Все ради любви

Дейнерис

Осторожно склонившись между зубьями стены Дейнерис взглянула вниз. Черные волны, вздыбившись, медленно застыв на мгновенье перед самой преградой, с шумом ударились о камни. Зажмурившись в этот миг, словно брызги могли долететь до ее лица, она тоже застыла, еще крепче вцепившись в изъяны стены, в грубые выемки и трещинки. Потом она посмотрела вдаль, где гладь моря сливалась с мутным горизонтом и низким небом, с избытком заполненным до самой этой полосы облаками. Там, вдалеке, были берега Мыса Гнева и Штормовые Земли, за лесами и горами которого ее ждала Королевская Гавань. И Бран. Ее Король и Муж. «Знает ли он о том, что я сделала?» Истошные крики чаек сумасшедшим смехом словно подтверждали ее страхи. Дейнерис запахнулась посильнее в плащ: ветры здесь хоть и южные, с лихвой были наполнены сыростью и едва уловимой промозглостью, и пахли солью, а не туманящим голову благоуханием цветов и плавящимся песком, как в южном Дорне. «Ему придется смириться. Нам всем». Надо непременно сказать Джону, что в Королевскую Гавань он не поедет, решила она. Эли сказал, что он все же туда собирался, что хотел встретиться с Браном, но это была плохая идея, и у Дейнерис заходилось сердце, когда она думала, чем может закончится эта встреча. Тут же она думала, что все, что произошло между ними — это всего лишь ошибка, и у Джона наверняка есть вещи и поважнее, чем обсуждать с братом неверность его жены. «Мы просто смиримся, просто сделаем вид». Она снова поежилась, пытаясь отстраниться от таких навязчивых птичьих криков, а память, словно в насмешку, прошлась по ее плечу теплой рукой и затрепетала, где-то рядом с ухом тихим, нежным смешком. «Прочь! Прочь…»  — Принцесса! — послышался позади так кстати жалкий голос Эли. — Вы совсем замерзли, не пора ли нам вернуться назад? — руки он засунул глубоко в рукава своего золотого халата и печально смотрел большими черными глазами на бледном лице.  — Конечно, Эли, — она прошла мимо скучающего Даарио, и наемник, ловко развернувшись на сапогах, последовал вслед за ней. Спиной она чувствовала, что он идет слишком близко, и прибавила шаг. — Что ты узнал, Даарио? О нашем новом друге?  — Лорд Радзихилл интересный человек, Королева. Не кичится деньгами, не был замечен в жестокости к своим вассалам, но люди скорее боятся его, чем уважают, — на ее вопросительный взгляд он продолжил: — Все дело в его жене.  — Она была ведьмой! — выпалил Эли.  — Ведьмой? Даарио остановился и, укоризненно посмотрев на Эли, покачал головой.  — Нет. Стой. Давай договоримся: я расскажу Королеве, все что узнал, а потом уж ты, если захочешь… Королева, не слушайте этого глупца, — Даарио закатил свои красивые синие глаза и, вздохнув, продолжил: — Лорд привез свою невесту из путешествия по Семи Королевствам, никто не знает откуда была его жена: светлоглазая и светловолосая, тихая и красивая, но судя по всему из какого-то обедневшего дома. Бедняга долго не могла зачать, и тогда-то Радзихилл и обратился к колдунам и ведьмам, но все вокруг решили, что это она повлияла на лорда, заставив его свернуть на эту скользкую дорогу.  — И?  — И в один прекрасный день его жена объявила, что ждет ребенка. Но так и не смогла родить. Умерла при родах вместе с дитем, — просто закончил Даарио. — Крестьяне в близлежащей деревне устроили праздник, да и придворные не могли скрыть своей радости, и, честно говоря, я бы на месте старика быстро поставил их на место. Но Радзихилл повел себя странно: дав приличные суммы слугам, поварам и охранявшим его рыцарям, он отпустил их на все четыре стороны, а сам нанял новых. Постепенно все недовольство на этом побережье, как и радость от смерти его жены, стихли, и все вернулось на круги своя, словно ее и не было никогда. В чертогах замка ничто не напоминает о том, что когда-то здесь жила женщина, а люди, что служат лорду не знают, ни как она выглядела, ни как ее звали.  — Это грустно, — ей стало жаль умершую жену Радзихилла. Не справившись со своей задачей родить, она стала никому не нужна, и даже память о бедной женщине предали забвению. Они уже свернули в маленький садик, за которым должен был быть их дом, что выделил Радзихилл важным гостям.  — Принцесса, — Эли заглянул ей в лицо, моргнув черными глазами. — Принцесса, Даарио не сказал вам всего. По ночам люди здесь слышат стоны и крики, доносящиеся из подземелья. Мне кузнец рассказывал… — он тут же стушевался и заметно покраснел. Даарио усмехнулся и было раскрыл рот, явно желая изречь что-то язвительное, но Дейнерис опередила его:  — Я ничего не слышала в ту ночь. Но в эту непременно прислушаюсь.  — А я слышал лишь одни стоны и крики, — наемник все же сказал то, что хотел сказать, — и они доносились откуда-то с той стороны, — смеясь, он махнул в сторону низких построек, прятавшихся в кустах. — Не думаю, что Нашей Светлости это будет интересно, Эли.  — Хватит, Даарио, прошу тебя, — Дейнерис снова обернулась по сторонам. Вот куст, усыпанный красными ягодами, а вот пожелтевшие листья смоковницы. Именно здесь должен был быть проход, плетеная арка с густой свисающей лианой, но вместо этого, лишь непроходимая стена спутанных кустов. Шелестящие темно-зеленых широкие листья над ее головой почти скрыли прохладное солнце. — Мы зашли не туда… — она быстро развернулась и, пройдясь по мощеной дорожке, свернула на другую со странным облегчением поняв, что сама запуталась, ведь вот красные мелкие ягоды, а вот желтые листья. Но рядом с жухлой обвисшей листвой была лишь глухая стена из бурых поросшим мхом камней. Она посмотрела на Даарио, но наемник лишь пожал плечами, и его красиво вылепленная верхняя губа дрогнула, словно он хотел улыбнуться, но пытался скрыть это. Пройдя быстро мимо него и чуть не сбив Эли, она бросилась к середине садика, к сложенному горкой пересохшему фонтанчику, давно поросшему травой. Стена, шумные кедры, возвышающаяся главная башня, дым вдалеке, покатая серой черепицей крыша — все смешалось перед глазами. Дейнерис долго выдохнула, пытаясь успокоить стучащую в висках кровь. «Я запуталась, просто запуталась…»  — Принцесса, нам туда! — Эли, махнув рукой, пошел по узкой тропинке. Но она не помнила ее. — Посмотрите, башни над нашим домом, — и в самом деле, за зеленью возвышались две острых башенки, с бледно-серыми, почти невидимыми на фоне неба шпилями. — Там кто-то есть! — он остановился и нервно ткнул рукою в кусты. Даарио оттолкнул его и, тихо достав нож, склонился к ветвям. В первые секунды Дейнерис показалось, что он достал за шкирку скулящего от страха грязного ребенка. Но это был не ребенок.  — Пепита! — узнала она девушку. Грязная, в рваном платье, с растрепанными тонкими косичками Пепита всхлипывала и тряслась, испуганно озираясь по сторонам.  — Королева… Королева.! — она бросилась к ее ногам и распластавшись на камнях вцепилась в полы плаща. В нос Дейнерис ударил неприятный запах. — Простите меня! Не отдавайте меня ему! Дейнерис посмотрела по сторонам: кроме них здесь никого не было. Она скинула с себя плащ и накинула на узкие плечи девушки, помогая ей подняться. — Кого ты боишься и как оказалась здесь?  — Добрый лорд, добрый лорд… — ее едва было слышно сквозь стучащие зубы. Скрыв Пепиту плащом и запутанными, как сама жизнь, лабиринтами двора замка, они прокрались в покои Дейнерис, просторные, украшенные потертой позолотой. Даарио и Эли она выставила за двери, наказав никому не говорить о произошедшем и караулить пока вход в ее комнату. Пепита жадно отхлебнула вина из бокала и закашлялась, плеснув розовыми каплями на ковер. Ее виноватые черные глаза в темных кругах прозрачной кожи застыли, глядя на Дейнерис снизу-вверх. Косы расплелись, спутавшись пыльными прядями, а темные пятна на сером платье подозрительно напоминали кровь.  — Ничего милая, — сказав, как можно мягче, она забрала бокал. — Должно быть, тебе досталось. Пойдем, — она потянула девушку за руку. — Надо помыть тебя и переодеть. Даже не знаю, мои платья наверняка будут тебе велики… Круглая медная ванна, уложенная изнутри простынями, дымящаяся легкими ароматами цветов казалась огромной по сравнению с тщедушным девичьим телом. И, осторожно поливая волосы девушки водой, Дейнерис гнала мысли о том, что служанка могла увидеть Пепиту, или же их тайный проход по двору был не таким уж и тайным. А когда девушка совсем разомлела в воде и, периодически срываясь на плач, рассказала Дейнерис, что случилось, это стало беспокоить ее еще больше. Когда Гейб отлучился за водой и едой, какие-то люди напали на нее, связали и накинули мешок на голову. Она очнулась в темном подземелье, связанная и испуганная, а прямо перед ее глазами горел голубой огонь, заполняя своим разъедающим глаза светом все вокруг. А потом пришел он — лорд Радзихилл, она сразу узнала его, его страшные глаза и холодную улыбку. Все это время Пепита думала, что ее тетка стоит за всем этим, проследив за ней с Гейбом, и отдала ее на растерзание несостоявшемуся жениху. Но лорд Радзихилл говорил странные вещи: ему не обязательно было жениться на ней, чтобы Пепита исполнила свой долг, свое предназначение. И даже не сама она, а лишь плод насилия над ней должен был послужить ему службу. Он брал ее прямо у стены, а потом эта страшная женщина, ведьма, поила ее своими тошнотворными отварами, после которых девушка впадала в забытье. Сквозь сон она слышала крики о пощаде и иногда ей казалось, что это кричит она сама, а иногда, что в темном подземелье есть кто-то еще, кто-то так же страдает, как и она. А сегодня случилось странное. Пепита, как всегда, была в полудреме от ведьминского яда, но в какой-то момент ее тело вдруг стало жить само по себе, а все мысли вдруг сконцентрировались только в маленькой точке в ее голове. Она очнулась лишь, когда ощутила боль в запястьях и страх, увидев прямо перед собой ведьму с кинжалом в руках. Но ведьма не убила ее, а отпустила, и тогда девушка бросилась прочь.  — Когда я бежала сквозь тьму, — ее голос сдавился, словно слова, что она хотела сказать, были не в силах вырваться из горла, но всхлипнув, девушка продолжила. — Я видела мертвеца… Он схватил меня за платье, — она опустила взгляд в мутную пенистую воду, словно это тряпье все еще было она ней. — Схватил за платье костлявой рукой, я вырвалась, и уж не помню, как оказалась наверху… А потом вы нашли меня… Все это было похоже на дурной сон, но вся жизнь Дейнерис и была сплошным безумием, все что с ней происходило иные назвали бы ложью, услышь они это из чужих уст. Магия и безумные, необычные вещи и явления сопровождали ее всегда — ее драконы, белые ходоки, ее муж, ее воскрешение, само ее существование теперь было противоестественно. Так стоило ли удивляться рассказу Пепиты, о том, что некий потерявший разум лорд держит у себя в тайне одного живого мертвеца? А уж в его пристрастиях к обладанию молоденькой девушкой против воли и вовсе не было ничего странного. Но все же сердце Дейнерис волновалось. Спальный халат Дейнерис оказался конечно же ей велик, а когда она уложила Пепиту на перину и закрыла расшитым дивными птицами одеялом, та и вовсе стала похожа на куклу, оставленную в кровати после детских игр. Дени поправила ей расчесанные волосы, осторожно расправив их поверх шелка.  — Отдохни, пока я со всем не разберусь. И не бойся, никто не посмеет войти в покои Королевы. Хотя… может быть, ты хочешь кое-кого увидеть? — Дени сжала ее худенькую ладошку. Пепита нервно посмотрела в сторону двери, а потом в прикрытое плотными шторами окно. — Гейб здесь.  — Гейб? — едва вымолвила она и отвернулась. — Нет. Не знаю. Он не простит меня. Лорд Радзихилл обесчестил меня. Теперь я грязная.  — Тебе не обязательно рассказывать ему об этом, — выпалила Дейнерис. — Или не сейчас, потом. И в том, что случилось, нет твоей вины.  — Но его отец… лорд Ланнистер, вряд ли он захочет…  — Десница Короля? Он не станет перечить жене Короля, — Дейнерис почувствовала, как пальцы Пепиты нервно сжались. — Гейб… он все еще что-то значит для тебя? — девушка закрыла глаза, ее маленький узкий носик сморщился и слезы стали скатываться по вздрагивающим щекам. — Конечно же значит, — сделала она уверенный вывод. — Ты любишь его и хочешь, чтобы сейчас он был рядом. Обнял, успокоил тебя и сказал, что все будет хорошо, — теперь и ее глаза защипало от внезапно нахлынувших слез. Вместе со слезами ее душило возмущение — лорд Радзихилл, прикрываясь заботой об обездоленных и несчастных девушках творил с ними же ужасные вещи. И слухи, что ходили о его жене, скорей относились к нему самому, и не он ли сам стал причиной ее гибели? Дейнерис немедленно должна была услышать его объяснения, но прежде чем она услышит его оправдания, ей надо увидеть все своими глазами, то страшное место, где держали несчастную Пепиту. Палисадник у самого основания главной башни густо зарос цветами, и кустами с узкими бледными листьями, почти скрывшими под своими обвисшими ветвями низкий каменный забор. Тихое жужжание пчел и теплое солнце умиротворенно ласкали слух, а запахи всех этих растений ярко ударили в нос, и этим можно было бы восхититься, этому островку жизни и дикой красоты, но Дейнерис все еще помнила большую часть самых опасных и ядовитых растений, с которыми ей приходилось иметь дело в храме у Красных жриц в Асшае.  — Ваше величество, — громко зашипел над ухом Даарио и протянул свою руку, — посмотри, Дейнерис, — под слабо колыхающимися ветвями олеандра, раскачиваясь из стороны в сторону, сидела очевидно та ведьма, про которую рассказывала Пепита. Платок сполз с ее головы, обнажив редкие всклоченные седые волосы, а жабьи глаза, источая влагу, с ужасом глядели вглубь себя. Она тихо мычала, оттопырив нижнюю потрескавшуюся черную губу, и впивалась пальцами в землю и травы вокруг себя.  — Должно быть, это та ведьма, — тихо сказала Дейнерис, — но, что с ней? Эй! — крикнула она старухе. Даарио ткнул ведьмин рыхлый бок сапогом, но она даже не посмотрела в его сторону, продолжая мычать и поскуливать. Дейнерис смахнула жар с загоревшего лба и то чувство странной жалости, которое так некстати закололо ее сердце.  — Перестань, Даарио.  — Но мы же хотим узнать, что здесь произошло, Ваша Светлость? — он развел руками, поглядывая куда-то в сторону. — А вот и наш Джонни. Джон, подходя ближе, как всегда, слишком долго смотрел на нее, и от этого, как всегда, Дени делалось не по себе. Слишком много было всего за серым блеском глаз, и чем больше времени они находились рядом, тем все большую ценность это имело для нее. Она отвернулась, устремив взгляд на ведьму: в конце концов, они здесь не для того… «Пепита. Вот, что сейчас важно». Серый Червь, сопровождающий Джона, мгновенно оценил обстановку и первым делом принялся осматривать все вокруг.  — Там ее держали? — Джон подошел к низенькой двери в основании башни и толкнул. Незапертая, она сразу отворилась. Тотчас же холодный порыв ветра заполнил все вокруг. — Королеве не стоит туда идти. Я и Серый Червь спустимся вниз, а Даарио может постоять у входа, — он говорил так, словно все уже решилось.  — Мы пойдем вместе, — уверенно возразила Дейнерис — она хотела, чтобы это звучало именно так. — Я так решила, — она посмотрела в его глаза. — А вы, лорд Сноу, можете остаться. Постоять у входа. Даарио неуместно хохотнул, а Джон, не сводя с нее глаз, снова толкнул двери.  — Мы пойдем вместе. Раз вы так решили, Королева. Желтый свет факела слабо мерцал где-то внизу и, опираясь на шершавые стены, они медленно спускались во тьму и холод. Нос и плечи уже стало морозно покалывать, и Дейнерис пожалела, что не взяла плащ. Она чуть не оступилась на очередной неровной ступеньке, и Джон подхватил ее руку. «Осторожно», — быстро прошептал он и хотел было отпустить ее, но Дени крепко вцепилась в его прохладную крепкую ладонь. «Ты же не хочешь, чтобы Королева свалилась с этих ступенек». «Не хочу».  — Что? — Даарио обернулся, услышав их перешептывание.  — Все в порядке, Даарио. Внизу оказалась просторная комната, уставленная редкими свечами, старыми доспехами и мебелью покрытой пыльными коврами. Обычный подвал с различным хламом, который есть в каждом старом замке. Дени потерла пальцы и маленькое облачко пара обдало их теплом. Дальше был еще один коридор, а затем они снова спустились ниже. Это было то место, где держали Пепиту: длинный стол вдоль стены, уставленный оплывшими свечами и заваленный пучками трав и каких-то костей, от вида которых ей стало не по себе; старый герб на стене, потрескавшийся, с облупившейся краской; и страшная козлиная голова. Именно она, судя по облепленным мухами глазам, и источала этот отвратительный тошнотворный запах гнили. Где-то капала вода, и был слышен слабый шум моря. А посреди комнаты полукругом стоял большой каменный стол, похожий на изъеденный бороздками пень с дырой посередине. Даже не прикасаясь к нему Дейнерис поняла, что он жутко холодный: изморозь блестящая на темно-сером камне почти зачаровывала ее, и, если бы не цель, что привела их сюда, и не запах, она могла бы бесконечно разглядывать эти сияющие кристаллы. По крайне мере Пепита не сошла с ума и, кажется, не врала — это место действительно существовало, существовала ведьма и страшный, спрятанный от посторонних глаз, подвал, и он находился под домом лорда Радзихилла. Только живого мертвеца они не встретили, но он мог оказаться просто сном, навеянным страхом и колдовскими отварами старухи.  — Веревка, кто-то разрезал ее. И нож, — голос звучал как падающие в пропасть камни, исчезая там навсегда. Джон что-то поднял с пола. На стене, в том месте, где он стоял, был большой железный крюк.  — Пепита рассказывала, что была прикована почти все время, — Дейнерис едва справилась с дрожащим горлом.  — А здесь, очевидно, старый черт развлекался с девчонкой, — Даарио встал рядом с лежанкой, небрежно прикрытой стеганным, неестественно ярким во всеобщей мрачности бледно-зеленым шелком, у изголовья которого на стене висели цепи, очень похожие на кандалы. Дени снова пожалела, что не приказала сразу взять Радзихилла под стражу. Но что она может ему предъявить? Пепиту поймали ночью, в заброшенном чужом сарае, и Радзихилл, не моргнув глазом, может обвинить ее в воровстве хлеба или чужой козы. Если только Принц или Мюрей не захочет поучаствовать в судьбе несчастной девушки, признав в ней свою родню. Но и тут Дейнерис сомневалась — после ее-то побега, да и чтобы доказать это требовалось время. Мартеллы были на другой стороне Дорна, а ее давно ждала Королевская Гавань. И муж. А ведьма… Что ведьма — ее саму обвиняли в колдовстве. Кроме того, приют Радзихилла был мощным прикрытием его темным делам. «Может быть, он сам мучается от своих грехов? Может, желает таким образом заслужить прощение? Губя одних и спасая других». Кому как не ей было понять его. Думы о том, что она не может судить лорда Радзихилла, разъедала отчаянием, и Дени решила было, что просто сделает вид, что ничего не произошло, и тайно вывезет Пепиту из Дорна. Быть может, потом она напишет Принцу, и быть может расскажет все Брану. Задумавшись о будущем, она не сразу поняла, что почти отключилась от настоящего, что почти уже не чувствует смрада и не видит ничего вокруг. Округлые своды подвала чернели неизвестностью, старый огромный круг светильника, тихо скрипя цепями, опасно завис над ними, над самым камнем, который Дейнерис приняла за стол. Она все же посмотрела в его жерло, в жгучую черную дыру посередине, и в какой-то момент голубые ослепительные искры вспыхнули болезненно внутри ее глаз. Щеки вспыхнули, словно к ним прижали по куску жгучего льда, и сквозь тонкую подошву своих сапогов она ощутила, насколько здесь холоден пол. Захотелось немедля бежать, зажмуриться и исчезнуть из этого места, наполненного бередящим все внутри страхом. Она обернулась, посмотрев на своих спутников: Даарио что-то вертел в руках, а Джон и Серый Червь словно замерли, глядя на него. Она чувствовала себя здесь лишней. Люстра снова скрипнула, и по ногам прошла волна воздуха. «Я не могу дышать». Не думая, она бросилась в черную арку проема, за которой дребезжал свет. Живой свет, от неба и солнца, а не от прогорклых свечей. Она сдернула дырявую кожаную занавеску и глубоко вдохнула. Море рябью распростерлось перед ее взором, просторное и спокойное, заливаясь золотом у самого горизонта. Только истошные крики чаек не давали ей полностью прийти в себя, и Дени посмотрела вниз, через каменный широкий подоконник. Эта часть подземелья замка выходила где-то совсем рядом с морем: черные скалистые голые камни утопали в пенной воде, а ворох снующих птиц что-то делил до драки. Чайки явно пиршествовали, теребя чью-то мертвую плоть, и не в первый раз на этом месте — вокруг белыми палками валялись кости. Внутри себя Дейнерис надеялась, что это всего лишь тело того несчастного черного козла, но уверенность в этом рассеялась, когда она рассмотрела человеческий череп с остатками длинных черных волос. Тошнота подкатила к горлу, и она отпрянула от окна. Ее ладонь, опирающаяся на камень, измазалась в чем-то липком, и посмотрев на пальцы, она увидела бурую, спекшуюся кровь. На полу тоже были пятна крови, и она попятилась, стараясь не наступать на них. Кровь была и на столе, и в пузатых мутных бутылях и склянках, а ослепительно белый кусок ткани был весь в темно-красных звездах. Странное кряхтение привлекло ее внимание, и Дени увидела, что в углу, на возвышенности, кто-то лежит. Живой, решила она, почти радостно, и быстро подошла к этому человеку.  — Кто вы? — спросила было она, и тут же прижала ладонь к губам. Это — то, что она увидела, — нельзя было назвать человеком: скелет, обтянутый потрескавшейся, сморщенной кожей, с пустыми глазницами и длинными седыми волосами. «Живой мертвец». В мертвом женском теле еще была какая-то жизнь — слабая вибрация проходила по обтянутым кожей узловатым запястьям рук, скованными цепями, а сморщенные губы шевелились. Она не была похожа на тех мертвецов, что Дейнерис видела на Севере: у тех глаза сияли голубым ледяным огнем, а ее были пусты. Черные зубы громко клацнули, и Дени вздрогнула, выйдя из забытья. — Кто вы? — повторила она, собравшись с духом, свой вопрос, не надеясь услышать ответ. Крик и стук из коридора заглушил хрип мертвой женщины. Там происходило что-то не совсем хорошее, и там были Джон, и Серый Червь, и Даарио, живые, единственные люди, которым она могла доверять. Оставив несчастную, она бросилась обратно, а когда снова оказалась в том мрачном подземелье лишенном воздуха, увидела, что Даарио, ее старый друг, лежит на полу, а над ним склонился Серый Червь с кинжалом в руке, с острого лезвия которого капала густая кровь. Боль и досада пронзили ее сердце.  — Даарио! — бросилась она к нему, еще живому. Но кровь быстро покидала его через растерзанное горло, и его кривая улыбка через пару мгновений застыла мертвым оскалом. Слезы отчаяния застилали глаза, и виноватый, как сквозь вату голос Серого Червя: «Простите, Королева» размазывался в пространстве вокруг. Она держала Даарио за руку, чувствуя, как быстро холодеют его пальцы. Сквозь слезы Дейнерис увидела, что с глазами его происходит что-то странное и, вытерев измазанной в крови рукой лицо, она прикоснулась к его губам. Губы, брови, глазницы сморщились, нос словно стек ко рту, все лицо поплыло дряблой маской обнажая другое, совсем незнакомое. «Что происходит?» Она обернулась растерянно на словно окаменевшего Джона, в сумрак подвала казавшимся сейчас бесконечно далеким, на безупречного, глядевшего пустыми черными маслинами глаз.  — Эвелин! Эвелин! Эвелин! — дикий крик взорвался в ушах и везде вокруг. Из всех щелей, темных ходов и углов кричало эхом боли: — Эвелин!