Тогда
Удар по лицу, который, скорее всего, не является первым. Вот что заставляет её прийти в себя. Хотя Наташа едва ли чувствует боль, мутным взглядом всматриваясь в пространство заброшенного ангара. Тело предательски отказывается слушаться её, находясь под воздействием какого-то препарата, что циркулирует по венам, отнимая у неё свободу движений. Она даже почти не ощущает, как верёвки впиваются в руки и ноги, оставляя багровые следы на коже. И это непривычное состояние кажется ей ненавистным. Ведь никому прежде не позволяла застать себя врасплох. Но в этот раз что-то пошло не так. — Давай, просыпайся, — говорит кто-то, являясь всего лишь расплывчатым силуэтом, который назойливо маячит перед глазами, вызывая в ней раздражение. — Наш босс скоро подъедет. Он желает убедиться, что тебе конец. Сплёвывая вязкую кровь, что наполнила рот после грубых ударов, Романофф всё же находит в себе силы украдкой усмехнуться в ответ, когда в затуманенном сознании проносится мысль, что они все были бы уже покойниками, если бы не эта чёртова беспомощность, что заключается в ослабевших мышцах. Сколько же длится действие этого проклятого препарата... Ей ничуть не нравится, что она не владеет ситуацией, находясь в чьей-то власти. Из-за чего слабо стискивает зубы от зарождающейся внутри злости. Ощущая свинцовую тяжесть в голове, которую лениво вскидывает, она старается сфокусировать взгляд хоть на чём-то. Пытается произнести хоть слово, но голосовые связки тоже не поддаются. С её губ срывается только хрип, что тут же превращается в удушающий кашель. Внезапно по перепонкам ударяют звуки борьбы, а затем последующие за ней приглушенные вскрики и тяжесть тел, падающих на бетонный пол одно за другим. Даже находясь в подобном состоянии, Наташа ни с чем не спутает пистолет с глушителем. Вскоре воцаряется гнетущая тишина, но тут её нарушают уверенные шаги. Пелена постепенно растворяется, зрение становится более чётким, что позволяет девушке разглядеть и узнать человека, который приближается к ней. Привычный чёрный костюм, тёмные волосы, маска хладнокровия на лице и пронзительный взгляд карих глаз, в которых, тем не менее, сейчас отчётливо можно увидеть настоящую тревогу. Мужчина убирает оружие и наклоняется к ней. Его пальцы почти ласково касаются её щеки, словно призывая сосредоточиться на нём, но больше всего на голосе, в котором сквозит неподдельное беспокойство. Прикосновение его по-мужски грубой руки к её коже — приносит ей облегчение и давно забытое чувство безопасности. — Это ты... — с выдохом шепчет Наташа, сжимая руки в кулаки и слегка дёргая запястья. — Кажется, я появился очень вовремя, — произносит Джон в ответ, принимаясь разрезать верёвки на её ногах, пока она наблюдает за ним, за каждым действием. Но её взгляд снова и снова возвращается к его лицу, пытаясь вспомнить, когда в последний раз видела его гладко выбритым. — Ты как? Когда он освобождает её руки, Романофф выпрямляется на стуле и жадно втягивает в себя воздух. Только сейчас она чувствует покалывание в кончиках пальцев рук, которые до этого казались онемевшими. После чего сглатывает, приоткрывая пересохшие губы, и принимается растирать запястья. — Я в порядке, — выговаривает она с трудом. Язык во рту напоминает груду металла. — Надо уходить. Вот-вот здесь появится Мариани. Джон помогает ей подняться. Ноги по-прежнему как ватные, но она уверена, что ей удастся устоять на них и дойти до его машины, где снова сможет расслабиться и закрыть глаза. Она чувствует себя непривычно уставшей и опустошённой, из-за чего её неумолимо затягивает в темноту, позволяя ей забыться сном, откинувшись на спинку сидения. Лишь отголоски звучания двигателя «мустанга» проносятся в сознании, после и вовсе затихая.***
Наташа просыпается словно по щелчку, глубоко вдыхая. Веки кажутся отяжелевшими, которые открывает не без труда. Глаза постепенно привыкают к янтарному свету, который излучает настольная лампа, что находится неподалёку. Она ловит себя на мимолётной мысли, что находится в знакомой комнате. В комнате для гостей. В доме Джона. Ему пришлось нести её сюда на руках... Он появляется на пороге в тот самый момент, когда она приподнимается и двигается к изголовью кровати, сгибая ноги в коленях и после откидываясь назад. Девушка протяжно вздыхает, но при этом больше не чувствует той беспомощности, которую ощущала прежде. Каждое движение и тело в целом — вновь в её власти. Что очень радует её. Слабость — отвратительное чувство. — Как чувствуешь себя? — интересуется он, будто знает, о чём Наташа сейчас думает, и, очень кстати, протягивает ей стакан с водой, который она тотчас опустошает, испытывая безумную жажду. Она медлит с ответом, зарываясь пальцами в волосы и внимательнее прислушиваясь к себе. Но ни за что не признается, что её попросту смущает его пристальный, изучающий взгляд, который не позволяет увильнуть, солгать или же попытаться скрыть свои чувства. — Я в норме, Джон. Правда. — Романофф хмурится, а затем всё же решается взглянуть на него, цепко сжимая пустой стакан и надеясь, что по нему не разойдутся трещины из-за её хватки. — Меня просто застали врасплох. Больше это никогда не повторится. Он упирается рукой в постель и слегка наклоняет голову, чуть прищуриваясь. И тем самым вынуждает её ощутить напряжение, что вдруг овладевает телом. — Что произошло? — Джон не сводит с неё глаз, настойчиво требующих ответа. Чем пробуждает в ней раздражение наравне с возмущением. В конце концов, она не маленькая девчонка, чтобы отчитываться перед кем-то. Только ему никогда сопротивляться не могла... И сейчас это сделать не в силах. Наташа вновь вздыхает, безмолвно признавая своё поражение. — Видимо, мой заказчик передумал и всё-таки решил пока не убирать со своего пути нынешнего главу итальянской мафии в Нью-Йорке, чтобы самому стать новым боссом, — наконец произносит она, продолжая хмуриться. — А меня просто взял и сдал ему, желая доказать свою так называемую верность. Я должна была получить пулю в лоб вместо платы за работу. По крайней мере, так я поняла со слов людей Мариани, до того как отключилась. Джон отводит взгляд. На протяжении минуты, которая кажется ей чертовски долгой, он задумчиво молчит. Но затем снова устремляет взор на неё. — Они опять попытаются добраться до тебя, — заявляет он, озвучивая её собственные мысли. И после короткой паузы продолжает: — Наверное, стоит обратиться к Вигго. Он не откажет в помощи и сможет защитить тебя в качестве своего человека. Или же я могу просто прикончить итальянского босса и его приспешников. Романофф в порыве придвигается ближе к нему, сжимая его руку своей, и всматривается в глаза, которые сейчас кажутся совсем тёмными. От него исходит приятное тепло, едва ли не жар, из-за чего в ней просыпается почти отчаянное желание как можно крепче прижаться к нему, чтобы согреться и больше не покидать его объятий, в которых по-настоящему сможет почувствовать себя в безопасности. Но не может позволить этому произойти. Она в состоянии сама позаботиться о себе. — Я не хочу, чтобы ты вмешивался. Хотя поздно, ты и так это сделал. — Наташа поджимает губы. Она в самом деле не может допустить, чтобы он пострадал из-за неё. Не может потерять единственное, что действительно ей дорого. — Никто не должен узнать о том, что это был ты. И не спорь со мной. Потому что начнётся война. — Романофф... — всё же выдыхает он, качая головой. — Нет, — тут же прерывает она его, сжимая горячую ладонь мужчины ещё сильней. — Пообещай мне, Джон. Теперь он хмурит брови и смотрит на неё сурово, укоризненно, отчего по её коже против воли пробегает непозволительная дрожь. Но она, призывая на помощь выдержку, не опускает глаза, а неотрывно смотрит на него в ответ. К большому удивлению, первым сдаётся именно он. — В таком случае, — вырывается у него со вздохом, — без Тарасова нам, увы, не обойтись. Набирая в лёгкие побольше воздуха, Наташа всё-таки утвердительно кивает. — Если он согласится, то я буду работать на него, — слетает потоком с её губ, опасаясь, что она может передумать. — Кстати... Как ты узнал, где я и что со мной? — Я же сказал когда-то, что всегда буду присматривать за тобой. — Джон вновь тем же самым жестом, но сейчас немного неуверенным, медленно скользит фалангами пальцев по рыжим локонам, аккуратно приглаживая их. Чем заставляет девушку, которая не верит в происходящее между ними в этот момент, невольно затаить дыхание. — Ты не отвечала на мои звонки и сообщения, что показалось мне странным. Поэтому отследил твой телефон. Сердце оглушает её своим грохотом. Оно бьётся с такой силой, что это удивляет её саму. — Спасибо за то, что сегодня пришёл мне на помощь, — после промедления, с искренней признательностью в голосе произносит она. — Я не мог поступить иначе, — говорит он. Взгляд его смягчается. — И всё же я благодарна тебе, — настаивает Романофф, слегка наклоняясь к нему. Она невольно вздрагивает от неожиданности, когда чувствует его горячую ладонь у себя на щеке. Он касается подушечкой большого пальца уголка её рта, где запеклась кровь. Выражение его глаз снова меняется, приобретая стальной оттенок. — Мне нужно было сначала вырвать им руки, за то, что они ударили тебя. — Джон качает головой, вздыхает и опускает руку, больше не глядя на неё. — Я должен был приехать раньше. Мог бы не допустить этого. Она дотрагивается до его подбородка, который уверенно приподнимает, и заставляет мужчину вновь посмотреть на неё. — Ты и так сделал достаточно. И я ценю это. Находясь сейчас так близко к нему, ощущая на лице его тёплое дыхание и прикосновения, Наташа чувствует, как постепенно слабеет её внутреннее сопротивление, что до этого не давало ей поддаться собственным эмоциям, чувствам, существование которых больше не может отрицать, особенно в это мгновение, когда он так смотрит на неё, поглощая взглядом, и касается её кожи с невиданной для него нежностью. Его глаза снова всего на миг опускаются к её губам, но этого вполне достаточно, чтобы понять, что ему тоже всё сложнее бороться с собой. И они оба, наконец, позволяют себе сорваться с цепей, удерживающих их на расстоянии. Одежда слетает с них с невероятной быстротой, когда губы снова и снова сталкиваются, словно в поединке, исследуя друг друга дюйм за дюймом. Руки Джона — жаркие, нетерпеливые и сильные — скользят по ней, ничего не упуская из виду, и крепче прижимают к нему, заставляя её задыхаться от нехватки кислорода. Его дыхание обжигает, будоражит и, кажется, проникает настолько глубоко в неё, что с волнением уже не совладать. Оно гонит с бешеной скоростью по венам кровь, которая напоминает бурлящий поток, пульсируя под кожей. Из-за чего она теряет последние остатки самоконтроля, чувствуя его каждой клеткой и наслаждаясь этой долгожданной близостью. Время как будто замедляется, существует лишь их прерывистое дыхание, жадные поцелуи и разгорячённые, покрытые бисером пота тела, которые сплетаются, прижимаются к друг другу в тесном объятии, впитывая взаимный жар. Эта ночь принадлежит только им двоим. Реальность может подождать.