say yes to heaven, say yes to me

      По правде говоря, Лютик хотел сразу после завтрака пойти к Ламберту, но вовремя одернул себя. Во-первых, вдруг он все еще с этой женщиной, а во-вторых… это Ламберт должен к нему идти!       Вообще-то Лютик понятия не имел, откуда у него столько смелости. Он был уверен, что еще вчера бы побежал к Ламберту сломя голову, чтобы увидеть, убедиться, что он в самом деле не влюблен в эту девушку, а сейчас подумал о том, что Ламберт должен сам прийти, и еще желательно извиниться.       Лютик понятия не имел, что с ним творилось, но решил, что это на самом деле хорошая идея.              Он кивнул сам себе и поднялся в свою комнату.       Открыл окно, хотел из скуки взять какую книгу, но рука сама потянулась к блокноту и чернилам. Надо было все-таки упорядочить все те мысли в его голове. Дописать хотя бы один текст.       Сейчас было спокойнее. После всех своих обмороков, истерик и одного оргазма с мыслями о Ламберте было легче.       Подумать о том, что то, что с ним происходило раньше — всего лишь эпизод тоже было проще. Да, ему было больно. Ему было страшно. Он предал себя, и предел своего отца.       Он обрек себя на предписанную судьбу, потому что отец решил, что все, что способно укротить его — это брак, муж и дети. Он сказал ему, меняя бинты: «когда, наконец, родился ты, Лютик, я забыл, что значит быть собой, все исчезло, остался только ты. Может тебе это поможет. Может тебе, как и мне, вовсе не нужно жить для себя, это тебя калечит».       Лютик тогда не понимал этих слов. Он ничего не понимал.       Сейчас он начинал их осознавать. Но только тогда, когда понял, что жить другим в самом деле можно, а главное — это приятно и твоя боль исчезает. Жить другим — порой это единственное, что ты можешь, когда в тебе есть только боль. Пропадаешь ты, уходит и боль.       А потом ты обязательно находишь другого себя. Нового и в сто раз лучше.       Теперь Лютик понял. И ему вовсе не нужно рожать ради этого нелюбимому мужу детей.       Наконец, первый куплет нашелся сам:       Я смотрел на фото и вдруг я подумал, что,       Возможно, я бы мог немного расслабиться, если бы меня не испытывали,       Как всех этих новоиспечённых светских львиц,       Чья улыбка сияет за милю, одетых в розовые платья и высокие каблуки, на своих белых палубах…       Но этого не будет, малыш, не будет,       Нет, не будет, малыш, не будет.       Лютик прикрыл глаза, напевая под нос какой-то мотив, стараясь понять, о чем же тут должна быть мелодия.       Если бы только у него сейчас была гитара под рукой… Он посмотрел на свои подушечки пальцев. Те выглядели уже намного лучше, но пока он не был уверен, что готов был играть голыми пальцами.       Внезапно в дверь постучались. Лютик вскинул голову и сказал:       — Да.       Йеннифер заглянула комнату и, найдя Лютика взглядом, сказала:       — К тебе пришел Ламберт.       Лютик, какая-то часть его, уже давно вскочила со стула, сбила Йеннифер с ног и бросилась к Ламберту, в его руки, наплевав на все. Ведь жить им действительно было правильно. Это означало впервые на самом деле жить.       Но почему-то он только сказал:       — Отлично. Передай ему, что я занят.       Йеннифер пораженно вскинула брови, и Лютик на миг осекся: а он вообще мог просить, чтоб она что-то там ему передала? Но Йеннифер внезапно лукаво улыбнулась и сказала:       — Хм, мне нравится этот подход.       Лютик растерянно улыбнулся ей. Что ж, видимо, он поступал правильно.       Пусть ему и в какой-то мере в самом деле хотелось скорее увидеть Ламберта и провести с ним весь день, он чувствовал, что будет правильно, пока немного… помучить Ламберта в ответ. И хоть как-то закончить этот текст. Сейчас мысли были наиболее чистыми, чем когда-либо еще, и Лютик хотел взять с этого все, пока это в принципе было возможно.       Йеннифер вышла из комнаты, и Лютик на миг захотел пойти за ней, просто чтобы подглядеть, как же отреагирует Ламберт, но сдержался.       Как ни странно, но ему удалось увечься текстом и не думать о Ламбертк, не чувствовать желания сорваться и бежать.       Он писал:       Я метался по кругу в своей чертовой ночной рубашке,       Читая Джейн Остин 24 на 7,       Оставляя кровавые записи на стенах,       Потому что чернила в моей ручке не хотели писать по бумаге блокнота.       Не спрашивай, счастлив ли я, ты знаешь, что нет,       Но в лучшем случае я могу сказать, что мне не грустно,       Потому что надежда — это опасная вещь для человека вроде меня,       Надежда — опасная вещь для человека вроде меня.       Слова не превращались в больные кадры в его голове, не возвращали назад, к стеклу в его руке и крови. К холоду внутри и снаружи.       Все было чудесно. Текст был где-то там, а Лютик здесь, под теплым солнцем и мягким ветром.       Он просидел так до самого обеда, и очень был горд собой, что ему удалось сидеть ровно и не дергаться от мыслей о Ламберте.       Правда во время обеда он ощутил, что на самом деле очень сильно хотел увидеть Ламберта. Он ерзал на стуле, кусал губы и думал о Ламберте. Что, если он сегодня не придет? Весь день без него? А ели и завтра не придет? Эти мысли почти что привели его в ужас, так что к концу обеда он сидел совсем никакой, глядя на свою тарелку так, будто только что там лежала не курица, а труп его любимого кота.       Цири попыталась узнать, что с ним, но Лютик удачно смахивал все на свое состояние. Не выспался, устал, перебрал с успокоительным — предлогов было много, и все они хорошие, учитывая его недавний обморок.       А потом раздался тихий звон колокольчика, и Лютик с трудом удержал себя на месте, а на своем лице — эмоцию абсолютной незаинтересованности.       Геральт встал, без желания отрываясь от своей баранины, и Лютик уставился ему в след, закусив губу, желая, чтобы это снова был Ламберт.       И ему стоило больших усилий, чтобы продолжать казаться спокойным и беспристрастным, когда в столовую в самом деле зашел Ламберт. Лютик спокойно на него посмотрел, и, когда Ламберт посмотрел на него в ответ, улыбнувшись, Лютик плавно отвел взгляд на свои ногти. Он не знал, почему он так решил, но он был уверен, что выдерживать спокойствие и незаинтересованность было лучшей идеей. И, в конце концов, то, что потом ему Йеннифер все объяснила, не отменяло истерики Лютика!       Ему было больно, и он плакал, так что он теперь точно был не намерен бросаться на шею к Ламберту. Ламберт ночью занимался плотскими утехами, а Лютик!.. Ну, тоже занимался плотскими утехами, но до этого он очень сильно страдал!       Ламберт поздоровался с Йеннифер, вручил ей бутылку вина, что-то снова дал Цири — как думалось Лютику, это было виноградный сок. На самом деле, Лютик находил это очень милым, что Ламберт всегда что-то приносил Цири. Он даже хотел улыбнуться этому, сдержался.       Сидел такой спокойный, а внутри боялся, что Ламберт решит, что Лютику он больше не интересен, поговорит Геральтом, Йеннифер и уйдет.       Геральт сказал, указывая на место:       — Садись, чего встал? Ты обедал или пришел выпить с компанией?       — Я… я на секунду только заскочил.       Лютик ощутил, как опустилось собственное сердце. Он что, в самом деле сейчас уйдет? Вот так легко? И слова Лютику не сказав? Только подарив Лютику вшивую улыбочку?       А потом Ламберт сказал:       — Лютик, ты… не занят сейчас?       Сейчас держать себя в руках оказалось еще сложнее. Его руки слабо вздрогнули, а губы едва тронула улыбка, но он успел все это пресечь.       Он поднял голову и посмотрел на Ламберта так спокойно, как только смог. Он пожал плечами и хмыкнул, уже чувствуя, что перегибал палку, но стараясь себя убедить, что вчера он же в самом деле плакал не просто так. Ламберт, сам того не зная, сделал тому больно. И мог бы и сам об этом догадаться!       Правда Лютик все равно сомневался в своей благоразумности.       — Я тебе тоже кое-что принес, — уверенно сказал Ламберт, держа руку в кармане.       — Я начинаю чувствовать себя обделенным в этом доме, — пропыхтел Геральт, и Цири рассмеялись.       Она сказала:       — Лютик, ты долго губы будешь дуть? Ламберт кажется очень расстроенным.       — Я вовсе не расстроен, — фыркнул он.       Лютик вскинул бровь:       — Правда?       Ламберт замялся.       — Ну, может быть чуть-чуть.       Цири цыкнула и, под тихий смешок Йеннифер, ткнула Лютика в бок. Тот айкнул и нахмурился, вставая.       — Вы что, поссориться успели? — искренне удивился Геральт.       Йеннифер качнула головой.       — Геральт, раз не лез в это до этого, то изволь молчать и сейчас.       Геральт что-то пробубнил под нос и вернулся к своей еде. Кажется, баранина в этот раз была по-настоящему хороша, потому что Геральт совсем не хотел от нее отрываться.       Лютик посмотрел на Ламберта, а после отвел взгляд и прошел вперед, к выходу, сказав:       — Не занят. Пока.       Ламберт, кажется, напрягся, и поспешил за ним. Он спешно открыл перед ним дверь, пропуская вперед, а затем — калитку, все еще держа руку в кармане.       — Солнце печет, может посидим у меня на заднем дворе? Там есть тень. И вино.       — Мне кажется, пить вино днем как-то неправильно.       Ламберт фыркнул.       — Я тебя умоляю. На отдыхе можно пить вино в любое время суток, а люди, которые осуждают тебя — просто завидуют.       — Я, наверное, не хочу вина… — неуверенно сказал Лютик, и он даже был честен. Вина не хотелось.              Ламберт искренне растерялся, и это выглядело почти забавно.       — Лютик, — сказал он серьезно. — Я не хочу тебя насиловать, и если… если тебе стало неприятно проводить со мной время, я…       — Ламберт, я просто не хочу вино в такую жару. Это преступление?       Ламберт снова растерялся, забегав взглядом, и Лютик ласково ему улыбнулся, пытаясь успокоить. Да, кажется, он перегнул с напускным безразличием.       Улыбка Ламберта немного успокоила, и он сказала:       — Содовая? Лимонад? Вода? Чай? Есть мятный и вонючий черный.       Лютик невольно рассмеялся, заметив, как Ламберт весь как-то расслабился и растянулся в глупой улыбке.       — Содовая, — кивнул Лютик, кинув на Ламберта лукавый взгляд. Казалось, за эту искреннею улыбку он простил ему уже все.       Ламберт кивнул и спешно провел его до заднего дворика. Устроил покрывало под небольшим навесом у винограда, принес Лютику содовой и винограда, а себе — вина.       Лютик почти с наслаждением смотрел за тем, как Ламберт мельтешил. Он и до этого был очень заботлив и вежлив, а сейчас…       Наконец, Ламберт присел рядом с Лютиком и серьезно посмотрел ему в глаза. Лютик буквально кожей ощутил перемену его настроения. По коже прошли мурашки, и он нервно огляделся.       А если… если все-таки та женщина что-то значила?       Ламберт ласково позвал его:       — Лютик…       Лютик резко посмотрел на него, немного пытливо и нетерпеливо.       — Можно взять тебя за руку? — спросил Ламберт, и Лютик кивнул. Боже, он еще и спрашивает! Лютику казалось, что этот мужчина мог делать с ним все, что захочет, и Лютику обязательно понравится.       Ламберт ласково взял его ладонь в свою, и Лютик едва не вздрогнул от того, как приятно ощущалась его грубоватая, шероховатая от работы кожа. Это было… да, это было однозначно приятно.       — Я тебя обидел, так? У меня были насчет этого мысли утром, но сейчас, мне кажется, я сделал что-то хуже, чем просто обидел.       Собственно, так и было.       Если бы не слова Йеннифер, то это было не просто обидой. Это было чем-то хуже и намного въедливее.       — Если честно… Если честно, то да. Я вчера думал, что мы проведем вечер вместе, а ты…       — Я не знал, что она придет. Мы договаривались, но я не…       — Вы договаривались? — пораженно спросил Лютик, перебив.       Ламберт растерянно на него посмотрел и кивнул.       — А что в этом такого?       Лютик ощутил снова этот противный комок в горле.       Да, Йеннифер сказала: это ничего не значит. Ламберт не придает всем им тот смысл, что придает Лютику. Но снова, только от мысли, что Ламберт кого-то ждал, кого-то хотел, кого-то целовал, он ощущал внутреннее, неприятное отторжение.       Лютик ничего не мог с ним поделать. Может, это было ревностью, может, обида. Он не знал.       Лютик посмотрел в сторону и попытался вырвать свою руку.       Ламберт не дал ему этого сделать, и Лютик, на деле, был ему за это благодарен.       — Лютик, я не совсем понимаю… Пожалуйста, объясни мне.       — Просто я думал, что я тебе симпатичен… — выпалил резко Лютик, и почти сам испугался своих слов.       А потом все-таки испугался, когда Ламберт не ответил!       Не выпустил его руку, но не ответил. В ужасе Лютик подумал: а что если и вправду… просто симпатичен? Как и та вчерашняя женщина? Ничего не значащая симпатия?       Эти мысли привели его в ужас.       Ламберт внезапно присел к Лютику ближе и сказал, почти у самого уха — настолько близко было его лицо:       — Нет, Лютик, это не так.       Лютик поднял на него затравленный взгляд, уже не понимая, как себя ощущал. Больше он не чувствовал себя на выигрышной позиции, как там, в столовой, видя, как сильно Ламберт хотел с ним поговорить.              Лютик снова дернул рукой, но Ламберт сжал ее сильнее и притянул ближе к себе.       Ламберт был горячий, пах… пах одновременно и вином, и мылом, и немного потом. Запах заставлял трепетать.              — Ты что, издеваешься? — просопел Лютик, когда Ламберт не продолжил. Сказал, что он ему не нравится, сжал его руку, подсел ближе и молчит!       — Нет, — Ламберт хмыкнул и сказал: — Ты мне очень нравишься. Это просто нечестно, как ты мне нравишься. Я уверен, что ты и трети не испытываешь того, что я чувствую к тебе. Мне кажется, со мной это впервые. Это чувство будто сжирает меня. Когда утром Йеннифер сказала, что ты занят… Я полдня с ума сходил! Места себе не находил!       Лютик пораженно моргнул и уставился во все глаза на Ламберта. Он ощутил, как начали гореть собственный щеки. Лютик едва отшатнулся, и на лице Ламберта отразилась неясная эмоций: смесь страха и недопонимая. Его хватка сделалась менее уверенной.       Лютик чувствовал, что дыхание встало у него в горле.       Нет, он же знал, он же все прекрасно знал, но почему-то сейчас все равно ужасно смутился, замешкался, забегал взглядом.       Одно дело было слышать это от Йеннифер: как простой факт. Но от Ламберта… Боже, от Ламберта, его голос, чуть более низкий, чем обычно, эта интонация: проникновенная, интимная.       Ламберт не признавался в любви, нет.       Ламберт молился. О нем, о Лютике. Прямо в эту секунду.       И поэтому Лютик уставился на него во все глаза, не зная, что делать.       Хватка Ламберта совсем ослабла, и он немного отдалился, что-то залепетав. Лютик не сразу разобрал, что он там говорил — сердце билось слишком сильно. А потом услышал что-то вроде «прости, не хотел напугать» и «я должен был понять, что ты не об этой симпатии» и что-то еще такое.       Лютик нахмурился и сам резко сжал его руку, неожиданно для себя прижавшись к Ламберту.       Ламберт посмотрел на него во все глаза — растерянно.       — Ты понял все правильно, — тихо сказал Лютик кое-как, чувствуя, как горели щеки. — Ты мне тоже симпатичен. Очень. Как мужчина, Ламберт. И поэтому… я так себя утром вел. И потом… Вчера, увидев ее… Увидев вас, мне показалось, будто мое сердце разбили. Я говорил себе, какой я глупый, ведь я совсем ничего для тебя не значу. По крайней мере, как омега. Я проплакал весь час, проклиная и себя, и даже немного тебя… Поэтому… я обиделся.       Ламберт медленно моргнул, а потом что-то сказал себе под нос — как показалось Лютику, ругательство.       Ламберт сжал, наконец, его руку в ответ, и прижал теснее к себе. Лютик затаил дыхание, ощущая трепет внутри себя.       Он посмотрел ему в глаза и расслабился, судорожно выдыхая.       — Прости, — внезапно сказал Ламберт. — Просто когда ты вчера пришел… Я по тебе совсем ничего не понял. Ты был спокоен и беззаботен. Я решил, что тебя это не задело, что тебе… без разницы.       — Только не говори, что ты тоже успел надумать всяких глупостей за эту ночь?       Ламберт в ответ неясно улыбнулся и повел плечом.       — Ты понравился мне с самого начала, — внезапно признался Ламберт. — Когда увидел тебя, твое лицо и твои глаза. Не знаю, никогда такого не было. Мне много кто нравился, но так, как ты — ни разу. Я… понимаешь, я сам сначала ощутил желание тебя обнять, а не раздеть.       Лютик смущенно опустил взгляд. Ему все еще было сложно от того, какими свободными в выражениях своих мыслей были тут все. Лютик, не привыкший к такому, смущался от каждого резкого слова.       В каком-то смысле это же было ожидаемо: альфа, которому нравится омега, конечно же хочет его раздеть. Это предполагает интимность.              Но слышать такое в отношении себя было так… непривычно.       Ламберт продолжал:       — А потом, чем больше мы общалась, тем больше ты меня очаровывал. Лютик, я не знаю, что со мной творится, когда ты рядом. Ты просто представить не можешь, что же ты со мной делаешь.       Лютик поднял на него взгляд и сказал:       — Почему же? Представляю… Наверное примерно тоже самое, что и ты со мной.       Ламберт улыбнулся ему и погладил по пояснице.       — Я кое-что принес тебе. В общем, это то, зачем я договаривался с той девушкой о встрече. Она занимается этим.       Лютик знал, что должен был наконец-то отстраниться от Ламберта, но не смог. Он сидел с ним близко-близко, прижимаясь к нему и смотря в глаза. И поверить не мог, что в самом деле… мог позволить себе это. Быть так близко с симпатичным ему альфой, без насилия и принуждения.       Это казалось сказкой.       — Да?       Ламберт достал что-то из кармана и протянул Лютику руку, раскрытой ладонью вверх. Лютик удивленно ахнул, глядя на браслет из жемчуга.       — Мне жемчуг напоминает о тебе. Белый, хрупкий, красивый…       — Я совсем не хрупкий, — пролепетал Лютик первое, что пришло ему в голову.       — Ну так и жемчуг не так легко сломать. Он просто кажется таким.       — Спасибо, он… очень красивый, — тихо сказал Лютик, глядя на браслет. Он медленно поднял взгляд на Ламберта, и улыбнулся ему. — Застегнешь его?       Ламберт медленно кивнул и, когда Лютик протянул ему свою руку, ласково закатил сначала рукава дублета, а после — сорочки. Он сказал:       — Я думал, ты решил не носить больше дублетов…       — При тебе, — уточнил Лютик. — А за обедом еще был Геральт.       Ламберт кивнул и защелкнул браслет на тонком запястье. На миг он сжал его руку в своей и, склонившись, поцеловал там, где бился пульс. Поднял на смущённо-улыбающегося Лютика взгляд и выпрямился, поглаживая его запястье.       — Тебе он нравится?       — Да, очень, — кивнул Лютик, чуть вытянув руку, глядя, как жемчуг блестит на солнце. — Мне идет он?       — Тебе идет все, Лютик, а украшения — тем более.       Лютик улыбнулся и снова прижался ближе, смотря в глаза.       — Я не думал, что все так легко. Чтобы ты признался в своих чувствах, мне пришлось просто обидеться на тебя.       — Я бы сделал это раньше. Мог бы признаться и на второй день.       Лютик пораженно вскинул брови.       — И что же тебя остановило?       — Что ты высмеешь меня. Мне самому было смешно с себя, ведь за такое короткое время ничего сильнее сексуального влечения быть не могло, но я клянусь, Лютик, к тебе было сразу нечто большее.       Лютик с трудом не отвел взгляд, чувствуя, как краснели щеки. Казалось, Ламберту не надо было прилагать никаких усилий, чтобы смутить его. Но Лютику это и нравилось. Ведь это означало, что то, что Ламберт говорил все то, что между ними происходило сейчас — было по-настоящему интимным.       — Я верю, Ламберт, верю и без всяких клятв, — ответил Лютик. — Ты мне тоже очень нравишься. Я пока плохо понимаю это чувство… Понимаешь, ты просто первый альфа, который стал мне симпатичен… я не могу разобраться с этим чувством.       — Первый? — искренне удивлялся Ламберт.       Лютик вскинул бровь.       — Это плохо?..       — Нет! Нет, не плохо, просто я не ожидал, что стану… твоей первой влюбленностью. Неужели никого не было раньше?       — Не было, — Лютик пожал плечами. — Мое общество всегда было очень ограниченным, и тех альф, которых мне подсовывали… Они никогда мне не нравилось. Поэтому, когда я стал чувствовать к тебе все это… Я долго не мог понять, что это и называл это разными вещами. А понял… понял, кажется, только вчера, когда увидел тебя с той женщиной.       Ламберт сочувственно улыбнулся и поцеловал его в лоб. Лютик так и замер. Это уже второй поцелуй за… минуту?.. Боже!       Он, конечно, в перспективе прекрасно понимал, что это нормально, но, кажется, понимать, что Ламберт мог и хотел его целовать он стал только сейчас.       И что они могли… поцеловаться!       Лютик понятия не имел, как это делается, но только одна мысль приводила его в восторг.       Он попытался отвлечься, спросив:       — У вас… Ты, вчера… с этой женщиной… Вы… ну…       Ламберт тихо рассмеялся и покачал головой. А после широко улыбнулся, сжав его руку, посмотрев в глаза. Лютик не знал, почему, но ему казалось, что Ламберт был сейчас счастлив.       — Если честно, то все к этому шло, но…       — Но?       Ламберт тяжело выдохну.       — Ты уверен, что хочешь это слышать? Ты краснеешь от моих слов о том, что я представлял тебя раздетым, а тут кое-что посерьезнее.       — Ты не говорил, что представлял меня раздетым! Ты сказал, что вместо этого… почувствовал что-то другое.       — Хм, да? Забыл уточнить. Конечно же потом я представлял тебя раздетым.       — О Боже, заткнись, — Лютик спрятал лицо в его шее.       — В общем… я очень расстроился, надумал всякого… что тебе все равно, что ты ничего ко мне не чувствуешь, что мне казалось… Это расстроило меня и… того меня, что пониже… О Боже, кажется, я чувствую своей шеей, насколько ты покраснел.       Лютик только недовольно фыркнул. Как оказалось, он абсолютно не был готов к таким… диалогам.       В его обществе никогда никто ничего такого не обсуждал! Лютик знал, что такое интимная близость с альфой, даже примерно представлял, как это происходит, но это было просто знанием. Такой же факт, что небо голубое. И думать о таком, а тем более говорить — просто неприлично.       — Грубо говоря, мне пришлось опозориться. Теперь она считает, что у меня половое бессилие. Ну, впрочем, все равно, что она считает, мне уже не до нее было. Всю ночь о тебе думал, а когда ты не вышел ко мне утром… А потом я вижу тебя, и ты выглядишь так, будто мы с тобой незнакомы. Кажется, прошло несколько минут, но за это время я думал, что совсем с ума сойду.       Лютик немного отдалился и посмотрел ему в глаза.       — Что бы ты там не думал — это все неправда. Мне тоже было больно от мысли, что я для тебя ничего не значу.       — Это не так, — уверенно сказал Ламберт, поглаживая по спине. Он внимательно посмотрел на него, медленно моргнул, будто завис, а потом прошептал: — Боже, как же ты красив.       Лютик моргнул и потупил взгляд. Он уже не находил себе места, он буквально сгорал в его руках. Он чувствовал себя в огне, было так жарко, так горячо, он трепетал и не знал, куда себя деть.       Ему казалось, что еще пять минут, и он потеряет сознание из-за перевозбуждения. Или он невольно начнет тереться о Ламберта, а сразу прибегать к такой интимной близости, еще даже до первого поцелуя, Лютик намерен не был. И он выпалил:       — Но что же нам надо будет делать дальше? Мне ведь надо будет уехать… У меня есть жених…       Ламберт тут же помрачнел и поджал губы. По его рукам Лютик ощутил, что Ламберт напрягся. Взгляд стал тяжелым, с неясным Лютику сожалением и горем.       — Я знаю, — кивнул Ламберт. — А что с этим делать — не знаю. Я бы украл тебя, честное слово, отвез бы на другой конец света. Спрятал бы, чтобы никто не нашел.       Лютик подумал, что это же идеальный вариант! Но потом Ламберт сказал:       — Но я не знаю, что с Йеннифер сделает твой отец, узнав о твоей пропаже…       — Может, мы сможем ее как-нибудь уговорить? — предложил Лютик. — Она войдет в положение, я уверен… Мы говорили об этом косвенно.       — Но что же она сможет сделать против твоего отца? Что сказать? Он же наверняка придет в бешенство. Разве это не так?       Лютик растерянно моргнул и кивнул. Ламберт был прав.       Несмотря ни на что, его отец любил Лютика, и если он пропадет… дело даже не в том, что Йеннифер может перепасть. Отец может просто не выдержать горя. И сделать что-то ужасное с Йеннифер.       Лютик сам похолодел от всех этих мыслей. Он теснее прижался к Ламберту, желая уйти от этих мыслей, и Ламберт обнял его в ответ — крепко и полноценно. Таких объятий между ними еще не было. И таких… откровенных и интимных. Тело к телу, интимно-близко.       — Я уверен, мы сможем что-нибудь придумать, — тихо сказал Лютик. — Я поговорю с Йеннифер, может… она сможет убедить моего отца оставить меня на попечение ей, типа… стать ее учеником, вдруг я захотел быть ученым?       — Но ты не боишься? — пораженно спросил Ламберт.       — Чего?       — Вдруг… вдруг ты не сможешь со мной жить? Вдруг вся твоя симпатия куда-то уйдет, когда мы по-настоящему сблизимся?       — И что? Неужели ты начнешь меня бить или насиловать?       Ламберт отдалился и посмотрел на него, как на безумного.              — Конечно нет.       — Значит все будет хорошо. Я в самом деле не могу быть уверен, что наши чувства будут вечны, что и ты меня не разлюбишь, но если мне выйдет остаться здесь — это лучшее, о чем я могу просить.       — Йеннифер здесь только летом, — предупредил его Ламберт. — Она уедет, и тебе, возможно, некуда будет от меня деться.       — Неужели ты такой монстр, чтобы мне пришлось в экстренной ситуации куда-то от тебя срочно деваться?       Ламберт сначала не ответил. Задумался, нахмурился, а потом сказал:       — Нет… Вроде как нет.       — Ну вот и все. Я поговорю с ней, — пообещал Лютик и снова посмотрел на Ламберта. — На самом дел в голове не укладывается, что у нас может что-то не выйти. Я сижу здесь, в твоих руках, и думаю о том, что ты все, чего я на самом деле хотел.       — Так всегда при влюбленности.       — Нет, — покачал головой Лютик, ласково улыбнувшись. — Нет, глупый, нет, это что-то большее.       Лютик понятия не имел, откуда у него уверенность в этом. Он даже не был уверен в своих чувствах в принципе, не знал им названия, и теперь даже не знал, правильно ли он на само деле их называл.       Но откуда-то же он знал, что это больше, чем простая влюбленность.       Ламберт ласково ему улыбнулся и мягко коснулся его щеки. Погладил и, заправив русую прядь за ухо, прошептал, подаваясь немного вперед:       — Хочу поцеловать тебя.       Лютик дернулся и резко отдалился. Ламберт замер и удивленно на него посмотрел.       — Лютик?..       — Я… я не умею. В смысле совсем. Я понятия не имею, как это делается!       Ламберт медленно моргнул, а потом рассмеялся.       Он удобнее перехватил его в своих руках, обнимая и, чуть склонив голову вправо, погладив по щеке:       — Просто расслабь губы и повторяй за мной.              Лютик моргнул, а потом буркнул:       — Наверное, это самый неловкий твой поцелуй?       — Самый долгожданный, — поправил его Ламберт и подался вперед, к нему.       Лютик весь замер и дыхание затаил. Ему с трудом удалось убрать сжигающее его желание, и вот, все началось заново. Но снова оттолкнуть Ламберта было выше его сил. Боже, нет, это было немыслимо.       Он судорожно выдохнул и прикрыл глаза, разрешая.       Ламберт приблизился к нему совсем близко и мягко потерся носом о его нос. Лютик улыбнулся и расслабился.       Ламберт мягко убрал волосы и накрыл его губы своими. Лютик ощутил вкус вина и так и замер, понятия не имея, что ему делать. Ламберт чуть склонил голову правее и обхватил ласково нижнюю губу, посасывая. Лютик проделал то же самое в ответ, взяв его лицо в ладони и попытался прижаться ближе.       Ламберт крепче сжал его в своих руках и продолжил целовать. Это было… нежно, медленно и очень чувственно.       Лютик догадывался, что это не те хваленые французские поцелуи, о которых все говорят, но это тоже было очень приятно и волнительно.       Он погладил Ламберта по колючим щекам, а после обнял за шею, едва не улыбаясь в поцелуй. Господи, ему еще никогда не было так хорошо, как здесь и сейчас, в его руках, в тот теплый летний день.       Ламберт мягко провел языком по его губам, и Лютик вздрогнул, Ламберт замер, шумно выдохнул и обхватил губу, снова посасывая. Лютик снова ответил, уже чуть менее уверено и, отстранившись буквально на миллиметр, сам лизнул по нижней губе. Ламберт улыбнулся, чмокнул его в подбородок и снова поцеловал, но на этот раз… по-другому.       Да, теперь Лютик понял, что за французский поцелуй такой.       В этот раз он плохо понимал, как нужно повторять и что вообще делать, так что в большей степени он просто позволял Ламберту себя целовать, ощущая, как внизу живота покалывало возбуждение. Он невольно поерзал, но быстро пресек себя и просто сильно сжал колени.       Ламберт, продолжая целовать, потянул на себя, усаживая на свои колени, и Лютик сильнее обнял его за шею, сам склоняя голову правее.       Целоваться было… приятно и очень хорошо. Лютик не понимал, почему, но ему нравилось. Ему очень нравилось.       Ламберт медленно отстранился от него, и Лютик заметил, как от их губ протянулись тонкие ниточки слюны.       Ламберт посмотрел в глаза мутным взглядом и зарылся лицом в его шею, целуя. Лютик ощутил, как по спине прошлись мурашки от контраста мягких губ и жесткой щетины, и он вздрогнул, прикрыв глаза и зарывшись пальцами в темные волосы, шумно выдыхая.       Ламберт поцеловал чуть выше, после обхватил кожу губами, спустился поцелуями ниже и отдалился.       Лютик посмотрел на него ошалелым, мутным взглядом, чувствуя, как ухает сердце в груди.       — Надеюсь, я тебя не разочаровал? — улыбнулся Ламберт, склонив голову к плечу. — Хотелось бы, чтобы твое впечатление о первом поцелуе выходило за рамки «что-то слюнявое».       — Я… нет! Мне… мне понравилось.       Ламберт довольно кивнул и подался вперед, чмокнув Лютика в щеку, и тот зажмурил один глаз, а после широко улыбнулся, поглаживая Ламберта по волосам.       Он уткнулся носом в его макушку и прошептал:       — Знаешь, сегодня работал над текстом той песни, что вертелась у меня в голове в последнее время, и теперь… теперь я хочу написать что-то новое. О тебе, Ламберт.       Ламберт посмотрел ему в глаза, мягко улыбаясь, поглаживая по спине.       — Звучит интересно… Что же там такого можно написать.       — О том, как ты прекрасен, — Лютик прижался своим лбом к его. — У тебя есть какой-то талант: когда мы рядом, забываю о всех своих проблемах, о всем то, что я пережил. Это не становится таким страшным, как мне казалось раньше. Ламберт, с тобой я будто рождаюсь заново.       Ламберт судорожно выдохнул и поцеловал его в линию челюсти, прижавшись к ней носом, судорожно вдыхая:       — Да, со мной происходит что-то такое. Все, что я пережил становится неважным. Боли больше нет.       — Ты расскажешь мне когда-нибудь о… себе? Я ведь совсем ничего о тебе не знаю.       Ламберт только кивнул, и Лютику вполне хватало этого вместо слов. Он погладил Ламберта по щеке, спустился ниже, погладил плечи, предплечья, и взял его руку в свою, переплетая их пальцы.       Он посмотрел на браслет и улыбнулся. А после — снова на Ламберта.       — Я никогда раньше не носил жемчуга, — сказал он тихо. — А сейчас, внезапно, влюбился в него. Так странно…       Ламберт сначала посмотрел на его запястье с браслетом, а после снова в глаза. Он погладил его по спине, а потом сказал:       — Я вообще никогда никаких драгоценностей не носил, но с удивлением обнаружил, что быть рядом с тобой очень приятно. Надеюсь, мне идет.              Лютик сначала не понял, а потом, посмотрев на свой браслет, его осенило.       Ламберт назвал его драгоценностью.       Лютик смущённо улыбнулся и снова обнял крепко-крепко, утыкаясь носом в его макушку и глубоко вдыхая его запах.       Долгое время они так и сидели, просто целуясь и обнимаясь. Ламберт гладил его, целовал его руки и его лицо, а Лютик невольно замирал каждый раз, когда Ламберт касался своими губами его кожи. Он едва дышать не забывал, как завороженный смотря за этим.       Он с любимым мужчиной. Мужчина, который не был навязан обществом, его отцом и правилам. Мужчина, который ему нравился, который заставлял чувствовать себя так… как омега. Как прекрасный омега, который может быть любим и желанен.       Он не думал, что может когда-нибудь себя чувствовать так.       И после этой эмоциональной встряски провести весь день вместе было волшебно.