Тирион
Все складывалось не так уж и плохо: он все же доставил Королеву домой, в целости и сохранности; Джон уехал, а Бран так и не предъявил ему, Тириону, никаких претензий. И теперь оставалось сделать последний шаг — напомнить королю об их уговоре, о том, что его служба при дворе подошла к концу. Он было и собрался навестить Брана в его покоях, но заметил мелькнувшего за поворотом Гейба, его торчащий подолом бурый сюртук и неуклюжую, подворачивающую носки сапогов, походку. «Что он здесь делает, на восточной стороне замка? Не септу же собрался навестить», — только и успел подумать Тирион, вглядываясь сквозь скрывающую сына зелень кустов, как чуть не угодил в лужу. От ветра вода рябила, коверкая его отражение, подпирающее полное серое небо. Уродливого лица видно не было, только черное мутное пятно, и его руки и ноги словно изломанные по всей своей небольшой длине. Тириона передернуло от отвращения, будто бы он прямо сейчас свалился в эту холодную и грязную жижу, и он, смахнув это наваждение, проведя всей пятерней по лицу, снова сосредоточился на сыне. Гейб и вправду спешил к септе, к маленькой белобокой пузатой башенке с золотой звездой на шпиле, из резных ворот которой, украшенных глядящими на каждого вошедшего в святая святых скорбных Матерью и Отцом, вышла Пепита. Она смахнула ажурный платок с черноволосой головки и повисла на широких плечах мужа. Недавно, как неделю назад, они поженились, скромно дав обеты в этом самом храме и даже устроили пир с плясками, вином и подарками. Все это было так неожиданно для Тириона, и он гнал от себя мысль, что и некстати. Бран дал имя его сыну — Габриэль Ланнистер, и теперь отрицание этого не имело никакого смысла, ведь его признал сам король. Сомнения в своем семени вновь разыгрались в нем с новой силой, хоть теперь он и не мог признать это вслух, не мог перечить королевскому указу. Не мог пойти против черных букв и оттиску вороновых крыльев, против того свитка, что Бран с победной улыбкой передал ему тогда на Малом Совете, и Тирион сам зачитал его дрожащим голосом. Гейб заграбастал Пепиту, подхватив ее за тонкий стан, прикрытый серебристым плащом, и покачал из стороны в сторону. Тириону даже казалось, что он слышит их счастливый смех. «Я тоже должен быть счастлив». Ведь еще вчера он был совсем один, а теперь у него появилось целая куча родственников, а самое главное и волнующее, что сын поведал ему, что Пепита, эта полуженщина-полуребенок, ждет дитя. После такого известия все сомнения испарились, как роса под палящим солнцем, а в сердце радостно зарделось, и он сам не понимал, почему. Словно это не он, его сын, заделал ребенка, а сам Тирион. Его беспокоило, что Пепита совсем худа и очень молода, но Альвинг уверил его, что южные женщины обычно прекрасно справляются с этим, их кости пластичны и гибки, а лоно взрослеет не в пример раньше, чем у более северных девочек, даже не смотря на кажущуюся хрупкость. Уже скоро они все уедут — Тирион, его сын, его сноха и его внук, надо лишь поговорить с Королем. Ведь он обещал. Его родовое гнездо — Утес Кастерли, он давно не был там, давно не вдыхал соленый запах моря, даже на самом верху утеса отдававший теплым ароматом золота. Давно не блуждал по темным сырым лабиринтам замка, которые не пройти и за полгода, так давно не смотрел на ало-золотой закат с той самой высокой площадки, перегнувшись за перила которой всех всегда окутывал первобытный страх — так было далеко до моря, плескавшееся внизу едва различимыми волнами. Он не был там с тех самых пор, как узнал, что его отец никогда не оставит замок ему, а следом за этим понял, что Тайвин многое бы отдал, чтобы отказаться от него, как от сына. Но он не мог, ведь в глубине своей черной души всегда знал, что Тирион — истинный Ланнистер. «Вот так, отец, теперь единственные хозяева утеса — твой сын, карлик, и его сын, и его внук…» Не успел он подумать, что никогда не отправит сына в те вонючие катакомбы, в которых он пытался доказать свое право носить имя Ланнистер, как тихое шуршание позади заставило его вынырнуть из прошлого и из будущего, где его сын умело управлял всем вокруг, леди Пепита, нарастив бока и окруженная дюжиной златовласых карапузов, щебетала что-то своим тонким голоском, а сам он, Тирион, вальяжно возлежал на обитой парчой мягкой софе, на том самом балкончике с которого было видно все безбрежное море. Медленно обернувшись, успев надеть маску равнодушия, он увидел то, что и ожидал: неподвижный густо-синий взгляд снизу-вверх, проникающий в самое нутро и словно говоривший, что все его мечты так и останутся глупыми картинками в его уродливой голове. Бран холодно натянул улыбку. — Десница, вы не доверяете собственному сыну? — не успел Тирион возразить, как Подрик, сочувствующе пожав плечами, подкатил Короля ближе. — Впрочем, да, не доверяете. — Вовсе нет, — он снова вгляделся сквозь пушистые, с застрявшими дождинками, листья. Гейба там уже не было, только спешащий куда-то септон и семенящий за ним юный сутулый помощник. Впрочем, строить из себя идеального отца сейчас было не с руки Тириону, и он осторожно опустил ветку, чтобы капли не попали на Короля. — Ваша Светлость, я вообще-то шел к вам и случайно увидел Гейба с Пепитой, вы ведь знаете, я скоро стану дедом, — миролюбиво улыбаясь, чувствуя, как дрожит натянутая губа, он постарался вложить в слова всю гордость, что могла бы быть у него при других обстоятельствах. — Это… Это должно быть хорошо. Осознавать это. Вы напишете об этом в своей книге? О том, что не хотели признавать своего сына, о том, что так долго решали, что сама Королева Дейнерис попросила Короля об этой услуге? А потом, потом, поняв наконец, что этот славный малый и есть ваше будущее, ваше наследие, — только тогда смирились с этим. — Возможно, но… — спорить не хотелось. Он мог бы, конечно, возразить Королю, Тирион никогда этого не боялся — так ему всегда хотелось думать, но не сейчас. — Конечно, я напишу об этом. И о королеве тоже. О ее милости, — Тирион подошел ближе и прикрыв на секунду глаза кивнул с почтением. — Король. Бран, прости, что обращаюсь к тебе так просто. Я надеюсь написать и о том, что Король Шести Королевств исполнил свое обещание, данное своему деснице. — О чем ты? — он по-птичьи склонил голову набок, и Тирион подумал: «О свободе». — М… Да, я помню. Я обещал отпустить тебя. Тебя, твоего сына и твою невестку. Твоего внука. Ты верно хочешь вернуться домой. Хочешь, чтобы Утес Кастерли стал твой по праву, и побыстрее стать там полноправным хозяином. Подрик по мановению руки Брана развернул его и повез к маленькой каменной арке в стене, чернеющей узким проходом. Он будто бы считал, что разговор окончен, так и не ответив на его вопрос. «Или ответил? Что, черт побери, он хотел этим сказать?» Тирион догнал его, но всю дорожку занимала широкая спина Подрика. Он запрыгнул на бордюр и едва удерживаясь на нем, хватаясь руками за ускользающие сырые колючие ветви, обогнал коляску. — Король! Бран остановился и посмотрел на него так, что он почувствовал себя совсем никчемным. Холодный воздух со свистом обжег ноздри, а в груди неприятно затикало. — Да, Тирион? Ах, да, я отпущу тебя, конечно, и ты получишь свою свободу. Но ведь ты знаешь, в королевстве всегда так много дел. Не беспокойся Тирион, твой последний долг едва ли займет пару дней, — наверное у него все было написано на лице, Тирион понял, что теряет контроль, что он не может больше смотреть в эти пытающие его глаза, а если смотреть на небо, то начинается головокружение. — Что с вами, десница? Это всего лишь пара дней, что изменится с этого? Но в голове Тириона эти предстоящие дни казались бесконечностью, как Закатное море с высоты заждавшегося его замка. — Тому, что суждено свершиться — это непременно произойдет. И ваша судьба обождет вас. Я знаю это. — Что я должен сделать? Он проследил за взглядом Брана, и тот указал ему на высокую башню из серого кирпича с красной крышей черепичным зонтиком, по верху которой шел балкончик с тупыми квадратными зубами. — Отведите туда мою жену. И заприте.***
Со слов Брана все выходило донельзя просто: Дейнерис должна была совершенно по доброй воле последовать за ним в свою тюрьму. Тирион не стал спрашивать, почему жена короля вдруг утратила его доверие, почему именно сейчас он захотел лишить ее свободы, но это выглядело сейчас странно, так казалось Тириону, в последнее время она даже не покидала пределов Красного Замка, отказавшись даже от своего развлечения — помогать сирым и убогим. Но слабую попытку Тириона усомниться в том, что Королева вот так просто, без вопросов и сомнений пойдет за ним, Бран лишь пожал плечами и сказал, что несколько гвардейцев всегда смогут ему помочь. «Он не хочет вмешивать Тарт? Почему я?» — во всем этом Тирион чувствовал какой-то подтекст, что-то скрытое, неведомое, что он должен совершить, сам так и не поняв этого. Времени у него было до завтрашнего полудня, и он решил пока привести все свои дела в порядок, чтобы после того, как он выполнит последнее поручение, он мог сразу отбыть с Гейбом на запад. И сейчас разбирая бумаги в своем кабинете, ему было немного грустно и тревожно от предстоящих событий. Ворох бумаг полетел в пылающий камин, тут же вспыхнув искрами, некоторые из которых вырвавшись сквозь заграждение решетки взлетали, но, не успев упасть на ковер, гасли. Все эти расчеты, события, его мелкие, никому не нужные указы — все пожрало пламя прошлого, все превращалось в пепел. «Это нужно еще оставить», — он склонился, приставив стекла к глазам, над разложенной на широком столе бумагой, застопорив сгибающийся сверху лист мраморной чернильницей. «Пусть лорд Шермер все же получит свою благодарность, если ворон конечно долетит». Тирион посмотрел в окно. На мутном стекле были видны разводы от стекающих капель. Рукавом он смахнул стеклянный пот и до скрипа, и скрежета от пуговиц обшлага, потер по сырой поверхности. Город отсюда было едва видно, башня десницы была не так уж и высока, и он казался не таким уж и огромным, и отчего-то тихим, Тирион был уверен, что сейчас улицы его пусты, теряясь нестройным нагромождением крыш и змейками проходов в тумане. Стук в двери отвлек его от созерцания спрятавшимся под крышами города, а когда он обернулся, у раскрытых дверей уже стоял Гейб. По его распахнутым немигающим глазам было видно, что что-то случилось, а поджатые искривленные губы и опущенные плечи неприятно намекали Тириону, что новости вряд ли были благостными. — Что случилось, Гейб? Его сын, немного помешкав, прошел ближе и сел за стол, сложив перед собой руки, нервно елозя ими по гладкому полированному столу. Но во всей его позе и даже в этой нервозности была какая-то уверенность, решимость. — Отец, — сказал он и снова замолчал, отведя взгляд. — Ты ведь отец мне? Так ты всегда говорил. Тирион сразу подумал, что Гейб узнал о своем прошлом, о своем зачатие. Они никогда не говорили об этом, никогда не обсуждали его мать и историю их знакомства и расставания. И вот теперь, конечно, узнав всю правду, несчастный Гейб очевидно терялся в сомнениях и страхе, что все, в чем он был сейчас уверен, в той правде, что открылась ему, самой правды не так уж и много. «Может, просто челядь что-то наговорила несчастному?» Он прекрасно знал, как много слухов ходит по задворкам, и один может совершенно противоречить другому. Тирион сел за стол, и налив в бокал красного вина подвинул к Гейбу. — Конечно я твой отец, — как можно увереннее сказал он. — А если ты что-то услышал, если тебе кто-то что-то сказал, то подумай: как иначе ты мог оказаться здесь? Эти одежды, меч, твоя свадьба в королевской септе… Твое имя. Думаешь, если бы я сомневался, то позволил бы тебе носить мое имя, будь оно иначе? — Но ты не позволил. — С чего ты взял? Есть Указ короля, Гейб, — Тирион приложил бокал к губам, и терпкая жидкость заполнила его рот. — Я слышал ваш разговор с Королем Браном, слышал, что ты не хотел этого. Только Королева. Из-за нее мне дали твое имя. Иначе я так бы и остался сыном шлюхи-матери. — Не называй так свою мать! — ладонь зазудела от хлопка по столешнице, и это немного отрезвило его. — Королева просто опередила меня, быть может, она сделала это лишь назло мне, а никак не ради тебя. Ты ведь знаешь, мы с ней не в очень хороших отношениях. Он не должен был оправдываться перед мальчишкой, это была сугубо его, Тириона, воля и право — давать ему имя или нет. Но нынче в королевстве, как видно, он ни на что не имеет право, даже выбирать себе детей. Да и что это Гейба так стала беспокоить его родословная, что непременно должна быть засвидетельствована чьей-то подписью? Раньше он даже не заикался об этом, просто довольствовался тем, что есть, но видно, и Тирион ведь знал это всегда, Гейб мало чем отличался от прочих, которым чем больше даешь, тем больше надо. И вот уже вкусный ужин, красивая одежда и даже золото в кошеле — этого ничтожно мало. Им нужно имя, чтобы вместе с обретенной гордостью носить его на гербе. — Но ты все равно не хотел этого, — все же это явно задевало его. Гейб был обижен и не знал, что делать со своей обидой. — Ты не верил в меня. — Боги, Гейб! — Тирион вскочил и случайно дернув все еще лежавший на столе лист, опрокинул чернильницу. — Что нашло на тебя? Ведь у нас все было так хорошо! Черт! — он обернулся, и схватив из корзинки пару бумаг приложил их к расплывающейся черной кляксе. — Вот видишь Гейб, этот лорд не получит свое золото. Оттого, что десница-карлик из-за недопонимания с сыном испортил указ короля. Жизнь бывает гораздо несправедливее и глупее, чем ты можешь себе представить, — попытался пошутить он. — А ты уже получил все, что можно. Так какая теперь разница, как это произошло? — Я не знаю, отец, — он потер блестящий от пота лоб и снова посмотрел на него обиженно своими зеленоокими ланнистеровскими глазами. — Но теперь я тоже Ланнистер, пусть ты и не хотел этого. И неделю назад Король просил меня отбыть на Утес Кастерли. Если ты еще не знаешь — кастелян нашего замка умер от горячки, он был очень стар, так сказал Король. И я должен теперь поехать туда. Но я отказался тогда, не хотел ехать без тебя, — Гейб встал и посмотрел поверх Тириона, своего отца, маленького карлика. — Но я уже взрослый, у меня есть Пепита и скоро родится сын, и я хочу, чтобы у них был настоящий дом. Ты многому научил меня. И сегодня я уезжаю, — уходя, он обернулся. — Король просил меня, — добавил он, словно все же причина крылась не в его обиде.***
В своих покоях Королевы не оказалось: служанка сказала, что Ее светлость где-то в саду. И блуждая между аляповых, местами красно-желтых кустов, свернув к бьющему холодными струями фонтану, Тирион наткнулся на Пепиту. Девушка, завидев его, испуганно оглянулась и робко присела в реверансе, не отпуская кончик своей длинной и тонкой черной косы. — Что ты здесь делаешь, милая? — по словам Гейба они должны уже были уехать. И ее теплый, подбитый беличьим мехом плащ и сапожки, говорили о том, что она была готова отправиться в путь, а не просто вышла подышать свежим воздухом. — Я… — она явно не знала, что сказать. — Просто вышла нарвать цветов. Цветы из сада сейчас особенно ароматны. — Ты хочешь взять цветы в дорогу? — и тут он все понял. Пепита хотела предупредить Дейнерис. Гейб слышал весь разговор, слышал, что Король приказал ему. Глупый мальчишка все рассказывал своей обожаемой женушке и не мог не сказать и об этом. — Пепита, Гейб, наверное, уж заждался тебя. У ворот я видел карету уже доверху нагруженную сундуками. — Да, десница, — она было собралась уйти, но не глядя на него снова развернулась и хотела пройти мимо него, в сторону дорожки ведущей, к заливу. Он едва успел схватить ее за руку. — Не надо, Пепита, уже поздно. Твой муж ждет тебя. Уходя, она плакала, прижимая ладонь к глазам. Но так было лучше, для всех лучше, и незачем ей было вмешиваться в то, к чему она не имела никакого отношения. В то, чего даже Тирион не мог до конца понять. Как и ожидалось, Тирион нашел Дейнерис в беседке у моря, каменные мраморные подпорки которой были обвиты ссохшимися теперь лианами, а широколапые короткие пальмы рядом еще не пожухли, но уже покрылись желтыми и бурыми пятнами. Закутанная в мягкий бархатный плащ, она стояла у каменного ограждения, и ее взгляд был обращен к морю. Рядом с ней, на широких перилах, разместилась маленькая и хрупкая Дитя Леса, что-то тихо щебеча и присвистывая, и ее странный голос смешивался с шорохом листьев вокруг. И эти огромные кошачьи глаза заметили его первыми. Потом она посмотрела дальше, на четверых стражников за его спиной. — Тирион, — голос Королевы звучал мягко, так, как если б она была рада видеть его. Но завидев облаченную в черные латы стражу, ее бледное лицо застыло в недоумении и немом вопросе. Но ведь она и так все поняла. Тирион отступил назад. «У тебя еще есть время. Есть время бежать, а они и шагу не сделают без моей команды». Но Королева и не думала так поступать, она сама подошла ближе. — Дейнерис. Прости, но я всего лишь выполняю указ Короля. Грибочек спрыгнула с ограждения, и Тирион услышал щелкающий неприятный звук. Должно быть, так она выражала свое презрение, ну, что ж, презрение — все, что он заслужил. «Это все ради сына, ради внука, ради моей семьи». — Вы должны последовать за мною, — он посмотрел на башню, крыша которой возвышалась над казармой и разросшимися деревьями. — Так пожелал наш Король. Она сложила руки на талии и потерла ладонями, словно тело ее замерзло. — Бран так сказал? Почему же он сам не пришел? Грибочек схватила ее за руку и быстро затараторила: — Дейнерис, не слушай его, пойдем со мной! «Послушай ее и иди. Пока я не передумал». Но Дейнерис и не думала избегать ловушки. — Раз так сказал Король, — она смиренно подошла к Тириону еще ближе. — А вы верно решили исполнить его указ, так имею ли я право противиться? «Можешь. Ты можешь. Можешь». Остановившись у ступеней, ведущих в ее темницу, у высоких узких дверей, Тирион остановился. — Дейнерис, мы, думаю, никогда больше не увидимся. Позволь мне попросить у тебя прощения, — он должен был это сказать. — За все. За все, что было в прошлом: знаю, я не раз подводил тебя, хоть и считал это единственным верным решением. Возможно, это было ошибкой. — Жаль, что наши ошибки становятся нам видны только по прошествии времени, — она запахнула плащ поглубже. Теперь Тирион видел, что она точно замерзла, пытаясь спрятать покрасневший нос и спекшиеся губы в меховой воротник. — Возможно, все это и не зависит от нас. Чтобы мы не делали. Вернее, что бы мы не хотели, мы никогда бы не смогли поступить иначе, ведь мы такие какие есть, мы, как этот орешник, желтеем с наступлением холодов и ему, как и нам, не дано другого. Такова уж наша природа, наши правила, — он сорвал лист с острыми зазубренными краями и покрутил жесткий черенок между пальцев. — Бран говорит, что есть судьба, и она никогда не отпустит нас. — Я бы хотела верить, что все могло быть иначе. Что я могла бы быть другой, поступить по-другому. Что мог бы быть другой мир, в котором есть я, но другая. По приказу Тириона стражники открыли двери, и Дейнерис шагнула в темноту. Там, наверху, в маленькой и уютной комнатке, было натоплено и светло — он проверил лично, много свечей, вино и фрукты, и даже ее зверушка — василиск. Там она сможет подумать о том, кем ей быть, и сейчас Тирион благородно желал, чтобы Бран дал ей эту возможность. В отличие от Королевы, Тирион точно знал, кто он и чего он хочет — как можно быстрей покинуть этот замок и этот город. И еще одно беспокоило его — Серый Червь, и внутри себя он радовался, что безупречный решил поселиться в городе, иначе ему совсем скоро пришлось бы отвечать на неудобные вопросы. Но все было сделано, Дейнерис была заточена в башне, «почти добровольно» — утешал он себя; Червь был где-то далеко в городе: кажется, он нашел себе там занятие, а значит вряд ли объявится здесь до поздней ночи. Сквозь сумрачные галереи он быстро прошел на Западный двор и открывшийся вид разочаровал его. Экипажа Гейба уже не было, только песчаный пустырь и скучающие стражники у ворот. «Ничего, я догоню тебя, сын. Догоню и мы решим все проблемы. Я хороший отец, я не пытался убить тебя, не оскорблял и не называл чудовищем, и даже поверил в мое семя в твоей матери. Я не мой отец, и у нас есть будущее под золотым солнцем западных земель».