rap better dance better

            Ладони Хвана замирают где-то на талии, широкие, цепляются пальцами за завязку фартука. Даже если это не лайв, где они обычно все такие правильные в фартуках и масках, Джисон помнит о своей неуклюжести и заляпать чистые джинсы и майку своей попыткой в завтрак он не хочет. Майка широковата для него, кажется, он стащил у кого-то из старших, а поэтому Хëнджин игриво касается оголëнной кожи торса, щекоча, отчего Хан дëргается и стучит сковородкой.             – Сука, Хëнджин, – у Джисона плохое настроение, кажется. У Хвана – прилипчивое. Он обвивает талию парня, вжимаясь грудью в его сильную спину и кладёт подбородок на плечо. – Ну, Хëнджин…             – Ты включил плиту? – спрашивает Хван, видя, как яичная смесь плескается в сковородке. – Джисон, чтобы еда готовилась, ей нужен огонь.             – Да знаю я, чего пристал, – Хан краснеет ушами и отчаянно щёлкает зажигателем, когда руки Хëнджина, прежде накрыв его ладони, отбирают зажигатель и помогают включить плиту. – Спасибо. Прости, я не выспался, а я хотел, хм… Знаешь, прогуляться, отвлечься. От мыслей. И хотел есть. Отпусти. Пожалуйста. Хëнджин…             – Джисон, ты какой-то… – Хëнджин накрывает сковороду крышкой, а сам разворачивает младшего лицом к себе, обхватив ладонями его круглые щёки. Тот смущается, как обычно бывает, когда чувствует себя незащищëнно, а Хван ненавидит думать, что рядом с ним Хану некомфортно. – Ты какой-то не такой. Что-то случилось?             – Поцелуй меня.             Хëнджин замирает.             – Чего?             – Поцелуй меня, если не злишься, – Джисон сжимает губы и сам как будто надувается. Прячет глаза. – Ты ведь злишься? В ту субботу я нагрубил тебе. Расстроился на тренировке, что не получается хореография, и накричал на тебя, хотя ты не виноват. – Ханов рот зажимают рукой, отчего тот в недовольстве мычит.             – Я вроде говорил, что не злюсь. – Хвану эта откровенность становится сюрпризом, они вроде бы сотни раз обговаривали, что Хëнджин не злится вовсе, ну может было пару моментов, когда он дулся, но сейчас, в это воскресное утро ему хотелось как обычно пообниматься в кровати, может, немного целоваться, если Джисон, конечно, заслужит. – Я не злюсь. Понятно?             Руку Хван убирает, просто в какую-то секунду в его голову закрадывается мысль.             – А мне кажется, злишься, – Хан взрывается. – Да ты, блин, просто поори на меня, но не надо втихую обижаться.             – Я сейчас к тебе сам подошёл и обнял, а ты наду… – Хëнджин осекается. В какую секунду его понесло? – Послушай, я сказал тебе, что я НЕ злюсь, значит…             – Ты сейчас не договорил, ты хотел сказать, что я надумываю, да? – У Джисона, когда тот ссорится, смешная привычка хорохориться, будто петух, и резко сокращать расстояние. На таком расстоянии его губы совсем близко. Хван злится, на самом деле, но ссориться не хочется, будто бы в своё время они не накричались. Знает ведь, как кончится: будут потом по разным углам реветь, пока Чан не устроит каждому лекцию по поводу того, что они вообще-то мемберы одной группы и почти семья: "а вы ещё и решили встречаться, будьте добры, в своих отношениях разобраться". – Хëнджин, не молчи. Тебе ответить нечего?             – Вот ты мелкий засранец, я ведь к тебе со всей душой, – Хëнджин делает глубокий вдох. – Ты хочешь, чтобы я не злился? Хочешь, чтобы я тебя, – голос Хвана становится ниже и тише, – наказал?             Брови Хана изгибаются в вопросе.             – Чего? "Наказал"?             Хван пригвождает его к кухонному столу, выставив руки по обе стороны от его талии.             – Давай потрахаемся так горячо, как ещё этого не делали?             – Хëнджин, – Джисон хочет возразить, когда губы, сухие и мягкие, замирают в паре миллиметров от его, – ты, типа, возбудился? Из-за ссоры? И давно это у тебя? В смысле, потрахаемся? Ты в курсе, что Чан убьёт нас за осквернение кухни?             – Как. Ты. Меня. Бесишь. – Хëнджин не знает, в какой момент он реально смог перекинуть агрессию в некое возбуждение, и бесящий Хан эти угли распалял. Идиотская мысль, что ссору можно замять таким глупым способом, но Хвану хочется попробовать новую игру. Только он как жаждущий вампир на пороге чужого дома – вынужден ждать разрешения. – Джисон?             Джисон в ступоре, но от возбужденного Хëнджина отказаться тяжело, поэтому он неловко кивает.             Хван целует его всё равно мягко и плавно, боясь, что может слишком перестараться со своим "наказанием", да и, наверное, боится, что его оттолкнут, если он будет напористым. Хан усмехается.             – Ты что, хочешь наказать меня самым скучным сексом? – почему-то тот так верно уловил настроение парня, что сейчас своими горящими глазами подстрекает быть смелее. Его язык вызывающе скользит по нижней губе старшего, заставляя Хëнджина замереть. – Ну же, трахни меня, папочка.             Хëнджин на остатках своего разума утаскивает его в ванную, запираясь там изнутри, чтобы спящих мемберов не тревожить и не спалиться перед ними, если кто-то проснётся пораньше. Как только дверь щёлкает, он целует очень глубоко и влажно Джисона, вылизывая его рот, а руками сжимает ягодицы. Тот стонет тихо, потому что бедро Хвана приятно трëтся о промежность, когда тот вжимает его в стену. Хëнджин уже твëрдый, Хан это чувствует рукой – ладонью поглаживает сквозь ткань всю длину, и Хван рвано стонет, на секунду сдаваясь этим рукам. А потом они сталкиваются взглядами, и насмешка Джисона его отрезвляет. Зачем-то Хëнджин хватает его за волосы на затылке и тянет вниз.             Хан шипит.             – Прос…             – Либо держи образ, либо не блефуй больше, – фыркает Джисон, приземляясь на колени болезненнее обычного. В этом своя прелесть, наверное, потому что Хван выглядит горячим, когда ведёт себя чуть более увереннее, чем запуганная овечка, – как будто не Хану знать, какой сучий характер Хëнджин пытается скрыть за своим образом. Хан сжимает зубы на ткани, создавая давление на возбуждëнный член, отчего Хван дëргает его за волосы. – Хочешь контролировать процесс?             – Хочу трахнуть твой грязный рот.             Хëнджин припускает штаны одной рукой, радуясь, что пижамные не так-то и сложно стянуть, и замирает в желании ещё раз спросить, в порядке ли Джисон, но видит, как тот довольно облизывается, и рассудок теряет. Тот выглядел горячо даже в чëртовом фартуке, а на коленях и в этой майке, которая на нëм висит, – и подавно. Потом ещё смущается, что все всё видят, идиотина. Хван ведёт головкой по губам и тихо стонет, когда Хан лижет одним быстрым движением.             Джисон подталкивает его к активным действиям, обхватывая губами, но дальше лишь ждёт, подняв взгляд на парня. И всё же Хëнджин боится навредит, потому первое движение делает будто на пробу, мягко толкаясь в рот своего парня. Хан цепляется пальцами за бëдра и пытается насадиться глубже, расслабив глотку, чтобы дать понять, что всё в порядке, и Хвана это пиздецки возбуждает. Он снова толкается, уже куда более сильнее, закусывает губу, чтобы не застонать в голос, толкается – запрокидывает голову, сжимая волосы Хана. Тот зажмуривается от восторга, было в этом какое-то своё удовольствие. У Хвана невероятно горячая шея. И невероятно горячие руки с вздувшимися венками. Джисон позволяет собой управлять, чувствуя, как его парень наслаждается процессом и толкается в горячий рот. Горло немного саднит – Хан искренне надеется, что это не повлияет на его певческие способности в ближайшие дни, потому что до этого минеты он делал неглубокие и максимум, чтобы Хвана разгорячить. А сейчас тот собирался кончить судя по тому, как быстро двигал бëдрами и мычал.             Хëнджин опускает взгляд, чтобы прийти в дикий восторг от вида и начать содрогаться в оргазме, когда в ванную стучатся.             – Занято! – Голос немного надламывается. Ощущения становятся куда острее от мысли, что им за эти утренние игры могут прописать таких лещей, но Хвану так безумно хорошо, когда Хан ещё и старается продлить ему оргазм умелыми движениями языка, что он готов просто раствориться в этих ощущениях до самого обеда. Глаза Джисона горят озорством, когда он слизывает с губ сперму и наблюдает, как старший отчаянно приводит себя в порядок.             – Ты доволен? – хмыкает Хван, словно подбирая остатки своей доминантности.             – Минет тебе, а доволен должен быть я? – Хан с досадой отмечает, что голос у него хрипит. Дорогое удовольствие эти ваши подчинения.             – Я дал тебе возможность извиниться, так что теперь ты можешь думать, что я точно не злюсь, – Хëнджин улыбается. – Теперь не будешь тревожиться из-за этого?             – Прости, но кажется, чтобы мои приступы тревожности прошли, тебе нужно наказать меня ещё, – Джисон поднимается с колен, думая, что у него ещё и там могут быть синяки. Хоть бы коврик постелили, раз разрядки ему не светит, потому что мемберы такие ранние пташки. Рука Хвана как-то само собой оказывается на его ягодице.             – Хорошо, милый, – его томный голос мурашками пробегает от самого уха по спине вниз, – только не думай, что я позволю тебе так дерзить мне ещё.             Хан клянëтся, что если тот не сдержит своего обещания, то он его очень больно ударит. Но быстрее они оба получают подзатыльники от Минхо – чёрные угольки вместо некогда омлета разбудили его слишком рано запахом гари, а когда хëн просыпается рано, он ненавидит всех.             – Надеюсь, вы натрахались на весь день, потому что я сейчас бужу Чана и вы под нашим надзором будете вымывать всю нашу общагу к чертям.             Вот Ли точно знал толк в наказаниях.