Все ради любви

Арья

Во тьме Игла вздрагивала острым блеском луны, танцуя в пряном ночном воздухе, а Арья была словно тень, а тени ночью не видно, ее просто нет. Прыгая с кочки на кочку, на поваленное мягкое трухлявое бревно, на жесткую сухую траву, чувствуя, даже не видя препятствий, будь то дерево, или яма, она танцевала вслед за своим маленьким мечом, будто бы не она сама, а сталь вела ее, освещая тьму. Внутри было странное возбуждение, предчувствие чего-то важного, и даже если бы она хотела, то не смогла уснуть: весь воздух был наполнен каким-то жужжанием, и диск луны сиял, как жидкая сталь, — под таким неустанным взором невозможно заснуть. Роберт таки увязался за ней, сначала прячась и следуя за ней хвостом, глупый, будто бы она не смогла бы сбежать от него, если бы на самом деле захотела. Потом, однажды, просто пришел, как ни в чем не бывало к ее костру, худой и чумазый, и она протянула ему только что зажаренного кролика. Он впился в него своими мелкими зубами и не сводя зеленых глаз стал жадно поглощать мясо, так быстро, что ей пришлось вырвать его у него из рук, боясь, что он просто задохнется. Тогда прошло всего несколько дней с тех пор, как они высадились на берег.  — Ты ничего не умеешь. Да ты сдохнешь один. И любой свернет тебе шею запросто.  — Я умею управлять лодкой. И рыбу ловить, — упрямо прочирикал он, потирая сопливый нос, — но Зубец мы оставили позади, а здесь одни болота. И ей ничего не оставалось, как взять глупого мальчишку с собой. Но на что-то он и сгодился: мальчишке было куда сподручнее добывать им еду и воду в близлежащих деревнях, или уж тем более в солдатских гарнизонах, чем ей, для всех просто молодой девушке. На рожон ей лезть вовсе не хотелось и афишировать свое имя тоже, в противном случае доказать охочим до женского тела солдатам, что она просто едет домой, было трудновато. Со стороны Лунных Гор им встретилось три заградительных отряда, что якобы охраняли остальные Шесть Королевств от заразы, бушевавшей в Долине, но Арья знала теперь, что у всех желающих, в кармане которых завалялось хоть сколько-то монет, было много возможностей проникнуть с гор на запад, как и в обратную сторону. Что там делать, она, правда, не совсем понимала, но догадывалась, встретив однажды пару груженых обозов скарбом, явно не принадлежавшим теперешним обладателям диванчика обитого золотой парчой, серебряного большого зеркала и несколько сундуков в медной вычурной оплетке. Людей на их пути, среди болот и зарослей пушистых шумных лип, встречалось немного, но почти все, кого они встретили, стремились на юг, медленно ползя под серым хмурым небом, а последнее поселение, прямо перед Близнецами, оказалось совсем пустым. Люди покинули его совсем недавно, а репейник и крапива уже заняли поля, почти вытеснив репу и горох, и проникли длинными стеблями в маленькие низкие оконца, обняли диким вьюном поросшие от вечной сырости мхом стены. Они бы не зашли туда, но внезапно набежавшие тучи и яркий всполох извилистой молнии заставил искать укрытие понадежнее куста. Ворота давно слетели с петель и теперь пробежавшись по ним, скользким, утопающим в размякшей жиже, Арья оказалась по щиколотку в воде, скрытой травой. Вода начала заливаться в сапоги, а следом это перестало иметь какое-либо значение — потоки воды обрушились на их головы.  — Туда! — толкнула она вперед Роберта к первому попавшемуся дому и отчего-то в страхе схватила его за тонкую скользкую ладонь. Они ударились о почерневшую двери и на секунду ей показалось, что она заперта, что входа нет, но со следующего толчка дверь тяжело поддалась, и они оказались внутри. Снаружи все выло, скрипело, дождь бил, как толпа глухих барабанщиков, а в порванный мутный пузырь, служивший окном, просовывал свои лапы поваленный тополь. Это был не первый сильный ливень в ее жизни, не первый шторм, да что там, признавалась себе Арья, упершись спиной в стену, словно она могла удержать ее, если ветер вздумает разрушить дом: «Бывало и хуже. Много хуже…», но отчего-то чем ближе к дому она оказывалась, тем сильнее ею овладевало чувство тоски, тем тревожнее казались и эти нескончаемые дожди, и странная звенящая пустота вокруг. От щекочущего комка в груди она закашлялась, и поерзав по полу хлюпающими сапогами, разочарованно поняла, что мало того, что им придется переждать дождь, надо еще и высушить одежду, иначе будет смешно, если она загнется от обычной лихорадки.  — Арья, леди Арья, — шептал в потемках Роберт, — кажется, стало тихо, — и вправду, она посмотрела в замершие в окне ветви, ставшие вдруг безжизненными черными лапами — ветер стих. Утро было туманное и сырое, а собравшись в дорогу, она увидела, что не они одни выбрали заброшенное поселение в качестве убежища: из глубины мутного воздуха выехал всадник. Мужчина на рыжей лошади медленно пробирался по размытой дороге, ползущей сквозь ряды домов. На голове его был полушлем, из-под которого торчали черные патлы и такая же борода, а из-под рукавов потертого коричневого камзола выглядывала кольчуга. Постукивание его меча об потертый щит глухо разносилось по всей округе. Она бы избегала встречи с людьми, но в этом чертовом тумане ранним утром совсем не ожидала никого увидеть.  — Арья, Арья, что будем делать? — дернул за рукав Роб — мальчишка совсем не умел думать и сам принимать решения.  — Ничего, он все равно нас уже увидел, — она взлохматила волосы и насупилась, надеясь, что он не разглядит сквозь грязь и заплаты одежду, шитую в замке. Чем ближе приближался к ним всадник, тем медленней ступала его лошадь, а поравнявшись, качнув рыжими боками, совсем остановилась. Черные глаза молча осмотрели девушку и мальчишку, и видимо что-то для себя решив, мужчина улыбнулся.  — Дети, — едва различила она сказанное сквозь хрипоту слово. — А ты? — он посмотрел на Арью, чуть склонившись с лошади. — Сдается не совсем дитя. Девчонка.  — Ступайте с миром, добрый человек, — неожиданно вышел вперед Роберт. — Мы не хотим неприятностей. А она… — он чуть было не сдал ее, в который раз, и, в который раз, Арья вовремя ущипнула его запястье. — Ай!  — Мы из Доброй Ярмарки, почти весь город затопило, а родители умерли, и теперь мы с младшим братом едем к нашему дяде, на Север.  — На Север, — мужчина вздохнул тяжело и весь как-то обмяк, будто бы после того, что она сказала, совсем потерял к ним интерес. — Может быть, — он покачал головой разговаривая теперь сам с собой и слегка пришпорив лошадь двинулся дальше. — Может быть, надо на Север. Никто не знает, где сейчас лучше. Проехав немного вперед, он остановился и махнул рукой, явно предлагая подойти к нему.  — Я могу проводить вас. Народу тут сейчас не так уж и много, но там, за поворотом, кордон — могу проводить вас через него. А твой брат слишком мал, чтобы защитить тебя, — говоря это, он снова склонился с лошади и протянул руку. — Давай свой мешок, моя Рыжуха с радостью тоже тебе поможет. Боитесь, что украду ваши пожитки? Больно надо, — он обиженно замолчал, а потом остановился и тяжело слез с лошади. Арья остановилась: все это предвещало неприятности, а ей не хотелось никого убивать.  — Ты. Девица. Можешь сесть на мою лошадь, она все равно не двинется с места без моего слова. Но на Рыжуху она решила посадить Роберта, его ноги были истерты в кровь, он не жаловался, но поутру она видела, как он ковыряет свои мозоли, морща тонкий нос.  — Я Китти, а это мой брат Роберт. Мы едем на север, к моему дядюшке. Она шла рядом с этим странным мужчиной, думая, что уж ее Иглу он должен был заметить, но почему-то промолчал, но он точно не знал про кинжал, спрятанный под плащом, и уж ей хватит времени вспороть ему живот. Если понадобится. И он даже не заметит.  — Да, ты уже говорила. Но Север. Знаешь, через ров Кейлин вам не пройти: теперешние хозяева Близнецов хоть и пропускают всех за монету, но дальше… Дальше только топь, и вряд ли у тебя хватит денег, чтобы нанять такого смельчака, кто согласится.  — Мы и не поедем через топь, — возразил по-деловому Роберт. На коне он сам себе казался важным и взрослым. — Мы свернем у холма, а потом поплывем через залив. Но у залива, по словам их попутчика, они встретят не один кордон, и, конечно же, он любезно напросился проводить их.  — А я Миллард. Сир Миллард, — наконец представился он.  — Вы рыцарь, сир! — не сдержал восхищения глупый мальчишка.  — Да, когда-то точно им был. Но потом надоело мне все. Все эти войны. Мельница была у меня, да пара наемников. А потом пришли дожди, потом начались эти дела в Долине, и деревня вполовину опустела, потом пришли фуражиры и отчего-то решили, что у одного из пацанёнков серая хворь. Глупые, — сокрушался он, — такой он был с детства, с пятнами, словно свеклы. Такой родился. Сожгли мою мельницу, а Тино угнали копьями. Но зерно-то не побоялись взять, — тряс он руками без сил. — Что б им!..  — Что с ним случилось, с Тино? Потом?  — Не знаю, Китти. Солдаты за каждого пойманного за кордоном зараженного получают монету, а потом… Мне больно думать об этом, что они делают с ними потом. И вот теперь я еду в Близнецы, на поклон к человеку Короля. К сиру Бронну Черноводному, грандлорду Простора.  — Здесь не Простор, а Речные Земли.  — Да, Китти, но наш Король решил, — сказал он тихо, утвердительно покачивая пальцем, — что грандлорд Простора лучше наведет порядок в Речных Землях, а заодно и в Долине, и мне иногда кажется, что наш лорд тоже выпал в какую-то лунную дверь. Я согласен с нашим Королем, — убеждая самого себя сказал он. — Хочу наняться на службу, раз мельницы теперь у меня все равно нет. Меч мой конечно заржавел, — он качнул ножны. — Но сдается мне, я не хуже того отребья, что забрали Тино. Рыцарь, который решил вспомнить былую славу, говорил «Король», а у Арьи в голове не укладывалось, что он говорит о ее брате, о Бране, о том вредном мальчишке, что и стрелять из лука-то не умел. «Но я ведь видела, видела его тогда, и знала, что он уже давно не мальчишка». Тогда он подарил ей кинжал, которым она убила Короля Ночи. Но это тоже казалась теперь не она. «Только Джон совсем не изменился, — с теплотой подумала она. — И, пожалуй, Санса. Она получила то, что хотела, хоть и скрывает это», — но Сансу она никогда и не знала по-настоящему. Тополя вперемежку с осинами шумели в вышине, путая в своей пожухлой листве холодное солнце; Рыжуха радостно вдавливала в грязь их опавшие листья и ветки, и, пожалуй, она первая увидела помеху впереди, протестующе замахав хвостом и издав ржание. А Арья только смотрела далеко вперед, туда, где в лучах солнца возвышались серые башни Близнецов. Перед ними стояла груженая телега, путь которой перегородил упавший от бури тополь. Мертвое дерево безуспешно пытались сдвинуть четверо в плащах, Арья так и не решила, на кого они похожи. Не рыцари или воины, не крестьяне или купцы, и уж тем более не лорды. Хотя они сами выглядели не лучше: дочь лорда, сестра Королей — просто замарашка, месившая грязь на дороге, а мальчишка-лодочник важно восседает верхом на лошади. Может быть они были похожи на мейстеров, но без цепей, или на септонов, но четверо септонов — это слишком, решила она. Роберт охнул, а Миллард прорычал неразборчиво, когда они подошли ближе: из-под тряпья, накинутого на повозку, торчали голые ноги, желтые и худые, а когда два запряженных осла затоптались на месте, сбоку свесилась еще одна нога, и принадлежала она явно покойнику. В прозрачном прелом воздухе явно ощутился запах смерти.  — Эй! — Миллард прошел вперед. — Вы туда их везете? — он махнул в сторону гор, торчащих бледными зубьями из-за высоких крон. Арья не слышала, что ответили сопровождающие мертвецов. Но Миллард просвятил ее: — Надеются, что солдаты заплатят им, тут пятеро умерших от серой хвори, — он подцепил мечом край накидки. — Правда я сомневаюсь, что они умерли своей смертью. Слишком уж быстро. Но это было не их дело. Разбираться в каждой смерти. То что мертво — уже мертво, ничто — это ничто, а они были живые. Миллард считал это слишком буквально и решил помочь. Это ему удалось, впятером они медленно, но сместили дерево вполовину дороги. Телега, достаточно долго простоявшая в грязи, увязла, и он, все-таки надев перчатки, помог вытащить ее. А потом только брезгливо отряхнул руки и вытер перчаткой пот на шее.  — Ты не боишься? Заразиться? — теперь она не подходила к нему ближе, чем на два шага.  — Разве ты не знаешь, что рыцари, чистые сердцем, не подвластны это заразе? От его глухого смеха ей стало не по себе.  — Я бы тоже хотел быть рыцарем. Чистым сердцем, — неожиданно произнес Роберт, до этого молча всматривающийся вдаль.  — Хм, — остановился Миллард. — Так в чем же дело? Я рыцарь, а значит я могу посвятить тебя. Это было сущей глупостью, Роберт даже не умел держать в руках меч. Пару раз Арья давала ему Иглу, но мальчишка только глупо пялился на сияющий клинок, едва держа его дрожащими руками.  — Не можешь Миллард.  — Сир Миллард, маленькая леди. Могу. Хочу и могу, — он вздернул бородой, застывшей грязными сосульками. — Весь мир катится к черту, а мое сердце требует доброты, — он вытащил свой широкий меч и с силой воткнул его в грязь у своих ног. Потом подхватил Роберта и, чавкая по лужам, поставил его на обочину, на большую, как пень, кочку. Подхватив свой меч, он осторожно положил его на плечо мальчика, и под тяжестью металла он опустился на колени. Миллард бормотал что-то, наверное, те слова, что говорят в таких случаях, но Арья была уверена, что он просто делал вид, а на самом деле и слов-то тех не знал. Все это было притворство и ей стало жаль Роберта, жаль его доверчивых зеленых глаз и приоткрытого от радости рта. Сир Миллард, прервав свою речь, наконец сказал разборчиво:  — Встань же, сир Роберт, — он откинул назад свой меч и огляделся вокруг, важно расправив плечи и вытаращив черные глаза, и вздохнув наконец, снова сник. — Все, мальчик. Теперь ты рыцарь, защитник сирых и убогих, и помазанник божий. На развилке у оврага они расстались, Миллард будто бы забыл свое обещание проводить их через кордон, и Роберту снова пришлось идти пешком. На западе дорога была почти сухой, если не считать затопленных оврагов, как всегда неожиданно выныривающих из-за очередного пригорка. Дальше в гору, там, где начинался лес было бы намного проще, но Арья была уверена, что сегодня им туда не добраться. Надо было думать о ночлеге. Зеленый Зубец поблескивал позади них своими черными водами, а башни замка, словно обрубленные скалы, плыли по реке. Арья старалась не смотреть назад, и не думать об этом месте. Где умерли ее брат и мать, и где после она испытала настоящее удовольствие от убийства. От мести всем Фреям. Даже сейчас, ее сердце наполнялось кровью и жаром, когда мысли, которых она так избегала, просачивались сквозь память. Пусть ее ненавидит Рослин, пусть местные шепчутся за ее спиной, пусть Санса смотри испуганно, когда никто не видит — те пироги было лучшее, что она сделала в своей жизни.  — Роберт! Ты опять плетешься, как… как не знаю кто, — она уже дошла до пролеска, до первых тонких осин, а мальчик все еще спускался с холма, сжавшись от холода. Его тонкая куртка трепыхалась парусом от ветра на пустом пространстве.  — Может быть вернемся, Арья? Уверен, Мастер над монетой Короля, встретил бы тебя, как принцессу. Мы выспимся, наедимся нормально и нам дадут лошадей, — он наконец, запыхавшись, подбежал ближе. — А я смогу исповедаться септону. Ты сама сказала, что без этого я не настоящий рыцарь. Но Арья не собиралась возвращаться. Но она бы была не прочь, если бы Роберт наконец оставил ее в покое.  — Знаешь, Роб, ты сам можешь вернуться. Можешь остаться там. Думаю, такому смышленому мальчишке, да еще и рыцарю, всегда найдется работа в замке. А сир Миллард поможет тебе. Точно. Наверное, он уже приканчивает жареного поросенка на пиру. Жирного и сочного.  — На каком пиру? — Роберт потер глаза, и Арья отвернулась. Не хватало ей еще мальчишеских слез. — Нет, я пойду с тобой. Но если бы я мог, мог хотя бы сбегать в септу, я ведь должен, должен поклониться Воину. И поцеловать руку септону. Арья, я должен, иначе все не по-настоящему.  — Да, хорошо-хорошо. Беги, — как бы между прочим сказала она. — Но, если утром тебя не будет, я уйду. А если вернешься, то не жалуйся, что устал. И погоди, Роберт, возьми мой плащ, ночью будет совсем холодно. Назад он побежал гораздо бодрее, взмахивая полами плаща, словно птица крыльями. А путь был неблизкий, и Арья была уверена, что он не успеет до утра. Лучше б было, чтобы он уснул где-нибудь в стоге сена, а она с рассветом спокойно продолжила свой путь одна. Но ей было немного жаль: Роберт конечно не стал рыцарем, но она могла бы кое-чему научить его. Он юркий и тонкий, прямо как она в его возрасте, да, из него определенно вышел бы толк, если бы она захотела. Но она не хотела, вовсе нет. Ночь опустилась на холмы и камни, а сквозь прикрытые глаза она видела только алые всплески костра и искорки, растворяющиеся во тьме. Сон опускался тяжелым туманом, сковывая веки, и она старалась не думать о том, что было, о себе в далеком прошлом и о совсем недавнем, о Роберте, которому никогда не стать рыцарем, о Робе которому никогда больше не вырваться живым из толстых стен Близнецов, о Матисе, с которым ей никогда не встретиться в море. Мысли прыгали помимо ее воли, ухали в ее туманном сонном разуме, и Арья завыла на невидимую луну. Она была уже не человеком, а волком. «Я Нимерия, Нимерия, — радостно забилось сердце. — Это я». Сильные лапы переступили нетерпеливо по травяному ковру, ноздри наполнились какофонией лесных запахов: густых, пряных, кровавых, землей и листьями. Голова кружилась, и она повела носом по ветру. «Я должна вернуться к себе, должна найти себя. Должна видеть ее своими глазами». Тонкий поясок ее человеческого запаха едва зацепился за нос, тоскливо коснувшись давно забытым ароматом. Вой другого волка грубо выбил его, сбил след. Она проворчала в ответ, дав понять, что стая вполне может обойтись без нее этой ночью, что ее дети выросли и не нуждаются больше в матери, а если кто вздумает занять ее место, то последнее что он увидит будут ее глаза и зубы, сомкнувшиеся на горле. Ответный тонкий вой согласился с таким положением вещей. Нимерия прыгнула во тьму.  — А-а-а! — раздался животный крик, и она щелкнула зубами. Отвратительное ощущение пробежалось по шкуре, словно к ней прикоснулось животное, иное чем волк. — Ар-рья! Тьма исчезла. Перед ней было голубое небо и человеческое лицо. «Впиться бы в него зубами и раздавить эти тонкие косточки». Но это был Роберт, просто мальчик Роберт.  — Ты вернулся? — она присела на своем ложе из ветвей и листьев и потянулась, разминая затекшие кости. — А я и не думала. Что? — он смотрел на нее будто бы хотел что-то сказать, но все не решался.  — Рыцари не врут?  — Не врут, — она встала и огляделась. В общем-то все было спокойно: костер давно догорел, день обещал быть теплым, а в кустах тихо чирикала птица. — Что там у тебя? Ты нашел септона?  — Нашел, только ему некогда было. Дуралей даже слушать меня не стал, — Роберт был явно обижен. — Солдаты накормили меня, вот, я даже тебе принес, тут сыр, сухари и свиное ухо. И я узнал про сира Милларда… — он сказал это так, что Арья подумала, что Миллард окажется убийцей, и они чудом избежали смерти, или кем-то о ком и подумать было невозможно. «Безликий?» Но вряд ли бы он дал себя рассекретить, вряд ли б так просто рассказал об этом мальчишке. И тогда он бы был здесь, а не за холмами в замке. Поднявшийся ветер коснулся ее руки склоненной листвой, затылок защипало от холода. Она посмотрела на Роберта, на его грустные ввалившиеся глаза на тонком лице. Притронулась к его лбу, подняв свисающую белесую челку. Роберт дернулся, как от щекотки.  — Не трожь! Не надо трогать меня! Миллард оказался болен! — он отскочил, вереща и испуганно глядя на нее. — Он все же заразился серой хворью. Но я нет, правда, Арья! Посмотри на меня, я в другой одежде, а старую выкинул и искупался в ручье! Ты смеешься надо мной? Она и вправду улыбалась, как дура. Свою одежду он сменил на какой-то драный болотный дуплет, должно быть принадлежавший кому-то из малолетних сыновей Фрея, и толстые, сползающие чулки.  — Нет, Роберт, нет. Просто… — она не могла ничего ему сказать. Вряд ли бы он понял, да и знать ему не надо. — Ничего. Вряд ли ты заразился. Но все же пока не приближайся ко мне, — со смехом, она отпрыгнула в сторону. Они прошли тощий лес и свернули в сторону гор, где, если взобраться на холм и посмотреть вдаль, то можно было видеть чернеющий в тумане залив Пасть — их конечную точку на этой стороне Вестероса. Роберт поправил сползающий кафтан и потянул ремень потуже — он был смешной и бесполезный, этот мальчишка, но все же Арья была благодарна ему.  — Я знаю кое-что, кое-что, что тебе понравится, — сказал неожиданно Роберт.  — И что же это?  — На Железных Островах новый хранитель, — поведал он ей, и она было хотела рассмеяться, но тотчас вспомнила, кто был с Ярой Грейджой в последнее время. — Грейджой умерла, ее убил морской дракон. Морской дракон действительно мог убить ее, но вряд ли она забралась так далеко, в то место, где обитают эти твари. На ее скептический кивок головы Роберт ответил:  — Правда! Разве ты не знаешь, — он всплеснул руками, — морской дракон, что топил корабли много времени в море. В этом… — он закатил глаза, опять воздав руки к небу. — В Штормовом Пределе, в замке на юге. Королеву похитили, там была бойня, но войска короля победили, Яру сожрал морской дракон, а его убил… твой брат. Тот брат, не король конечно, тот, не настоящий, которого сослали на Стену. Сноу. Джон Сноу.  — Джон должен быть сейчас на Севере, — она перестала смеяться.  — Я не знаю. Солдаты не говорили ничего на этот счет, — нервничая, он пинал траву крутясь вокруг себя. — Я думал, тебе понравится.  — Да, замечательная новость, — ей было плевать на Яру, к черту ее. Но что за морской дракон? Неужели дракон Дейнерис? Тем более, если верить слухам, она тоже была там. А Бран? Все это казалось полной чушью. «Матис, — заставила она всплыть внутри его имя. — Что стало с ним? Нет, нет, он сбежал, он не мог позволить убить себя или пленить. Он всегда выберется, как и я», — уверенно решила Арья, не позволив думать себе ни о чем другом.  — А пленные? Что стало с ними? — она посмотрела на слепящее солнце, от которого горы стали совсем невидимы, как и весь и дальнейший путь. — Ее капитаны, ее советники… Роберт пожал плечами, отчего большое плечо куртки снова сползло. Он ничего не знает, мальчишка, да и все это может статься и правда выдумки, которыми потчуют себя от скуки солдаты в глуши. Джон на Севере, может быть даже в Винтерфелле, она приедет туда совсем скоро, и он расскажет ей про морского дракона. А Матис, Матис где-то там, далеко, в море, рассекает волны, свободный и счастливый. Так должно быть. И может быть, когда-нибудь они даже встретятся. К вечеру они добрались до берега, и все здесь, несмотря на близость Лунных Гор, казалось живым. В скромных домиках жили люди, на берегу рыбаки растягивали свои сети, а рынок, как и все прибрежные рынки пропах рыбой и солью. Было много солдат, в серых плащах с черными латами, и не без гордости Арья видела на них вороные крылья. Веселая девушка с корзинкой ходила меж солдат, предлагая им свою стряпню, а какой-то местный дурачок ковылял перед ними, стуча по дырявому маленькому барабану. «Сто трав», — прочитала она вывеску на крыльце одного и домов, а пройдя немного дальше, в сторону таверны (Арья была уверена, что это именно она: по привязанной у стойла лошади, и по вывалившейся парочке пьянчуг), они чуть не столкнулись с мальчишкой, немногим старше Роберта, и в тот миг, когда она едва увернулась, юнец закричал:  — Сто трав! Сто трав! В нашем заведении вы можете приобрести сто эликсиров от серой хвори! Совсем даром! Сто трав! Сто трав! Спасите себя, пока не поздно! От десяти унций — скидка! На печальный взгляд Роберта она замотала головой.  — Нет, Роб, все это враки, от серой хвори нет лекарства. И наверняка нас обманут. Ну, ладно. Они все-таки купили пузырек эликсира, по версии лекаря, с густой седой шевелюрой и обрюзгшими щеками, эта смесь помогала не только от серой хвори, но и от гнилых пяток и рук, и от пучения кишок. Робин отхлебнул и сморщился, высунув посиневший язык.  — Что за гадость! — он вздохнул и уверенно сделал еще глоток. — Рослин говорила, что настоящее лекарство не бывает вкусным. В таверне было шумно и дымно, солдаты галдели, споря о чем-то и ударяя по столу кулаками, девушки с яркими губами смеялись, некоторые вели себя тихо, одиноко принимая пищу, а на небольшом постаменте юноша с длинными светлыми волосами, сияя сквозь дым ярким алым пятном своей безрукавки, печально играл на губной гармошке. Музыку было едва слышно.  — Нам бы чего горячего, мяса и хлеба, — сказала она подошедшему разносчику. Тонкие черные усики и мешки под слезящимися маленькими глазами придавали ему болезненный вид. — Что у вас есть?  — Арья? — мужчина грузно сел рядом, и она отодвинулась, а он отодвинулся от нее, позволяя рассмотреть получше. — Я Анджелл, — он замотал головой, — то есть Пирожок. Это и вправду был он, только выше, худее и с усами. И старше.  — Да… Точно, Пирожок, — она взяла его за руку, сдерживая порыв броситься в объятья. — Ты изменился. Стал совсем… Совсем взрослым. Но кажется, в последний раз я видела тебя в другом месте.  — Да, точно. Но я ушел из той гостиницы. Когда встретил свою жену, — он улыбнулся, пожав плечами и качнув своим белым колпаком. — Мою Бониту. Теперь это заведение — наше. Так-то, — казалось, он был очень доволен.  — Я рада за тебя, Пирожок. Но все же ты должен накормить нас. Это Роберт. Мой… друг.  — Друзья Арьи — мои друзья. Я принесу вам что-то особенное, — он быстро встал, откланявшись, и Арья была уверена, что Пирожок скоро появится с испеченной фигуркой волка.  — Вот увидишь, — уверила она Роберта. — Это будет лютоволк. Наверное, они у него уже совсем, как настоящие. Но это оказался всего лишь пирог с ежевикой и медом, и с его личным изобретением, о чем ей поведал тихо Анджелл, с шиповником, лучшим в этих краях средством от серой хвори. И дорогой для прочих, но ей, Арье, конечно же все было бесплатно. Анджелл обернулся назад, поглядывая на снующую между столиков дородную женщину с рыжей пушистой косой, явно старше его.  — Это твоя жена? — она откусила большой кусок — пирог и вправду был вкусный.  — Да. Моя Бонита, — неожиданно он схватил ее за руку. — Арья, ты видела Джендри? Как он? Солдат рассказывали мне, что его жена умерла. Как он? Ты ведь должна знать. И то, что случилось…  — Да нормально он. Теперь он лорд. Ты же знаешь, — ей не хотелось говорить о Джендри, но Джендри был лордом Штормового Предела, где, как сказал Роберт, погибла Яра Грейджой. — И что же случилось? Он рассказал ей то же самое, что и Роберт, дополнив лишь, что дракон — это настоящий дракон, и его череп теперь украшает Красный Замок. И что убил его Джон.  — И ее любовника. Из Эссоса. Он убил его, твой брат. Кусок застрял в горле, и тяжелая рука Анджелла захлопала ее по спине. Когда она пила сидр, он еще что-то говорил, но Арья не слышала, все звуки исчезли вокруг, а сама она словно оказалась в пустоте. Этого не должно было быть, не должно было случиться. Матис не мог умереть, а Джон не мог его убить. Это неправильно. Так не должно быть.  — Нет, — сказала она в пустоту.  — Нет? Ну, тебе видней, — Анджелл обтер руки о передник, соглашаясь. — Тебе виднее. Тебе лучше знать.  — Анжи! — раздался голос. — Анжи! — и Анджелл поспешил встать, извиняясь и кланяясь. Этот мужчина не был больше Пирожком, Пирожок был совсем другой, и то что он сказал, тоже не должно быть правдой. Во тьме Игла вздрагивала острым блеском луны, танцуя в пряном ночном воздухе, а Арья была словно тень, а тени ночью не видно, ее просто нет. Прыгая с кочки на кочку, на поваленное мягкое трухлявое бревно, на жесткую сухую траву, чувствуя, даже не видя, любое препятствие, будь то дерево, или яма, она танцевала вслед за своим маленьким мечом, будто бы не она сама, а сталь, вела ее освещая тьму. Внутри было странное возбуждение, предчувствие чего-то важного и даже если бы она хотела, то не смогла уснуть, весь воздух был наполнен каким-то жужжанием и диск луны сиял, как жидкая сталь, — под таким неустанным взором невозможно заснуть. Тьма вокруг нее и стена внутри ограждала ее разум от веры в правду, что она узнала. Она должна дойти до Винтерфелла, встретить там Джона и узнать все это от него. А если его нет там, то она отправится на Стену, да хоть в застенье — ей все равно. Мало ли что наговорили солдаты, откуда им знать. Арья с силой ударила по стволу, и ветка хлестнула ее по лицу. Снова удар, и на голову посыпались листья. Клинок застрял от очередного выпада, и силой дернув, она упала на спину. Луна кружилась прямо у нее перед глазами, переливаясь ее слезами, падая прямо на лицо, делая больно. Все сжималось внутри и скручивалось, изъедая плоть беспощадными словами, и не сдержавшись, она закричала, заорала на эту луну, вдалбливая, что есть мочи кулаки в землю.