Все ради любви

Джон

Прошло уже несколько дней, как они прибыли в город, и Джон почти все это время был один. Он снял тот же дом, в окружении истерзанных кленов и колючих кустов, рядом с Драконьим Логовом, и она конечно же знала, где его найти. Призрак, время от времени, грустно вздыхая, подходил к нему, словно понимая, что это ожидание надо прожить, дать хозяину прийти в себя, а подойдя, опустив голову, тыкался в его ладони, и постояв так несколько секунд, снова убегал по своим волчьим делам. Теперь здесь было намного прохладнее, и деревья сбросили часть листвы, жухлым потрескивающим ковром покрывавшим теперь все вокруг, словно наступила осень. Он ждал, что она вернется к нему, ждал, что однажды эта дубовая старая дверь откроется, и Дейнерис, испуганная, закутанная с ног до головы в плащ, войдет в его скромное жилище. И скажет, что она оставила Брана, и они должны немедля покинуть Королевскую Гавань. Но она не входила, она никогда не придет к нему, тут же говорил Джон сам себе, все это блажь и мечты, которым никогда не суждено осуществиться. Камин давно уже потух, а холодный ветер завывал за стенами, и он спрашивал себя — сколько времени ему надо, чтобы наконец понять это? На второй день его навестил представитель Железного Банка. Брезгливо осмотревшись, он все же вошел в дом, едва протиснувшись рыхлым телом в своем блекло-зеленом бархате, белесый, с такими же прозрачными глазами и красным носом. Железный Банк был очень обеспокоен, что гарант их договора все никак не может добраться до Севера, и с крайней озабоченностью поведал Джону, что за Стеной начались какие-то непонятные волнения, что некий Новый Лорд пытался взять власть в свои руки, но к счастью скоропостижно погиб, убитый лично Тормундом Великаньей Смертью. И это крайне их беспокоит.  — Всегда находятся люди, желающие навести смуту, — заметил Джон, стараясь не выдать своего беспокойства. — Но я уверен в Тормунде.  — Когда-нибудь им может это удаться. На замечание Джона, что это может произойти и в его присутствии, Вальтериус Гои, как он представился, криво ухмыльнувшись, сказал, что все договоры тогда исчезнут, и у Банка будет право поступать по своему усмотрению. И что он, Джон, должен задуматься о судьбе людей, что поверили ему. Потом он стал интересоваться Дорном, и в какой-то момент прямо сказал, что Даарио Нахарис был человеком от Браавоса. Был приставлен к Дейнерис и Джону для их же безопасности, и некие друзья очень обеспокоены его странной смертью.  — Но Даарио оказался не совсем Даарио, — Джон всмотрелся в его розоватые зрачки, пытаясь понять, где в словах Гои ложь, а где правда. — Вы знали об этом?  — Неважно, кем он был на самом деле, — без проблем парировал браавосиец, рассевшись на лавке и растекшись по его столу. — Важно, что видели другие. И странно, как вы узнали об этом.  — Неважно, как; главное, что я узнал.  — Кто убил его? — пухлый пальцы сжали кружку с вином, из которой так и не было сделано ни одного глотка. — Вы знаете этих людей? Убить Безликого — невозможно.  — Но он мертв. Я сам видел это. Мертв из-за магии. Я видел, как он потерял свое лицо, — он до сих пор помнил этот холод, помнил страх после, когда сердце словно оттаяло и вернулось с края бездны. А Гои все нудел, что Джон должен беречь свою жизнь, что должен вернуться на Север как можно скорее.  — Если вы желаете, мы можем поспособствовать тому, что держит вас здесь, — неожиданно вкрадчиво сказал он, отставив кружку и часто заморгав белыми, как снег, ресницами.  — И чему же это?  — М-м… Вы сами знаете. Некая особа… — шепотом сказал Гои. Это было слишком. Они имеют наглость впутывать сюда Дейнерис? А как же Король?  — Не понимаю, о чем вы, — Джон машинально проверил клинок на поясе. Пухлые пальцы с блестящими розовыми ногтями успокаивающе вытянулись.  — Хорошо, хорошо, как скажете. Но может будут какие-то другие пожелания? Что-то, что порадует вас? Вы — один из наших лучших клиентов, и мы о-очень обеспокоены, — протянул он. — Понимаете, все в основном только желают получить наше золото, — протянул жалобный голос, — вы же даете его нам. И мы ценим ваше доверие. Ценим наше сотрудничество. Джон усмехнулся: все это начинало раздражать.  — Я вернусь на Север очень скоро, — уверенно сказал он. После посещения Вальтериуса Гои его все не покидало беспокойство, что вокруг происходит что-то, о чем он даже не догадывается. Даарио, человек чье лицо носил безликий, делал все, чтобы он и Дейнерис были вместе, всячески намекал на это и даже, теперь он был уверен, именно он организовал то нападение в море, что дало им шанс на пару счастливых дней. Он должен быть ему благодарен, но в чем суть всего этого? А теперь и этот неприятный тип намекнул на то, что они могут помочь быть им вместе. Может, это просто интрига против Короля Шести Королевств, как он и раньше догадывался? Он должен им немалые деньги, и, судя по всему, ситуация в стране только ухудшается. А если уж Железный Банк задумал недоброе, то, как гласила молва, они непременно достигнут своей цели. А значит и Дейнерис грозила опасность. Сердце заухало мелко, разнося по телу тревогу. Он должен предупредить ее, должен удостовериться, что с ней все в порядке. Джон снова проверил подпругу под седлом и погладил лоснящийся вороной бок, отчего конь довольно фыркнул, а Призрак внимательно наблюдавший из-под ветвей заворчал.  — Скоро мы уедем, скоро, — Джон успокаивал его все утро. Лютоволк отчего-то проявлял все больше беспокойства, все чаще срывался с места и словно искал что-то в порывах холодного ветра, нетерпеливо водя носом. — Завтра, Призрак. Я обещаю. Но твои мучения на этом не закончатся, ты в курсе? Ведь нам снова придется плыть по морю. Но это в последний раз, я обещаю, — Джон поправил плащ, и чуть вытащив Длинный Коготь снова плотно утопил его в ножны. — Потом навестим Винтерфелл, знаешь, мне надо увидеть Арью, — Призрак заулыбался, высунув красный язык. — Да, Арью мою сестру, слишком мало времени мы провели вместе. Ты понимаешь? А потом…потом будет и Север. Настоящий Север, — о мыслях об высоких могучих елях и высоком небе уходящим синевой в снежную бесконечность приятная волнующая тревога заклокотала в груди. — Но сначала я должен навестить ее, хотя бы попробовать. И должен предупредить Брана об этом… — он мотнул головой, словно Вальтериус Гои все еще стоял в проеме его домика. Прежде чем поехать в Красный Замок Джон захотел навестить Давоса, проститься со стариком, быть может, навсегда, но того не оказалось дома. Мария, качая на руках маленького Маттиса, тихо сказала, что ее муж уже неделю был в море и вернется не скоро. «Давосу не по душе его служба, должность Мастера над кораблями», — подумал Джон, отгоняя от себя мысли о том, что эта мысль приносит какое-то спокойствие. Иначе Давос был бы сейчас дома. Или в Красном Замке, а старик использует любую возможность, чтобы сбежать с берега. Чем ближе к замку, тем пустыннее становилась Хлебная улица, наполненная лишь синевой вечера, да шуршащей листвой по обочине, а у самой навесной башни, народу не было совсем. Но Джон заметил несколько стражников, которые думали, что их громоздкие черные доспехи совсем не видны в придорожных стриженых кустах. Порткулиса оказалась опущена, но ворота были открыты и сквозь решетку Джон видел пустынную пыльную улицу и спешащих по королевским делам служивых. Двое стражников, громыхнув латами, синхронно шагнули к центру решетки и предупреждающе скрестили свои тяжелые мечи. Вороной Джона занервничал, переминаясь с ноги на ногу, конь был привыкший к тому, что перед ним всегда были открыты все двери. «Наверное, принадлежал какому-то знатному лорду», — всегда думал Джон.  — Кто ты таков и зачем ты здесь? — прогромыхал зычный голос из-под забрала.  — Я Джон Сноу, брат короля, и хочу его видеть. Он не откажется.  — Джон Сноу, — пробормотал тише один из стражников, склонив голову в тяжелом шлеме к решетке. — Джон Сноу! — раздалось дальше. — Пусть войдет в замок.  — Входи, Джон Сноу, — неразборчиво и теперь не так грозно раздалось из-под бармицы второго стража. — Там, сбоку, есть вход. «Он ждет меня. Мой брат ждет меня. Почему? Чтобы снова попытаться убить?» Но у Брана было много времени, чтобы сделать это, тут же противоречил своим мыслям Джон, но он так и не решился больше на братоубийство. Он смирился, передумал, ради Дейнерис, или ради всей их семьи. И от этой мысли становилось немного спокойнее. Пройдя мимо пустого ристалища, длинных пустых скамей, поросших травой, густо усеянных ягодами кустов шиповника и осин, значительно вытянувшихся с момента его последнего посещения Красного Замка, он свернул к небольшому красивому дому, с единственной торчащей вверх тупой башенкой. Садик вокруг густо порос розами, и они благоухали теперь вокруг своим холодным вечерним бледным ароматом. Из широкой, во всю стену, арки вышла какая-то женщина в сером плаще, опушенном колючим мехом, и остановилась, уставившись явно на него. И это полное лицо казалось неуловимо знакомым.  — Лилли! — узнал он ее наконец. — Ты ли это? Широко улыбаясь, она торопливо подошла к нему и крепко прижалась.  — Джон, я так рада видеть тебя, — ослабив объятья и отойдя, она не сводила восторженных карих глаз. — Так рада.  — Как ты? Что, что ты вообще здесь делаешь? А где дети?  — Я остановилась в гостинице, в городе, но Тирион любезно предложил переехать сюда, — она махнула рукой вокруг и было видно, что это ее очень радует. — Так что сейчас я как раз спешу к детям. К Сэму и Гертруде. Сэм присматривает за своей сестрой, он совсем вырос, стал таким же большим, как и его отец. Сэм, — уточнила она, словно отрицая прошлые страшные годы, проведенные в доме отца.  — Да, Сэм. Мне так жаль его. Прости, что не навестил тебя раньше.  — Ничего, до Рогового Холма путь не близкий.  — Но ты все же проделала его. Одна, с детьми. Что случилось?  — После того, как Сэмвелл-старший умер, — ее глаза сразу налились блеском, а голос задрожал обидой, — после, как выяснилось, я ничего не значу для его сестер. У Таллы, Сюзи и Грейс свои дети, а кто мои? Я даже не была его женой. Я хотела, как лучше, хотела заняться разведением свиней — свинки быстро растут, и это выгодно. И уже стала строить загоны, но Талла сказала, что она не потерпит вони рядом с домом, со своим домом, так она сказала, и просто запретила мне это. Меня перестали приглашать к ужину, слуги перестали расчесывать мне волосы и смотреть за детьми, и в конце концов, когда мне и поговорить-то не с кем было, я просто собрала детей и ушла. И пришла сюда, чтобы просить милости короля, ведь Сэм так верно служил ему, — она поджала губы и нервно сглотнула. — Ты знаешь, как он умер? Его сожгли! Сожгли. Это ужасно, нам и хоронить было нечего, так он стал мал.  — Я знаю, все знаю, — похлопал он ее по потрепанному плащу.  — Ты, знаешь, Тирион пишет какую-то книгу, — она снова улыбнулась. — А я рассказываю ему о наших приключениях, и он обещал платить монету за каждый рассказ. Вот, — ее ладошка разжалась показывая серебряную монетку.  — Тирион поможет тебе, но знаешь, ты всегда можешь вернуться на Север. А я помогу тебе. Помогу устроиться, где пожелаешь. И можешь разводить там кого угодно и где угодно.  — Подожди Джон! — она метнулась к дверям. — Не уходи, — ее сапожки застучали по лестницам, а потом обратно и, неуклюже выпорхнув сквозь тяжелые двери, она протянула ему что-то. — Это тебе. Письмо от Сэма. Не знаю, он почему-то не отправил его, но на нем твое имя. И я не читала, — быстро затараторила Лилли опять пожимая плечами. — Хотела отдать Королю, уж он-то бы точно доставил его на Стену. Вот, — он взял его в руки, пожелтевший, сложенный вчетверо лист бумаги с идущим человечком на сургуче.  — Лорд Сноу, — рядом с ними возник высокий человек, со смуглой кожей и длинным крючковатым носом, которым он все время шмыгал. «Дорниец, кажется это Мастер над шептунами…» — вспомнил Джон. Мужчине было явно прохладно, он крепко прижимал руки к своему животу, а короткая лисья накидка едва доставала ему до пояса. Лилли он словно и не замечал, лишь сказал Джону, что Король желает его видеть в своем замке. В его личном замке Джон никогда не был, но пройдя по мосту, окруженному пиками, вспомнил, что именно здесь погибла жена Джендри, отчего-то решившись прервать свою жизнь. Гвардейцы распахнули высокие двери с медной чеканкой, ползущей ветвями чардрева, и он оказался внутри. Высокие колонны подпирали такой же высокий потолок, а горящие жаровни отбрасывали свой золотящийся блеск на их белые отполированные бока. Посреди залы располагалась клетка, странная, но с довольно искусно свитой решеткой. «Подъемник для Брана, — догадался Джон. — А вот и он сам». Бран восседал внутри клетки, и призывно махал ему рукой.  — Ну же, Джон, не бойся. Залазь, — с улыбкой крикнул он, если его ломанный сип можно было назвать криком.  — Ты думаешь, я боюсь? На Стене мы поднимались вверх на чем-то подобном. И поверь, удобства там было намного меньше, а высоты намного больше. Да еще и ветер, — только он запрыгнул внутрь, как крупный мужчина в красной рубахе громко соединил двери, и вскоре, подъемник, поскрипывая, двинулся вверх. Бран глядел на него снизу-вверх каменно улыбаясь и чуть покачивая головой.  — Прости, что встречаю тебя так, по-простому. Но ты ведь не будешь возмущаться отсутствием протокола.  — Конечно нет, — «А он нервничает». — Джон заметил, как дернулась щека Брана, а за ней и уголок натянутых губ.  — Я знаю, зачем ты пришел сюда — проститься с Дейнерис. С моей женой. И, представь себе, я не буду препятствовать этому, — он решил быть откровенным.  — Не только, — клетка, качнувшись замерла между витком каменной лестницы, и они погрузились в темноту. Только полоска закатного тусклого солнца шла поперек груди Брана, сияя черными пуговицами, и просачивалась сквозь пустоту прутьев. — Я здесь ради вас обоих.  — Ты будешь скучать по мне? Джон не обратил на сарказм внимания и сразу перешел к делу:  — Может ты не знаешь, но Железный Банк проявляет нездоровый интерес к нам. К нам ко всем. И, мне кажется, они ищут повод, ищут причину недоверия к тебе. Ты должен быть осторожным с ними. И должен заботиться о ней. Ты ведь знаешь, Дейнерис… слишком уязвима сейчас. Она кажется сильной, но это не так, Бран, ты ведь знаешь это, не можешь не знать. Винит себя во всем, не переставая это делать ни на минуту. А ведь в том, что случилось тогда, есть и наша вина. Ты же знаешь это.  — Так это забота и обо мне тоже? — он усмехнулся. — А про браавосийцев я знаю, можешь не беспокоиться, им ни за что не поймать меня. Я заключил с ними один договор, и вряд ли они осмелятся предпринять что-то, и, насколько я знаю, о тебе они как раз беспокоятся сильней, чем обо мне. И я забочусь о своей жене. Иначе бы тебя здесь не было. А тебя бы здесь не было, если бы ты не был моим братом, но даже братьям такое не прощают, особенно братьям, — он знал, знал все, что случилось в Дорне, или по крайне мере догадывался. Та птица на подвеске для свечей, не зря он тогда обратил на нее внимания. И его спокойный тон. А что внутри? Внутри этого сломленного тела, обладающего самой большой властью в Шести Королевствах. Это казалось Джону неправильным, странным, но таков уж его брат. — А что касается вины, то вспомни — это было твое решение, помнишь, тогда, у чардрева в Винтерфелле, как и сжечь город — ее. И я понимаю, Джон, тебе кажется, что именно ты сможешь сделать ее счастливой, но это самообман. Вы обманываете сами себя, ваше прошлое давно сожжено и сломано, как и мои ноги, которые никогда не будут ходить. Так что прошу тебя, как брата, которым ты мне всегда был, простись с ней и уезжай на свой Север. Навсегда. Если желаешь хоть немного покоя своей Королеве, — его слова казались похожи на правду, на голую, жестокую правду, которую ничем не изменить и не исправить. Он все хотел спросить, пока они были в этой темноте, почему все же Бран тогда пытался его убить, но так и не решился. Внизу крикнули, и они двинулись дальше, а пустота вокруг мгновенно заполнилась золотисто-кровавым. Бран заморгал и склонил голову, прячась от этого света.  — Ты поможешь мне? — Джон и сам не заметил, как он развернулся, готовясь выехать из уже открытых дверей. Он толкнул коляску и она, на удивление, легко покатилась. Стражники открыли двери, и Джон протолкнул Брана в коридор, а когда двери закрылись, стало так тихо, словно мира за этими стенами не существовало.  — Ее покои там, дальше. Справа, — дальше Бран поехал сам, с усилием толкая колеса. — Ты уж прости, но оставить одних не могу, так что думай, что говоришь, я ведь все-таки ее муж, да еще и Король. Просто, — он посмотрел таким открытым ясным взглядом, что Джон почувствовал себя вором, — просто не хочу, чтобы нам всем было неловко. На ее двери была вырезана голова дракона, с распахнутой пастью с редкими тупыми зубцами и ломаными язычками пламени. Джон посмотрел на Брана, на лице которого застыла полуулыбка, а руки покачивали колеса взад-вперед. «Ну же, Джон, — прошептали его губы, а глаза указали на двери. — Давай, сделай ей больно снова». А может быть эти слова были только в его голове. Когда двери открылись, он увидел ее — бледное лицо и припухшие веки. Ее глаза, вспыхнув, тут же погасли, когда позади него раздалось покашливание Брана. Что-то было не так: синее платье с широкими рукавами, руки, сцепленные на животе, ее волосы… волосы совсем короткие, спускающиеся на плечи мягкими завитками. Джон хотел посмотреть на Брана, но тот неожиданно оказался совсем с другой стороны, и он был вынужден отступить, пропуская его в комнату к Дени.  — Небольшое недоразумение, Джон. Правда ведь, Дени?  — Недоразумение. Я слишком близко склонилась к горящей свече, — натужная веселость в ее голосе не обманула его. Что-то действительно произошло, но вряд ли его будут посвящать в это. Дейнерис отступила назад, ближе к своему мужу, впуская Джона в свои покои. — Ты уезжаешь? — она оперлась на спинку стула, и он видел, как вздрогнули ее пальцы, тут же скрытые широким рукавом.  — Да. Сегодня ночью сяду на корабль.  — Да, так будет лучше, — сказал Бран. — По Королевскому тракту сейчас невозможно пройти.  — И быстрее. Я слишком долго задержался в этих землях, — может это было непозволительно в присутствии Брана, но он не мог отвести от не взгляда, от ее мягких и нежных черт, казавшимися таким беззащитными сейчас. Внутри так некстати затрепетало от желания взять ее за руку, и он сжал кулак, почти ощутив ее пальцы на своей коже.  — Я желаю тебе удачи в путешествии, — ее мягкий голос дрогнул.  — А, знаете, что, — так некстати подал голос Бран, — я решил. Решил, что дам вам шанс. Ты, Джон, можешь попросить ее поехать с тобой, а ты, Дейнерис, можешь согласиться. И я не буду чинить препятствия. Раз уж вы сами не можете на это решиться. Правда Дейнерис? Ты ведь не можешь? Дени обернулась, в недоумении посмотрев на Брана, а Король, вздернув брови? победно улыбнулся.  — Дени? — Джон все же взял ее руку в свою, уцепившись за это странное предложение Брана. Только боги знают, что он задумал, но ему не хотелось терять единственный призрачный шанс.  — Я не могу! Бран, что ты говоришь такое? — ее рука выскользнула и, посмотрев на мужа, она уже без страха обернулась к Джону. — Джон, я желаю тебе удачи в твоем пути, — ее голос наконец приобрел твердость и уверенность. Да, конечно, как он мог быть так глуп, как мог подумать, что она променяет свою мечту на него. Она желала этого раньше, и не было ничего дороже Железного Трона, желает и сейчас, выбрав себе в любовники не его и не мужа, но эту страну, этот город и этих людей, людей, которые боятся и ненавидят, но которые нужны ей как воздух, и без этой ненависти она просто не сможет жить. Она теперь дает ей силы, и никому, ни Брану, ни Джону не разрушить эту преступную для души страсть. А они просто глупцы, двое глупых мужчин, даже не знающих, кто и что на самом деле владеет ее сердцем. Но он тоже знает, знает кто владел его. Джон забыл на миг о Бране, забыл о том, что она только что сказала им всем, и просто обнял ее посильнее. Ее твердая прямая спина не долго сопротивлялась и, охнув, она прижалась к нему всем телом. Аметистовый взгляд обжег его лицо, дыхание опалило губы. Но теперь она была другая, он ясно чувствовал это. Что-то изменилось, даже ее волнующий аромат.  — Может быть? когда-нибудь ты передумаешь, — волоски рядом с ее ухом ласкали шепчущие губы. — И я буду ждать тебя тысячу лет.  — Всего одну тысячу? — прозвучал внутри ее голос, и когда их объятия разомкнулись, в ее взгляде он уловил сомнение, и это дало надежду, а за надежду он сейчас готов был ждать вечность. Она отшатнулась от него, пряча глаза, и быстро зашла за коляску Брана. Ее рука легла на его плечо мужа и сжала его облаченное в черный бархат плечо, словно ища опоры.  — Это все, Джон, — сказал Бран, похлопывая ее по ладони. — Дальше все это было бы как-то странно, ты не находишь? Он ушел из замка, решив больше ни с кем не прощаться, и быстро, сквозь уже непроглядную тьму добравшись до Драконьего Логова, забрал Призрака и уехал. Джон передумал двигаться на Север по морю — несмотря на добрую волю Брана, доверия к нему не прибавилось. Он поедет рядом с дорогой на Росби, по ее пустынным, продуваемым ветрами пляжам, а после сядет на первое судно в Сумеречном Доле идущее на Север. Вороной смог пройти недолго, гонимый его злым нетерпением и без единой путеводной звезды на небе, конь наконец взбунтовался и встал как вкопанный, мотая крепкой шеей и протестующе громко жуя сбрую в пене. Мерный шелест волн, мягким золотом набегая на берег, словно подтверждали, что пора устроить отдых, дать прийти в себя и телу, и разуму.  — Где мы? — осмотрелся Джон, он спрашивал Призрака, но не видел его белой шкуры. — Призрак! — неужели волк отстал от него? Или тоже решил бросить. Ворчанье донеслось справа, и приглядевшись Джон увидел темный силуэт, сгрудившийся горой. Подойдя ближе, он рассмотрел камни и тихо шелестящие кусты, а меж этого небольшого укрытия и своего единственного друга. — Призрак… Мальчик мой… — он потрепал его по грубой свалявшейся шерсти, а волк, снова навострив уши, исчез во тьме. Возможно ночью он станет им, станет снова волком, повоет на луну, которой нет, или порвет мелкую дичь на части. Внутри него все желало чего-то, непонятного и недостижимого, то что заставило его гнать коня как сумасшедшего, заставило бежать из этого города, и может снова став зверем, он наконец успокоится, забудет это чувство, и станет снова собой. Джон вспомнил о письме, лишь когда сердце перестало стучать, как у только что загнанной лошади, и быстро разведя небольшой костер, достал скомканную за пазухой бумагу. Печать наполовину разломилась, и едва он притронулся к ней, упала наземь вместе с клочком письма. Пошарив в песке, он так и не нашел ее, натыкаясь только на холодные камешки и, бросив это бесполезное занятие, развернул лист. Пришлось склонить голову: мелкий, убористый почерк едва был виден в темноте. «Джон! Друг! Надеюсь, я могу называть тебя другом. По крайней мере сейчас, когда я пишу это, ты не сможешь мне возразить. Прости, что не навещал долго, и не писал. У мейстера в Шести Королевствах слишком много дел. Прости опять, вру. Если бы не то, чем я сейчас занимаюсь, то делать мне совсем было бы нечего. Поэтому сижу сейчас в заброшенной башне Цитадели (хоть на что-то сгодилась мне должность Великого Мейстера) и изучаю разные древние свитки. Ты никогда не говорил мне, что быть может я подвел тебя, а я знаю, что подвел, и ничего не сделал, чтобы тебя не ссылали в Ночной Дозор. Прости меня. Но то, чем я занимаюсь сейчас, может быть позволит мне хоть немного искупить мое молчание. Не знаю, как я отправлю это письмо, вряд ли вороном, тут нужен верный проверенный человек, и, если его кто-то тебе передаст, знай — ему можно довериться. Вряд ли это буду я (хотя надеюсь на это, возможно через месяц или два, Бран отправит меня за саженцами чардрев) — за мной следят, я хоть и самый глупый мейстер во всем Вестеросе, должен признать это, но все же не дурак. Так вот: я нашел карту, древнюю карту сокровищ за Стеной. И ты можешь найти эти сокровища. Там золото и алмазы, много, очень много. Я перерисовал карту (старая почти рассыпается в прах), она тут же, в письме, как ты видишь. Оригинал я уничтожу, и ты единственный будешь знать, где эти сокровища. Ты всегда был умным, и знаешь, как распорядиться всем этим богатством и, если когда-нибудь мы снова увидимся, я буду рад, если ты назовешь меня другом. Сэмюель Тарли. Твой лучший друг. P.S.: Лилли передает тебе привет. И маленький Сэм, и Гертруда. P.S.: Возможно, я скоро уйду с королевской службы. Но об этом при встрече». «Черт…» — Джон и не заметил, как заслезились его глаза, и тяжелая капля упала на строчки, размывая красивый, почти женский почерк. «Черт тебя подери, Сэм». Он потер лицо, не выпуская письмо из рук. Письмо Сэма дошло, как и его карта и Джон смог воспользоваться ей. Но Сэм говорил, что за ним следили, а значит его смерть могла быть не случайностью. Джон посмотрел во тьму — огней Красного Замка уже было не видно. Он мог бы вернуться, мог бы что-то узнать, найти виновного. Но, быть может, виновные уже наказаны? Там, в бесконечных снегах Севера, их тела сожжены и развеяны пеплом. «Я убил их Сэм, убил, мой лучший друг». В глазах снова защипало. Если б он знал, что это не просто искатели приключений, если бы знал, что это убийцы его друга… Ночью ему приснился Сэм. Толстяк сидел на большом валуне, окруженный туманом, и сам был словно соткан из него, зыбкий и рыхлый. Он что-то говорил ему, булькая бесплотными губами, что-то важное и серьезное, судя по озабоченному лицу, но Джон не слышал. Ведь его лучший друг умер, давно умер, а теперь и память о нем истончалась, исчезая в памяти, и от этого Джону стало страшно во сне. Он попытался представить, каким был его голос, но не смог вспомнить отчего-то, хотя еще вчера, он точно знал, помнил. Сэм уже широко раскрывал свой рот, крича, а в его уши словно заложили плотную вату и только гул стоял вокруг. Джон захотел встать и подойти ближе, но, опершись о камень, провалился, и взглянув на себя, понял, что сам стал, как дым, стал серой едва дребезжащей массой, исчезающей на ветру. Усилием воли он стал ближе к Сэму, но последний порыв ветра сдул его и растворил в воздухе. Джон попытался вздохнуть, уже ничего не видя вокруг и едкая боль ворвалась в его грудь. «А-а-а.!» — вдруг донесся до него последний крик Сэма. Рык Призрака позади сказал Джону, что он проснулся. Утро было и в самом деле туманным, не было видно даже кромки моря, а тело ломило от сырого промозглого воздуха. Он вгляделся в эту белесую рябь, его конь был на месте, лениво потряхивая хвостом в молоке, и Джон подумал, что придется добраться до ближайшей деревни, ведь Вороному тоже надо что-то есть, как, впрочем, и ему самому. «Вряд ли Призрак найдет здесь что-нибудь». Но видимо лютоволк думал иначе, его слишком целенаправленное ворчание и чей-то жалобный писк в кустах, ясно говорили, что добыча уже загнана в угол.  — Ну, что там у тебя? Собака? Кролик? Несчастные птенцы?  — А-а-а!.. — снова раздался жалобный крик. — Призрак! Уйди!  — Что за… Джон раздвинул кусты, цепляясь за колючки, и за нетерпеливой, радостно скачущей тушей Призрака увидел Эли.  — Ты? Что ты здесь… Где она, где Дейнерис? — если Эли здесь, то и она тоже должна быть где-то рядом. Она наверняка решилась, решилась пойти за ним…  — Принцесса в замке! — взвизгнул Эли. — Она прогнала меня. Мы поссорились.  — И ты не смог придумать ничего лучше, чем тащиться за мной? И почему вы поссорились?  — Она больше не доверяет мне. Не знаю, — хмыкнул Эли и вытер нос золотой парчой рукава. — Это все Грибочек. Она сказала, что мне не стоит верить, что у меня были какие-то дела с Даарио, а это не так. Они не дали мне даже объяснить все. Просто она сказала, что не хочет меня видеть.  — Понятно, — но ему ничего не было понятно. На шпиона Эли был мало похож, но, наверное, именно так и должен вести себя человек, приставленный следить — жалкий и глупый, на которого мало кто подумает. — А ты случайно не захватил с собой что-нибудь поесть? — Эли вытянул из-за спины большую сумку. Когда они наелись сыром и вялеными колбасками (у Эли даже оказалась медовая пастила с кусочками апельсина), туман уже почти рассеялся, и впереди зачернела морская рябь. Джон все же спросил, какие дела были у него с Нахарисом, а Эли как ни в чем не бывало сказал, что они просто обсуждали бордели, и цены на те или иные услуги. Даарио очень интересовался расценками Красных Жриц. Но вот только Джон сомневался, что Безликого интересовало это. Кто тогда врал — он или наемник?  — Красные Жрицы этим занимаются? — ему отчего-то стало не по себе от собственного вопроса, и в голову сразу полезли мысли о ней в красном. — Я не разу не слышал такого про Молчаливых Сестер.  — Ну, не все конечно. И не везде. В Асшае точно нет, там слишком все серьезно, — торопливо добавил он, снова косясь на Джона. — А знаешь, — Эли расправил полы своего платья, — в Браавосе я видел пару Сестер.  — Не может быть.  — Ну, может быть, они просто были так одеты. Знаешь… — Эли вскинул руку что-то вспомнив. — В борделе…  — Не знаю, — меньше всего ему сейчас хотелось обсуждать подобные заведения.  — Ладно, — Эли вздохнул и замолчал.  — Ладно, — Джон нарушил наступивший утренний покой. — А за мной-то ты все-таки зачем пошел? Эли дернул своим крупным носом и, пригладив непослушные кудри, покосился на Джона.  — Подумал. Что ты возьмешь меня с собой за Стену. Принцесса всегда говорила, что ты хороший человек, добрый и понимающий, ну, и все такое. «Если он враг, то пусть уж лучше будет со мной, чем с ней. Путь не близкий и избавиться я от него всегда успею».  — Если хочешь идти со мной, то ты должен сменить свой наряд. Слишком яркий, — Джон встал, закидывая ногой песок в костер. — Дальше пойдем в деревню, надо накормить лошадь. Там, кстати, и возьмешь что-то для себя. И коня тоже. У тебя есть на что купить лошадь? — подумав, он перестал засыпать все еще тлеющие угли. — И убери тут все, как будто нас и не было.