Смертоносные будни.
Людская история во все времена была кровавой, не знающей жалости к её участникам, богатой на масштабные разрушения и жертвы. Не вдаваясь в подробности и красивые описания, не романтизируя жестокость и холодные, кровожадные натуры, не останавливаясь на каких-либо чудовищных событиях отдельно, перечислено: «Жертвы Советской России — 49 млн» «Первая мировая война — 65 млн» «Вторая мировая война — 72 млн» «Колонизация Америки — 100 млн» «Восстание Тайпинов — 40 млн» (1) Чего только стоит гестапо, действовавшее в 1933–1945 годах? Чего только стоит удержание тотальной власти и желание любой ценой построить совершенное, идеальное будущее в 1917–1953 годах? Чего стоит одно только рвение положить конец междоусобицам среди монголов, переросшее в Монгольские завоевания в промежутке 1206-1337? Чего стоят жажда власти, массового контроля, территорий, ресурсов? И так далее, и так далее…***
(Делать особо нечего, да?) И демон с вызовом взглянул на закрытый гардероб. Раз уж выдалось свободное время от бытовых дел, то почему бы не разобрать вещички Стэнфорда и не взять «всё необходимое» для себя? Шифр встал с дивана и с полушага оказался прямиком у шифоньера, по-хозяйски отворяя его дверцы и внимательно проходясь взглядом по ранее осмотренной одежде с долей скептицизма. От «бестолковых тряпок» деваться некуда, поэтому он с крайней осторожностью и всё той же скептичностью в этом вопросе взял лежащую ближе всего кучку ткани практически наугад. Билл неторопливо вернулся к дивану, положил взятую стопку на его шершавую поверхность и посмотрел на неё так, с неким простодушием, будто бы она являлась живым существом и в любой момент могла отойти ото сна своего и напасть на нарушителя покоя. (Я ненавижу эту растерянность. Я просто презираю это). Но, как-никак, начинать нужно было, как и возвращать прежнюю уверенность в себе (и, как говорят в этих местах — «уверенность в завтрашнем дне»), потому, взяв первую в кучке всей одежды вещь, он развернул её перед собой: первой тряпкой оказалась белая фланелевая рубашка… второй — чёрная хлопчатобумажная, третьей — хлопковая, что по цвету идентична первой, четвёртой… (я слишком хорошо разбираюсь в тканях для того, кто минуту не мог вспомнить название однолетнего овощного растения семейства капустных (2). Забавно?). «Прежняя уверенность» — это уверенность в том, что он держит ситуацию под своим жёстким контролем, как в большинстве случаев. Это была уверенность в том, что он может в любом случае сделать малюсенький отступ или совершить шаг в сторону, вследствие чего партия все равно останется в неизменно выигрышном положении для него. Это была уверенность в том, что с трона его никто не скинет и всяческие попытки будут моментально пресечены, но чего таить — ради азарта, ради быстрой интрижки он иногда позволял сопернику начать зажимать его пешки, но, как только любое его действие выходило за границы минутного «дозволения», Шифр обрывал все нити на выигрыш другой стороне. А сейчас что? Стэнфорд — король, Стэнли — ладья, а он кто? Пешка? Совсем нет — он тот, кто опущен ниже пешки. Билл вновь поморщился. От этих мыслей, относящих в то время его поистине «королевской» власти, было по-своему тоскливо, что он совсем не привык ощущать в себе, и противно, что являлось у него одним из основных ощущений всю его жизнь. Однажды он уже жил… пребывал в этой жизни, подобно плохо мыслящему скоту в жутко тесных рамках, но сейчас… Рамки и ограничения не так сильно давят и оставшийся с утра след на запястье, как и не снимающийся ошейник на шее — одно из ограничений. (А в самом деле, может, пора прекратить зацикливаться на прошлом?) О, нет-нет, всё прошлое демон не отпустит и не сможет отпустить никогда, но въедливые мысли насчёт «некогда был» и «когда-то являлся» лишь отравляли суть теперешнего существования — в чём тогда их польза? Кроме старых упущений, формировавшихся в полезный опыт, что позволял обходить похожие лазейки этой жизни на тропе воистину бренного существования, зачем в этом скучном однообразии загонять себя в капкан из собственных дум, если и так всё плохо? Билл сокрушённо опустил голову, встречаясь взором с раскиданными рубашками. Было бы это всё так просто и легко, то многие жизни людей и не людей были бы давно спасены от мрака тленного выживания посреди собственных рассуждений-ловушек, но… Давайте начистоту: будь у Шифра возможность отпустить эти мысли-капканы в свободный и, главное, дальний полёт, то он бы непременно это сделал. За ехидной ухмылкой в человеческом облике и дьявольским смехом в треугольном всегда, как бы он не пытался, просачивалось что-то такое, что в человеческом понимании, при самом детальном наблюдении и бдительном рассмотрении… нерушимо присутствовало то, что отдалённо напоминало печаль. При более глубоком самокопании — разочарование от миров, что не перекроешь в себе ни глифтом (3), ни вечеринками, ни уничтожением какого-нибудь другого крохотного мироздания. (Это не заглушить, от этого не убежать и не спрятаться). Но пришлось вернуться в реальность и приступить к разбору следующей одёжки. Прошло примерно полчаса, пока Шифр, с трудом пытаясь не бросить это и так гиблое дело, не нашёл себе что-то по размеру, приблизительное его человеческому телосложению. У Стэнфорда, как предполагал демон, было телосложение типа мезоморф (4), а на его телосложение, по воле специфичного везения, эктоморф (5), мало что можно было выудить из этих вещей. Такая разница конкретно усложняла поиск во всей этой туче. Но безнадёжная, на первый взгляд, попытка окончилась совсем маленьким, но достижением: в одежде Форда он выцепил несколько однотонных, большеватых ему футболок преимущественно красного цвета и белый кардиган, что подошёл лучше остальных вещей. Брюки, ещё кое-какая одежонка по мелочи нашлась баснословно быстро, а дальше — дело за малым. Билл положил стопку его временной одежды рядом с собой, пока убирал неподошедшие, так же тщательно рассортированные по аккуратным стопкам вещи, когда услышал шаги на лестнице, степенное приближение кого-то. Судя по торопливым и лёгким шагам — Стэнфорд, и Билл, лишь равнодушно пожав плечами, продолжил складывать одежду обратно на полки, пока его не отвлёк голос одного из Пайнсов: — Подошло что-нибудь? И Шифр махнул рукой на нетронутые, поблизости лежавшие его тряпки, медленно поднялся с пола, прикрывая дверки шкафа одной рукой, а другой — подобрав вещи с пола. — Грязную одежду брось в корзину для белья в ванной. — сказал Шестопал, пройдя в спальню к стелажу с книгами и уставшими глазами из-под очков задумчиво выискивая оттуда нужное себе. — Погоди, — в мыслях плавно поселилась невесёлая догадка, — уборка и готовка — мои обязанности, а что насчёт стирки? — А ты так хочешь? Вопрос скорее был риторическим, чем интересующимся его желаниями и мнением, но Шифр всё равно уловил некий условный выбор, едва различимо промелькнувший в чужих словах, но ответил так, чтобы выбор этот перепал лично Форду: — Как ты решишь, гений. — Будешь таким же покладистым и полезным как вчера в подвале, то на твоей совести будут только готовка и уборка. — совершенно спокойно и невозмутимо проговорил Стэнфорд. Билл с трудом скрыл стремительно воссиявшие раздражение и возмущение, аж самостоятельно (без чужой помощи!) затыкая свою гордость, в ответ самой выдержанной интонацией произнеся: — Как пожелаешь. Обещаю быть чудесной домработницей. (— Будешь таким же послушным и полезным мне как вчера в подвале, то я, так уж и быть, смилуюсь над твоей несчастной и жалкой душенькой, и урежу тебе твои задания как нашего слуги). И в комнате повисла нелепая, немного напряжённая для обоих пауза на целую минуту, пока мужчина не прервал её, наконец выцепив из всех тёмных корешков на полках необходимое ему писательство: — Если ты собирался переодеваться, то переодевайся. Если я тебя смущаю, то… — незаконченную речь прервал приторно-сладкий голос Билла: — Смущаешь? — демон широко улыбнулся. — Ты? Меня? Смущаешь? Впервые за всё время, впервые с того последнего момента, в тёмно-синих, по мнению учёного, глазах Билла, резко и секундно просиявших в естественном солнечном свете комнаты, и в которых, кажется, показались живые блики, маякнул огонёк пылкого энтузиазма. — Ты же можешь в ванной переодеться, конечно… Громкая, по-демонически озорная усмешка отразилась от стен. — Что смешного? — Ты правда… погоди, нет! — демон, еле сдерживаясь от похабных шуток, поинтересовался. — Ты правда думаешь, что мне присуще такое качество, как «стеснение»? Ты заставляешь меня усомниться в твоих интеллек… — Прекращай. Но Билл, которого ни чуть не останавливало прямолинейное «прекращай», попробовал продолжить говорить, но внезапно обрушившийся на него разряд на ошейнике, слабыми, но противными и болезненными покалываниями отдающийся по всему телу, вынудил заткнуться и с некоторой долей любопытства пощупать ненавистный аксессуар. (А я уж думал, что это всего-навсего дурацкая обманка и пустая угроза…) И Шифр, оторвавшийся от ощупываний собственной шеи, посмотрел на Стэнфорда, который… был обеспокоен и заинтересован одновременно. Секунду назад, сведённые вместе и опущенные брови, плотно закрытый рот и напряжённое лицо выражали отчётливое раздражение, но сейчас — приподнятые верхние веки и губы, в целом более расслабленное лицо оповещали только о беспокойстве. По его серым глазам демону стало ясно — извечный интерес ко всему неведанному у Форда никакая сделка отнять не сможет. — Я так и не осмотрел его… — многозначительно протянул Форд и через секунду скомандовал, откладывая ранее взятую книгу на стол. — Иди-ка сюда. — Мне уже не по себе. Билл оставляет свою ношу на диване вместе с навязчивым желанием послать Шестопала далеко и надолго, учёный сам делает несколько шагов по направлению к неспешащему идти на физический контакт Шифру, беря того за плечо и без церемоний разворачивая к себе спиной (как с куклой). Пайнс незамедлительно проходится двумя пальцами по чёрной якобы ткани, немного отдёргивая ту и сжимая. — Насколько было больно? — Тебе по единицам человеческой боли ответ нужен? — излишне грубо уточняет тот. — Можешь по шкале, — произносит мужчина то ли случайно, то ли специально до лёгкой боли натягивая ошейник на горле, — главное — ответь. Этим он вызвал порывистый вздох и сразу же отпустил, возвращая ткань на своё место и последний раз дотрагиваясь до объекта столь пристального своего внимания, невесомо задевания ладонью и шею демона. — Примерно тринадцать del. — с неохотой выдал Билл, моментально разрывая опасно близкое расстояние и отходя от того на несколько шагов. — Думаю, ты знаешь, что чем серьёзнее проступок, тем она сильнее. — Сколько ты его носишь? (А правда, сколько прошло времени?) Вроде бы, само понятие времени — важная мера длительности существования всех живых и неживых объектов. Эта тема как нельзя острее встаёт вокруг людей, смыкаясь компактной клеткой в пределах какого-то там века (да и то, бывает меньше). А Билл, в свою очередь, даже не осведомился о том, сколько приблизительно прошло со Странногеддона, утолив свою недолгую заинтересованность в подсознании тем, что «в этом городке не так сильно всё изменилось, значит — меньше десятка лет точно». Форд спиной прислоняется к стене, снимает очки, потирая переносицу и выжидающе глядит на Билла, а Шифр отходит обратно к дивану и неопределённо, уклончиво отвечает: — Без понятия… Скорее всего, чуть больше одного года по вашему, по людскому времени. — Допустим, а теперь, позво… ты в душ? Демон, быстренько сгрёбший со спального места вещи, надеялся скрыться в ванной прежде, чем Форд продолжит, но голос до него долетел только в нескольких шагах от ванной. — Да. Разрешаешь? — Закончим после. Полотенца возьми около корзины.***
(Чтоб я умер!) Это у Форда настолько отныне переменчивое настроение или тот решил воспользоваться одним незамысловатым, но действенным методом — эмоциональными качелями? Шифр поспешно заперся в ванной комнате и прижался к двери спиной, точно ограждая себя от последнего контакта и обрезая Шестопалу шанс следующего физического взаимодействия с ним, медленно и с охотным желанием расстёгивая ненавистную рубашку. Билл хорошо узнал Пайнса за то недолгое время их сотрудничества, и он, что чётче всего запомнил демон, никогда не отличался лишней эмоциональностью. Будь какая-нибудь ситуация, в которой эмоции порождали страх или что-то подобное, тот пытался не поддаваться влиянию этих психических процессов, а после Измерения 52 вовсе научился справляться с любой эмоцией из всего спектра. Чего стоит одно «глубоко вдохни, сосредоточь свой разум и укроти свой страх», решительная защитная стойка, гордо поднятый магнитный пистолет и источаемая внешняя уверенность? Демон кинул рубашку на крышку корзины и наскоро стянул с себя брюки, что последовали пути первой вещи. Если Пайнс взаправду решил пойти чёрным путём, прибегнув к манипулятивным воздействиям, как всегда поступал Билл в абсолютно любых ситуациях, то ему точно придётся несладко. Нельзя забывать, что Стэнфорд Пайнс — не тот простофиля и слепой глупец, действующий только по инструкции поверхностных сведений от кого-либо, коим он являлся тридцать лет назад. (Вот это обмен ролями!) И Билл вновь почувствовал в груди учащённое сердцебиение, такой зычный укол где-то в глуби себя… это страх или обычная тревога? Демон проворно залез в ванную, ступая на морозную поверхность чаши и немного морщась, потянулся за душем в надежде смыть те самые осязаемые мысли-капканы и последний физический контакт со своего тела, будто бы после практически эфемерных касаний на нём оставались цветастые, нелицеприятные ему лично пятна. (Почему это так по-челочески? Почему?)***
Он много рассказывал об этих людях и сам Билл в перерывах между захватом-своего-чёртового-мироздания следил за близнецами… И эти близнецы переняли его воистину садистскую натуру, в то время как поистине ангельская душа перешла к его поистине доброму двойнику. Билл искренне не понимал, что испытывает к этим двоим, к самому двойнику, к этому пёстро-голубому мини-мирку, метаясь лишь в неподтверждённых по сей день догадках. Он наблюдал интригующий сюжет, флегматичный к нему, но неблагосклонный к тому, кто был в его центре. Билл не понимал, что он ощущает между наигранной жалостью к Уиллу и желанием поиздеваться ещё больше, добить, «опустить не только лицом в грязь, но и всем телом», но он определённо знал — это что-то настолько тонкое и относящее его к людской сущности и натуре, что может понять только человек. Ривер вызывал в нём бо́льший интерес, нежели остальные герои — полная противоположность Ёлочки. Расчётливый, гнусный, жестокий и бессердечный урод заставлял Шифра хихикать на протяжении многих наблюдений — настолько он был идеален в плане совершенно аморальной и хладнокровной мрази, что готова пойти на любые поступки ради своей и только своей выгоды. Мэйбл Глифул? А что о ней? Право слово, обыкновенная психопатка, как и её брат собственно, со склонностью к насилию и расшатанной психикой, коих во всех мирах бессчётное множество. Личность вполне любопытная сама по себе, но треугольника она привлекала не столько, сколько второстепенные персонажи. Уилл — обычный неврастеник. (Разумеется, жалко настолько никчёмную, забитую людьми душу, но он сам виноват в этой жизни. И страдать ему ещё очень долго) (6).***
(Насмехался над Уиллом, а в итоге?) Билл встал со дна ванной, смахивая с лица мокрые, слипшиеся пряди. (Никогда бы не подумал, что окажусь в похожем положении). Шифр взял с корзинки одежду Форда и буквально переступил через себя, расправив футболку и снова оценивающе её оглядывая. Из-за больших ему размеров она могла с лёгкостью налезть даже на мокрое тело и Билл, всё ещё порицающе относясь к затее Пайнса с делёжкой одежды, неохотно надел её и посмотрел в зеркало. — Смотрится вполне терпимо… и удобно. Брюки, идентичные первым штанам (что, и ту одежду позволил взять из своего гардероба?) были широковаты, как и вся перебранная одежда Пайнса, но Билл лаконично произнёс «сойдёт, пока сойдёт», накидывая на плечи кардиган, покинул душное помещение.***
(Но всё-таки однообразие и скука не заставили себя ждать). Парочка первых дней, насыщенных недоумениями и просто повальной растерянностью, затяжно перекочевали в деньки, полные серой повседневщины в частности для Шифра, и намеревались идти длительной чредой из помощи Форду в его исследовательских деятельностях и бытовщиной, которая всё ещё давалась Биллу с трудом. Неминуемая вечность? Шифр взглянул на календарь — несколько дней. Потом эти дни перейдут в недели, а недели в месяца, а месяца в… Сколько ещё будет длится его это «наказание»? И насколько долго?…
in puncto reflexionis ex hoc pastoralis the days are very close, dear. (7)…