Сейчас
Наташа вскоре прибывает туда, где удерживают Джона, надеясь, что не опоздала. Нельзя терять ни минуты. Действовать нужно предельно быстро и ловко. Она осторожно выглядывает из-за угла, наблюдая за тем, как Вигго садится в машину и уезжает. Только один человек остаётся охранять вход, очень удачно оказываясь спиной к ней. Поэтому она сразу же бросается к нему и с характерным хрустом сворачивает шею. Обмякшее тело падает к её ногам, в то время как она уже вытягивает пистолет, собираясь бесшумно проникнуть внутрь, чтобы застать врасплох остальных. Что и делает незамедлительно. Проходя в глубь склада, Романофф вдруг останавливается, внезапно охваченная яростью, что моментально вскипает в жилах, и резким движением вскидывает оружие. В пространстве раздаются всего лишь два выстрела, бьющих точно по своим целям. Она торопливо направляется в сторону Джонатана, который прикован к стулу наручниками, и срывает с его головы прозрачный пакет. Вслед за чем обхватывает ладонями его небритые щёки, пока он жадно хватает воздух, и оценивает повреждения. — Здорово тебе досталось, да? — Наташа старается говорить в шутливой манере, хотя сердце её до сих пор грохочет, как безумное, от беспокойства и отчасти страха потерять его навсегда. — Позволил им схватить тебя. Неужели стареешь, мистер Уик? Он не сдерживается и украдкой усмехается. Но после этого его лицо вновь превращается в привычную маску хладнокровия. Той его улыбки, которая согревала ей душу, пусть и в редкие моменты, уже не увидеть. Он больше не улыбается. Наташа отстраняется от него, а затем и вовсе отходит, присаживаясь на корточки возле одного из убитых людей Тарасова и принимаясь искать в карманах ключ от наручников. — Эй... — окликает её Джонатан, когда девушка наклоняется к другому парню, продолжая поиски. Она поднимает голову, вопросительно глядя на него. После чего он продолжает со свойственной ему суровостью: — У тебя есть возможность вернуть долг Вигго. Прямо сейчас, когда я в таком положении, ты можешь пустить пулю мне в лоб, как этим двоим. Романофф хмурит брови и вдыхает глубоко, сдерживаясь от резких слов, которые ей хочется подойти и выпалить ему в лицо. Вместо этого она с силой сжимает ключ в руке и выпрямляется. Её голос пронизан холодом, когда она спокойно произносит: — Не говори ерунды, Джон. Если я и правда кому-то должна, то только тебе. В своё время ты помог мне, спас жизнь. Теперь мы квиты. Сравняли счёт. А там... Как сложится. Наташа освобождает его от оков и снова отступает. — Постой. У тебя вполне получилось бы расправиться с ними. Каким-нибудь образом... Может быть, ты действительно теряешь форму? — ухмыляется она, когда он поворачивается к ней. — Не могу поверить, что ты вот так просто решил сдаться и позволить им удушить тебя обычным пакетом. Как по мне... Не очень-то достойная смерть для самого опасного киллера. Джонатан качает головой и вздыхает притворно тяжело: — Тебе по-прежнему нравится задевать меня, да? — Никогда не устану это делать. Пора бы тебе привыкнуть. — Наташа подмигивает ему и направляется к выходу. Позже они возвращаются в отель, в её номер, стремясь как можно быстрее скрыться от посторонних и не вызвать лишних вопросов. Им и без того есть о чём поговорить. Джонатан рассказывает ей о том, что выведал у Перкинс, где Тарасов хранит деньги, ценности и важные документы. Как потом оказался в церкви и уничтожил всё это. Там его и схватили люди Вигго, после чего привезли на склад. А Наташа, в свою очередь, говорит ему, что это Маркус сообщил ей о случившемся и подсказал, где искать Джона. Иначе неизвестно, чем всё могло бы обернуться. Потирая на запястьях следы от наручников, он сидит на кровати и наблюдает за тем, как она молчаливо и старательно протирает антисептиком ссадины, которые уже не так сильно кровоточат, на его лице, при этом не обращая никакого внимания на его пристальный взгляд и на то, как он иногда чуть морщится от неприятных ощущений. Её пухлые губы плотно сжаты, но движения плавные, аккуратные. Она должна злиться на него, имея полное право на это, но сердитой не выглядит. Похоже на затишье перед бурей. Эпизод, произошедший накануне, оставил по себе дурной осадок. Он произнёс то, чего не хотел, совершенно так не считая, просто надеялся, что это заставит её убраться подальше отсюда, и она не станет больше подвергать себя опасности из-за него. Видимо, она всё же находится в шаге от этого. Стоит только наткнуться взглядом на сумку с вещами — и предположение подтверждается. Прочищая горло, Джон решает снова заговорить первым: — Послушай. То, что я сказал тебе вчера здесь... Но Наташа не позволяет ему закончить предложение, жестом призывает его замолчать, при этом неотрывно глядя ему в глаза. — Я очень хорошо помню, чем закончился наш разговор. — Она смотрит на него с сожалением, но не выдерживает и отворачивается, делая вид, что ищет что-то в аптечке. — Я не должна была провоцировать тебя. Только в гневе сложно контролировать себя. Джонатан не сводит с неё взгляда, чем заставляет её нервничать. Находиться к нему так близко, встав между ног, и прикасаться к его горячей коже — всё это превращается для неё в испытание. — Просто чтобы ты знала... — практически шёпотом говорит он. Нотка горечи, которая очень редко появлялась в его голосе, слышится вновь. — Я не хотел обидеть тебя, опять сделать больно. Мне жаль, что в очередной раз получилось именно так. Наташа коротко кивает, принимая это почти что извинение. Всё так же избегая зрительного контакта, она приклеивает небольшой пластырь поверх пореза на лбу и осторожно разглаживает его. Молчание, что воцаряется, почему-то угнетает. Но затягивается на пару долгих минут. — Недавно ты сказал, что на какой-то миг поверил, что я способна отнять у тебя жизнь. — Она делает паузу, вытирая кровь с его разбитой нижней губы. Слова напоминают кость в горле, произнести их трудно, но необходимо. Её тянет сбросить, наконец, этот камень с души. — Наверное, мне всё-таки стоит сознаться в том, что ещё тогда, в самом начале, я тоже на долю секунды подумала о том, чтобы оплатить свой «вексель». И знаешь что... Я была в ужасе от того, что могла бы убить тебя. Боялась признаться в первую очередь себе, что я действительно в состоянии это сделать. В её интонации столько отчаяния, что ему хочется перехватить запястье девушки и прижать к своей щеке тёплую ладонь, слегка коснуться её губами, оставить на ней невидимый след... И вдруг Джон поддаётся порыву, протягивает к Наташе руку, но она тут же зависает в воздухе, а затем он и вовсе опускает её. — Я понимаю тебя, — произносит он искренне, без упрёка. Потому что они очень похожи. — Кто я такой, чтобы осуждать... Их прерывает неожиданный звонок. Оба думают о том, что это Маркус желает выяснить — всё ли в порядке. Только Наташа, взглянув на экран телефона, тут же меняется в лице, но всё-таки отвечает, включая при этом громкую связь. — Чего тебе? — говорит она с отчётливой враждебностью, ещё даже не услышав собеседника. — Я позвонил, чтобы сообщить, что пришло время расплаты, — грозным тоном заявляет Тарасов. — Тебе стоит вернуться туда, где ты сегодня прикончила моих парней. — Зачем мне это делать? — Наташа чувствует, как внутри зарождается тревога, а тело становится напряжённым. В трубке звучит откровенная насмешка. И это явно не к добру. — Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь, Наталья... — Голос Вигго снова приобретает угрожающие нотки. — Не следовало тебе и Джону объявлять мне войну. Когда связь прерывается, она отбрасывает телефон прочь. Затем, не раздумывая, подхватывает куртку и ключи от машины, после чего решительно шагает к двери, выйти за которую ей не позволяет Джонатан. Из-за чего она бросает на него переполненный злостью взгляд. — Я уверен, что это ловушка, — утверждает он, внимательно вглядываясь ей в глаза. — Он просто хочет заманить тебя туда. Романофф чуть склоняет голову набок и произносит с колким безразличием в голосе: — Мне плевать, Джон. Я хочу, чтобы всё это поскорее закончилось. Поэтому я поеду, чтобы увидеть, что он для меня приготовил. И тебе не удастся помешать мне это сделать. Она видит, как под его кожей, покрытой густой щетиной, заметно перекатываются желваки, отражая его внутреннюю борьбу. Пускай он попытается закрыть её здесь, отступать она не собирается. — Тогда я с тобой. — Джонатан всем своим видом показывает, что спорить с ним нет смысла. И она соглашается, даже не предполагая, что там её ожидает жестокая расправа, жертвами которой стали два человека. Маркус и... Клинт. Каждый из них был по-своему близким ей. Они прикованы к стульям, в точности как Джон, когда она пришла освободить его. Не остаётся никаких сомнений, что их пытали. Комок, наполненный горечью с металлическим привкусом, застревает в глотке. Избавиться от него не получается. Как и сдвинуться с места, чтобы подойти ближе к истерзанным, окровавленным телам, которые не подают признаков жизни. К горлу мгновенно подступает тошнота. Шаги Джона кажутся ей слишком громкими, эхом окутывая её, когда он подходит к ним и проверяет пульс у обоих, лишь убеждаясь, что они действительно мертвы. Он медлит, сжимая руки в кулаки, но всё же оборачивается и смотрит на неё с той же болью, что испытывает она сама в этот момент. Романофф вынуждает себя приблизиться к ним, подавляя всхлип, что отчаянно рвётся из грудной клетки. Но её внимание всецело поглощено тем, кого не должно быть здесь. Клинт. Человек, который просто любил её, в своё время став для неё поддержкой, утешением. И он поплатился за это. Ей теперь жить с этим... Она нежно поглаживает дрожащими пальцами его лицо, черты которого теряют чёткость из-за слёз, что застилают глаза пеленой. Ещё одна пытка для души, за которой всё больше грехов числится. — Мне очень жаль, — шепчет Наташа, прижимаясь своим лбом к его. — Прости за то, что всё так закончилось для тебя. Это из-за меня. Но я отомщу. Клянусь.***
Не смыкая глаз, она сидит в кресле и смотрит неотрывно в окно. Внутри пустота, которая пришла на смену ярости. Усталость растекается по венам, отнимая остатки сил. Ей поспать бы, но не выходит уснуть. Свежие и болезненные воспоминания тотчас оживают в сознании, стоит только на мгновение прикрыть налитые свинцом веки. Наташа ощущает прикосновение тёплых рук, которые призывают её обхватить ладонями горячую чашку с чаем. И она принимает её, цепко удерживая, но продолжает наблюдать за тем, как постепенно сгущаются сумерки. Она благодарна Джону за то, что он понимает: жалеть её не надо, просто поддержать, только вот так — безмолвно, без слов утешения, которые могут лишний раз ранить. Он молча присаживается рядом с ней. В его руке возникает стакан с бурбоном, который он отпивает короткими глотками. И тоже смотрит куда-то, размышляя о чём-то. — Как ты думаешь, Джон... — произносит она хрипло, наконец отводя взгляд от окна. — Если бы нам не пришлось стать теми, кто мы есть сейчас... Всё сложилось бы иначе? Мы были бы счастливы, являясь совершенно другими людьми? Он не спешит с ответом. Не оглядывается даже, когда Наташа чуть поворачивается к нему и теперь разглядывает его профиль, попутно обводя плавные контуры. Ей кажется, что время словно замедляет ход. — Может быть, — говорит Джонатан вполголоса. Прерывистый вздох срывается с его губ, когда он чуть опускает голову и смотрит на свои руки, которые погубили столько людей, что не сосчитать. — Но попытки стать тем, кем ты на самом деле не являешься, никогда не будут успешными. Я в этом убедился. Она кивает, соглашаясь. Себя не переделать. Разве что попробовать сломать, чтобы просто предпринять попытку вписаться в другую жизнь, которая всегда будет чужой. — Знаешь... Ты постепенно привыкаешь убивать по приказу, не задумываясь о том, кто может стать твоей следующей целью. Но вот к потерям никак не можешь привыкнуть, сколько бы времени ни прошло. — Наташа подносит чашку к губам и делает глоток согревающего чая. Помолчав немного, она продолжает с печальной задумчивостью: — Ты и я... Мы сами виноваты в своих бедах. Мы приносим страдания или же смерть тем, кто нам дорог. Такова цена за то, что мы сделали. Мы платим жизнью кого-то из близких за жизнь того человека, у которого её отобрали. Чёртов баланс. Наконец Джон переводит на неё взгляд, полный тоски и усталости. Эта война отнимает все силы у них обоих, но нет иного выхода, кроме как довести её до конца, а каким будет исход — уже не имеет значения. — Поэтому я хотел, чтобы ты уехала, — признаётся он, пристально глядя ей в глаза. — Я не могу потерять ещё и тебя. Не хочу, чтобы ты рисковала собой. Сказанное задевает её за живое. Это как осколком провести по едва зажившей ране. Она отворачивается, на миг замирая, а после ставит чашку на столик. Не желает говорить на эту тему. Это слишком для неё сейчас. Слишком много всего. Романофф снова откидывается на спинку кресла и бросает сдержанно ответ: — Желание отомстить — это всё, что у нас с тобой осталось. — Разве? — Джонатан не прекращает смотреть на неё в упор. Она чувствует на себе его пронзительный взгляд, из-за которого воспламеняются щёки. — Ведь у тебя ещё есть я, а у меня — есть ты. Наташа слегка прикусывает щеку изнутри. Признаться в этом вслух — подтолкнуть себя к тому, чтобы вновь почувствовать боль и горечь, которые сейчас имеют гораздо бо́льшую силу, чем в прошлом. Стерпеть их всё трудней. — Это ненадолго, — произносит она без эмоций, отказываясь взглянуть на него. — Кому, как не тебе, Джон, знать, что наша жизнь является беспощадной игрой на выживание. Или ты убьёшь, или тебя. Но предугадать исход этой игры не всегда возможно. А кровь... Она уже и так льётся рекой. Поэтому... Мы будем делать то, что у нас получается лучше всего. Он выглядит хмурым, когда спрашивает: — И что же это? По-прежнему не глядя на него, девушка глубоко вдыхает, уверенная в том, что собирается сказать. Потому что назад пути нет. Оглядываться не стоит, надо смотреть только вперёд. Рядом с чашкой на столик она кладёт пистолет, который всё это время держала при себе. — Охотиться...