Все ради любви

Дейнерис

Кости выворачивало наизнанку, разрывая плоть, а горло горело от криков. И жар, и душный влажный запах свечей и крови не давали дышать. Дени снова вскрикнула, мучимая потугами, и тут же размытые лица склонились над ней. Мелькнуло озабоченное рыхлое лицо мейстера Альвинга и его сменила незнакомка с тяжелыми черными глазами. «Тш…» — донеслось сквозь шум в ушах, и она почувствовала прохладные руки на своей пояснице. Наступило успокоение и тишина, и сквозь эту тишину она услышала завывание ветра. Ей непременно надо выглянуть в окно, увидеть снег и вьюгу — почему-то это казалось таким важным сейчас. — Ваша Светлость… Не надо… — тяжелая рука снова уложила ее на подушки, и сил сопротивляться не было.  — Совсем не в себе… — донеслось чье-то ворчание, и Дейнерис захотелось взвыть. Простыни затрещали в пальцах, скрюченных от новой боли. А затем словно прохладное перышко прикоснулось к пупку, и тело извергло из себя источник страданий. «Мое дитя», — ясная, как яркий луч звезды мысль привела ее в чувство. Теперь о ней словно забыли, лица, окружавшие ее, исчезли, и она снова попыталась опереться на локти. От мельтешащих теней и свечей на стенах голова пошла кругом. Сквозь муть она видела сгрудившиеся над ребенком черные тени. Но криков слышно не было, только обеспокоенный шепот, который сейчас казался похож на заклятие ведьм.  — Мой ребенок, — хотела сказать она, качаясь в волнах нового головокружения, но с губ сорвался лишь горячий хрип. Новые волны боли охватили поясницу, и откинувшись, она уже не могла кричать, лишь жадно хватала воздух, горячий и густой. Тело ее словно разрезали надвое, а потом все звуки пропали, пропала и боль, и она сама, только спокойный огонёк свечи над ее головой дребезжал нежно. Она чувствовала свое дыхание и как кровь истекает из нее. Стало прохладно, дрожь прошлась по всему телу и уже в полузабытье Дейнерис услышала жалобный плач своего ребенка. Один детский крик сменялся другим, как эхо, разносясь с шумом кровавых листьев чардрева, а перед ней расплывалось окровавленное улыбающееся лицо Джона Сноу с застывшей улыбкой мертвеца. Ей хотелось прикоснуться, но рук не было, и не было губ, чтобы поцеловать и сказать, что он теперь отец. Вокруг кружились белые тени и хищный оскал алого рта под красным капюшоном, а она не могла защитить его. Не могла пошевелиться. Крикнуть. И даже дышать. На лицо упали капли дождя. Прохладные и приятные, они стекали по ее горящим щекам, как слезы. «Тихо-тихо», — прозвучало в голове шелестом. Дени глубоко вздохнула и открыла глаза. Первым, что она увидела, была та женщина — с черными раскосыми глазами и пухлым ртом. Она осторожно обтирала ее лицо губкой и улыбалась.  — Ваша Светлость, — не прекращая улыбаться, женщина встала и склонила свою черноволосую голову. «Кто-то из одичалых», — рассматривая ее грубые одежды, поняла Дейнерис. Во рту пересохло и сильно хотелось пить.  — Да, конечно! — та сразу поняла, чего она хочет, и осторожно поднесла кружку к губам. — Не торопитесь, Королева. Когда Дейнерис напилась она оглядела место, где она лежала. Кровать была довольно узкой и жесткой, а сама комната совсем небольшой и тусклой, если бы не множество свечей. Напротив, в углу, увешанном шкурами, она увидела то, что вполне могло быть детской кроваткой. Этот деревянный короб мало походил на люльку, но тонкая серая пелерина на перекладине над ним — такое сооружают только над детским местом. Дени не сводила глаз, стараясь сосредоточиться, но не видела ни одного движения и не слышала ни звука. А самое страшное, что она сейчас поняла, — она чувствовала себя совершенно опустошенной. И в этой пустоте не было места ничему, кроме воспоминаний о нем. Она откинулась на подушку и закрыла глаза. «Я привыкну. Я так хотела этого. И он тоже». Горячие дорожки слез потекли по щекам. Мысли унесли ее к чардреву, в тот миг, когда она вонзила чёрный нож в его грудь. Это было последнее, что она помнила, так что же стало с Джоном? Сердце застучало сильней. «Бьется ли теперь его сердце?» Но его здесь не было, а значит все будет не так, как было еще день назад в ее мечтах. И в его мечтах — это она теперь точно знала. Но кто-то же принес ее сюда, или же она сама в беспамятстве пришла к людям. «Здесь Альвинг, а он должен был быть в городке…»  — Королева, — прозвучал низкий голос женщины-одичалой, прервав ее размышления. — Не время лить слезы. Ваши дети нуждаются в матери. В руках она держала сверток, маленький и молчаливый. Еще до того, как взять его, Дени почувствовала, как сильно ослабли ее руки, но одичалая не дала ей и слова сказать, а просто прижала ребенка к ее груди. Розовое маленькое личико сморщилось, изогнутые губки потянулись к льняному одеяльцу и попытались сосать опушенный нитками край. Младенец вывернул голову из своего одеяния и Дени увидела тонкий прозрачный пушок. Она прикоснулась к миниатюрному носику, и малыш открыл глаза. Серые и мутноватые, они смотрели на нее, моргая прозрачными ресницами, и тотчас ее грудь налилась и загудела от боли.  — Беленький — это мальчик, — донеслось до Дейнерис издалека. — А вот эта — девочка. И напугала она нас. Совсем не ждали. На руках женщин был еще один сверток.  — Двое? — Дени не могла поверить. — Их двое?  — Ну, да. Думаю, надо сначала покормить девчонку. Иначе крику будет… Мальчик спокойнее. Она даже не успела возразить, когда девочка оказалась на ее руках. Дейнерис была совершенно растеряна.  — Если вы не хотите кормить их сами, — она протянула к ней руку, намереваясь снова забрать ребенка, — я слышала, что за Стеной благородные дамы не любят портить свою грудь, то мы немедленно позовем кормилицу.  — Нет. Я сама. Малышка оказалась с темными волосами, а когда открыла глаза, то Дейнерис поняла, что их цвет вряд ли изменится. Фиолетовые и прозрачные, как и у нее. В носу у нее защипало, и Дейнерис поспешила оголить свою грудь, чтобы опять не расплакаться.  — Где мы? — просто молчать и смотреть на его ребенка, сосущего грудь, было выше ее сил. — И как вас зовут? Все-таки это оказалась Стена. Дозорные услышали вой Призрака, а когда открыли ворота, нашли и ее, без чувств и всю замершую. А едва ее кожа снова стала теплой, ребенок попросился на свет. Вчера, после того как Джон Сноу отправился встречать брата, Короля Шести Королевств, к вечеру начался дождь, а после стало так стремительно холодать, что промокшие стены мгновенно сковало льдом, а особо хлипкие строения сразу разрушились.  — Я почти сразу поняла, что это все Старые Боги, — прошептала Валисса. — Что-то случилось с нашими землями, я всегда это знала. Такое длинное лето — это не могло длиться вечно. Кажется, малышка наелась, возьмите его. Испуганные люди пытались укрыться в замке, но те, кто пытались спрятаться там, почти сразу же выбегали с обмороженными руками и ногами и падали замертво. Оставался один путь — идти вперед, на юг.  — Немногие дошли: люди падали и их тотчас заметала снежная вьюга. Мы разучились бороться с холодом, разучились выживать, тепло нас разнежило, как мужские ласки, а они ждали, ждали чтобы собрать свой урожай. Все это началось, когда мы победили армию мертвых. Начало конца. Валисса крепко обняла себя за локти, вглядываясь вглубь себя, словно видела там прошлое.  — А это конец? Что будет дальше?  — Я не знаю, — она дернула плечами и посмотрела на Дейнерис. — Но знаю, что никогда не вернусь туда. И я знаю, что ваш муж тоже погиб, Королева, — она присела к ней на кровать и приблизилась ближе, а Дени не могла отвести взгляда от ее черных глаз, а низкий голос проникал все глубже. — Я знаю, где он. И я знаю, что случилось с Джоном Сноу. И кто он теперь. Прижав ребенка к себе, она отпрянула — слишком много людей и тех, кто был на них похож, делали ей больно, прячась под маской благодетели.  — Кто ты?  — Я просто Валисса, — грустная улыбка появилась на смуглом лице. — Я — ведьма. Была ею, но, когда все это началось, я поклялась, что больше никогда не прикоснусь к колдовству. Не бойтесь меня, — хотя Валисса и поклялась не пользоваться своими способностями, но все же она что-то прочла на ее лице, прочла ее страхи и недоверие. — И я не имею отношения к тому, что случилось, Королева. Ни с вами, ни с Джоном.  — Я убила его, — неожиданное признание нисколько не смутило бывшую ведьму, а когда она положила свою руку на ее плечо, то Дейнерис уже не было страшно.  — Нет, — совсем чужая рука погладила ее, и она не в силах сопротивляться, прижалась своим горящим лбом в чужое плечо. — Он любил тебя. Любит. Позже пришел мейстер Альвинг, и когда Дейнерис поведала ему, что Бран навсегда остался в пещере чардрева, отвернулся, сгорбленный еще больше, и крепко сжал свою мейстерскую цепь. «Он любил своего Короля, — думала она, вглядываясь в широкую серую спину. — Знал ли об этом Бран?» Старик подошел к колыбели и задумчиво склонил свою седую большую голову. Девочка, а Дени была уверена, что это она, пискнула тихонько, и Альвинг склонился, что-то мягко шепча. Он снова посмотрел на нее внимательно.  — А Король-За-Стеной, Джон Сноу?  — Я… я не знаю… — она не могла больше об этом говорить. — Я ничего не помню. Только как Брана внесли в пещеру, так начался сильный ливень, и мне стало плохо, а … а потом я очнулась здесь…  — Должно быть, он тоже погиб, — ей показалось, что Альвинг испытал облегчение. Он должен был знать, что Бран не мог иметь отношения к этим детям, и ему было проще принять тот факт, что никто не будет претендовать на королевских сына и дочь. Никто никогда не узнает правды. «Никто не узнает, что они твои, Джон». Потом она ясно представила, что и самой ее нет, и с каким-то ужасом осознала, что это конец. Не своей смерти ей было жалко, не своего разбитого сердца, а словно что-то исчезло из этого мира, навсегда.  — Как бы там ни было, чтобы не случилось дальше, я желаю, чтобы эти дети носили имя моего дома. Таргариены.  — Конечно, Королева, вам теперь решать. Но…как же быть с наследием?  — Каким? — разговор казался ей теперь совсем бессмысленным, а о том, что происходило южнее Стены, ей совсем не хотелось думать. — Королевской Гавани больше нет, — название столицы чужеродно перекатилось на языке. Альвинг встрепенулся и быстро достал из рукава листок бумаги.  — Как раз вот, пришло письмо от Бронна Черноводного. Как вы знаете, Бран оставил десницей именно его, мастера над монетой, гранлорда Простора. Он пишет, что с гордостью, — отстранившись подальше от листка Альвинг зачитывал послание. — в эти трудные времена несет бремя правления. — старик вздохнул. — «Я, Хранитель Юга, лорд Хайгардена, Бронн Черноводный… Первый, Десница Короля Шести Королевств, за отсутствием оного, Король Шести Королевств… королевств… доношу до Короля Брана… хм… что столица разрушена, Королевская Гавань пала и в свете этого Бран Старк и его жена, Дейнерис Таргариен, будут приняты с превеликой честью в моем замке, в Просторе, в Хайгардене, в единственных земляк, которых почти не коснулся гнев семерых…» — Альвинг перестал читать. — Похоже наш мастер над монетой считает теперь, что король он.  — Ну и что, — ей было все равно. В маленькое окошко билась снежная крупа и тоскливо завывал ветер. Больше всего Дени сейчас хотелось наконец встать и выйти на свежий воздух. — Пусть правит.  — Тут еще одно письмо, Королева. Королевскую чету срочно просят прибыть на Великий Совет, — быстро проговорил он, стараясь перебить грустную песню ветра.  — Так напишите им, что нас больше нет. Короля больше нет. И оставьте меня. Прошу вас. Наконец Дейнерис смогла встать. Она взяла платье со стула и натянула на плечи колючую шерсть. Потом шагнула было к двери, но подумала, что, надо хотя бы причесаться. Маленькое зеркало и костяная щетка лежали на столике, там же стоял серебряный поднос с яблоками и кувшином вина. В зеркале на нее смотрела совершенно чужая женщина — усталая и изможденная, похожая скорее на старуху. Но она улыбнулась своему отражению и осторожно притронулась к щеке. Там, под виском, Джон оставил свою метку, три бледно-голубых пятнышка, похожих на цветок. Так приснилось ей сегодня ночью, как ледяное лицо среди холодных звезд улыбнулось ей, а потом это касание, мягкое и нежное, и она провалилась в глубокий сон. «Я знаю — это ты, — шептала она, поглаживая пятнышки, а глаза сухо резало, уже не в силах отдать и слезы. — Ты спас меня, но зачем?» Дени долго не могла справиться с пряжкой на плаще, а потом просто затянула тесемки как попало. Выйдя, она едва узнала Серого Червя, одетого не в свои обычные одежды, а как человек, который всю жизнь провел за Стеной — в криво сшитых шкурах, и даже не удивилась, что он здесь, а безупречный лишь кивнул ей головой по своему обыкновению и молча направился следом.  — Королева! Королева Драконов! — донесся за спиной зычный грубый голос, но Дени даже не обернулась.  — Тормунд, Королева просить оставить ее, — «Серый Червь всегда понимает меня и без слов». Она быстро спустилась во двор и сразу накинула капюшон, стараясь ни на кого не смотреть. Но быть может, на улице никого и не было — белый нехоженый снег громко хрустел под ногами. «Где-то здесь», — обернувшись, жмурясь от яркого морозного солнца, она наконец увидела, что искала. Черная клетка, сцепленная с уходящими в небо тросами. Подбежав, она дернула за решетки. Металл громко стукнул, но не поддался, а пальцы обожгло холодом. Отдернув руки, она вскрикнула — частички кожи прилипли к прутьям, оставив на ее ладонях кровавые пятна.  — Королева… — Серый Червь отстранил ее, почти оттолкнув, и надел на руки большие сшитые из меха рукавицы, а сам принялся осматривать механизм. Приближающийся громкий хруст трудно было не заметить, и Дени невольно обернулась.  — Если хотите наверх, надо было просто попросить, — Тормунд распахнул двери. — Эй! Поднимай! Да, осторожнее, не дерьмо везешь! Она прижалась к прутьям, вглядываясь в лед стены, в дребезжащие, натянутые тросы и доски, крюки, ржавые и вздрагивающие. Тени широкими полосами медленно плыли, то пряча, то обнажая выбоины и сколы. Иногда каретка вздрагивала, и приятная предвкушающая смерть дрожь пробирала все тело. Казалось, это движение вверх будет длиться вечность, но вот со скрипом все снова встряхнуло и замерло. Под капюшон сразу забрался обжигающий ветер, сковывая и скребя льдом горло и грудь.  — Куда вам? — пробурчал на ходу рыжий великан, поспешно прячась в укрытие. — Тут не так ветрено, — но даже в этой ледяной пещере, где зябко потаптывался один из дозорных, снежные барханы по углам намело до колен. — Снег, болван, чисти, не так мерзнуть будешь. Дени снова шагнула на продуваемую всеми ветрами дорожку, медленно прошлась дальше, утопая в снегу. «Он много времени провел здесь. А я почти ничего не знаю об этом», — сейчас ей было жаль этого. Колючие крупинки забивались в нос, заставляли закрыть глаза, а губы онемели от холода. Она сама не заметила, как оказалась на краю, и рукавица почти соскользнула с ледяной стенки башни. Если бы не сильные руки, ухватившие за плечо, то Дейнерис упала бы в пропасть.  — Все в порядке, оставьте меня. Дени смутно видела то, что впереди. Далекий лес, горы и даже само небо. Не было видно даже края стены. Только этот кружащий ветер, холодный и свежий, окружал ее. Она глубоко вздохнула. Еще раз. И в голове словно прояснилось. Краем глаза она видела Тормунда и Серого Червя, и чтобы успокоить их, решила отойти от опасного края. Смотровая площадка, с перилами бывшими когда-то деревянными, а теперь покрытые толстой коркой льда, подошла как нельзя кстати. Ее большие варежки скользили, едва цепляясь за зазубрины льда, и Дени слегка наклонилась вперед, туда, где снег, кружась летел в бесконечную белую пропасть. Она подумала, что если бы упала, то пришлось бы лететь целую вечность и никогда не упасть. Представив себя в этом снежном водопаде, ей овладело какое-то спокойствие. А снежинки уже не были такими колючими, а стали мягкими, как пух. И теплыми. Бесконечными. Впереди показалась какая-то фигура, и сердце словно расцвело. Она точно знала, кто это, и приложив руку к глазам, старалась отгородиться от слепившего ее снега.  — Джон… Джон… — шептала Дейнерис и в ответ, казалось, слышала свое имя. Она хотела увидеть его ближе, какой бы он не стал, как бы он не изменился. — Забери меня. Забери меня с собой, — слезы застлали глаза, застывая льдинками. — Прошу тебя, не оставляй… Снежный водопад манил ее, утягивая все глубже, и тело с разумом уже не слушались ее. Все завертелось в сверкающем водовороте, и ее отдернуло назад.  — Королева! — Тормунд крепко держал ее под локоть, а Серый Червь тяжело дышал, боясь прикоснуться. — Если вы желаете самоубиться, то не здесь. Иначе он, — одичалый бешено сверкнул глазами и зашептал ей на ухо, — он не даст нам всем уйти. Джон Сноу. Король Ночи, будь он неладен. А с юга лорды Шести Королевств не дадут нам покоя — как так, их король остался за Стеной, а теперь еще и Королева?  — Мне все равно.  — А дети? Его дети? — он так нахмурил косматые брови, что глаза стали казаться черными. Наконец его хватка ослабла, и он сказал каким-то жалостливым голосом: — Да бросьте вы, об том у нас знают даже младенцы. «Дети».  — Да, дети, — напомнила она сама себе и побрела назад, заставляя себя ни о чем ни думать. Дейнерис старалась, чтобы никто больше не заподозрил ее в сомнительных желаниях, не отказывалась от еды, вкуса которой почти не чувствовала, и безропотно пила чай, приготовленный Альвингом и Валиссой. Она даже научилась улыбаться, хотя губы, казалось, ей не принадлежали, каждый раз, когда брала на руки детей. И каждый день поднималась на Стену под присмотром Серого Червя и Тормунда. Но Джон так и не показался больше ей. В последние дни перед отъездом она полюбила делать это вечером, когда густо-синее небо все покрывалось звездами, а однажды даже видела разноцветное сияние, прекрасное, как никогда. Искрящие ленты небес плыли, не сходя с места, уходя вдаль, туда, где, быть может, сейчас их так же видел Джон. Тогда она долго простояла там, до тех пор, пока видение не растворилось разноцветным туманом, вспыхивая голубыми, розовыми и зелеными искрами, а ноги не окоченели до костей.  — Тормунд! — вдруг вспомнила она. — А где Призрак?  — Когда мы вышли, он был уже мертв, а когда вернулись — тело исчезло.  — Он ушел за Джон Король, — высказал свое предположение Серый Червь. — В страну мертвых.  — Да, — сердца словно коснулась ласковая пушинка снега. Последнее зеленоватое перышко взмахнув исчезло, и небо стало ослепительно-черным. Оттого, что Джон теперь не один, стало легче осознавать, что совсем скоро она уедет отсюда. Лорд-командующий Марбранд недвусмысленно намекнул ей не раз, что Стена не место для женщин и детей, даже если они королевских кровей. Но Тормунд просветил ее, что этот пучеглазый мужеложец просто недоволен, что они нагрянули сюда скопом, да еще и не прихватив подарков. Что если бы не она, то ни одного из вольного народа не было бы сейчас на Стене. Что пришла зима, а запасы не вечны, да и никто из лордов не спешит теперь поддерживать черных братьев.  — Сейчас такое время, Тормунд, неужели он не понимает?  — Я знаю, что он знает, а еще я знаю, на что он надеется, — его заговорщицкий тон был не просто так. — Но золото. Там, за Стеной, полно золота и только я теперь знаю, где его искать.  — Так дай ему то, что он хочет.  — Я бы с удовольствием откупился, но сегодня мне приснился сон. Долгий, как ночь. Мне приснился наш Джон, во льду и с синими глазами. Страшный, как черт. Правда, не настолько, как тот Король Ночи, которого мы победили.  — И что? — она схватила его за руку в надежде услышать хотя бы лживый сон.  — Сказал, что мы можем брать его столько, сколько нам надо, а все остальное принадлежит вам.  — И это все? Все, что он сказал? Тормунд пожал плечами. По его словам, Джон указал передать ей сундук, что оставил у ворот Черной Башни, и он было вспомнил не только Старых, но и всех Семерых, после такого сна, но любопытство взяло верх и вчера он осмелился выйти.  — Смотрите, — он откинул крышку. — Мы еле дотащили его до сюда, до моей хибары. Кроме самородков в сундуке были камни, прозрачные и сияющие, как хрусталь.  — Ты можешь взять, сколько хочешь. И почему ты не скрыл это от меня?  — Обижаешь, Королева, я хоть и люблю золото, — он посмотрел на свои пальцы, все увешанные перстнями, — но жить я люблю еще больше. Кроме того, мы неплохо поживились за тот год, так что не стоит так беспокоиться. И… кажется у Джона была какая-то договоренность с Железным Банком, вот если бы вы наладили с ними контакт… Ну, напомнили, что вольный народ там, кое-что у них оставил… Я слышал, они обосновались теперь в Вестеросе.  — Я… Если смогу… Разговор об этом снова напомнил ей, что жизнь к югу от Стены существует и что скоро ей придется встретиться с ней.  — И еще, — он залез всей пятерней в сундук, что-то ища там. — Не знаю, что это. Но она знала. Покрытые гладкими чешуйками, твердые, как камень, красное, черно-синее и золотое, где по каждой чешуйки шла темная кайма. Три драконьих яйца. Она осторожно взяла красное. Быть может, оно согрелось в тепле, но в бесчувственном твердом камне ей показалось будто слышится тихое биение, слабое движение жизни, которое ждет своего еще не названного часа. Она бы снова расплакалась, но лишь улыбнулась, зажмурившись и прижавшись лицом к каменному яйцу. Весь путь, что они ехали до Винтерфелла, Дейнерис большей частью смотрела в нескончаемую белизну, раскинувшуюся за окном экипажа. И чем дальше они отдалялись от Стены, тем все больше ей казалось, что за горами, окутанными снежным туманом и реками, скованными льдом, она оставляет часть себя. Кусочек за кусочком таял с каждым ярдом под скрип тяжелых колес, уносился подхваченный ветром и снегом. Валисса заботливо ухаживала за детьми. Иногда ночью, приоткрыв глаза, сквозь ресницы в мутных огоньках тусклых свечей, Дейнерис видела ее, склонившуюся над корзинками фигуру и излом черной косы, и слышала монотонные песни на непонятном ей языке, которая эта странная женщина пела ее детям. От этих чуть взвывающих звуков она и сама как будто снова погружалась в полусон и думала о том, что потеряла. Она представляла, что после встречи с Джоном они не поехали обратно к чардреву, никогда не вернулись туда. И сейчас бы ему наверняка было совсем не до брата. Дейнерис как наяву видела, как он берет на руки своего сына, которого так желал, а она бы держала на руках дочь. Его дрожащая в тронутой сединой бороде улыбка, блеск серых глаз и осторожный вздох — она видела его прямо сейчас, его чуть опущенные плечи и маленькую ручку ребенка. «Но тебя больше нет со мной», — гнала она от себя обманчивые видения. Или же раньше, ей надо было решиться раньше, тогда, когда Бран предлагал выбор. Или лучше совсем не возвращаться в Вестерос. Бесконечно плутая в лабиринтах прошлого, истязаясь собственными ошибками, она просыпалась вся в поту и слезах, и видя реальность — два маленьких пищащих комочка, — ей хотелось немедля снова уснуть. Еще на Стену прилетел ворон: как все заметили, птицы снова стали летать, как раньше. Он принес письмо от Королевы Севера, от Сансы, о том, что она с радостью примет их в своем замке на обратном пути. Дейнерис думала о том, знает ли она, что стало с Джоном и Браном, с двумя ее братьями, и нет ли в этом какого-то тайного замысла, ее вины, как могла подумать Санса. «Но она так и должна думать, это и есть правда. И я должна смело взглянуть ей в лицо, должна рассказать, что с ними стало». Внутри себя она посмотрела на полные упрека синие глаза и едва выдержала этот взгляд. Стражники Сансы с острыми пиками и тяжелыми мечами хмуро смотрели на нее из-под своих забрал, и Дейнерис теперь была благодарна Лорду-командующему, что он выделил ей десяток своих людей.  — Королева Дейнерис! — мейстер Альвинг выйдя вперёд, к запушенным снегом кустам, взмахнул всеми своими мохнатыми складками и брякнул цепями. Ворота тяжело затрещали и черные распахнутые волчьи пасти, увитые давно иссохшими летними лозами, разъехались в разные стороны, сбрасывал с себя белые хлопья. Первое, что она увидела и услышала, была стая птиц — серые, с яркими красными брюшками, они облепили растущую у самых ворот яблоню с мелкими засохшими плодами. Под тонким стволом дерева притаился рыжий кот, хищно пригнув спину. А потом она увидела и ее, Сансу. Медленно ступая по белым ступеням, вся в черном, от сапог до скромного капора, Королева этой земли шла навстречу. Позади нее, взирая сверху вниз, вышагивал мейстер, выпячивая вперед свою довольно увесистую цепь, а рядом женщина, и, если бы Дейнерис не знала, что мать Сансы давно умерла, то подумала, что эта сухая женщина в черном плаще и есть ее мать. Один из детей заплакал — конечно же, это была девочка, — и Валисса, пританцовывая, закачала корзинку. Грудь болезненно загудела, наливаясь молоком, хотя они не должны были быть голодн: Валисса почти заставила ее покормить детей час назад. Когда Дени взглянула на них, то девочка уже стихла, и было слышно только шипение Валиссы.  — Бедняжки привыкли к качке. Но ничего, привыкнут и к суше.  — Дейнерис! — взгляд Сансы метался от Дейнерис до одичалой, прижимающей к себе две большие корзинки. — Дейнерис! — она все же сосредоточилась на ней и, к удивлению, крепко сжала ее руки, будто бы боялась, что Дейнерис может сбежать. Лицо Королевы Севера похудело и осунулось, а в глазах что-то изменилось, только что, она все никак не могла понять. «Словно и не она это вовсе…» Додумать ей Санса не дала, неожиданно крепко заключив в объятья.  — Санса… Королева… — Дени поняла, что та плачет, плечи вздрагивали, а руки искали опоры на ее маленьких плечах. Когда она все же отпрянула, глаза Сансы были сухими, но она все еще не выпускала ее рук. — Санса… Я не знаю… Бран… — она и в самом деле не знала, как ей сказать.  — Я знаю, — прозвучал короткий ответ и отчего-то на ее лице появилась бледная улыбка. — Но Бран всегда этого хотел. Я знаю. А Джон… — она потупила взгляд и замолчала. Птицы взбалмошно закричали и взмыли ввысь.  — Мне так жаль, Санса. Но она снова заключила ее в объятья, и Дейнерис услышала шепот: «И мне жаль. Ты любила его больше, чем я». С ней явно было что-то не то. Потом Санса обратила свой взгляд на детей и заглянула в корзинки. Широкая улыбка на худом лице делала ее совсем не похожей на себя, прежнюю.  — Ой, прости, тебе верно сначала надо отдохнуть, тебе и детям. Тристи! — крикнула она в сторону галереи, и эхо разнеслось в морозной пустоте. При этом по сторонам раздался шорох, и Дейнерис заметила, что кроме тех, что стояли рядом, двор полон людей. Любопытные глаза сразу отвернулись: должно быть, слуги и прочий двор занялись своими делами или по крайней мере сделали вид. Даже рыжий кот вальяжно пошел прочь, выставив свой пушистый хвост трубой. — Пойдем же. Это мой мейстер, — она представила мейстера Уолкана и ту женщину, так похожую на нее саму. Леди Барбри Дастин. Но в ее карих острых глазах, подернутых старческой желтизной, было явно больше жизни, чем в Сансе. Долгая жизнь Дастин показалась Дейнерис вечностью, и она подумала, способно ли человеческое сердце вынести все эти длинные годы мук. Покои, которые ей выделили, казались просто огромными, по сравнению с теми, в коих ей пришлось жить в последнее время. Огромная кровать с тяжелым зеленым навесом, высокие окна, надежно прячущие ночь под парчой, над небольшим очагом панно с бегущим во всю стену разъяренным волком, должно быть специально предназначенный для того, чтобы гости не забывали у кого они в гостях, помнили об опасности этого зверя. Широкая люлька, похоже, выструганная аккурат перед ее приездом, все еще отдающая запахом смолы, стояла впритык к ее перине. Дети не спали, но даже девочка вела себя смирно, играя со своими руками, а мальчик по своему обыкновению взирал на этот мир, восторженно моргая белесыми ресницами. Дени осторожно взяла его на руки. Это было так необычно — быть с детьми совсем одной, без Валиссы, которая всегда придет на помощь, без Альвинга с его теплым пахнущим травами чаем, от которого она только и спала.  — Эй, — Дени присела на мягкую перину и прикоснулась к серебру волос малыша. — Я не дала тебе даже имя, — свои собственные слова показались ей ужасными. Но мальчишка будто бы все понимал и примирительно шлепнул ладошкой по рюши ее шелкового платья. — Тебе нравится? Твоя тетя Санса подарила его. Добрая тетушка Санса. Что с ней случилось? Она прижала ребенка к своей груди, чувствуя сквозь его тонкую рубашку нежную мягкую кожу. Прижалась щекой к опушенной головке, такой нежной, что собственная щека казалась обтянутой грубой коровьей кожей. Вдохнула его запах. Еще раз. Почему она раньше не замечала? Мед и молоко, теплые и такие настоящие. Дени смягчила кольцо своих рук, стараясь как можно плотнее и нежнее обнять малыша. Не навредить, но быть как можно ближе. Она просто не могла остановиться, трогая его и вдыхая его сладкий аромат. И от этого внутри щемило до боли и сладости, и ее словно окутывало дурманящим облаком и хотелось, чтобы так было всегда. Вторая малышка обиженно закряхтела, а потом раздался уже знакомый предупредительный плач. Достав из люльки девочку, она осторожно понюхала ее. Смелая ручка крепко ухватила ее за волосы, и Дейнерис засмеялась. Собственный смех показался чужим ей, словно это не она, словно кто-то еще был в этой комнате. Но все это было прекрасно — ее густая каштановая шапка волос, не такая мягкая, как у брата, и уже даже сейчас такое красивое кукольное личико. Девочка пахла цветами и молоком, а когда улыбалась, на одной щеке было две, а на другой одна ямочка.  — Отпусти, милая… — улюкающие «ууу» говорило, что она и не думает отступать. — Малышка, маме больно… Хочешь есть? — она прижала ее одной рукой и стала развязывать тесемки платья. — Как легко тебя провести, милая. Как легко и просто. В тепле ее разморило, и прижимая обоих спящих малышей на своем большом ложе, укутав себя и их в пушистый плед, она представила, что за плечо ее обнимает Джон, потом рука его спускается ниже и их пальцы сплетаются. В полудреме она сжала пальцы и чувствуя его теплую, грубоватую кожу ладони, прижалась к нему спиной, запретив сомнению и реальности разрушить этот покой. В последующие дни Санса была мила и приветлива, в полной мере показывая, что закон гостеприимства не пустой звук. Санса поведала ей, что леди Барбри помогает ей справиться с Севером, ведь ее главный советник Молли умер от чахотки; что все сначала покинули ее, оставив совсем одну в холодном замке, а потом однажды, кто-то постучался в ворота — это были люди, крестьяне, которым нужна была помощь, и Санса не отказала им. Что большинство лордов Севера по-прежнему верны ей, особенно после того, как она объявила, что на год освобождает всех от налогов и сборов. Всех, кроме лорда Мандерли, ведь он по-прежнему мутит воду. На Санса знает, что старик совсем плох, его брат тоже умер от серой хвори, а уж с остальными она справится. Была эпидемия ведьминской пляски, но еще три месяца назад все поутихло, а о серой хвори давно никто и не слышал. Ее дядя лорд Риверрана, Эдмар Талли стал отцом в третий раз. А Железный Банк прекратил свое масштабное строительство. Все дело в том, что почти весь его флот затонул при переправе через Узкое море, вместе с золотом, и только самые отчаянные теперь пытаются достать его со дна. Остатки банкиров затаились в Лунных Горах, ведь их золото тоже кому-то принадлежало, и всем непременно потребовалось сейчас его вернуть. И какое счастье — месяц назад в Винтерфелл снова вернулись горячие источники. Санса больше не говорила ни о Джоне, ни о Бране, ни о прошлом. И Дейнерис была ей благодарна за это, за то, что именно сейчас она старалась сохранить то хрупкое настоящее, что могло рухнуть в любой момент.  — Я уезжаю скоро, — сказала Дейнерис, вглядываясь в далекое снежное поле, теряющееся в пушистом снегопаде, который, как казалось с башни стены, охватил весь север. — Совету непременно нужно мое присутствие, чтобы засвидетельствовать отказ от каких бы то ни было прав на престол. Все это так некстати сейчас.  — Ты можешь оставить детей здесь, — Санса невинно моргнула глазами. — Да, а что такого? Я их тетка, и я люблю их. Джонелия так похожа на Арью. Только смирения ей не хватает. Брата рядом с ней и не слышно, не видно. А он… он похож на тебя, — она улыбнулась, но это внутреннее напряжение, которое всегда присутствовало в Сансе, снова заставило ее сжать губы. «Неужели она не понимает? Не может быть. — понимала Дейнерис. — Она знает, чьи это дети и молчит».  — Трудно сказать, на кого похож Эджериус, — она почувствовала, как снежинка тает на ее губах, прохладно и нежно, как в предвкушении. — Но глаза у него точно его отца — Джона.  — Да… Точно. Да и нрав, видимо, тоже, — Санса вздохнула, словно решила для себя мучительный вопрос. — Но ты будь осторожна: в тихом омуте черти водятся.  — И знаешь, даже если завтра об этом узнает весь свет, я не боюсь этого, — она лгала и ей, и себе.  — Дейнерис… — она коснулась ее руки, лежавшей на камне, а лицо ее, обрамленное редкими выбившимися волосками, было истинным сожалением. — Прости. Я давно должна была сказать тебе это. Я просила у Джона прощения, прошу и у тебя. Но если в твоем сердце все еще есть тень прошлого, если ты не доверяешь мне, не прощай, — она распахнула свои блестящие стеклянные синие глаза и было в них что-то сродни безумия. — Но я наказана, я страдаю, я словно заперта здесь, в Винтерфелле, и здесь… — она прикоснулась к своему черному плащу, к груди. — Я совсем одна, все бросили меня… Мэриан, Бран, Джон, Арья…  — Но Арья когда-нибудь вернется, — Дейнерис хотела бы встретиться с сестрой Джона, с той сестрой, которая всегда любила его, не меньше чем она. Теперь она знала, что им есть о чем говорить, есть Джон, который навсегда неразрывно связал их всех. Но Санса лишь обреченно замотала головой и скорбно скривила губы.  — Нет, не вернется, я чувствую это. Ее волчица, я знаю это она, я видела, приходит каждую ночь и воет под стенами. Но это не лютоволк — эта сама Арья. Что-то случилось, я знаю, что-то случилось…  — А что случилось с тобою, Санса?  — Я пошла против воли богов. Я согрешила. И я каждый день молю их о прощении, — хрипло сказала она.  — Боги жестоки, но решение принимают люди. Мы убиваем, мы предаем. А потом живем с этим, кто как может. И иногда ошибки не исправить, сколько не молись, остается только смириться и жить дальше, — Дейнерис могла бы рассказать ей, что именно ее Старые Боги решили судьбу и Брана, и Джона, но ведь, как она сама только сказала, решения были за людьми. В том числе и за ней. Эта правда была бы слишком жестока.  — Тебе тоже надо молиться, Дейнерис. За детей, Джона, за Брана и за всех людей. Хочешь пойдем вместе к чардреву? А если не хочешь, тут есть даже септа, маленькая, и там нет септона, но если ты хочешь, я найду его для тебя. Дейнерис захотелось сделать для Сансы что-нибудь хорошее, дать надежду, если она в ней нуждалась.  — Твой муж, Мэриан, не давал о себе знать? — Санса охнула, прижав к груди руки, и Дени поняла, что это ее в самом деле волнует. — Когда мы уезжали из Королевской Гавани, он был жив и здоров. Бран ничего не сделал ему, хоть и продержал в темнице несколько месяцев. Но он заботился о твоем муже, а потом отпустил.  — Мэриан. Он никогда не простит меня. Слова Сансы были полны горечи, но Дени это даже разозлило. Думать, что тебя не простят, что даже ненавидят — если он жив, разве это имеет значение? Знать, что любимый твой человек дышит, ходит, даже целует другую — разве кто променяет это на холод ночи, где сейчас Джон? Она бы все отдала, чтобы поменять этот бесконечный снег на его бьющееся сердце, пусть и полное ненависти. Еще в Белой Гавани Виман Мандерли сказал ей, что Драконий Камень пылал так сильно, выпустив столб огня, что даже здесь, на северных берегах было видно, как небо озарилось вспышками пламени, а через два дня пепел засыпал весь порт. Но ей все не верилось, что этого несокрушимого бастиона больше нет, нет замка, в котором она родилась, последнего места, который для ее детей мог стать домом. Лорд Белой Гавани оказался прав, еще у Бурой Лощины издалека показалась дымка — вместо Драконьего Камня в заливе словно парило серое облако, а приблизившись ближе к острову, лес на Клешне стал из зеленого постепенно превращаться в обгоревший черный. Зеленые паруса тихо шлепали в слабых потоках воздуха, а на еще час назад чистом небе теперь едва светило заволоченное пеленой солнце. Во рту появился странный привкус, и Дени прикрыла нос шарфом. Мейстер Альвинг тоже был удручен, и смачно и зычно чихнул уже третий раз.  — Ваша Светлость, не стоит подплывать ближе, — потер он толстыми пальцами покрасневшие обвисшие веки. Но она должна была это видеть, должна была удостовериться, что за плотной пеленой дыма и копоти ее семейного замка больше нет. Когда они все-таки подплыли к берегу, дым рассеялся, и Дейнерис увидела, что весь остров превратился в черное, скрюченное месиво с застывшими поломанными, как спички, обломками скал. Искореженная морщинами черная лава улыбалась ей, разевая застывший беззубый рот, окоченевшими водопадами и волнами, а посреди навечно застыл скрюченный дряхлый дракон, ощетинившийся маленькими черными пиками. Сквозь застывшие камни паутинкой сиял огонь, он вздрагивал и алел, заключенный в эти сети. Но лава не была мертвой, она двигалась, неповоротливо, но все же неотвратимо сжирая все на своем пути, лживо прячась под коркой неподвижного камня. Дейнерис зачарованно смотрела на этот густую, полную жизни огненную лавину, она чувствовала себя, как мышь в плену глаз огненного змея. «Я могу спуститься туда и искупаться», — она представила, как ее обнимает огонь, как плоть ее мгновенно испаряется от соприкосновения с вечным, становясь с ним одним целым. Всплеск кровавого фонтанчика заставил ее прийти в себя, а ее собственные мысли казались теперь безумными. Глаза нещадно зажгло, нос словно набился зловонными камнями. Посмотрев на Альвинга, она увидела, что тому совсем худо: старик, плотно прижав к лицу платок жадно хватал несуществующий здесь свежий воздух. А она не только не подумала о нем — в каюте, под присмотром Валиссы были дети. Дени бросилась вниз, совсем забыв о том, что так манило ее мгновенья назад.  — Валисса! — она распахнула каюту. Едва двери за ней закрылись, Валисса принялась затыкать тряпками щели, не переставая ворчать:  — Я не знаю, что это, за Стеной такого не бывало, но ничего хорошего в этом месте нет. Помяните мое слово, негоже живому человеку дышать таким воздухом, в котором умрет даже тень мертвеца. Дени заглянула в кроватку: Эджи обсасывал игрушку, маленькую лошадку, совсем не обращая внимания на Джону и на ее проказы — малышка пыталась съесть его ножку. Дени машинально шаркнула ногой по полу. С ними все было в порядке, с ее детьми. Тепло разлилось в ее груди, и, как и всегда бывало, когда она смотрела на них, и снова нахлынуло то волшебное поглощение, которая она бы и назвала счастьем.  — Это просто кровь земли, как говорит Альвинг. Много прекрасных мест погибло от подобных явлений.  — Это проклятье.  — Я родилась на Драконьем Камне, ты хочешь сказать, что я проклята, мои дети прокляты?  — Ну, нет конечно, — черные глаза уставились в угол, но Дени знала этот взгляд. Так смотрят тогда, когда говорят одно, а думают совсем другое. И это называлось ложь, а ложь она ненавидела.  — Я ничего не хочу слышать больше ни о проклятьях, ни о мертвецах. В моей жизни их было предостаточно, в их — не будет.  — С детьми Джона ничего не может случиться, Королева, — ее уверенный голос теперь был правдой, должен был быть ею, как уверяла она сама себя не раз. — Ни одно колдовство не посмеет пойти против Короля Ночи. Глаза Эджериуса приобрели уже тот цвет, от которого у Дени перехватывало когда-то дыхание — серые, полные тайн, как предгрозовое небо, и иногда, гладя на лицо сына, она не могла заставить себя смотреть в них долго, иначе ее собственные глаза наполнялись щемящей пеленой. «Никто не обидит вас, никогда», — говорила она каждый раз. Но чем ближе они подходили к Черноводному заливу, тем большей тревогой наполнялось ее сердце. Ведьмы и колдуны, быть может, и не имели над ними власти, но люди, как она могла доверять им? Бронн Черноводный решил собрать совет в своей самой ближайшей резиденции, в Стокворте, в доме Лоллис Стокворт, своей любовницы. Лоллис боготворила его, прощая каждый раз, как Бронн снова появлялся в ее жизни, и не щадила ни своих слуг, ни стремительно тающего наследства, чтобы обеспечить своему любовнику достойный прием. Дейнерис со своими людьми должна была высадиться в Сумеречном Доле, единственном чудом уцелевшем порту в этих местах, и уже отсюда отправиться в Стокворт. «Лишь ради вас и детей Брана Старка я решил перенести Совет поближе к Северу», — так он написал в письме, доставленной прямо к их кораблю быстроходной узкой галерой. Дени чувствовала в этом угрозу, ведь дети правителей, которые растеряли все свои преференции, всегда в этом мире считались чем-то лишним. Их убивали, продавали, гнали — она хорошо помнила, что случилось с ней самой и что случилось с детьми ее брата. А учитывая, что много кто мог усомниться в отцовстве Брана, все это становилось еще более непредсказуемым, и она уже пожалела, что не вняла просьбе Сансы оставить детей в Винтерфелле. Это было удивительно, но из всех лордов и леди Вестероса она сейчас доверяла ей больше всего. Можно, конечно, было надеяться на решения последнего Большого Совета, где лорды выработали некоторые правила в случае необходимости смены короля, но все так быстро менялось вокруг, и те же самые правила могли если не совсем исчезнуть, то завтра же с легкостью истолкованы совершенно по-другому. И не успел их корабль с зелеными парусами войти в порт, как она уже решила — ее дети не поедут в Стокворт. И никто не должен знать, где они. Поэтому еще до того, как их встретили люди Бронна, Джонелия и Эджериус были надежно спрятаны вместе с Валиссой и Серым Червем. Королевская стража по-прежнему носила темно-серые плащи и крылья ворона на шлемах, эполетах и нагрудниках, но, как заметила Дейнерис, одежда их давно не стиралась и не ремонтировалась, словно в стране шла война. Высокий воин на такой же большой мощной белой лошади выехал навстречу к ним, пыля усыпанную черным пеплом дорогу, а когда поравнялся с их скромной процессией, состоящий из Дейнерис, Альвинга, пары выживших за Стеной слуг и нескольких северян, которых Санса, даже не советуясь с ней, приставила для охраны, всадник остановился. Он легко спешился с лошади, длинноногий и гибкий, а когда снял шлем, Дени облегченно выдохнула. Бриенна Тарт была все такой же некрасивой и грубой на вид, но Дени знала, что в ее душе всегда живет человек чести, даже то, что она продолжала верно служить Бронну, подтверждало это. Рыжая лошадь Дени, хоть и не маленькая, все равно казалась пони рядом с белобоким конем Тарт, и этот белый гигант, сделав два шага, замирал на месте, выдыхал облако пара, а затем лениво и снисходительно взмахивал гривой. Они уже второй час ехали неспешно, и Бриенна рассказывала последние новости.  — Мы все там: и Давос Сиворт, и Кворгил, а теперь вот и мейстер Альвинг присоединится к Малому совету. Нам не хватало вас, милорд.  — Пр-р!.. — Альвинг неумело повернул запряженных в карету лошадей. Вся дорога в Росби была изрыта жесткими извилинами. Впрочем, если бы не морозное утро, то по такому месиву не прошла бы ни одна лошадь. — А уж мне-то как, Лорд-командующий Бриенна, — я словно домой вернулся, как в детстве, — старик заулыбался.  — Мейстер, мейстер, отдайте же мне вожжи, — пухлый молодой кучер все не решался забрать поводья, вытягивая свои короткие пальцы в пустоту. И Дейнерис, и Тарт засмеялись. Скоро они доехали до полей, до того, что ими когда-то было. Пепел с Драконьего Камня долетел и сюда, превратив золотые колоски в черные сухие стрелы.  — Еще до того, как все засыпало, они замерзли, — сказала Бриенна. — Все погибло. Весь последний урожай. А до этого тоже почти ничего не собрали. Вестерос в это части словно вымер, превратившись в черную пустыню. Как сказала Бриенна, в лиге отсюда пепла не было, но зато почему-то холмы в устье Мандер засыпало целую неделю. Редкие кривые деревца едва пробивались сквозь черную пыль блеклыми зелеными листочками, некоторые стволы были повалены, в основном высокие тополя, и теперь они лежали вдоль дороги, растопырив короткие корни и покорно сложив, прижатые к стволу, длинные мертвые ветви. Как рассказала Бриенна, все лорды уже собрались, а пару дней назад приехала делегация из десяти замков Простора; Бронн было возмутился, ведь он до сих пор считает себя их сюзереном, но остальные великие дома указали ему свое место. Место Короля Шести Королевств оказалось не таким уж и мягким: он не мог считаться Хранителем и Грандлордом Юга, пока исполнял обязанности Короля. Земли Короля — это Королевские Земли, а половина их разрушена и покрыта пеплом. Бронн было решил пропихнуть новый указ, но Принц Дорна, Джендри, лорд Ланнистер, да и те же лорды Простора, среди которых оказалось немало Тиреллов, не дали ему это сделать. За Брона выступила только Гудбайзер с Железных Островов и Анаргирос, — Бриенна еле выговорила это имя, — магистр Лунных Гор.  — Что за магистр Лунных Гор? Анангирос Афтин был старшим хранителем ключей Железного Банка, коим принадлежала теперь Долина Аррен.  — Указ подписан вашим мужем, Королева. Вопрос его правомерности отложен до избрания настоящего Короля. Все это трудно было уложить в голове — Вестерос опять раздирали противоречия. Даже на пороге голода, в разрушенных и замерзших замках каждый маленький лорд плел свои большие, как ему казалось, интриги. Дейнерис совсем не хотелось участвовать в этом: сундука с золотом, что подарил ей Джон, вполне хватит и ей, и ее детям для спокойной жизни в Эссосе. Или в Дорне — там, по словам Тарт, было не так уж и плохо. По крайней мере, не везде. Дени подумала о маленьком милом замке на том острове, где, как думала, были зачаты ее дети, но сразу же отказалась от этой идеи. Она не поедет ни в Эссос, ни в Дорн. Осев там, вряд ли она сможет навестить Стену в ближайшие годы. А она непременно должна туда вернуться, вернуться к Джону. Если бы не этот дурацкий Совет, она бы прямо сейчас развернула корабль обратно, оставила бы детей Сансе и … Дени сжала поводья, чувствуя всем телом напряжение лошади, чтобы ее иллюзорный мир, быстро сужающийся до размера снежинки, совсем не поглотил ее. Но она так устала, так устала от этих бесконечных дорог. От этих путей, что всегда вели ее в никуда, и теперь она начала понимать Джона. Они свернули на песчаную дорогу вдоль речной запруды, и кони стали передвигаться бодрее. Тонкие стеклышки льда тихо набегали на берег и так же спокойно разбивались о камни. Нахохлившаяся птица равнодушно повернула длинным клювом в их сторону. А впереди, на небольшом холме в окружении стройных стволов вязов, возвышался замок Стокворт — блекло-зеленый, с вытянутым рядом всевозможных башенок. При ближайшем рассмотрении вся кукольность замка растворилась, как пригретый дневным солнцем тающий в реке лед. Бури непощадили и его прекрасного сада: меж высоких деревьев то тут, то там белели неровные спилы поверженных стволов. Невысокая и тонкая Южная стена, окружавшая замок, рухнула под тяжестью поваленных бревен, и широкая, ярдов в десять, дыра провисла каменным серым навесом. Жухлые от холода розы с почерневшими листьями и три веселых мраморных белых ягненка украшали двор. Дейнерис не стала брать время на отдых, и чувствуя, что мнения своего не изменит, сразу просила доложить Бронну о своем желании устроить Совет как можно скорей. Она лишь быстро перекусила и сменила дорожное пыльное платье на черную сочную парчу. Санса положила ей, кроме всего прочего, это платье, напомнив с грустной улыбкой, что когда Совет увидит ее, он не должен забывать, что она теперь вдова. Черная пелерина показалась ей лишней, к тому же совсем не грела, и Дени сдернула платок с плеч. Дени потрогала тонкую цепочку, что когда-то подарил ей Джон, и осторожно вытащив маленький кулончик, прикоснулась к нему губами, приложила ко лбу, щеке и тому месту где до сих пор остались три голубых пятнышка. «Теплый. Ты теплый». Мысли о нем, кроме ноющего сердца, всегда теперь вспоминались вместе с его улыбающимся лицом, с его ласковым взглядом, и неразрывно с этой памятью она думала о детях. О том, что в них осталась его кровь, его теплый взгляд в глазах ее сына, и была в этот миг безмерно благодарна своей судьбе, страшась подумать, что расплата за все, что она сделала, еще не настигла ее. Скромный стук в двери заставил ее вспомнить, зачем она тут. Это пришла служанка — дрожащий поднос в ее руках с золотым графинчиком и чашей, и этот отстраненный, лишь бы не испугаться, взгляд в пустоту на вытянутом простом лице.  — Королева Дейнерис, леди Стокворт прислала вам вино. И наказала выполнять любое ваше пожелание. Поручение… — она с опаской посмотрела на северных стражников.  — Передай своей леди, что я справлюсь со всем сама, — Дени спокойно взяла поднос из ее рук. — И передай ей мою благодарность. За вино. Большой Совет оказался не таким уж и большим, как уже говорила Тарт, лишь лорды Простора выдвинули с десяток своих домов, и все эти люди, не больше сотни, сидели теперь за длинным, потрескавшимся от времени, скрипучим столом. Во главе его, на небольшом возвышении, сидел Бронн Черноводный, взирая на всех сквозь прищуренные глаза. Его бородка снова изменила свою форму, а зализанных назад волос, казалось, стало еще меньше. Плащ из короткого черного меха, скреплённый на плечах золочеными пряжками, красиво ниспадал с подлокотников стула. С одной стороны, совсем рядом, сидела Лоллис, вся в салатовых кружевах. Лишь иногда улыбка, полная обожания, касалась ее губ и потупленный, скромный взгляд на мгновенье взметался к ее господину. С другой стороны находился мейстер Альвинг. Завидев ее, он тихо кивнул и улыбнулся, указав рукой на обитый кожей высокий стул рядом с собой.  — Я надеюсь, все это быстро закончится, Альвинг, — но старик так вздохнул, что стало ясно — надежды более, чем тщетны. В центре стола на серебряных блюдах лежали закуски и фрукты. Ближе к ним стояли графины, а начиная с середины стола бутылки, наполненные вином, и некоторые гости уже вовсю дегустировали предложенные угощения. Дени не хотелось ни есть, ни пить, тем более ее грудь, хоть и почти пустая в последнее время, начинала ныть. «Дети плачут», — подумала она тревожно, и тут же сказала себе, что просто здесь слишком холодно, и она сделала глупость, что не взяла с собой плащ, или хотя бы ту пелерину. Дейнерис оглядела присутствующих и сразу наткнулась на взгляд Давоса Сиворта, его искореженное шрамами от огня лицо и глаза словно вопрошали о чем-то. Глаза предательски зарезало, ведь Джон был его другом, а до старика наверняка дошли слухи. Дени покачала головой, и Давос сник. Мастер над шептунами, Мор Кворгил, сверкнув глазом поднял, в ее сторону кубок и отпил, не сводя хищного взгляда. Потом она увидела Мюрей Мартелл, ее трудно было не заметить. Ярко оранжевый плащ и громкий смех — вот что создавало здесь часть шума. Клементин рядом с ней, как всегда, был почти незаметен. Он скромно беседовал с незнакомым ей человеком. «Мия?» — она едва узнала ее, с высокой прической, украшенной перьями. Джендри, Гейб в непривычно богатом красно-золотом камзоле. Лорд Гудбайзер с Железных Островов, Дени решила, что это он — худой мужчина с маленькими глазками и украшенными ракушками наплечниками. Весь зал заполнился шорохом и шумом, нескончаемым и назойливым, как пчелиный рой. Звон посуды и громкий смех Мюрей. Топот непослушных ног, желающих пуститься в пляс, словно они на свадьбе, и хрипящий кашель подавившегося горла. У нее сильно озябли плечи и закололо в висках, да к тому же зачесалась спина от застежки платья.  — Мейстер Альвинг! — она поняла, что здесь не так. — А где Тирион? Бриенна сказала, что лорд Ланнистер будет, но я вижу только Гейба.  — Гебриель разве вам не Ланнистер, леди Дейнерис? — Бронн наконец соизволил отвлечься от созерцания своих ногтей и спустя мгновенье, словно до этого ответил не ей, расплылся в улыбке. — Мои почтения, я, глупец, даже не поприветствовал вас. Но надеюсь, вы простите сына шлюхи. Тут такое дело — Тирион пропал, еще несколько месяцев назад, по дороге в свой замок. Никто не смог отыскать его, ни мои люди, ни люди Гейба. Так что… — он досадливо скривился и пожал плечами. Это действительно было странно, исчезновение Тириона Ланнистера, человека, который выпутывался из самой безнадежной передряги. Но ведь и весь мир нынче словно сошел с ума. Наконец Бронн громко брякнул ножом по графину и, не дождавшись реакции, встал стукнув стулом, и хрусталь снова заголосил. Все смолкли, только чавканье и сопение на все лады нарушали тишину.  — Лорды и леди! Именем Короля, — он вытер губы кружевным зеленым платком, — я, как законный представитель его власти и воли, Мастер над монетой, лорд Черноводный, объявляю Большой Совет открытым! Альвинг качал головой в такт каждому его слову, а Бронн продолжал:  — Ввиду того, что нам стало известно о безвременной кончине Короля Брана Сломленного, первого от этого имени и… дальше вы сами знаете, — он махнул рукой. — Королева Дейнерис, Королева-мать! — он поднял палец вверх, словно стараясь выделить это слово. При этом Бронн так посмотрел на Дейнерис, что ей совсем не понравился его взгляд. — Королева, вы подтверждаете смерть вашего мужа, Брандона Старка? Королева подтверждает! — он обернулся и победно всех оглядел. — И как законный представитель Короля, я выдвигаю свою кандидатуру на эту должность! Вы знаете меня. Многие месяцы, пока трон был оставлен, я заботился о вас. И я обещаю продолжать это делать на благо государства… — он еще что-то говорил, но Дейнерис почти не слушала: в глубине графина, в его хрустальных, как лед, гранях, плясали огоньки свечи. Раздваиваясь, растраиваясь, они уходили в бесконечность, сливаясь и тая, в острых как нож уголках.  — Леди Дейнерис! — кто-то дернул ее за руку, и это был Бронн. Перегнувшись через отпрянувшего Альвинга, он совершенно бесцеремонно нарушил ее покой. — Теперь, — шептал он возбужденно, и из его рта брызнуло, — если зайдет разговор, вы должны отказаться от притязаний. И помните, я знаю вашу тайну. Бастард может быть королем, но королева с бастардами — это не королева! Решим лучше все миром. Дейнерис молча выдернула руку.  — А мне больше по нраву Джендри Баратеон! — выкрикнул сидящий рядом с грустным Джендри незнакомый ей лорд в бордовом кожаном жилете и усами, сливающимися с черной бородой. — По крайней мере, этот бастард узаконенный, и мы хорошо знали его отца! Джендри, располневший чуть больше, чем следует, скромно молчал, поджав губы.  — Я тоже за Джендри! И я за Баратеона! И мы! — над столом возвысился лес рук.  — Женщины не голосуют! — голос Бронна стал выше на тон, и он навис над столом, уставившись в сторону Бриенны Тарт. Потом взглядом обвел всех по головам. Дейнерис подняла свою руку.  — Голосуют, лорд Черноводный, если они единственные совершеннолетние представительницы своего дома, — ей хотелось уколоть его. Бронну нечего было сказать на это — таков был королевский закон, если уж следовать букве закона, что, как все прекрасно знали, если было очень нужно — благополучно забывалось. Но не в этот раз. Бронн посмотрел на леди Стокворт.  — Хорошо. Тогда за меня еще один голос, она тоже осталась одна. Итого, учитывая, что у нас семьдесят четыре человека и пять женщин, голосов должно быть семьдесят девять. Я умею считать, леди Таргариен.  — Семьдесят восемь, уважаемый Мастер над монетой, — возразил Альвинг. — Вы не имеете право голосовать, и ваш голос не учитывается ни за, ни против кого бы то ни было.  — А почему он поднял свою руку? — один из лордов земли роз, золотоволосый юноша тыкал своей тонкой рукой в угол. — Это же муж Королевы Севера! Я знаю его! Возмущенные люди на самом дальнем конце стола загалдели и застучали кружками. Дени напрягла зрение. Высокий, даже сидя за столом, с короткими светлыми волосами мужчина, что-то тихо говорил.  — Тебя не слышно! Но вместо него встал другой мужчина, с белым, словно напудренным лицом и белыми же волосами завитыми, как у женщины. Воротник его белой рубашки, а быть может это был платок, топорщился из-под широкого алого платья, как цветок.  — Лорд Мэриан Дастин, теперь подданный Лунных Гор, а Лунные Горы одна часть из шести, — важно выговаривая слова, сказал мужчина, держа в одной руке нож, а в другой вилку. — Магистр, лорд Анангирос Афтин, один из пяти хранителей ключей, — представился он так же степенно. «Узурпаторы! Убийцы!» — раздался крик, и вот уже магистр Афтин стоял, обтекая вином и пучками капусты. Мэриан Дастин наконец соизволил вмешаться в конфликт, который случился из-за его присутствия, и встал. Он и правда был высок и довольно приятен на внешность.  — Ваш Король, которого вы выбрали, дал нам право занять эти мертвые, никому не нужные земли.  — Мой брат умер там!  — Мы можем поговорить после собрания, и решить вопрос с наследством или землей вашего брата. Оскорбленный таким ответом лорд, махая облаченными в блестящие подлокотники руками, чуть на стол не запрыгнул, но был удержан своими собратьями. Напротив лордов Лунных Гор стали подниматься недовольные, и все грозило перейти в более чем опасную ситуацию. Мэриана обвинили в том, что он шпион с Севера, и послышался звон мечей, доставаемых из ножен. Дейнерис посмотрела на Бронна, он, поглядывая из-под руки на лице словно ждал чего-то, а она подумала, что дотракийцы были не так уж и неправы, когда запрещали носить оружие в Вейс Дотраке. Бриенна медленно встала, загромыхав железом фалд и грозно крича чтобы все успокоились, иначе придется принять меры. Неожиданно для самой себя, Дени встала.  — Лорды Простора! Лорды прекрасной долины роз! — ее слабый голос прозвучал так звонко, что все замолчали. — Послушайте меня, жену вашего короля Брандона Старка. Короля, что мудро правил и умер, сломленный своей болезнью. Я знаю, большинство присутствующих здесь лордов если не любили его, то безмерно уважали. Отправляясь на Север, на очень далекий Север, по пути мы заехали в Винтерфелл, — нога Альвинга дернулась под столом, удивленная ее ложью. — Но до этого… вы знаете, что было до этого? На нашей свадьбе с Браном была и его сестра с мужем, с лордом Дастином. Я не знаю, что случилось, но знаю, что этот молодой человек провел долгие месяцы в заточении под Красным Замком. И знаете, что удивительно? Бран отпустил его, и его слова о Мэриане были одни из самых добрых, что я слышала от одного мужчины о другом. А уж вы-то знаете моего мужа, Трехглазого Ворона, как некоторые называли его, разве можно обмануть ворона? Но самое интересное, что будучи позже в Винтерфелле, его жена, Санса Старк, Королева Севера, отзывалась о нем так же. Она сожалела о том недоразумении, что заставило ее отказаться от мужа, жалела и горевала, что потеряла не мужа, но друга и лучшего советника, что у нее был. Лорд Дастин — благороднейший и умнейший мужчина, и служа нашей стране, он принесет только пользу.  — Так, может, изберем его королем? — сказал кто-то язвительно, а другой голос добавил: — Наш бывший Король так вогнал королевство в долг, что пришлось расплачиваться землями!  — Как сказал магистр Афтин, те земли были никому не нужны, а люди умирали от серой хвори, холода и голода. Я сама лечила таких больных, тут есть свидетели, — правда давалась ей еще хуже, чем ложь, заставляя вспоминать всех, кому она не смогла помочь. И тех детей, что она оставила в богадельне… Комок застрял в горле. — Чтобы спасти жизнь, иногда приходиться отнимать ногу — это больно, и отнятая часть тебя всегда болит, даже когда ее нет. И Бран выставил те заслоны, помните? И все согласились с ним, никто не желал прийти в те земли и взять их под свою защиту, никто не думал, каково тем людям, что остались там. Вы просто закрыли глаза. Все мы. Разве нет? — все молчали. — Но браавосийцам удалось невозможное — они очистили Лунные Горы и Долину Аррен от серой хвори и подарили Вестеросу это чудо исцеления. Любой, кто желает, может поселиться теперь в тех краях, в тех местах, что до сих пор пустуют. Если бы не они — нас бы сейчас не было. Разве клочок никому не нужной земли — большая плата за вашу жизнь?  — Дочь моего троюродного брата больна серой хворью. Еще пара дней, и он отправит ее туда, откуда не возвращаются… Пусть помогут ей.  — Мы поможем ей, — быстро сказал Мэриан. — В горах я строю лечебницу, она еще не готова принять пациентов, но конечно мы поможем ей.  — Хорошо, Королева Дейнерис, — как ни странно, каждый второй все еще величал ее Королевой, и это начинало неприятно резать слух. Как будто она что-то украла. — Я лорд Баквелл, мой замок Оленьи Рога обвалился с востока, а яблоневые сады замерзли вусмерть с приходом зимы. Месяц назад я взял ссуды в Железном Банке, но вместо золота мне дали лишь картинки. Красивые, спорить не буду, — он заходил широкими желваками, его борода от самых баков грозно зашевелилась, а руки так вцепились в край стола, что раздался скрежет. Вокруг раздались смешки. — Да, я сглупил, что поверил. Но теперь ни один строитель не хочет работать за эти бумажки, мои сады так и торчат неубранными палками, и сижу в своем продуваемом всеми ветрами замке и думаю — отчего же я такой дурак? Люди, что окопались в Лунных Горах — воры и мошенники, и трясут теперь с меня золото вместо своих бумаг. Дейнерис понимала, почему Железный Банк дает теперь вместо денег расписки, которым никто не желает верить, ведь почти все его золото лежит теперь на дне морском.  — Лорд Баквелл, я больше не Королева, но я верю, что лорд Черноводный, если вы изберете его королем, разберется с этим. В конце концов, он ведь еще и Мастер над монетой, так кому, как не ему решать, что больше имеет цену — расписные картинки или золото? В узких зарешеченных окнах уже посинел вечер, и она так сильно соскучилась по Джо и Эджериусу, что хотелось просто заткнуть уши и убежать. Наконец снова началось голосование, и Бронн победил с небольшим перевесом голосов. Он принял свою победу с достоинством и даже сказал ей спасибо. Альвинг не мог больше сопровождать ее, его долг был в служении королю, но новый король выделил ей дюжину стражников, чтобы сопроводить туда, куда она пожелает. Много позже Дейнерис не раз вспоминала тот вечер и не раз задавалась вопросом, почему она не уехала сразу, а осталась на ночь. Быть может, потому, что Гейб сказал ей, что его дорогая Пепита тоже здесь? И ей непременно захотелось поговорить с девушкой. Лицо ее немного округлилось, но она все еще осталась стройной, как тростинка, и все еще не утратила привычку теребить свои длинные косы. Ее сын, вовсю уже бегающий карапуз, пошел очевидно в дорнийских родственников — смуглый, черноглазый и чернобровый мальчик, не по годам смышленый. Пепита была всегда грустна, но все утверждала, что счастлива на Утесе Кастерли. Лишь в конце, расплакавшись, она рассказала, что мейстер сказал ей после родов, что она никогда больше не станет матерью. Дейнерис встретилась с Мией и Джендри, и кажется, они были так рады ее видеть, что совсем не злились, что ее последние слова возможно помешали снова вернуться к власти Баратеонам. Мия сказала, что присмотрела себе мужа, одного из уважаемых лордов, но не выходит замуж только потому, что некому будет присмотреть за братом. Или она не уехала потому, что вспомнила свое обещание Тормунду поговорить с Железным Банком о золоте Вольных людей? Лорды шумели всю ночь, пили и плясали, музыка и вино лилось рекой, а она, ежась в своей большой холодной постели, слыша их смех и ругань, ворочалась и не могла уснуть. Под утро, навеянный монотонным шумом дождя, тяжелый сон наконец опустился на ее тяжелые больные веки, но почти сразу ее разбудил дикий крик. Случилось невозможное — Король Бронн Черноводный был убит. В этот раз выборы проходили в полной тишине, лишь изредка доносились тяжелые похмельные вздохи или брякала кружка. Сильно пахло кислой рвотой и свежим хлебом. Кое-кто поступил мудро и уже уехал, и теперь их осталось всего шестьдесят три. В этот раз Дейнерис все же взяла с собой теплую накидку и теперь сидела на том же месте, где и вчера. А по левую руку рядом с ней села Мия, и слава богам ее волосы были сегодня без перьев. Место Бронна и Лоллис было свободно, зияя холодно и странно пустыми стульями. Джендри по-прежнему робко выставил свое имя, а также некий Гарет Тирелл предложил свою кандидатуру. И, кажется, еще Эдмар Талли, лорд Речных Земель. Когда встал Клементин Мартелл, Дейнерис решила, что определилась со своим кандидатом. Но он сказал то, что она никак не ожидала услышать:  — Я, Принц Дорна, желаю видеть своей королевой Дейнерис Таргариен. По столу прошелся шепот. Она посмотрела на Мартеллов, на Принца, внимательно прожигающего ее взглядом под нелепым зеленым тюрбаном с брошью, на расплывшуюся в довольной улыбке Мюрей.  — Я не просила. За Джендри и Тиррела почти никто не проголосовал, но все как один подняли руки, когда Мартелл снова назвал ее имя. Это было нелепо и неправильно, она вовсе не собиралась задерживаться здесь хоть на один час.  — Лорды Шести Королевств, я вовсе не для этого сюда приехала, я хотела лишь засвидетельствовать свое почтение и подтвердить смерть мужа. Джендри Братеон — вот ваш король, ведь вы все знали его отца, Короля Роберта… Мия дернула ее за накидку.  — Дейнерис не надо, — зашептала она, испуганно моргая синими красивыми глазами, — я не хочу лишиться брата, не пройдет и часа, как его убьют, как и того, другого. Десятки глаз смотрели на нее, и Дени стало страшно. Клементин задумчиво водил перышком лука по своим губам, Тиреллы, как белокурые близнецы уставились, не сводя взгляда, лорд, похожий на грустного рыцаря моргал глазами, словно не понимал, где находится, а Бриенна Тарт победно улыбалась. Мор Кворгил почтительно, как никогда, склонил свое костлявое лицо, теребя пальцы. И Гейб, и лорд Сиворт, и даже Альвинг молча смотрели на нее так, как будто сейчас решится, будут ли они жить или умрут.  — Ла-ла-ла… — раздалось нежное пение, и в зал вошла Лоллис. В одной рубашке, с растрепанными курчавыми волосами, она, видно, совсем тронулась умом. Тесемки на груди были развязаны — все, что было выше пояса, не представляло никакой тайны. — Ла-ла-ла… — она подошла к Кворгилу и провела пальцами по его голове, взлохматив прилизанные волосы. Черные пучки растопырились над его головой как перья.  — Уведите же ее кто-нибудь, — выдохнула Дейнерис. Мейстер Альвинг тяжело встал.  — Как прикажете, Королева. Он подхватил Лоллис за локоть и, шепча ей что-то успокаивающее, повел прочь.  — За Королеву Дейнерис! — красивый голос принадлежал Мэриану. Он высоко поднял кружку и улыбнулся ей.  — За Королеву! За Королеву! За Королеву! Да правит она долго! Королева Дейнерис! — загремело на разные голоса. Все казалось глупой шуткой, театром, где можно поставить любой безумный спектакль. В этот дождливый день судьба или эти люди дали ей то, к чему она так стремилась когда-то и от чего бежала теперь.

***

 — Джона! Джо-о…! — кричала с балкона Дейнерис, но несносная девчонка все продолжала тянуть несчастного кота за хвост, а рядом, заливисто тявкая, словно совсем сошла с ума, прыгала выше своего роста, но не выше травы, собачка Пакля, белая и лохматая. Наконец Мао удалось вырваться, и Джонелия, взмахнув пышным розовым платьем и отливающими рыжим на солнце кудрями, плюхнулась в пышущую цветами клумбу. Валисса, быстро взглянув в сторону дома, быстро поставила девочку на ноги, что-то объясняя в сотый раз.  — Джо глупая, — изрек Эджи, распластавшись по деревянным перилам и кладя свою светлую голову то на одну, то на другую руку. Она присела рядом с сыном, взъерошив его серебристые длинные волосы, и уткнулась в тоненькую шею. Детям было уже пять, но они все еще пахли так, как в младенчестве.  — Глупая, — она наконец надышалась сыном. Серые глаза доверчиво смотрели на нее, прозрачные в этот солнечный теплый день. — Поэтому ты и должен присматривать за ней, за своей глупой сестренкой. И оберегать ее от маленьких глупых ошибок. Не удержавшись на ногах, она сама плюхнулась на зад и рассмеялась. Вот бы кто сейчас видел, как Королева Шести Королевств, валяясь на веранде своего летнего домика, хохочет, как девчонка.  — Мама тоже, — серьезно изрек он.  — Ах ты негодный мальчишка! — Дени схватила его и закружила над собой, и тут не выдержал даже Эджи, и засмеялся, прячась от ее щекотки. Теперь они лежали вместе, держась за руки, в окружении кадок южных цветов и их травянистом благоухании, и смотрели сквозь длинные узкие листья в небо, щурясь от солнца.  — Мам, когда Альвинг придет?  — У Главного Мейстера много забот сынок. Но скоро придет твой учитель по фехтованию. Тренироваться с маленьким мечом и стрелять из лука Эджи не очень-то и нравилось, он больше любил читать и рисовать. Мальчик мог часами сидеть в своей комнате, сгорбившись над книгой. Мейстер Альвинг говорил, что в таком возрасте вредно проводить столько времени сидя, но отобрать у Эджи книгу или кисть было все же легче, чем отобрать у Джо кошку. Излишняя активность и неусидчивость дочери тоже вызывали опасения старого мейстера, и если с Эджи, когда очень захотеть, все же можно было договориться, и отправить его фехтовать или учится ездить верхом, то Джонелию мог успокоить только специальный чай. Сегодня Дейнерис решила посвятить весь день детям, ведь в Красном Замке это удавалось лишь с утра, когда они просыпались. Она целовала их сонные мордашки, а потом они шли завтракать. Все кошки и собаки замка тогда пытались пробраться в трапезную, и даже если Дейнерис прогоняла их, то тут, то там она видела притаившуюся наглую морду или черный нос и удивлялась, когда это Джона успела их всех прикормить. Ее все любили, ровно столько же сколько и боялись. И люди, и животные. И эта необузданная страсть маленького детского сердца иногда пугала Дейнерис. Вот и сейчас сердце снова подпрыгнуло, взбудораженное визгом с улицы, и успокоилось, когда послышался спокойный голос Валиссы. Первое время было трудно, Шесть Королевств изнывали от холода и голода, а денег в казне почти не было. Лишь спустя время она поняла, что даже в такое тяжелое время, если очень захотеть, то можно жить достойно. В землях Простора все еще было достаточно зерна и вина, а в речных землях рыбы, но почему-то лорд Талли совсем не думал о том, что эту самую рыбу можно менять на что угодно. Южные лорды конечно предпочитали морские уловы с моря, но Дейнерис распорядилась, чтобы с каждого корабля налог был больше, чем с каждой речной лодки. Справедливое распределение налогов оказалось прекрасным способом пополнить казну, а после того, как наступила весна, земли, покрытые пеплом Драконьего Камня, так заплодоносили, что она приказала Альвингу разработать способ, как облагородить и остальные угодья. Разрушенные замки каменщики и строители отстраивали зачастую бесплатно, за еду и кров, но кроме того каждый лорд обязан был взять на службу детей и выделить угодья под строительство дома, если это было необходимо. Все постепенно налаживалось, если не считать, что первые полгода Дейнерис с детьми жила в доме Лоллис, безобидной сумасшедшей, и лишь когда с Севера пришел корабль с золотом, она решила построить себе эту скромную резиденцию. Пока она жила у леди Стокворт, и даже когда на южном берегу Черноводного залива уже возвышались острые зубцы стен ее маленького замка, она все еще сомневалась, правильно ли поступила, что пошла на поводу у знати Шести Королевств и согласилась стать их Королевой. Обнимая детей по ночам и прислушиваясь к каждому шороху, ей было страшно, страшно, что однажды враги снова возжелают избавиться от маленьких драконов. Но откажись она тогда, сбеги хоть в Эссос, хоть на край света, было бы ее сердце спокойнее в такую же безлунную ночь? Стать по настоящему нужной этой стране, заботиться о людях — это был лучший путь обезопасить себя и детей. Так она заставляла себя думать, и отгоняла мысль о том, что в любой момент может быть снова предана. Но глядя, как ее дети беззаботно резвятся средь извилистых лабиринтов миртовых кустов, как Джонелия зачарованно смотрит на парящие нежные лепестки магнолии и, прикрывая свои глаза, замирает, задрав маленький носик, а Эджи плещется в мелководном бассейне, мерцающем всеми цветами радуги под дребезжащей золотом лазурной водой — их маленький волшебный мир в окружении высоких крепких стен и шепчущих сказки осин и дубов Королевского Леса — тогда Дейнерис сама забывала все страхи и горести, и знала, что теперь у ее детей есть место, которое они всю жизнь будут вспоминать с щемящей теплотой, которое они могут назвать своим домом. Королевская Гавань начала снова разрастаться, даже без ее участия: люди, несмотря на то, что в Красном замке никто не жил, все равно считали ее столицей, и постепенно улицы наполнились ожившими лавками, кузницами, пекарнями и всевозможными мастерскими. Словно не понимая опасности этого места, обозы с новыми поселенцами и старыми жителями шли в город один за другим. Тогда она и решила частично восстановить Красный Замок, а после обследования руин оказалось, что все не так уж и страшно, по крайне мере работ там должно было быть в разы меньше, чем перед предшествующим разрушением. Кворгил так и сказал — «перед предшествующим», тактично не упомянув, что способствовало этому аду. Полуденное солнце уже залило вокруг все своим жаром — и разрушенные строения, и дикую упрямую траву, светясь бликами на латах ее стражи. Одинокой стрелой стояла башня, в которой она была когда-то заперта, еще несколько дней назад там нашли обескровленное тело ее служанки и мертвого василиска в своей золотой клетке — они так и не смогли выбраться. «Башню надо разрушить…» — подумала она, направившись к группе строителей, занятых на завалах. Среди обломков Твердыни Брана, обвитых уже одичавшими лозами с редкими мелкими блеклыми розами, она увидела одинокий красный лист. И внутри часто забилось, когда, обогнув большой камень, Дейнерис увидела наконец все чардрево. Его ствол придавило куском башни, но оно не погибло, а продолжало тянуть вверх свои белые ветви, обнимая со всех сторон серый камень и лаская его красными острыми ладошками. Шелест листьев замер на миг и тут же снова с ветром тонкие ветви качнулись в сторону Дейнерис. Она отшатнулась. Старые боги погубили Джона — ей немедля захотелось изрубить в куски, сжечь это кривое, страшное дерево. С этой мыслью она почти вышла из истерзанного разбитой башней садика, но остановилась в раздумьях. Старые Боги и Дети леса создали не одного Короля Ночи и убили потом тоже, а Джон там, среди снега и этих жестоких богов. Она надеялась, что он все еще там, что ее сны и вести, доносившиеся со Стены — не ложь и обманчивые видения. «Он в их власти», — ей не хотелось лишаться пусть призрачной, но надежды. Дейнерис вернулась к чардреву, вгляделась в белые раздавленные корни. Из-под слоя земли и пыли на нее смотрел лик. Рот искривился в страдании и глубокие морщины пролегли на старческом лице ребенка. На миг ей почудилась синева в скорбно опущенных черных глазницах. Подумав о том, что Бран может видеть ее сейчас этими самыми глазами, она смело посмотрела в эту черноту. «Тебе больно, ты страдаешь? Или счастлив там?» — она не знала ничего этого. Все мысли, что заставляли ее разум устремиться за тысячу лиг, на Север, вносили смуту в душу, сжимали сердце ледяным кулаком. Вечером того же дня, когда дети сладко заснули, Дейнерис все же решилась. Решилась впервые за несколько лет взглянуть в огонь свечи, чтобы узнать, попробовать увидеть, что же на самом деле произошло с Джоном. Она знала, что Красные боги тоже имели к этому отношение, а видеть в огне — это порождение их магии, дар Рглора. И пользоваться их дарами — это все равно, что предавать Джона, так ей казалось много лет. Но все же она приблизила к себе одинокую свечу на столике и вглядываясь сначала в ее множественные зеркальные отражения, зажмурившись на миг, посмотрела в огонь. Огненный лепесток всколыхнулся от ее взгляда, трепеща словно от страха, и она крепче сжала масляную свечу. И огонь сдался ей, успокоился, а потом, размываясь желто-оранжевым озером, заполнил весь ее взор. Горячие, плотные, словно множество пылающих слоев стали сползать с того, что ей так хотелось сейчас видеть и с каждым новым всполохом сердце билось все сильней и чаще. Последний золотой лепесток взмахнул огненным крылом, и ее обдало холодом — сплошной поток снега, множество снежинок, стремительно опадающих куда-то вниз, заволокли все вокруг. Дейнерис неотрывно, боясь моргнуть, смотрела на их теперь все замедляющееся падение. Сквозь белый поток начали просвечивать черные ели, их острые макушки, подпирающие белесое небо. Сердце почти перестало стучать, а она все боялась опустить глаза, боялась вглядеться в снежную бездну. Что, если его там нет? Того Джона, что помнила она и любила. Ведь его глаза теперь должны быть наполнены голубым льдом, а прежние она может видеть лишь на лице их сына. Дейнерис снова зажмурилась и с силой задула свечу. Через два года после ее правления, на скалистых холмах рядом с Золотой дорогой, лорд Лидден решил наконец навести порядок в своих владениях и памятуя, что где-то в его горах был храм божий, обнаружил там ужасную находку — трупы четырех молодых людей, среди которых было совсем дитя, маленькая девочка. Там же был найден оборванный, грязно пахнущий старик, больше похожий на сумасшедшего, он ничего не говорил, лишь выл беспрерывно у разрушенного алтаря, и все решили, что именно он совершил столь ужасное преступление. Королева Дейнерис никогда бы не узнала ни об истерзанной малышке, ни об обезглавленном безумце, если бы в септе, наполненной призраками, мертвецами и костями, не нашли зеленую кожаную папку с оттиском руки королевского десницы, а в ней исписанные аккуратным почерком листы. Так нашли Тириона Ланнистера, то что от него осталось — череп и горстка костей в общей куче таких же останков; по крайней мере, мейстер Альвинг сам изучил доставленный ко двору прах и подтвердил, что эти искривленные кости принадлежали карлику. А вот Арью Старк так и не нашли — ни живой, ни мертвой. Люди Королевы Севера, еще несколько лет назад занимавшиеся ее поисками, смогли лишь выяснить, что она дошла почти до самого Винтерфелла, но отчего-то так и не пересекла его крепостных стен. А ведь в то же время там был и Джон. Отчего она не встретилась с ним? Это так и осталось для всех загадкой. Как до сих пор оставались манящей загадкой далекие земли за Закатным морем. И вот теперь, когда королевства Вестероса снова набрали былую мощь, готовилась новая экспедиция, чтобы заново пройти Путь Арьи Старк — так его назвали. Еще после коронации Дени предложила Мэриану работать на нее, и он, к удивлению, почти сразу согласился. Ее очень заинтересовали бумажные деньги, и хоть лорды Вестероса уважали только золото, но своим примером и небольшой хитростью ей все же удалось ввести некоторые изменения. Главное было убедить всех, что на каждую легкую бумажку в Железном Банке лежит теперь целый увесистый мешок. Да и сам Банк теперь не принадлежал только выходцам из Браавоса, он был на ее земле, и магистрам не оставалось ничего другого, как впустить ее в их тесный круг, в обмен на услугу. Железные острова предоставили свои корабли для охраны участка моря, где затонули их галеры и, кроме того, были отлиты подводные колокола. И уже через год как минимум половина золота была поднята на поверхность. К этому времени купить лошадь или корабль на бумажку уже не составляло труда, но и золото в банке было настоящее, а умельцев подделывать векселя было уже хоть отбавляй. Пришлось постепенно заменить все бумаги на новые, со специальным номером, состоящим из ряда цифр, не видимых невнимательным глазом. А каждый номер внести в специальную книгу. Пока секрет удавалось сохранить. Каждый год Дейнерис хотела поехать на Север, но забот в королевстве было так много, что упав уже глубокой ночью в постель, она мгновенно забывалась и лишь иногда, в полусне, чувствовала на своей коже его легкие касания, игру пальцев на своих бедрах, на груди и губах, и просыпалась, разгоряченная страстью. На теле оставался лишь мимолетный прохладный след, словно пара снежинок, упав на горячую кожу, бесследно испарялась. Тогда становилось так больно и одиноко, что хотелось выть, и сжимая подушку, и плача в нее, она воскресала в памяти его плечи, и запах, и голос, лелея каждое воспоминание о нем… Вести со Стены говорили, что Король Ночи теперь — новое божество, и вольный народ, что остался жив, почитают его и боятся, веря, что после смерти попадут в его волшебное царство. Но Дейнерис знала, что боги живут очень долго, целую вечность, а ее человеческая маленькая жизнь прошла уже свою половину и, когда ее не станет, что же будет тогда? «Он забудет меня, забудет, быть может, меня уже и не существует в его памяти, и в его сердце» Тогда ей становилось в стократ страшно и тяжело, словно теперь ей одной приходилось нести эту ношу — их будущее, которое так и не осуществилось. Просыпаясь от бередящих душу снов, ей немедля хотелось отправиться на север и взойти на Стену, чтобы принять наконец эту горькую истину или же обрести надежду. Утром, в суете дел и в заботах о детях, все забывалось, тая как печальный сон. В ее голове словно было два Джона — один давно мертвый, оставшийся лишь в его детях, приносящих счастье и дающих силы, и живой — за тысячи лиг, в холодной мгле, воспоминания о котором разжигали неутолимую страсть и невыносимую боль. Но только изнывая от этих воспоминаний и растворяясь, сгорая дотла каждый раз в холодных объятиях, она чувствовала себя настоящей.  — Ваше Высочество, — солнце загородила тень, и над ней с Эджи закачалась чья-то русая коса. Это была Мария, ее служанка. — Лорд Дастин срочно желает вас видеть. В ее маленьком кабинете, заваленном бумагами и книгами по банковскому делу, в кожаном кресле уже сидел Мэриан Дастин. Одетый, как и всегда, с иголочки, в светлый кафтан и бриджи, на которых не скроешь ни пыли, ни грязи. Ее Мастер над монетой был ее пусть не правой или левой, но точно третьей рукой.  — Что заставило тебя обнаглеть настолько, что ты оторвал Королеву от своих детей? — возмутилась она, едва зайдя в комнату. И тут же засмеялась.  — Ваша Светлость, Дейнерис, прости меня. У меня для тебя подарок, — он ловко выудил из кармана лист. Она сразу узнала банковский вексель. — Посмотри, ничего не замечаешь? Она взяла лиловую бумагу в руку. Подделкой это быть не могло, особенно такая бумага. На новых, хрустящих это сразу чувствовалось. Усевшись за стол, она взяла увеличительное стекло и внимательно стала разглядывать бумагу. Номер был на месте. Даже эта не совсем правильная закорючка на цифре один. Она вопросительно посмотрела на Мэриана.  — Ты не заметила — значит, эксперимент прошел удачно. Новая система защиты была намного лучше прежней, но она точно знала, что пришел он сюда не за этим. Слишком напряженная улыбка и этот сощуренный взгляд серых льдистых глаз. «А у Джона были не такие — теплые. Когда он смотрел на меня, всегда теплые». Лист задрожал в руке.  — Неделю назад в Банк пришло письмо, Дейнерис, — он заметно нервничал.  — Так что же? Дейнерис налила ему вина, и когда Мэриан осушил кубок, он смог это сказать.  — Письмо от Королевы Севера, Сансы Старк. Она просит ссуду. Не понимаю, почему она не обратилась сразу к тебе.  — Ты хочешь поехать? — Дени попыталась спросить это как можно более непринужденно, все еще старательно разглядывая вексель. — Я не против.  — Столько лет прошло, — он вздохнул тяжело.  — Столько лет прошло, Мэриан, а ты все еще одинок, — его красивые брови дернулись крыльями. — Мастер над шептунами не просто так получает свое жалование. Прости.  — Вы тоже, Королева. Одиноки.  — Ты хочешь это исправить? Поэтому перешел на официальный тон?  — Нет, — он замотал головой, растерянно улыбаясь и пряча свой обычно твердый взгляд. — При чем здесь вообще это? Я пришел говорить о Сансе. Так он ее и назвал — просто Санса, а значит, та невинная шалость, что они провернули, не была напрасной. Дейнерис знала, что Санса до сих пор любит Мэриана, и им понадобилось шесть воронов от Винтерфелла до Королевской Гавани и обратно, чтобы продумать весь план. Если живы в нем еще чувства — он не упустит возможность вернуться к ней. Дени было жаль терять Мэриана, но удерживая его рядом с собой, она чувствовала себя предательницей. Она видела, знала, что они оба мучаются, и в какой-то момент поняла, что сама упивается чужими страданиями, как будто своих ей мало. Тогда Санса и получила первое письмо.  — Езжай Мэриан, помоги Королеве Севера, без тебя ей не справиться. «И я знаю, что тоже когда-нибудь обязательно вернусь…»