Молчание морщерогих кизляков

– Такое ощущение, что Гарри и Рон отхватили себе какой-то бонус, пока я спала. – Вздохнула Гермиона, водрузив на свой стол в кабинете Люпина стопку папок из министерского архива по делам о выявлении ареалов обитания мифических существ. – Гарри взяли в Аврорат без экзаменов, Рон так же легко попал в свою любимую команду по квиддичу, а я должна заниматься какой-то ерундой, чтобы просто устроиться на работу в Министерство… – Это не ерунда. – Улыбнулся Римус. – Луна тоже занимается этой работой. – Но она занимается ерундой. – Возразила Гермиона, сняв со стопки верхнюю папку, после чего открыла ее и принялась листать бумаги. – Это какая-то чушь… Дурацкие исследования на тему того, чего нет, экспедиции по поиску того, чего нет… Какой в этом толк? Я хочу делать что-нибудь значимое. – Ты делаешь значимое – ты помогаешь Луне. К тому же, ты, если честно, и правда немного «проспала». – Римус виновато поджал губы и пожал плечами. – Война закончилась два года назад, и никто уже не помнит наших заслуг. – Твои помнят. – Буркнула Гермиона, листая документы. – Ты ведь возглавляешь свой собственный отдел. – Я сюда устроился через полтора месяца после того, как закончилась битва за Хогвартс. Гермиона вздохнула. – И все-таки лучше бы я помогала тебе, а не Луне. Ты делаешь действительно полезные вещи. – Это правда. – Согласился Люпин. – Я многое делаю для сообщества оборотней. Нам трудно найти работу, на нас искоса смотрят волшебники, а ведь большую часть времени далеко не все мы агрессивны и опасны для окружающих. Среди оборотней много ученых и исследователей. Я даже знаю одного колдофотографа, который путешествует по миру и забирается в такие опасные дебри, куда ни один маг не рискнул бы сунуться. – Он мягко усмехнулся. – Я рад, что ты тоже неравнодушна к судьбам разумных магических существ. Гермиона невольно нахмурилась, изучая его лицо. Ей было трудно воспринимать Римуса как «разумное магическое существо», но именно так в бумагах обозначались оборотни, хотя ликантропия оцифиально считалась болезнью. Впрочем, для нее Римус всегда был и останется человеком. – Жду не дождусь, когда все это закончится. – Вздохнула Гермиона, убирая документы обратно в папку. – Стажировка, я имею в виду. Хочу, наконец, заняться нормальной работой… – Всему свое время. – Люпин направил палочку в сторону Трепетливого кустика на столе Гермионы, чтобы полить его при помощи заклинания. – По правилам стажировка должна длиться не меньше полугода. Только тогда я смогу написать для тебя рекомендацию. – Я рехнусь за полгода. – Закатила глаза она, усаживаясь за свой стол. – Я не могу серьезно относиться к работе, если понимаю, что она бесполезна. – Думай об этом, как о задании по учебе. – Предложил Римус. – Ты ведь все делала лучше всех, даже если тебе было неинтересно. – На твоих уроках всегда было интересно. – С улыбкой возразила Гермиона. – Если честно, я хотела, чтобы ты и дальше преподавал у нас Защиту. – Я был рад учить вас, но после войны мне захотелось чего-нибудь поспокойнее. Гермиона кивнула. Всем хотелось отвлечься от пережитого после войны. Наверное, из всех ее друзей только Гарри выбрал себе по-настоящему опасную профессию. Но он уже не мог жить иначе. Он всегда был немного потерянным в мире волшебников, а работа аврора позволяла ему чувствовать себя важной частью магического сообщества. Он ощущал себя востребованным и значимым, когда защищал других. Гермиона очень хорошо его в этом понимала. – А как так вышло, что Луна находится под твоим началом? – Поинтересовалась она. – Мой отдел занимается контактами с разумными магическими существами, просто конкретно мои обязанности сосредоточены на оборотнях. – Значит, морщерогие кизляки – это разумные существа? – Фыркнула Гермиона, качая головой. – Луна утверждает, что да. – Улыбнулся Римус. – Ты правда веришь, что они существуют? – С сомнением поинтересовалась она. – Я верю, что Луне нужна работа, которая позволит ей оплачивать счета. – С печальной улыбкой ответил Люпин. – После закрытия «Придиры» Ксенофилиус совсем сдал, и ей приходится содержать не только себя, но и его. – Я все еще не могу поверить, что Министерство допустило разорение «Придиры». – Покачала головой Гермиона. – Им же ничего не стоило профинансировать журнал, который мистер Лавгуд во время войны раздавал совершенно бесплатно. – Не забывай, что «Придира» соперничал с «Пророком». – Напомнил ей Люпин. – Тиражи, конечно, были совсем другие, но как источник информации он действительно был главным конкурентом. Министерство только обрадовалось тому, что этот журнал разорился. – Неужели никто из богатых волшебников не мог помочь мистеру Лавгуду с финансированием? – Мне кажется, «Придира» был нужен всем нам в определенный период. – Задумчиво протянул Римус, подперев щеку ладонью. – Возможно, он все это время существовал только для этого. Гермиона вздохнула. – Жаль, что твоя философия не оплатит счета мистера Лавгуда. – Зато их оплатит мой отдел. – Добродушно пожал плечами Римус. – Туше. – Улыбнулась Гермиона и, вздохнув, зарылась в архивные документы. Она была не слишком в восторге от отца Луны, как и от его дочери, но если эти двое смогут купить себе еды, то почему бы ей не помочь им? В конце концов, она ведь пришла в Министерство, чтобы сделать жизнь в магическом сообществе лучше для тех, кто не мог сам о себе позаботиться. * * * Гермиона Джин Грейнджер была рассержена. Безусловно, ей не нравилось то, чем приходилось заниматься на стажировке в Министерстве, но, придя с еженедельным визитом к Снейпу, она обнаружила его без тапочек. Конечно, в алюминиевой миске было пусто, а сам профессор щеголял трехдневной щетиной, из чего следовало, что начальник тюрьмы все же выполнил свою часть договоренности, но Снейп лежал на тряпках, сцепив пальцы на животе и закинув ногу на ногу, и был совершенно босым. Конечно, тапочки мог выбросить охранник, ведь в прошлый раз ей было нечем заплатить ему. Но это явно сделал не тот тип, которому она только что вручила мешочек сиклей – он клятвенно пообещал не трогать тапки, о которых, судя по его лицу, вообще впервые слышал. Почему-то Гермиона была уверена, что охранники тут вообще ни при чем. – Где они? – Строго спросила она, скрестив руки на груди. – Кто? – Равнодушно поинтересовался Снейп. Его лица она не видела, зато хорошо видела его тощие босые ноги. – Мои тапочки. – Ваши тапочки? Понятия не имею. – В а ш и . – Сквозь зубы процедила она. Профессор пожал плечами. – Крысы. Гермиона недоуменно моргнула. – Что? – Их съели крысы, мисс Грейнджер, пока я спал. – Устало пояснил Снейп. – Что за чушь… – Поморщилась она. – Тапки были из натуральной кожи, с натуральным мехом. – Профессор опустил ноги и, приподнявшись на локтях, посмотрел на нее, как на идиотку. – Это был всего лишь вопрос времени, мисс Грейнджер. Гермиона неуверенно переминулась с ноги на ногу. – Что, прямо-таки съели? Даже кусочка не оставили? – С сарказмом поинтересовалась она. – Оставили много кусочков, но, к сожалению, ни один из них я не смог бы носить в качестве обуви. – Пожал плечами Снейп. – Неужели вы не могли спать прямо на них? – Закатила глаза Гермиона. – О, я именно так и спал. – Профессор закинул руки за голову и скрестил свои голые щиколотки, выставив пятки на не менее голом камне. – Но во сне, если вы не знали, люди имеют обыкновение ворочаться. Гермиона поежилась, представив, что она бы спала в таком месте, где крысы настолько наглые, что могут вытащить что-нибудь прямо из-под тебя, пока ты спишь. – Вас нормально кормят? – Решила сменить тему она, покосившись на практически чистую алюминиевую миску. – Сносно. – Вы пьете чай? – Да. Гермиона поджала губы, немного нахмурившись. – Вы не хотите со мной разговаривать? – Вы чрезвычайно догадливы. – Почему? – Потому что вы пытаетесь мной манипулировать, мисс Грейнджер. – Снейп бросил на нее снисходительный взгляд. – Вы считаете, что ваша сердобольность растопит лед вокруг моей черствой души, и вы сможете радостно приложить к ней свои заботливые ручки, компенсировав этим неспособность наладить хоть что-либо в своей собственной жизни. – В моей жизни все в порядке. – Сухо парировала она. – Почаще повторяйте себе это перед зеркалом. – Фыркнул Снейп. – Авось поверите. – Вы сидите в Азкабане и имеете наглость заявлять мне, что в моей жизни что-то не в порядке? – Презрительно хмыкнула она. – Посмотрели бы лучше на себя. – У меня, мисс Грейнджер, как раз-таки все в порядке. – Почти мечтательно протянул Снейп. – Моя дальнейшая судьба предрешена, меня кормят, у меня есть крыша над головой, мне не нужно работать и думать о своем будущем, потому что у меня его попросту нет. Гермиона покачала головой. – Я не думаю, что такой человек, как вы, будет доволен подобным раскладом. – Вы ничего обо мне не знаете, мисс Грейнджер, так что не спешите судить. – Беззлобно парировал Снейп. – Как будто вы меня достаточно хорошо знаете, чтобы судить. – Хмыкнула она. Профессор пожал плечами. – Я знаю о вас больше, чем вы обо мне. – Неужели? – Закатила глаза Гермиона и опустилась на стул для посетителей, скрестив руки на груди. – И что же вы обо мне такого знаете? – Ну, например, о вашей личной жизни я знаю больше, чем вы о моей. – Попридержите язык! – Возмущенно вспыхнула Гермиона. – Я не собираюсь обсуждать эту тему. И мне совершенно не интересно, что представляла из себя ваша жалкая личная жизнь. – Презрительно добавила она. – По своей судите? – Хмыкнул Снейп. – Нет, просто у вас отвратительный характер и вы всегда были слишком заняты, чтобы иметь отношения. – Высокомерно фыркнула Гермиона. – Там для Темного Лорда побегать, тут для Дамблдора, а между делом еще и на отработках студентов третировать, чтоб душу отводить… Ах, да, еще ж преподавать надо! – Вы сегодня как-то особенно невыносимы, мисс Грейнджер. Извольте избавить меня от своего присутствия в периоды предменструальной истерики. – А вы извольте ценить то, что я для вас делаю! – Огрызнулась она. – Я ни о чем подобном вас не просил. С какой стати мне это ценить? – Предпочитаете вернуть все как было? – Угрожающе сощурилась Гермиона. Снейп вздохнул. – Мисс Грейнджер, я со своей судьбой смирился, и если вы вернете все как было, то для меня это ничего не изменит. А вот вы будете ходить и мучиться. – Это еще почему? – Потому что вы меня жалеете, как побитого пса. И если вы избавите меня от тех благ, которыми сами же и наделили, то для вас это будет как выкинуть бедную собачку на мороз. – Он произнес это абсолютно беззлобно, как будто речь шла не о нем. – Что, даже не огрызнетесь на меня за то, что я вас жалею? – Устало поинтересовалась она. – Или за то, что пытаюсь изменить вашу жизнь, с который вы смирились? Снейп немного помолчал. – Знаете шутку про психолога и лампочку? – Что? – Непонимающе скривилась она. – Шутку про психолога и лампочку. Гермиона поморщилась. – Откуда вы только такого набрались… – Так знаете? – Нет. – Сколько нужно психологов, чтобы поменять лампочку? – Один, если у него руки не из задницы. – Один, если лампочка готова меняться. – Спокойно поправил ее Снейп. – Вы слишком много на себя берете, мисс Грейнджер. Вы уверены, что если будете вести себя правильно, то мир вокруг вас тоже станет правильным, но это не так. Мир не изменится только потому, что вы очень этого хотите. И люди тоже. Вам, вероятно, будет трудно с этим смириться, ведь вы молоды и вы победили на войне. – Он хмыкнул и подложил руки под голову. – Но мир, мисс Грейнджер, это не задачка по Арифмантике. Не существует правильного решения, не существует выигрыша без жертв, не существует окончательного результата. Мир динамичен и непредсказуем, как зелье, кипящее на огне. Секунду назад оно было готово, а еще через две взорвется. – Но вы ведь знаете, что оно взорвется. – Парировала Гермиона. – Опыт, мисс Грейнджер, позволяет мне предсказывать наиболее вероятный исход событий. Но это не значит, что я застрахован от эксцессов. Как и вы. – Да, я, знаете ли, не ожидала, что крысы сожрут ваши тапочки… – Проворчала она. – Вы цепляетесь за инцидент вместо того, чтобы разобраться с его последствиями. Вы бы стали гадать, почему взорвался котел с ядовитым зельем на моем уроке? – Да, но… сперва я бы убралась, чтобы никто не пострадал. – Попробуйте вынести этот паттерн за пределы моего класса. Она скептично вздернула бровь. – Хотите новые тапочки? Снейп подарил ей усталый взгляд. – Мне все равно, мисс Грейнджер. Решите для себя сами, хотите вы их или нет. – Но это же тапочки для вас. – Мне все равно. – Но почему? Он раздраженно вздохнул, уставившись в потолок. – Потому что я смирился со своей судьбой. Тапочки, мыло, горячие обеды и одноразовые бритвенные станки этого не изменят. – Значит, чтобы вы изменили свое поведение, должна измениться ваша судьба? Снейп нахмурился и немного помолчал. – Да. – Но сами вы ее менять не хотите. – Нет. – Почему? – Потому что меня здесь вообще не должно было быть, мисс Грейнджер. – Закатил глаза он. – Я должен был скончаться на полу в Визжащей хижине, и если бы не вы с этим идиотом Люпином, мне бы не пришлось сейчас объяснять вам настолько очевидные вещи. Гермиона улыбнулась. – Вы сами себе противоречите, профессор. – Интересно, где? – Фыркнул он безо всякого интереса. – Вы только что мне сказали, что нужно разбираться с последствиями, но сами при этом цепляетесь за инцидент. – Она встала и подошла к решетке. – Вы не умерли, вы здесь, но мысленно вы остались там, на полу хижины, и не хотите разбираться с последствиями того, что произошло. – Я вам для чего рассказал про психолога и лампочку? – Устало вздохнул Снейп. Гермиона немного нахмурилась. – Чтобы я поняла, что вы – лампочка. – Вроде того. – Но вы ведь не лампочка, профессор. – Она покачала головой. – Вы – живой человек. – Шутка так-то и не про лампочку, мисс Грейнджер. – Что заставило вас принять решение не меняться? Снейп снова вздохнул. – Потому что я – потухшая лампочка, мисс Грейнджер. – Намекаете, что у вас нет сил меняться? – Я не вижу смысла меняться. – Здесь и правда трудно найти смысл меняться. – Она окинула взглядом его камеру. – Но если бы вы отсюда вышли… – Я не выйду отсюда. – Вы сами загнали себя в патовую ситуацию. Почему? Почему вы отрезаете себе все шансы на иную судьбу? – Пальцы Гермионы обхватили прутья решетки. – Возможно, сейчас вы и не видите для себя иной судьбы, но неужели вы всегда жили только ради этого? Только ради того, чтобы умереть за чужие интересы? – Как патетично, мисс Грейнджер… – Фыркнул Снейп. – Вы сами-то разве не мечтаете умереть за чужие интересы? За домовых эльфов и прочих обездоленных? Она покачала головой. – Я не собираюсь за это умирать. Я никому не позволю умирать за это. – Вы не можете решать за других такие вещи. – Я понимаю… – Гермиона поджала губы. – Я лишь хочу сказать, что не собираюсь умирать за свое дело. Как я смогу заниматься им, если умру? Я хочу жить и делать то, что мне важно. – А мне уже ничего не важно, мисс Грейнджер. – Потому что вы – потухшая лампочка. – С сарказмом добавила она. – Именно так. – Что ж, отлично. – Гермиона отпустила прутья решетки и отошла к двери. – В таком случае, я поменяю проводку. – Вот вы, вроде, маглорожденная, мисс Грейнджер, но абсолютно не разбираетесь в собственных технологиях. Вы же понимаете, что если лампочка перегорела, ее можно только выкинуть, и проводка тут ни при чем? – Лампочку – да. Но вы-то не лампочка. – Улыбнулась она, открывая дверь. – До свидания, профессор. * * * Дома она много думала над словами Снейпа. Конечно, она бросила ему на прощание крайне дерзкое заявление, но сама при этом понятия не имела, как «подключить» его к «электричеству». В определенном смысле он был прав – желание определяло многое. Возможно, даже все. Вопрос был в том, как всколыхнуть в нем это желание. Как заставить человека хотеть жить, если он, возможно, вообще никогда этого не хотел и даже не знает, как этого хотеть? – Джинни хочет приехать в гости. – Бросил Рон, потягивая тыквенный сок у холодильника прямо из пакета. Гермиона все равно его не пила. – Когда? – В эту субботу. Она посмотрела на календарь, который висел рядом с холодильником, и нахмурилась. – Две недели… – Чуть слышно проговорила она. – Что? – Нахмурился Рон, проглотив сок. – Две недели… – Гермиона вскочила с места и бросилась в спальню. – Что случилось? – Рон заглянул в комнату, где Гермиона лихорадочно рылась в прикроватном столике. Она выудила из ящика маленький карманный календарик. – Черт… и правда две недели… – Что – две недели? – Переспросил Рон. Она посмотрела на него округленными от ужаса глазами. – У меня задержка на две недели.