rap better dance better

Джисон пальцами, залепленными разноцветными пластырями, цепляет ниточки блестящих шаров и взбирается на стул, чтобы развесить их на вершине высокой ёлки, до куда едва достаёт – приходится вставать на самые цыпочки. Из колонок аудиосистемы доносится популярная рождественская песня: у Хёнджина целая коллекция дисков со сборниками, что ещё больше поражает в контрасте с тем, что ёлку они украшают только сейчас. Точнее, Джисон украшает, а его парень в ярко-красном фартуке со снежинками возится на кухне. В тёплом, дурацком свитере – в точно таком же, что и сейчас на Хане, – ведь сегодня в магазинах со всякой рождественской всячиной они оставили целое состояние. Со вздохом парень тянется к самой высокой ветке, чтобы водрузить оставшийся красный шар, как понимает: он наклонился слишком вперёд, из-за чего теряет равновесие. Благо в ту же секунду сильные руки обхватывают его поперёк живота, не давая упасть. Дыхание перехватывает, следующий выдох получается шумным. – Ты что, решил опрокинуть нашу ёлку? – сквозь барабанящее сердце слышит Джисон, поворачиваясь в руках своего бойфренда. Хёнджин смотрит снизу вверх обеспокоенно, хотя и старается скрасить момент шуткой. У него получается. В его руках получается всё. – Ты в порядке? – А чего ты скинул на меня её украшение и свалил! – Я мариновал мясо, моя принцесса, – Хёнджина наигранная вредность “принцессы” успокаивает, хотя из своих объятий он его не выпускает, поглаживая спину ладонями – такая мелочь, а мысль, что он старается успокоить возможно напуганного парня, заставляет сердце трепетать. Там же и расцветают нежные цветы от сладкой улыбки Хвана, которой он одаривает любимого. Любимого. Джисон чувствует себя любимым, и каждый раз это осознание вызывает ураган внутри. Приятный ураган. Джисон чувствует себя счастливым. – И вообще нельзя было купить ёлку поменьше? – у Джисона горят кончики ушей, пока пальцами свободной руки, обмотанными пластырями, он зарывается в тёмные, отросшие волосы. Они такие мягкие, что хочется утонуть в них носом. Хёнджин подаётся ласке, как котёнок, прикрывая глаза, чтобы прочувствовать сильнее, поэтому младший не сдерживается и оставляет слабый поцелуй на лбу. – Я думал, ты любишь большие ёлки. – а старший поднимает полный обожания взгляд. – Я сказал бы тебе, – Джисон хитро щурится, – что большое я люблю, но промолчу. – Число на банковском счёту? В ответ раздаётся смех. – Чёрт, ты должен был сказать про другое, чтобы я такой “фу, извращенец, вообще-то я про банковский счёт”. – Хорошо, давай заново. – Хёнджин сдаётся и кивает с очень важным выражением лица. – Любишь большие члены? – Да, ты прав, – Джисон вредно хихикает, – я люблю большие члены. Кстати, тебя я тоже люблю. Совпадение? Хёнджин чему-то всё ещё умиляется, смотря так влюблённо, что становится даже неловко быть таким глупым шутом. И, видимо, в собственном выражении лица что-то меняется (возможно, на недоумённое), раз в следующее мгновение раздаётся звонкий смех Хвана. Джисон окончательно считает себя клоуном, но ради такого смеха он готов запудрить лицо добела и надеть красный нос. Ради такого смеха можно и умереть. Но он будет жить. Наверное, Джисон сейчас тоже смотрит с щенячьими глазами на смеющегося парня, напрочь забывая про ёлку, и так проходит минута за минутой под мягкий вокал, напевающий историю про снеговика, пока старший не обращает внимания на всё ещё висящий на указательном пальце парня красный шар. – Может, мне стоит повесить? – говорит Хёнджин, кивая на него. – Нет! – Джисон фыркает, отдёргивая руку. – Я люблю быть сверху, – и подмигивает, – только держи меня крепче! – он снова разворачивается на стуле под тихий смех Хёнджина. Ладони сжимаются на талии, придерживая, и Хан без единого сомнения, что он в безопасности, тянется к вершине, оставляя на ветке красный шар. Он жестом указывается на звезду, а Хёнджин послушно её подаёт. – Кстати, почему ты украшаешь ёлку только сегодня? Ты б ещё завтра вспомнил. Был занят? – Я купил её для тебя, моя принцесса. Чтобы ты украсил. Джисон удивлённо бросает взгляд назад. – Купил для меня? Я думал, ты любишь Рождество… – Так и есть, но обычно я справляю Рождество с родителями. – А я вмешался со своим предложением, да? – Джисон устанавливает звезду на вершине ёлки, всё ещё придерживаемый руками старшего, только тот – вместо ответа – снова обнимает со спины, прижимаясь к пояснице щекой. – Нет, моя принцесса, – говорит он, – я их могу навестить в любое время, они живут в пригороде, как и родители Минхо-хёна. А сегодня я хочу провести самое чудесное Рождество с тобой. Джисон кладёт ладони поверх хёнджиновых рук с улыбкой. На душе становится теплее от сказанных слов. Чувство, будто это их сотое Рождество вместе, всё кажется таким правильным и естественным. А ведь познакомились они пару месяцев назад, и Джисон (он давится сдерживаемым смехом) так упорно пытался отшить Хвана. Сейчас он не жалеет ни о чём, что бы он не делал, благодаря каждой мелочи он оказался здесь, на стульчике, обнимаемый прекрасным парнем. Его парнем. Его возлюбленным. – Я тоже обычно справлял только с родителями, – делится Джисон. Хёнджин отстраняется, пока парень снова поворачивается к нему лицом, и подаёт руки, чтобы тот свои вложил. – Всё же это семейный праздник, мы все собираемся вместе. Но они рады, что у меня есть теперь парень и я с ним. Я, кстати, с ёлкой всё! – Прыгай ко мне, я поймаю, – смеётся Хван. – Ага, сейчас вот, я тебя сломаю. – Ты переоцениваешь свой вес, моя принцесса. Джисон аккуратно спускается со стула в объятия Хёнджина, повисая на нём, словно коала – старший аж едва не падает, подхватывая его под бёдра, но проделывает короткий путь до дивана, смешно морща свой нос, за что получает кучу поцелуев, и валится назад, на мягкую поверхность. Хан устраивается на коленях удобнее, целует парня, кусает нижнюю губу, и от этой игры хочется погрузиться в чувства с головой, забыть, что в этом мире есть что-то, кроме них двоих. Хёнджин плавится, когда Джисон, крепко обхватив щёки старшего, покрывает поцелуями каждый сантиметр, ёрзает на коленях, и всё это мешается в какую-то сладкую пытку. Хвановы ладони поднимаются с бёдер на ягодицы, сжимаются, поглаживают, и ему, если честно, хочется зайти сегодня чуть дальше их обычного петтинга. Джисон своими поцелуями вызывает жар, что скручивает нутро в желании его любить всего: миллиметр за миллиметром познавать его тело, будто бы это самая таинственная наука. А Джисон – будто студент-отличник – уже знает, что у его парня чувствительная шея, знает места, где у того особенно нежная кожа, он лижет, вызывая мурашки. – Хёнджин, – голос вырывает из раздумий, – у тебя никакая курица не сгорит? – Я только замариновал мясо, да и я понимаю, что с тобой не уследишь за временем, поэтому я разделил нас на время готовки, – выдыхает Хёнджин, получая в ответ хитрую улыбку. – Я хочу тебя. – Прям так сразу? – Да, – Джисон активно кивает, – между прочим, я ждал этого слишком долго! – Моя принцесса, – Хвану самому хочется сдаться этим хомячьим глазам, но… – тебе придётся потерпеть, если ты хочешь, чтобы мы сели ужинать до ночи. Джисон возмущенно дует щёки. – Ты же специально издеваешься, да? – Нет, просто десерт положено есть после основных блюд, – Хёнджин забирается под кромку свитера, пальцами вызывая мурашки по голой коже, и тянется к уху, у которого звучит вкрадчивый шёпот. – Только хорошие принцессы получают награды, ведь правда? – Я хорошая принцесса, но награду свою ещё не получил. Джисон как будто обижается взаправду, и Хёнджин целует его. Руки младшего упираются в грудь, не давая себя прижать, и тогда Хвану приходится включить всё своё очарование, чтобы парень не обижался. – Я сам больше всего этого хочу, – пальцем убирает его прядку за ухо, – ты не представляешь, как сильно я этого хочу. Просто я сдерживаюсь, чтобы не торопиться. У нас столько ночей впереди, я хочу распробовать тебя всего. Джисон прикусывает губу, на доли секунды выглядит растерянным, но быстро возвращается к обычному состоянию. – Так ты хочешь съесть мою задницу? – Я же говорю "всего", – Хёнджин склоняется к уху и кусает, – значит всего. Я бы хотел тебя съесть, моя принцесса, настолько ты сладкий. – Но ты же не съешь? – Хан хлопает глазами, словно от испуга. – Не могу обещать, – Хван же игриво скалит зубы, чем вызывает смех. – Я тебя всего покусаю, заранее прости. Мясо выпекается, пряными ароматами заставляя желудок сворачиваться от голода и урчать. Джисон жует остатки моркови, пока другую часть Хёнджин нарезает соломкой. В своём милом фартуке он выглядит невероятно милым, и Джисону хочется кричать о том, как ему повезло с парнем – красивым, обаятельным, мультимилли… талантливым. Хёнджин это желание в глазах младшего замечает и довольно хихикает, отмечая мысленно, что может быть Минхо-хён был прав. Джисон залипает на готовящего Хвана с трепетным восторгом, и это заставляет гордиться собой и пройденными уроками готовки от Ли. Правда, Хёнджин настолько улетает в свой мир гордыни, что нож скользит по твёрдому овощу и оставляет красную нить пореза на пальце. За последнее время это стало уже обыденностью, так что он молча продолжает нарезку овощей для обжарки, но Джисон вскакивает, будто тут авария. – Ты порезался! – он выхватывает руку, осматривая палец. – Посмотри, у тебя кровь. – Где кровь? Нет крови, – Хёнджин прячет палец во рту, делая самое глупое выражение лица, на которое он способен. Джисон посмеивается. – Ты ребёнок хуже, чем я. – Младший берёт руку парня, ведя его за собой к аптечке в ближайшей ванной, на что Хёнджин закатывает глаза: “да боже, будто бы от этого умирают”. – Мог бы хоть пластырь наклеить. Но раз уж я заметил, то теперь мы нормально обработаем. – А я смотрю, ты специалист в этом, – намекает Хван на пальцы Джисона в сплошных пластырях, из-за чего тот почему-то смущается, пряча взгляд в аптечке. Пропитав ватку дезинфицирующим средством, он обрабатывает порез. – Ты вообще не умеешь выживать, – заключает вдруг Хан со всей серьёзностью приклеивая последний (возможно во всём доме) мятый пластырь. – Например, вот в магазине была акция 2+1, почему ты не взял три упаковки сока? Где твоя экономия? – Ах, ты маленькая жертва капитализма! – смеётся Хёнджин. – Не взял, потому что нам по рецепту на безалкогольный глинтвейн нужна только одна упаковка виноградного сока. – Приготовили бы больше. И вообще надо думать наперёд, с запасом. Джисон дует щёки, чем смешит ещё сильнее. – Принцесса-хомячок, – заключает Хван, тянет его за щёки, вызывая очень громкие возмущения, и, пока они идут обратно на кухню, хихикает с тихого ворчания. – Знаешь, хорошо, что это левая рука. – Джисон недоумённо приподнимает брови на слова Хёнджина. – Пальцы на правой ведь мне сегодня ещё понадобятся, – Хван подмигивает. – После таких слов тебе же лучше, если это окажется правдой. – Кончики ушей снова краснеют, но в этот раз – Джисон готов поспорить – от возмущения. – А если нет, то я тебя сам оседлаю. И это угроза. – Я не против, моя принцесса. – Джисона пригвождают к столу, и от удивления у него воздух застывает в лёгких. Хёнджин довольно облизывается, будто хищник, загнавший свою жертву, он следит голодным взглядом за реакцией на свои действия. В его мыслях Хван, видимо, давно уже наслаждается своим главным десертом, у Хана от этого пробегают мурашки: хочется, чтобы мысли эти скорее воплотились в жизнь. Они играют взглядами, ожидая, кто же сделает первый шаг, и Хёнджин поддаётся, он мягко целует, цепляет иногда зубами, приобнимает за талию. Джисону хочется ещё и ещё, этот сладкий поцелуй опьяняет не хуже медовухи, а ведь сегодня они обещали не пить ничего лишнего, кроме символического бокала вина. "Мне хочется помнить каждое мгновение с тобой". Джисон думал, так говорят только в романтических дорамах, но его Хёнджин такой нежный, такой чувственный, что хочется раз за разом эту дораму смотреть. Может быть, ужина они всё же не дождутся, пропадая в затянувшемся поцелуе – уже горячем, страстном, пожирающем. Старший прижимается бедром между ног, заставляя парня простонать, сминает его бока своими ладонями. Джисону становится жарче, чем мясу в духовке, и эта мысль его немного отрезвляет. В прошлый раз им пришлось есть сухую, подгорелую курицу, из-за чего старший стыдился: он бросает вопросительный взгляд вбок, что Хёнджин сразу замечает. – Не против, если мы продолжим позже, моя принцесса? Приходится прерваться и делать вид, что всё нормально. Джисону тесно в джинсах, он плевать хотел на ужин, потому что ему хочется поскорее оказаться в объятиях своего парня, но кое-что он замечает: Хёнджин очень старательно продолжает готовку, с любовью улыбаясь в перерывах, и это делает Хана счастливым. Возможно, он бы злился на любого другого парня, если бы его отшивали раз за разом, тем более, ради какого-то ужина, но злиться на Хвана, который так хочет порадовать своей готовкой, невозможно. Джисон, правда, хочет повредничать, поэтому ступнёй скользит по лодыжке парня вверх. Хёнджин удивлённо поворачивает голову, пока перемешивает какой-то салат, и видит притворяющегося невинным младшего рядом. – Не можешь дождаться ужина? – подмигивает Хёнджин. – Я бы хотел, чтобы жарил ты не мясо, а меня, можно и на этом столе. – Не жалуйся, если потом твоя задница будет гореть, – Хван отключает плиту и под смех помогает Джисону усесться на свободное пространство кухонного стола. – Вообще-то… ну я почти закончил, а твоё предложение выглядит довольно интересным. – А мы правда можем делать это тут? – Мы можем везде в пределах этого дома и моей машины, иначе зачем мне они, – шепчет Хёнджин, утыкаясь носом к носу. Джисон, получая заслуженное внимание, расцветает в улыбке. – Но сегодня особенный вечер, поэтому я хотел бы сделать это в комфорте на кровати. Хан кивает и обхватывает ногами бёдра парня, снова прижимая к себе, чтобы поцеловать. – А я предлагаю всё же отложить ужин на потом, потому что я задницу готовил уже с утра, и мне очень сильно хочется, чтобы ты оценил десерт поскорее. А ужин ты готовил только последние несколько часов, которые я страдал от одиночества! – Это мой рождественский подарок? – Если только взаимный, потому что для меня подарок – это ты. Хёнджин смеётся, хватает его за руку и тянет за собой. По-детски взбираясь по лестнице, Джисону хочется думать, что мир наполнен волшебством, потому что сейчас рядом с ним тот, кого он так сильно любит, и самое главное его любят в ответ. Целовать его мягкие губы – удовольствие, что растекается по телу покалыванием, чувствовать его ладони на себе как нечто невообразимое. Младший валит его на кровать, всё ещё смеясь, потому что они путаются в тугих свитерах, освободившись – целуются, и кажется им, будто они совершают шалость. Джисон покорно переворачивается на спину, подставляя шею под поцелуи, смеётся, когда пальцы щекочут бока, и ему кажется, что сейчас ему хорошо. Когда-то он боялся, а сейчас ему хорошо. Без одежды хорошо, хорошо чувствовать губы Хёнджина где-то в районе выпирающих тазовых косточек, чувствовать хорошо и его руки, гладящие бёдра. Поцелуи мокрой дорожкой поднимаются вверх, по животу к груди, к ключицам и шее, к губам. Джисон отвечает на поцелуй всё с той же нежностью, но уже жадной, будто за один поцелуй нужно передать, как сильно он любит. Только прерывается, чтобы резко выдохнуть, когда холодный палец проникает внутрь, аккуратно, но, правда, непривычно – это уже не его пальцы, поэтому действуют они больше по наитию, немного осторожно. – Всё в порядке? – Да боже, я же говорю, я себя растягивал, просто не тяни… простите за каламбур. – Если я буду слишком много смеяться над твоими шутками, то секса, как ты понимаешь, не выйдет. – Стендапы обычно проводят, стоя, но я бы присел на твой чл… Хёнджин целует, сразу глубоко, заставляя Джисона возмущённо мычать – хотя когда к первому пальцу присоединяется второй, то он неожиданно стонет. От хёнджиновых умелых языка и пальцев внутри хочется задохнуться, и Хан, когда тот разрывает поцелуй, ловит воздух ртом, как выброшенная рыба, но ему нравится, нравится насаживаться на длинные пальцы. Нравится и давление Хёнджина, когда пальцы пропадают. Старший действует мягко, выцеловывая ему только известные шифры на шее парня, и Джисону кажется, что он тает под такой нежностью, как сахар под дождём. С каждым толчком, словно под барабаны каплей, чувствовать, как член Хёнджина заполняет и отступает прибойными волнами. Хван ловит пересохшие губы своими, целует снова, младший теряется, цепляясь за реальность и волосы парня пальцами, он не даёт тому отстраниться, хотя сам то и дело стонет. Ему хорошо. Он гладит себя по члену рукой, потому что ему хорошо. Хёнджину тоже хорошо, хорошо, когда его сжимают, пока он толкается в последний раз, чувствуя, как перед глазами цветными пятнами догорает оргазм. Лёжа бок о бок, они находят руки друг друга, сплетают пальцы, нащупывая пластыри – почему-то от этого факта Джисону хочется смеяться. Два дурака, которые так сильно хотели порадовать друг друга. В комнате сумрачно, в окно бьются снежинки, подсвеченные уличными фонарями и гирляндами. Дом Хёнджина снаружи выглядит, как самый настоящий дворец принца. Его принца. По оголённой коже пробегает холодок, они не удосужились даже накрыться одеялом, и старший это замечает: он наваливается сверху, вызывая смех, и целует. – Пора бы вставать, я всё ещё надеюсь на ужин с тобой. – Хорошо! Я понял уже, что ты слишком старался приготовить этот ужин, поедим мы, успокойся, – Джисон показывает язык, поддразнивая парня, за который его же и кусают. – Эй! – Хёнджин убегает от мести, поднимаясь с кровати. Он подбирает свои вещи. – Можно мне не надевать этот свитер? В нём жарко, – хнычет младший, на что получает кивок. – Ура, мы можем ужинать голыми! – Я вообще-то рассчитывал отправить моим родителям пару фотографий с тобой. – Блин, ладно, надену я твой свитер. Рождестводрочер. – Мало того, у меня есть ободки с рожками… – Тебе что, пять? За столом они сидят в ободках. Чокаются бокалами с тёплым глинтвейном, и Хёнджин с радостью предлагает распробовать все блюда – некоторые он приготовил ещё вчера, поэтому для Джисона стало шоком, как быстро стол заполнился едой, пока они его накрывали, и как быстро заполнился его желудок. Укладывая голову на плечо рядом сидящего парня, он наблюдает, как горит свеча – Хван настолько помешан на праздничном настроении, что она с сладковатым ароматом ванили и корицы. Свет в столовой приглушён, гирлянды мигают на окнах, будто бы ограждая от холодного ветра, что под конец дня разгулялся сильнее. Хёнджин обещает погулять ночью, держась за руки, по округе, и это самое то после плотного ужина. Джисон поднимает голову и кивает самому себе: пора. Нужно дарить подарок любимому сейчас, потому что со старшим несложно и забыть обо всём. Только он чувствует, как тот вдруг поднимается, и прежде, чем Хан понимает – в его руках оказывается блестящий свёрток с огромным бантом. – С Рождеством! Джисон поднимает взгляд с восторгом, Хёнджин ему улыбается и берёт бокал глинтвейна, чтобы с ним наблюдать, как младший аккуратно развязывает ленту и распаковывает подарок. – Это лимитированный выпуск… – Хану даже как-то неловко удивляться: а что он ожидал, когда только недавно в магазине залипал на эти кроссовки, снимая сториз. Наверное, он надеялся, что Хван эти сториз не заметил. – Они же безумно дорогие! – Ну ты ведь их хотел. – Я их даже не надену! Они же стоят дороже, чем моё обучение в моей шаражке, – быстро-быстро говорит Джисон, – точнее, ну не настолько дорого, я преувеличиваю конечно, просто они всё равно дорогие, к тому же, белые, я их испорчу через пару дней, я постоянно запинаюсь о свои ноги и обо всё на свете, а их просто жалко… – Я понял, – кивает Хёнджин, играя разочарование на своём лице, – если тебе не нравится, то выбери другой подарок. – Другой?.. – Да, в гостиной, под ёлкой. – Ты говорил это всё муляжи! – Нет, я просто обманул тебя, чтобы ты их не раскрыл раньше основного подарка. Джисон выпускает носом воздух в возмущении и резко поднимается, обнимая своего парня. – У меня тоже есть подарок для тебя. Хёнджин даже с неким удивлением принимает яркую коробку в руки – Джисона это немного обижает: неужели тот не ожидал подарка в ответ? Поэтому он опускает взгляд, пока не получает поцелуй в щёку. Коробка обклеена разными стикерами, исписана маркерами, поэтому Хван сначала долго изучает каждое пожелание на боках подарка (“заработай в следующем году ещё больше, чтобы купить мне мустанг!”) и цокает, а потом пытается аккуратно отклеить наклейки на уголках, чтобы раскрыть упаковочную бумагу. Коробка заполнена конфетти, поэтому часть старший загребает рукой и посыпает им смеющегося Джисона, который тут же начинает его торопить, чтобы среди мармеладок и батончиков он нашёл основной подарок. – Принц Хёнджин и его принцесса Джисон. Хёнджин смотрит на маленькие короны из фетра, пуговицы вместо глаз, аккуратные швы на боках игрушек, переводит взгляд на пальцы Джисона, обклеенные пластырями – и всё становится на свои места. Младший же почему-то краснеет и начинает тараторить: – Они немного кривоватые, но я только научился шить. Попросил девочек с дизайнерского поделиться машинкой, шил две ночи без сна, между прочим! – Ты сшил им руки? – Хёнджин внимательно осматривает маленькие – с ладошку каждая – игрушки, одна из которых напоминала его тёмной чёлкой из фетра, а вторая – Джисона с его круглыми щеками. Даже родинки: его под глазом и джисоновская крошка на щеке. Игрушки держались за тонкие ручки друг с другом. – Ну да. Ты же не думаешь, что отцепишься от меня? – Мне нравится. Я люблю игрушки. – А я люблю тебя. – Теперь мой подарок кажется не таким уж и классным, я ведь просто его купил, – тихо посмеивается Хёнджин, и Джисон берёт его левую ладонь, указывая на пластырь на указательном пальце. – Весь этот вечер – тоже твой подарок. – После Хан кидает быстрый взгляд на арку, ведущую в гостиную. – Да и ты издеваешься? Ты сказал там ещё куча подарков. Это ж сколько ты миллионов потратил, дурак? – Я влюблённый дурак.