках, на чужих натруженных плечах. «Надо что-то на голову, это?» — она выдернула из-под кучи тканей легкий длинный платок, пестрый и разноцветный, в который при желании можно было завернуться полностью. Дейнерис накинула ткань на плечи, посмотрела в зеркало и в первое мгновение не узнала сама себя. Эта была, конечно, она — сереброволосая маленькая женщина, но в последнее время ей была совсем не интересна собственная внешность и, если бы не Эли, все утро твердивший, что надо заранее побеспокоится о наряде, ведь первое впечатление — это самое важное, она бы и не подумала об этом. Навязанное беспокойство Эли оказалось не очень удачным способом хоть как-то отвлечься от тяжелых мыслей, стереть эту сцену: поблескивающие во тьме клыки Рейгаля, стремительно обволакивающие ее дымка пара и ужас конца, и черный, сверкнувший меч, с шумом пронзивший налившийся кровью глаз. В ее ушах до сих пор стоял хрип Джона, когда он замахнулся мечом, и чавкающий звук лопнувшего глаза ее названого сына. И этот удушающий зловонный запах, заполнивший плотно тот миг у кромки моря, до сих пор стоял у нее в носу. Звуки и ароматы ее боли, тяжелой сладкой истомой увлекающие прочь из этого обыденного и понятного прочим мира, ввергающие в вязкую бездну отчаянья, что словно ее тень были навсегда рядом — теперь она это знала. Но от своей тени нельзя избавиться, только мертвецам это доступно и ведомо. И вся ее дальнейшая жизнь виделась Дейнерис только борьбой самой с собой. Джон Сноу тоже был частью этой темной стороны, от которой она всем сердцем желала избавиться, но так же страстно что-то внутри нее желало дать вырваться этим силам на волю, и горький червь сомнения, не переставая, грыз и подтачивал выставленные ей границы, за которой было все: желание самой страшной муки для него и желание горячего тела; огонь, смерть, разверзшиеся небеса и ненависть ко всему живому; и чьи-то наивные детские глаза, жгущие до боли, которым не было известно понятие зла, а лишь надежда и вера, сердце бьющиеся добром и любовью, и само прекрасное, что существует в этом мире. Может быть, когда она откроет свои красные двери, в ее душе наступит покой: там, за потрескавшейся красной краской непременно должна быть она, настоящая Дейнерис, что ясно видит, что ее ждет впереди, и знает куда идти. «К платью нужны украшения» — она снова заставила себя сосредоточиться и открыла резную шкатулку. Среди камней, золота и серебра блекло светился большой голубой камень, смысла подсказок которого она больше не понимала; там же был ее колокольчик, нещадно забракованный Эли, и золотой кулон, подаренный Джоном, сверкающий среди прочих украшений. Дейнерис шумно захлопнула шкатулку. Она попросит Эли купить что-нибудь на местном рынке, на свое усмотрение, так будет лучше. Вблизи Дорн оказался не таким чудесным, как с далекого моря. Редкие деревья и сухие кусты прятались вдалеке среди грязно-желтых стен и бурых скал, а даже на вид горячий прибрежный песок почти сливался с возвышающимся перед ней Солнечным Копьем, его широкими крутыми лестницами и множеством башен, подпирающих голубое небо. Красные, плавящиеся солнца, пронзенные золотыми копьями, трепетали на горячем ветру в руках встречающих их отряда, как и их плотные желтые, песчаные, красноватые одежды на крепких темных телах стражников. Двое на лошадях, покрытых тяжелыми золотыми попонами, отделились от всех и выдвинулись вперед.  — Тирион, это принц и его жена?  — Нет, ваша светлость, — задумчиво сказал он, внимательно разглядывая приближающихся, приложив ладонь козырьком. — Но люди явно непростые. Всадники спешились, и только сейчас Дейнерис рассмотрела, что хоть эти двое были очень похожи статью и ростом, но все-таки это были мужчина и женщина, чья грудь заметно выпирала сквозь тонкую ткань, обхваченная широкими ремнями, усыпанными россыпью разноцветных камней. Одета она была так же, как и мужчина рядом, только его портупеи были скромнее, а на поясе она насчитала трое ножен для разных кинжалов. Волосы, ниспадающие черными кудрями на плечи, черные брови вразлет и узкие сжатые рты под крупным носом делали их очень похожими, и она решила, что это брат и сестра. «Серый Червь», — тихо позвал Тирион, и безупречный вышел вперед, крепко сжимая свое копье и готовый в любую секунду выхватить свой кинжал. Краем глаза Дейнерис заметила и Джона, тенью выступившего вперед, его крепкие руки и оборванные рукава кожаной куртки. Вся ее маленькая свита и вправду мало была похожа на королевскую, может поэтому Принц Клементин осторожничал и не вышел сам встречать гостей. По мере приближения дорнийцев, та, что была женщиной, улыбнулась сдержанно и склонилась, на пару секунд застыв в поклоне.  — Королева, — она вздохнула и опустила плечи, поглядывая искоса на Серого Червя. — Это и вправду вы. Я — Аврора Мартелл, а это мой брат Виктор Мартелл, — ее голос становился мягким, как персик. — Принц Дорна Клементин Первый послал нас встретить Королеву Шести Королевств и мы с превеликой радостью и восхищением счастливы видеть, что это и в самом деле вы. Брат и сестра расступились, как и стражники, которые прибыли с ними, и вперед вынесли открытые носилки, с едва колыхающиеся на легком ветру тяжелой багрово-золотой парчой. Носильщики опустили паланкин, и с него сошла еще одна пара. Богато расшитый халат, подвязанный кожаным плетеным кушаком, и зеленый тюрбан с блестящим красно-золотым солнцем пронизанным тонким копьем сказали ей, что перед ними предстал сам Принц Дорна. Кивок Тириона подтвердил ее мысль. А высокая женщина с зачесанными в клубок волосами и с хищным черным взглядом, очевидно, была его жена, Мюрей. Розовое легкое развевающееся платье почти не скрывало ее дородного тела: с этой целью справлялись длинные цепи и золотые тарелки на ее выступающей груди.  — О, Королева Драконов, Королева мира и Шести Королевств, — Принц вскинул руками, и его тонкий, трескучий, словно высохший голос не понравился Дейнерис. — Простите нас за нашу преступную осторожность! — Его жена делано улыбнулась и покосилась на мужа. — Мы ждали вашего появления совсем в другом месте, а когда узнали, что ваш корабль прибыл к Солнечному Копью, безмерно удивились; еще больше мы удивились, когда нам доложили о том, как выглядит королевский корабль и что за люди там. Простите нас за наши предубеждения, — он склонился, и ей показалось, что этот большой тюрбан сейчас перевесит маленькое худое тело Принца Дорна. — Я прощаю вас, Принц Клементин, и нисколько не сержусь. Напротив, я рада, что Дорном правит такой мудрый и осторожный мужчина, — она миролюбиво кивнула головой. — В моем путешествии случились разные неожиданности, а все мои гвардейцы погибли, защищая меня, поэтому мы и прибыли не с той стороны. Простите и вы нас, — больше всего сейчас ей хотелось пить и принять ванну, а не распыляться на эти никому не нужные слова. Жена Принца, покачивая бедрами, шагнула вперед.  — Дорогой, наши гости должно быть устали с дороги, и лучшее, что мы можем сейчас сделать — это сопроводить их в самые лучшие наши покои. А все дела отложить на потом. Королева, — она ловким движением руки распахнула прозрачный веер и протянула ей. — Позвольте, здесь жарко. А в ваших носилках есть свежайшая прохладная вода и фрукты. Апельсины и вода и в самом деле были прохладны и свежи, как если бы пять минут назад их сняли со льда. Дени покрутила в руке рыжую дольку и с удовольствием откинулась на подушки, заполнявшие почти весь пол в паланкине. Сильно качнуло, и вспомнив, что сейчас она едет на чьих-то плечах, внутри неприятно всколыхнулось. «Но они не рабы, они сами выбрали себе эту жизнь. Надо будет узнать, какую плату получают эти носильщики». Ребристая вышивка на подушках приятно щекотала пальцы, и следя за покачивающимися на потолке кистями, ей показалось, что сон опускается на ее уставшие веки. Дени привстала и расстегнула въевшиеся ремешки туфель. Носилки снова качнулись взад и вперед, а потом еще раз, и стало сумрачно. Она выглянула за шторку — они поднимались по лестницам.  — Эй! Стойте, — по лестницам вполне можно было подняться и самой, и она снова поспешно натянула свою обувь. Солнечное Копье казалось огромным с его высокими расписными потолками и широкими окнами, открывающими вид на море и пустынные высокие небеса, а в воздухе запах моря смешивался с сладким ароматом сочных южных плодов. Высокие колонны, обвитые золочеными лианами; статуи мускулистых воинственных мужчин и гибких женщин, не скрывающих своей наготы, белые, с торчащими идеальными грудями; пушистые раскидистые пальмы в кадках и изысканная тонкая ковка перил и подсвечников; струящийся шелк и богатые огромные гобелены, и крепкие воины-дорнийцы, неподвижные, как те статуи, почти идеальные в своей темнокожей красоте. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что стены стары и все в трещинах, и кое-где нет ни золота, ни расписных ярких битв, а только белая известка, потертая и облупившаяся от времени. Впрочем, в большой зале, что Принц Клементин с женой выбрал для первого разговора с Королевой, все по-прежнему сияло и пело, и благодаря высоте воздух был более прохладен, чем у подножья замка. В большой золоченой клетке на высокой подставке резвились разноцветные птицы, вскрикивая иногда тоненьким голоском.  — Сейчас нас будут угощать сладким вином, петь вам хвалебные оды о верности Мартеллов Таргариенам, а сейчас и трону, а потом просить преференций или просто золота, — пробурчал тихо Тирион, когда они подходили к широкому овальному столику, за которым сидели Принц и его жена. — Принц Клементин, леди Мюрей, прекрасно выглядите, — он слащаво отвесил поклон и уселся на низенький парчовый диванчик. Ей, как Королеве, достался широкий мягкий стул, обитый зеленым бархатом, больше похожий на кушетку с резными полированными красными змеями на подлокотниках. Дени поерзала на высоком стуле и едва оперлась о пол носками своих туфель.  — Ну, что ж, приступим.  — Конечно, Королева, — полная улыбка не сходила с лица Мюрей, а ее черные глаза переливались, как драгоценные камни. — Но сначала не выпить ли нам вина? — и она сама разлила вино, темное и густое на вид, по серебряным кубкам. — Наше, конечно, не такое сладкое, как арборское, но отведав этого, я обещаю, вы ощутите, насколько живо ваше королевское сердце. Наше вино все равно что кровь, — она снова хищно улыбнулась, обнажив крупные белые зубы, и глубоко вздохнула всей своей большой грудью. Мюрей, как и говорил Тирион, была на порядок и крупнее, и ярче своего мужа.  — Королева Дейнерис, — раздался голос Принца. — Вы проявили настоящее мужество, отправившись в столь опасное путешествие. А в наше время это опасно, как по суше, так и по морю. Пожалуй, по морю даже опаснее, морское чудовище потопило не один наш корабль, — он покачал, сокрушаясь, головой, и его напомаженные волосы некрасиво загнулись над торчащим ухом. Тирион, косясь на нее, осторожно покашлял в кулак. А у Дейнерис взлетело и сжалось сердце, словно в вине был яд. «Они не знают, еще ничего не знают, и не стоит их в этом винить».  — Ваше письмо, — десница отставил бокал. — Королева так прониклась вашими бедами, что, несмотря на все уговоры Короля, а он не очень хорошо сейчас себя чувствует, приняла это решение. Несмотря на все опасности. Решила самолично навестить Дорн. Так что наша Королева и ее жизнь, и здоровье — это ваш долг, ваша ответственность. Так не разочаруйте же нас, — он закинул ногу на ногу, выставив вперед начищенный носок сапога.  — О, десница Тирион, не стоит так пугать Принца и леди Мюрей, ведь мы их гости, — Дейнерис потянулась за фиником, и Мюрей любезно подала ей маленькую тарелочку. Все ее пухлые пальцы были в перстнях, а руку жадно обхватили серебряные браслеты. — Спасибо, Мюрей. Принц бросил взгляд на жену, но она была занята тем, что пыталась очаровать Дейнерис своей услужливостью.  — Конечно, лорд Тирион. Мы сделаем для вас все, что возможно. Дом Мартеллов всегда был предан дому Таргариенов, и в нас даже течет общая кровь, — сказал он не без гордости. — Браки не раз связывали наших предков, — в его голосе она уловила нотки холодности. Тирион скинул закинутую ногу, и улыбка заметно сползла с его лица.  — К сожалению, дом Ланнистеров не может похвастаться тем же. Что ж, простите меня за это. Ланнистеры нынче в опале, подумала про себя Дейнерис и ей стало даже жаль Тириона, вынужденного отдуваться за всю свою семью. Она также несла на себе печать всего своего рода, была заклеймена памятью других людей, как нечто, что не должно существовать на этом свете — так считали многие.  — Мама! — все обернулись на крик и топот. Маленькая девочка, лет шести, вбежала вприпрыжку и едва не упала, споткнувшись о длинное голубое платье, слишком большое ей, со свисающими с худеньких плеч широкими рукавами. — Маменька! Пепита хочет забрать платье! — она уткнулась в розовый подол Мюрей и заколотила худыми ручонками.  — Аделина, — лицо Принца озарилось, и его острые, изломанные черты лица сразу стали симпатичнее. — Ты уже взрослая. Встань, — сказал он мягко, но твердо. Так, наверное, говорят со своими дочерьми все любящие отцы, с грустью подумала Дени. — У нас важные гости. Это твоя Королева. И ты должна почитать ее и вести себя достойно, — он указал на Дейнерис, но она сейчас едва ли была важна для него. Девочка, повертев головой с двумя тонкими косичками, все же встала, потирая глаза. Беззастенчиво разглядывая Дейнерис, она заулыбалась, обнажая зубы, прореженные щербинками.  — Милая девочка, — Дени чувствовала, что все сейчас идет не так. — Возьми, — она протянула ей сладость, колбаску из меда и орешков. Снова раздался стук женских туфель, и совсем молодая девушка вошла в зал. Она растерянно остановилась рядом с кадкой пушистого растения, не зная, что дальше делать и теребя длинную черную косу. Тонкие черты лица и слишком бледная кожа для дорнийки, покрытая веснушками, выдавали в ней чью-то незаконнорождённую дочь.  — Простите, Принц, — присела она в реверансе и, словно только сейчас заметила, приоткрыла маленький алый рот и уставилась на Дейнерис. — Королева, — прошептала тонко она.  — Пепита, забери Аделину и поиграй с ней, — Мюрей едва сдерживалась. — И смотри, чтобы вас здесь больше не было. Ада, иди. Платье оставь себе, если так хочется, — она подтолкнула дочь, и та нехотя пошлепала к девушке. — Простите, Королева, за это, — быстро проговорила она, когда девочки ушли. — Дети, они такие глупенькие. А Пепита еще и бастард, дочь моего непутевого брата. Дени удивила ее брезгливость к племяннице.  — Насколько я знаю, в Дорне благосклонны к бастардам. Вы, дорнийцы, намного просвещённее в этом вопросе знати Вестероса.  — О-о!.. — Мюрей ухмыльнулась, и голос ее вздрогнул. — Многое изменилось за эти годы, Королева. Теперь незаконные дети — это грех и стыд их отцов или пятно на репутации благородной женщине. Впрочем, никто не препятствует браку, из какой бы семьи не были он и она. Но мужчины, такие негодники, что-то не торопятся жениться на своих служанках и прачках. Как и мой непутевый братец, обрюхативший залетную северянку в борделе, — она нервно отпила вина.  — Но все же вы приняли девочку, — Дени не могла понять. — Она живет в замке. Но Мюрей, казалось не слышала ее.  — Хорошо, что хоть мужчины не беременеют друг от друга.  — Это было бы забавно, — хмыкнул Тирион. — Это отвратительно. Клементин похлопал жену по руке, не сводя с нее глаз; он словно успокаивал ее, готовую разразиться сейчас не одним оскорблением.  — Мюрей, не думаю, что Королева прибыла к нам изучать человеческие пороки дорнийцев.  — Конечно нет, дорогой. Думаю, Королеве Дейнерис и самой претят подобные отношения.  — Если честно, Мюрей, мне все равно. Пусть люди любят друг друга, что бы это не значило.  — Сегодня мужчина любит мужчину, какой-нибудь крестьянин свою овцу, и мы закроем глаза на это, а потом скатимся к привычкам, что царят в Эссосе — к борделям, что торгуют детьми. И всем будет все равно, — гнев так и лился из нее, сверкая огнями в черных глазах. — Я бы кастрировала всех, кто увлекается подобным. Как вашего бывшего советника, Вариса, которого вы казнили, — ее язык немного заплетался от вина, а глаза припухли. — Королевству надо лучше контролировать бордели. — К счастью, Варис был сожжен не за это. Тихая реплика Тириона, сказанная скорее самому себе, не остался незамеченной.  — Конечно, — она так посмотрела на Дейнерис, что та точно поняла, что она знает — Мюрей знает, за что она сожгла евнуха. «Письмо. Письмо Вариса дошло». Птицы в клетке всполошились, громко затрещав и хлопая крыльями, и разноцветные перья полетели на мраморный пол.  — Простите Королева, за нашу назойливость, — Принц извинялся то ли за жену, то ли за птиц. — Мюрей, Аделина не может уснуть без тебя.  — Ерунда, еще рано, — она потянулась за бокалом, но Клементин, опередив ее, подвинул сосуд и крепко прижал ножку к столу, и посмотрел на нее так, что она вздрогнула и слегка отпрянула, а потом молча встала и пошатываясь, взмахивая фалдами платья, тяжело пошла к высоким дверям. Стражники распахнули перед ней створки, сосредоточенно глядя только вперед, а когда она вышла, так же синхронно затворили двери.  — Еще раз, простите, — он сложил ладони вместе, опустив голову.  — Ничего, у вас просто ужасно жарко. Принц перешел к главной части, в красках рассказав, как страдает народ Дорна, от Красных Гор до Дюн, от Быстроводной, которая теперь совсем не оправдывает свое название, до Перебитой Руки. О том, что Дорнийская Пустыня стала на треть больше, захватив своими песками и так редкие оазисы у малых рек, а Пекло теперь вполне себе оправдывает свое имя.  — Мой муж, Король Бран, добр и милосерден, но он не властен над небесами и не может заставить небо пролиться дождем. В Лунных Горах разгулялась серая хворь, и в Речных Землях в отличие от Дорна, реки превратились в моря и сгнило множество полей, затопило целые деревни и многие замки. Сейчас все не в лучшем положении, Принц Клементин.  — Моря вместо рек — это прекрасно, — развел он руками, будто бы не понимал, чем недовольна Дейнерис. — Наша Зеленокровная так обмелела, что едва ли самый маленький корабль способен теперь проплыть по нашему единственному торговому пути. Да и нам торговать скоро станет нечем: деревья едва набирают цвет, как тут же усыхают. Наши Водные Сады, наша гордость — только вчера мне сообщили, что бассейны перестали наполняться водой и так обмелели, что там не утонет даже мышь.  — Как жаль, а я надеялась, что побываю там, — она была растеряна. — А как же апельсиновые деревья, что с ними? Я бы не прочь прогуляться в этих чудесных садах.  — Конечно, Королева, мы отбудем туда хоть завтра, если пожелаете. Сад в Водных Садах не в лучшем состоянии, но ваше желание для нас — закон. И, кажется, я понимаю, что вас так влечет в Сады. Наш общий предок Дейнерис Таргариен, та, другая, для которой Марон Мартелл и построил их. Умнейшая женщина, достойная, вы, верно, вместе с именем унаследовали и ее черты, и характер. Дейнерис хотелось бы на это надеяться, но та, другая Дейнерис, — и этого уже не отнять, — не сжигала города, а только возводила их. Считала, что бедные ничем не отличаются от знати, и стойко несла свой долг ради всеобщего блага. Когда-то она считала так же, все свои силы отдавая на эти мечты, но, видимо, с той, другой, их все же роднило только имя, а она оказалась слаба, и позволила этой черной слабости завладеть своим сердцем. И принц сильно ошибался или просто лгал, сравнивая ее со своим предком. После полудня солнце прогрело замок насквозь, и теплый поток воздуха пробрался в темные коридоры без окон. А на улице, этот запутанный лабиринтами желтый город из ее окна, дребезжал в горячем воздухе, плавясь на солнце. Тенистый город чем-то был похож на Королевскую Гавань, но, как она успела заметить за свою жизнь, все города вблизи крупных замков чем-то похожи. Маленькие домики и кварталы, и везде сразу видно, где живут бедняки, а где богачи. Редкие шапки деревьев зеленели в пыли, а широкая улица была заполнена людьми: с высоты своей башни Дени видела эту пеструю извивающуюся бугристую змею, которая сразу и ползет, и стоит на месте, пронзая растекающийся город, как копье — солнце на гербе Мартеллов. Тирион сказал, что они ни на грош не должны уступать Мартеллам, хватит с них и того, что Королева лично приехала в Дорн. Пол процента налога — это все, что может себе позволить Королевская Гавань. Дейнерис все же хотела еще подумать и, как знак доброй воли, предложить Клементину увеличить цену для вина и сыров для королевского двора. Позже они должны были встретиться с представителем Железного Банка и достичь соглашения между Браавосом и именем Короля о том, что те никоим образом не будут пытаться расшатать обстановку в это смутное время. Но это все слова, подумала Дейнерис, а слова — это ветер, и даже черные буквы на белой бумаге не будут иметь значения, если кто-то сильно поверит в свою правоту. Если найдется кто-то, для кого ни деньги, ни слава не будут иметь никакого значения, кто захочет изменить мир здесь и сейчас, следуя лишь своей безумной идее. А проблемы, витающие сейчас в королевстве, прекрасный повод затуманить умы большинства. На севере Дорна тоже происходило нечто странное: Восточные и Западные Марки и дорнийцы Красных Гор перестали враждовать друг с другом и образовали некое подобие альянса, полностью отрезав сухопутный путь между остальным Дорном и остальными землями Вестероса. Именно туда надо было ехать Дейнерис, там происходило основное брожение умов, а не в размякшем от солнца Тенистом Городе. Чем больше она обо всем этом думала, тем больше внутри нее зрело чувство, что все вокруг разваливается, как старая покосившаяся от старости лачуга, готовая рухнуть от малейшего ветерка. Она недавно была в Штормовом Пределе, но так и не поговорила нормально с Джендри, не до того было, а теперь жалела, что упустила такую возможность, хотя и так было ясно, как слабо его влияние на дальних подступах. «Возможно, Мия сможет помочь. Если все сложится…» Но это можно решить, когда они отправятся в обратный путь. Западными марками правили Тарли, так по крайне мере она думала: три его дочери, за которых говорили их мужья. И о них она совсем ничего не знает. «Как же огромен Вестерос!» — подумала Дени и отогнала прочь мысль о том, что Джон мог ей помочь в этом. «Сэмвэлл Тарли был его другом. А Рендилл Тарли — отцом его друга». Неприятные воспоминания прошлись холодком по груди, и она отвернулась от окна, в котором, погрязнув в мыслях, уже давно ничего не видела. «Сэмвэлл Тарли был его другом. А Рендилл Тарли — отцом его друга», — повторила она, пытаясь смело смотреть на саму себя, на то, что уже никогда не изменить. Растянувшаяся каменная лань на камине смотрела на нее белыми непроницаемыми глазами, а два пылающих красных солнца на гербах на стене казались слишком яркими. Она зажмурилась, пытаясь ничего не видеть, не осознавать, но красные солнца отчётливо превратились в огненные глаза во тьме. Свист, хрип, рык сквозь оскалившиеся чёрные острые зубы и чёрная сталь снова болью пронзил её насквозь. Дейнерис заставила себя глубоко вздохнуть, болью в груди пытаясь отогнать мучительные видения, приказывая своим глазам не пролить ни одной слезинки. За дверью послышался шум и тонкий смех — так могла смеяться только девушка. Дейнерис поправила сдавливающие ее грудь ремни, все-таки Эли слишком сильно затянул их, и накинув на голову платок, выглянула за двери. Это была Аделина, дочь Принца, уже одетая в шаровары и светлую блузу. Ковыряя носком пол, она разглядывала Гейба, что вызвался быть на сегодня королевской охраной. Он же, вытянувшись, пытался сохранять серьезное лицо, но улыбка то и дело проскальзывала на его сосредоточенном на противоположной стороне коридора стене. Гейб где-то раздобыл цветастый желтый халат, в которых ходили многие местные жители, и он некрасиво топорщился на его бедрах, казавшиеся округлыми, как у женщины. В темноте коридора Дейнерис разглядела Пепиту, скромно и молча выжидающую, пока принцесса закончит развлекаться.  — Аделина, малышка, — Дейнерис склонилась к ней и потрепала за торчащую косичку, каждой частичкой своей кожи на пальцах чувствуя успокаивающую нежность и тепло, исходившее от девочки.  — Королева, простите нас, — Пепита словно только сейчас заметила ее. — Аделина, пойдем, мы помешали королеве.  — Ничего, Пепита. Совсем не помешали, — она присела перед девочкой. — Так куда же ты направлялась, малышка Адель? Покажешь мне? Девочка перестала улыбаться и бросилась к своей няньке, уткнувшись в ее платье и обхватив руками, прячась от нее, от Дейнерис.  — Я не обижу тебя, Аделина… — голос её перестал дрожать, но, кажется, ее слова никому уже не были нужны. Девушки быстро скрылись в коридоре. Дейнерис пошла в ту же сторону, мимо желтых грубых стен, мимо стражников и закрытых дверей. За этой маленькой дверью, с вырезанным на ней красным солнцем и белым месяцем, жил Эли, но сейчас его не было: они с Тирионом ушли в город, чтобы на месте узнать, так уж ли изменились нравы дорнийцев, как сказала жена Принца. Серый Червь расположился в самом конце коридора, а куда поселили Джона, она даже не интересовалась. Призрака она также не видела. Может быть, они вернулись на корабль, или уже уехали на Север, ей было все равно. Голубое пятно неба, как море, разлилось перед ее глазами. Дени вышла на открытую галерею, уставленную пальмами и пронизанную широкими желтыми дорожками солнечных лучей. На высоком плетеном стуле сидел человек. Мужчина. И в первую секунду странное беспокойное чувство овладело ею. Она определенно его видела раньше, но не узнавала. Мужчина улыбнулся, и золотой зуб сверкнул в его рту. Даарио Нахарис, как она могла не узнать его? Теперь его волосы не синие, а темно-каштановые, свернувшиеся на крепкой шее колечками, а лицо гладко-выбритое, с таким же острым большим носом и холодными голубыми глазами.  — Ну? — Даарио, не вставая, раскрыл широкие ладони, словно для объятий. — Я не вижу радости на твоем лице, Королева. Где слезы, где поцелуи и радостные объятия? — его голос, его хитрые насмешливые глаза.  — Но… Как это возможно? Это и правда ты, Даарио, — она не знала верить или нет, не понимала своих чувств сейчас. Он был жив, а она давно думала, что Даарио сгинул где-то в своих битвах или убит всегда окружавшими таких людей лживыми друзьями. — Как ты здесь оказался? Дейнерис подошла ближе и протянула руку, не веря сама себе, что это не сон. Его рука теплая и такая… чувственная, ловкие пальцы сплелись с ее дрожащей рукой. «Это и правда ты», — прошептала она, сдерживая слезы. Он молниеносно вскочил и заключив в свои крепкие объятья прижался к ее рту, к ее клокочущему сердцу в сдавленной груди. Теперь эти крепкие губы казались такими чужими и грубыми, и ей сразу стало не хватать воздуха. Руки сами оттолкнулись от него.  — Перестань, прошу… Хватит! — вырывалась она, и Даарио отпустил ее на волю. Дейнерис тяжело дышала, а в глазах все плыло, и, быстро поправив платье и волосы, она отошла подальше, вглядываясь в проход темнеющего коридора. Конечно, она была рада, что он жив, но еще не хватало, чтобы их кто-то увидел вместе, в такой пикантный момент.  — Так что ты здесь делаешь, Даарио? Даарио прошелся, широко расставляя ноги, ухватившись пальцами за широкий кожаный пояс, и она с какой-то странной радостью заметила, что его стилет с рукоятью в виде голой женщины все еще с ним. Будто бы это что-то значило.  — Не беспокойся, я здесь не для того чтобы испортить твою репутацию, королева. После того, как ты оставила меня в Миэрине, мы не долго продержались. Полгода, и мне пришлось бежать.  — Насколько я знаю, ты сам приложил немало усилий к этому. Не выполнил мои указания. Воровал девушек, и знать, и бывших рабов. И твоя неуемная жажда золота… Он остановился и посмотрел на нее, сощурив глаза. А потом, вскинув головой, пригладил свою длинную челку.  — Я был расстроен! Ты бросила меня, а что еще остается делать обиженному мужчине, как не пить и портить девок? В общем, когда я остался один, — его голос был полон притворной печали, — все стало так, как и до нашей встречи. А теперь я здесь, подпираю стены этого прекрасного замка и оставлю все свое жалование в местных борделях и тавернах. И знаешь, что? Я счастлив, да, счастлив, что когда-то познал тебя. И даже, что ты бросила меня на растерзание миэринских господ, я тоже этому счастлив. И когда все говорили, что ты умерла — и тогда я был безмерно счастлив, плакал и был рад. А когда ты снова объявилась в Вестеросе, — Даарио покачал головой и приложил руку к глазам, словно собираясь пустить слезу, — все это была ты, и все, где есть твое имя приносит мне непомерное счастье. Когда узнал, что в Дорн прибыла Королева, я просто сел здесь, на этом балкончике и ждал, я знал, что рано или поздно ты войдешь сюда, и я снова попробую вкус твоих губ.  — Попробовал? Больше так не делай. Все в прошлом, мой Даарио.  — Да что с тобой? Я не… — он не успел договорить, вошла Мюрей.  — О, Королева, я вижу вы уже познакомились с моим гвардейцем. Даарио, — протянула она, широко раскрывая полные губы, а потом неожиданно ухватила его за локоть и легко провела смуглыми пальцами по обнаженной крепкой руке. — Я наняла его недавно, прекрасный экземпляр. Он так метко кидает ножи, вы не представляете, и верхом тоже хорош, — сладко протянула она. — Иди, Даарио, у королев разговор. Дени не могла понять, трезва сейчас Мюрей или нет, но вином от нее не пахло, а значит, Мюрей и вправду что-то было нужно. Мюрей внимательно посмотрела на Дейнерис, скользнув темным, красивым взглядом снизу-вверх, и ее верхняя губа с усиками дернулась, растянувшись в улыбке. «Несмотря на свои пристрастия, она не так проста, и за этой вальяжностью и праздностью явно что-то скрывается. Какие тайны скрывает она?» - Дейнерис и не думала отводить взгляд, и Мюрей пришлось склониться.  — Королева, — она моргнула глазами, и чернота в ее зрачках стала мягче.  — Я видела вашу дочь. Чудный ребенок.  — Пепита плохо смотрит за ней. Теряет все время. Бог знает, что у несносной девчонки в голове, вечно где-то витает. Но дело не в ней, королева, — она прошлась к перилам балкона, и обернулась, решившись сказать наконец. — Ваши люди. Вернее, один человек, — она снова смерила Дейнерис взглядом. Но своих королев так не смотрят. — Тот, с волком, Джон Сноу, если не ошибаюсь. Странно, ведь именно он вас…так говорили… убил. Это странно, — Мюрей покачала головой, и ее выбившиеся черные кудряшки запрыгали. «Она знает, кто он. К чему весь этот разговор?» Дейнерис начинала раздражать вся эта затянувшаяся прелюдия.  — Полно, Мюрей. Вы же читали письмо Вариса. Вы знаете, кто такой Джон Сноу.  — Да… — задумчиво протянула она. — Читала. А еще слышала, что он был вашим любовником. Интересно, ваш муж-король знает? Если она рассчитывала получить выгоду от раскрытия этой тайны, то глубоко заблуждалась, Бран наверняка уже знал и о том, что Джон отправился в Дорн с ней. — Джон — мой племянник и брат Нашего Короля. Кому я могу еще так доверять? — она через силу улыбнулась, понимая насколько нелепо все это звучит. Но Мюрей и не надо знать большего. Она должна просто верить Королеве. — И, если вам это еще не известно, Джон Сноу получил безоговорочную поддержку Железного Банка. Вы, верно, слышали о землях на Севере? За Стеной?  — Да, — раздраженно подтвердила Мюрей, — птица принесла нам эти вести. Но и письмо все еще у меня. Надежно спрятано. Никто, даже Клементин не знает об этом письме. И, насколько мне удалось узнать, теперь это единственное доказательство происхождения Джона Сноу, которого все считают бастардом почившего Нэда Старка. А если кто-то узнает правду? — она склонила голову набок, буравя Дейнерис взглядом. — Кто-нибудь может воспользоваться этим в своих целях, и мне больно думать о том, к чему это может привести. Если она намекала на банкиров Браавоса, то ее намеки и ожидания были тщетны — те давно знали, кто такой Джон. Впрочем, Дейнерис решила не разрушать выстроенную Мюрей цепь предполагаемых событий, предпочитая, чтобы та так и оставалась в неведении.  — Чтобы сердце ваше так не страдало, вы можете просто отдать письмо мне, — но Дейнерис понимала, что вряд ли этот разговор был начат, чтобы благородно избавиться от компрометирующей бумаги. — Но вы ведь не отдадите. Вы чего-то хотите. Чего же? — «Глупая, ведет себя так, словно и не слышала, на что я способна». Но все же Дейнерис решила соблюсти правила этой игры. Все можно было решить иначе, но менять сейчас правителей Дорна и запутать все еще больше — вряд ли Брану это понравится. Впрочем, она еще обсудит с ним это, когда вернется в Королевскую Гавань. Или нет. Дейнерис вспомнила, как он обошелся с Красным жрецом и его дочерью, и лишь ради того, чтобы сохранить ей жизнь. «Какая же ты глупая, Мюрей». Жена Принца подошла ближе, и от нее повеяло потом и цветочным маслом в давно немытых волосах, а в ее усиках Дени заметила капельки пота. Ей стала противна мысль о том, что пухлые пальцы этой неприятной женщины касались того письма. Трогали буквы и строчки, в которых была заключена правда о Джоне, о последнем сыне Рейгара Таргариена, ее брата. Только ее семья могла знать об этой правде, должна была знать, все прочие всегда ей казались лишними в этой истории. Ни она, ни Джон не смогли решить тогда, что с этим делать, так какое право имеет она? С нее словно содрали платье, оставив обнаженной на всеобщее обозрение и связали руки, а внутри разгорался огненный гнев. Она была определенно зла сейчас.  — Никто ничего не узнает, Королева. Но есть одна история. Совсем глупая. И только вы можете мне помочь, — ее щеки вспыхнули. — Мой муж, он сослал одного человека в Серую Крепость, думая, что тот что-то злое замышляет за его спиной. Но тот человек совсем невиновен, он добр и благороден, и никогда бы не стал строить козни против нас.  — Что за человек?  — Эндрю Дальт из Лимонной Рощи, — она еще больше потупилась. — Понимаете, вы должны меня понять, это все неуемная ревность Клементина, моего любимого, дорогого мужа. Эндрю служил у меня в гвардейцах, верно и праведно, и никогда ни словом, ни делом ни оскорбил меня или мужа. Бог знает, что почудилось Клементину, — она вскинула руку и приложила ко лбу. — Королевским Указом вы или ваш муж могут освободить его от повинности и вернуть мне, то есть вернуть на службу в Солнечное Копье. После она обещала вернуть письмо Вариса вороном. Так вот, что скрывалось за праведным гневом леди Мюрей: измена мужу и тоска по своему любовнику. Она должна была поговорить об этом с Тирионом, он ведь советник, вот и пусть даст совет. Но едва Дейнерис дошла до его дверей, как передумала, решив, что чем меньше будет вовлечено в это людей, тем лучше. «Я должна сама получить это письмо». Ей надо встретиться с Джоном. Срочно. Дейнерис развернулась и быстро пошла к комнате Эли, он точно должен знать, где сейчас может быть Джон. Тот сидел на ложе, в разбросанных подушках и что-то старательно пощипывал в растопыренных пальцах своих ступней. Он не одобрил ее идеи отправиться на поиски Джона одной. И долго возмущался, почему с ней не идут ни Гейб, ни безупречный, и хотя бы кого-то из местных она должна была взять. Но Дени решила, что ее маленькое путешествие должно оказаться никем не замеченным, а лимонные легкие шаровары и льняная рубашка делали бы ее похожей на мальчика, если бы не коса, которую она спрятала в длинные фалды своего цветастого платка. Небо уже посинело, наполнившись вечером, и к счастью стало не так жарко. Они быстро спустились по выщербленным лестницам, и, миновав закоулки двора, свернули в лабиринт стройных кипарисов. Быстро идя вперед, к самому незаметному выходу из замка на северной стороне, Эли тихо вскрикнул, когда они почти налетели на странную парочку. Впрочем, все было не так уж и странно, просто двое, мужчина и женщина, прижавшись к устремленным ввысь ветвям, целовалась, не замечая никого вокруг. И Дейнерис даже не удивилась, узнав в страстных любовниках Мюрей и Даарио. Ей стало спокойнее, что Нахарис увлечен женой Принца и, быть может, не будет теперь слишком настойчиво докучать ей.  — Тихо, Эли, — прошептала она, крепко держа его за руку и втиснувшись в плотно стоящие кипарисы. — Свернем туда. Каменные желтые домики города лесенками уходили на холм, но Эли повел ее к морю, мимо опустевшего базара, где торговцы оставили после себя ароматы гнилых фруктов, рыбы и специй, вниз по каменной лестнице, в закоулки тенистого кедрового сада, по усыпанной шишками красной земле. Ярко запахло ладаном, сладким и дымным, словно здесь где-то рядом был храм и, свернув у куста усыпанным белыми торчащими соцветиями, они снова спустились по лестнице, теперь узкой и резко изгибающейся в право.  — Иди, — Эли остановился позади нее. — Я подожду, принцесса. Дени взглянула на узкую деревянную дверь, все еще раздумывая правильно ли она поступает. Она чувствовала себя предательницей: к своим названным детям-драконам, к Брану, к самой себе. Но ей ведь надо вернуть письмо, пусть он сам и добудет эту никому ненужную правду. За дверью кто-то был, изнутри доносились тяжелые вздохи и скрип. «Призрак». Дени осторожно поднялась по ступенькам, а голос внутри кричал ей, что надо бежать.  — Кто здесь? Всего-то надо добежать до поворота.  — Дени! — Джон схватил ее за руку и тут же отпустил. Это было глупо — бегать королеве, словно девчонке, но смотреть на него было сейчас выше ее сил, и сосредоточив всю себя на покрытых пучками трав каменных оснований стен, она просто сказала:  — Я искала тебя, но думала, что ошиблась.  — Нет.  — Что нет?  — Не ошиблась, ты ведь так думала. Я и сам хотел встретиться с тобой.  — Зачем?  — Может, лучше пройдем в дом? — сейчас он явно смотрел совсем не на нее. — Вдруг тебя узнает кто-нибудь. «Хорошо, Джон Сноу. Пройдем, хотя тут и нет никого», — она молча спустилась ниже, и ее пестрый шарф скользнул по его руке. Призрак, потянув черным носом в ее сторону, отошел, пропуская вперед. Внутри было серо и тускло. Холодный камин, стол, пара мутных окон и горящая свеча. Джон молча сел на стул, напротив Дейнерис, и сцепив руки, чувствуя явное неудобство, так же, как и она, смотрел вглубь себя.  — Дени… — наконец начал он, и по его сдавленному голосу было понятно, что он сожалеет.  — Не стоит, Джон. Я знаю, Рейгаль был опасен, я знаю почему ты убил его, — «Только бы не расплакаться, не за этим я тут». — Но… мне сложно принять это, — под грудью болезненно закололо, шрам, оставленный им, как застрявшая в сердце заноза. — Я бы никогда не смогла это сделать, даже если была уверена, что это лучший исход. Джон склонился к ней ближе, и этот скрип старого стола, и его вздох, словно провернул в груди этот засевший навсегда клинок.  — Я знаю. Ты бы никогда… Но все же скажу, что жалею, что так все вышло. Не знаю, наверное, я не имею право, наверное, тебе не надо это знать, но я знаю, как он страдал, Рейгаль, как тяжело ему было быть тем, кем он стал, — Джон говорил с такой болью, словно и в самом деле понимал. — Он не хотел убивать, и если бы он мог, то выбрал бы себе иную судьбу. И он любил тебя и всегда помнил, помнил, что ты единственное, что имело смысл. Она отвернулась и прижала пальцы к ноющему виску, даже не пытаясь понять, откуда в нем такая уверенность. Это было неважно, она и сама все это знала. Всегда. «Но я не для этого здесь, не для того, чтобы страдать».  — Я уеду завтра. Тирион сказал, что корабль вам больше не нужен. Но если тебе что-то нужно, если я могу что-то сделать для тебя, только скажи.  — Нет, — быстро сказала она, почти крикнула и посмотрела в его виноватые глаза под нахмуренными черными бровями. — Не уедешь. Еще не время, еще не настал тот час, когда она сможет отпустить его, когда исчезнет эта зудящая боль в груди и разгладятся все их шрамы, а воспоминания больше не будут иметь власти.  — Как прикажете, Королева, — он склонил чуть голову, и в его словах ей почудилось облегчение.  — Сначала сделаешь кое-что для меня. Не знаю как, но ты сделаешь это, — Джон снова кивнул головой, а она встала и, закинув длинный конец платка на плечо, взяла себя наконец в руки, стараясь говорить, как можно более холодно и властно. — Письмо. Одно письмо Вариса, и ты знаешь, о чем я говорю, находится у жены Принца Клементина, у Мюрей. Ты должен достать его. Завтра мы отправляемся в Водные Сады, это день пути, а потом будем еще там какое-то время. Ты поедешь с нами, — она прошлась по комнате и обернулась, глядя на сидящего Джона сверху вниз. — Ведь всю мою стражу убили в Штормовом Пределе, а мне нужны верные люди. Когда Дейнерис вернулась в замок, темнота уже почти заволокла все вокруг, а небо залило густо красным закатом, наполнив своей кровью рваные облака. Кусок огромного золотящегося солнца подсвечивал последними лучами крыши домов, и словно не чувствуя преграды, проникал сквозь высокие башни, как беспощадная истина, и достигнув террасы, истончившись, едва позволял разглядеть все вокруг. Свежий ночной воздух наполнился яркими ароматами цветов и сладостью, словно распустившись в опустившейся прохладе. В темном углу что-то зашевелилось, но Дейнерис не успела даже испугаться, когда из своего укрытия вышел Принц.  — Простите, я напугал вас, Королева Дейнерис. Думал, вы вскоре уйдете, и не осмелился проявить свое присутствие. Но видимо, в Солнечном Копье появился еще один человек, который любит грустить, любуясь закатным солнцем.  — В чем же ваша печаль, Принц? Кажется, сегодня мы решили все мучавшие вас вопросы.  — Я смотрю на этот красный закат и думаю о своей дочери. В каком мире ей придется жить? Вы же знаете, среди всех королевств дорнийцев меньше всех, а большая часть Дорна — лишь пески и скалы. Может быть, именно поэтому мы так ценим свободу, закалившись в многовековой борьбе с горячим ветром, с тем, от чего нет спасения. Но, если не пойдет дождь, Дорн расколется, как пересохшая тыква и от нас ничего не останется. Клементин говорил так жарко, что Дени невольно поверила ему, его скрипучему, неприятному голосу, наполненному искренней тоской. Его действительно заботила судьба своей дочери и Дорна, изнывающего под палящем солнцем, и в душе она испытала что-то, похожее на зависть, ведь этому человеку есть о ком заботиться, и кто-то ждет от него этой заботы, ему есть ради чего жить. И ей отчего-то стало неудобно, когда она подумала, как поступает с ним его жена. Когда он сам радеет лишь за благополучие своих людей, Мюрей предает его и обманывает, прикрываясь маской благодетели.  — Люди из одной деревни, жившие у одного из истоков Вейна, когда река пересохла, двинулись в путь, но так и не смогли дойти, навсегда оставшись погребенными под песками. Сколько их еще таких? Я прихожу сюда каждый вечер и смотрю на закат, и знаете, почему он красный? Из-за песка и пыли, поднятым ветром, так говорят мейстеры. Сегодня есть немного облаков, это радует, — осторожно сказал Клементин, он будто бы боялся спугнуть удачу, — но завтра небо снова станет голубым и пустынным, и еще не один крестьянин погибнет без дождя. Когда-то мы кормили апельсинами наших свиней, так их было много, теперь же даже свиньи их не едят, настолько они стали кислы. Я никогда бы не стал просить о помощи, Королева, но жизнь этих людей важнее моей гордости.  — Я уверена, все наладится когда-нибудь. На север придет солнце, а на юг — дождь. Ни я, ни наш Король не в силах заставить пролиться дождю, но все, что возможно мы сделаем, Клементин. И теперь вы можете без страха отправлять корабли морем, ведь чудовище мертво, — она сама удивилась, насколько спокойно дались эти слова. — И знаете что? Я куплю у Дорна все кислые апельсины, об этом можете не беспокоиться, и мы сделаем все возможное для укрепления ваших позиций, ведь вы так нужны Дорну.  — Водные Сады разочаруют вас, Королева. Мне жаль, — сказал он грустно, глядя на почти скрывшееся солнце, сверкающее над горизонтом последними багряно-золотыми вспышками. «Ты не знаешь, что такое разочарование, — подумала она, — не знаешь, что такое, когда нет веры даже себе, когда даже боль внутри кажется лучшим, что есть для тебя в этом мире». Даже если она найдет там лишь безбрежное море песка, если от пушистых деревьев остались лишь голые палки — это будет лучшим, что случится с ней за всю ее жизнь. Она улыбнулась в непроглядную темноту исчезнувшему солнцу в предвкушении завтрашнего дня.