say yes to heaven, say yes to me

      Конечно же осознание его «не вины» Лютику легче не сделало. На обед Ламберт к тому же силой потащил его к Йеннифер и Геральту. Лютик понимал эту необходимость, но у него до сих пор не было сил, чтобы встать и идти.       Ламберт просто взял его на руки и понес. Во дворе Лютик попросил его отпустить и, опустив голову, поплелся сам. Ламберт покачал головой, но это уже был прогресс. В отношении Лютика — хороший прогресс.       А Лютик думал, что легче умереть, чем пытаться притворяться сейчас.       Врать было легко, пока все эти вещи были глубоко в нем, пока он о них не думал и даже не вспоминал.       А сегодня он вспомнил все.       И картина его мира сложилась.       Она вышла отвратительной.       Однако ему пришлось выпрямиться, поднять голову и расслабить плечи. И попытаться выглядеть нормальным.       Небольшая сцена на полчаса.       Игра в адекватного человека.       Ламберт открыл перед ним калитку, пропустил его и пошел за ним.              В доме Йеннифер Лютик почему-то ощутил себя еще более тревожным, но изо всех сил попытался прийти в себя. Он глубоко вдохнул и прошел вперед, вскинув голову.       Надо потерпеть.       Всего полчаса, а потом Ламберт на руках занесет его обратно к себе домой и уложит на кровать. А Лютик будет лежать и все будет хорошо…       Едва зайдя в столовую, он встретился с взволнованным взглядом Геральта. Лютик ему улыбнулся — легко и солнечно, и прошел вперед, чтобы сесть рядом. Ламберт внезапно опомнился:       — Черт, я забыл про вино!       Йеннифер, зайдя в комнату, сказала:       — Главное, что ты принес Лютика. Смотрю, ваши отношения набирают обороты.       Лютик покраснел, а Цири рядом тихо хихикнула, стрельнув в него взглядом.       Геральт обеспокоенно посмотрел на Лютика, но ничего не сказал.       Ламберт сел напротив Лютика и посмотрел на него. Улыбнулся, приободряя.       Лютик кивнул ему и тоже улыбнулся — ласково.       Принесли еду. Йеннифер говорила с Геральтом и Ламбертом о чем-то своем и иногда бросала на Лютика взгляды, будто ждала, когда он тоже что-то скажет, но Лютик молчал.       Он мог делать вид, что в порядке, но в его голове по-прежнему была пустота, и он понятия не имел, что сказать.       Поэтому он молчал, делал вид, что слушал и ел. Есть, как оказалось, было вполне возможно.       Он все-таки проголодался.       Только к концу обеда он сказал:       — Ничего, если большую часть времени я буду проводить у Ламберта?..       Все взгляды устремились к нему и он улыбнулся, тихо хихикнув.       В конце концов, это должно было быть для них чем-то ожидаемым.       Как еще?       Йеннифер замялась, а потом сказала, выдохнув:       — Не вижу смысла запрещать. В конце концов, это логичное развитие отношений.       Лютик снова улыбнулся. Кажется, никто ничего не заметил. Йеннифер добавила:       — И еще я закончила с письмом для твоего отца. Завтра отправлю.       — Ох… Спасибо большое! — воодушевленно крикнул он. Во всяком случае, он попытался. Сейчас все перемешалось и он, к сожалению, больше не ощущал в себе страстного желания остаться здесь навсегда. Что-то в нем продолжало шептать, что он заслужил насильственного брака и таких же детей, а у Лютика просто не было сил, чтобы сопротивляться этому.       — Потом будешь благодарить. Я не могу быть уверенной, что твой отец примет все аргументы… Если вообще примет.       — Он уважает тебя, — напомнил Лютик.       Его отец в самом деле уважал Йеннифер, он считал ее умной и сильной женщиной.       Не могла же она глупость какую-то придумать!       Так что Лютик хотел верить, что ее слова как-то повлияют на него и что он хотя бы подумает о том, что брак в случае Лютика — это не панацея.       Лютик вообще-то считал сильным аргументом прошлые попытки.       Самоубийство и убийство.       Неужели он ждал третье представление?       Но Лютик не мог рассказать об этом Йеннифер, так что оставалось верить, что отец, читая ее письмо, сам вспомнит их попытки.       Ну, верить…       Когда у Лютика найдутся силы, чтобы верить.       После обеда Лютик не сильно хотел оставаться и продолжать беседу, так что, когда он заметил, что Ламберт доел, он впился в него нетерпеливым, но молящим взглядом. Ламберт кивнул, отпил вина и встал.       — Спасибо большое за обед. Как всегда вкусно, — он улыбнулся, и, как думалось Лютику, эта была та улыбка, которая прекрасно давала всем понять, что он не в порядке.       Но все молчали. Ламберт обошел стол и подал руку Лютику. Тот едва не вцепился в нее и медленно встал, с трудом удерживая вздох облечения, когда они пошли к выходу. Лютику натерпелось скорее выйти из этого дома туда, где ему не стоит притвориться. Где он слабый и сильный одновременно, где он может ходить сгорбленный и плакать, и быть честным, в конце концов.       Дверь закрылась. Геральт тот же час впился в Йеннифер напряженным, выжидающим взглядом.       Тяжело выдохнув, она качнула головой и, убрав салфетку со своих колен, сказала:       — Не спрашивай. Я ничего не знаю.       — С ними что-то не так. С ними двоими.       — Спасибо, без тебя я этого не заметила.       — Ты не хочешь ничего с этим… сделать?       Йеннифер вскинула бровь, продолжая рассматривать салфетку в своих руках.       — С радостью, Геральт. Но, к сожалению, где-то год назад до меня дошло: со взрослыми людьми ничего сделать нельзя. А взрослым человек становится где-то ну… После десяти? В некоторых случаях, в случае Лютика, может и раньше.       Геральт поджал губы.       — Я… я волнуюсь за Лютика. Он… он же ребенок, и я вижу, что он будто взял для себя больше, чем это возможно.       — Ты связываешь это с Ламбертом? — она посмотрела на него.       Геральт замялся. А после, тяжело выдохнув, сказал:       — Нет. К сожалению… нет.       Йеннифер кивнула.       — Значит мы ничего сделать не можем. И Ламберт, скорее всего, тоже. Геральт, я понимаю, ты хочешь заботиться о Лютике, но он уже не в том возрасте, когда он в самом деле ищет себе настоящего отца. Он ищет замену отцу.       Геральт потер ладони друг о друга.       — Я… сказал ему плохие вещи как-то… И я должен за это извиниться.       Йеннифер удивленно на него посмотрела.       — Когда ты успел?       — Это вышло… случайно.       — Не хватало еще того, чтобы ты сделал это специально, — цыкнула она. — Ты всегда можешь перед ним извиниться. Если тебе станет от этого легче.       Геральт сдержано кивнул.       Лютик стянул с себя обувь, идя по песку босыми ногами. Ламберт улыбнулся, держа его за руку, следя за ним.       И все-таки было прекрасно найти повод для улыбок в этот день.       — Йеннифер волнуется, — сказал внезапно Ламберт. — И Геральт.       — Я знаю, — кивнул Лютик, продолжая идти и смотреть себе под ноги. — Но я уже сказал, что все в порядке. Я же не могу им все пересказать и объясниться, правильно?       Ламберт призадумался, а потом сказал:       — Вероятно, да, не можешь.              Лютик улыбнулся.       — Может быть… когда-нибудь. Потом. Не сейчас.       — Я понимаю, — кивнул Ламберт и резко остановился, не выпуская руки Лютика из своей.       Лютик вторил ему и удивленно на него посмотрел.       Ламберт поджал губы, смотря на его лицо. Юное и светлое. Неважно, что он пережил, Лютик по-прежнему оставалось чистым и невинным. Светлым и прекрасным.       Ламберт притянул Лютика к себе ближе, погладил свободной рукой по щеке, и Лютик, вдохнув, прикрыл глаза, приоткрыв чуть-чуть губы.       Ламберт довольно улыбнулся и склонился над ним, целуя. Лютик крепко обнял его за талию и жадно ответил, будто только целуясь он мог дышать.       Ламберт чувствовал все примерно то же самое.       Отстранились они друг от друга только когда босые ноги окатила волна воды, и Лютик, взвизгнув, подскочил на месте.       Ламберт рассмеялся. Лютик, тихо фыркнув, сказал:       — Пошли домой… Хочу закончить один текст…       — Хорошо, идем, — кивнул Ламберт, уводя его. — Что за текст?       — Какой-нибудь светлый и хороший, а не как всегда.       — Хм… А что насчет того текста? Мы еще не закончили.       Лютик сморщил нос.       — Позже. Я пытаюсь отвлечься, а тот текст… Он слишком автобиографичный.       — Я так и понял, — кивнул Ламберт.       — Правда?       — Да. Сразу подумалось, что ты писал о себе.       — Я… я подумал, что ты не понял…       — Попытался сделать вид, чтобы не смущать, — лукаво улыбнулся Ламберт, смотря вдаль.       Лютик засмотрелся на него и остановился. Ламберт остановился вслед за ним и посмотрел в глаза, вскинув бровь.       Смотря на него, Лютик прошептал:       — Видит Бог, я люблю тебя больше жизни.       Ламберт не скрыл удивленного взгляда, а после понимающе улыбнулся.       — Думаю, Бог так же видит, что твою жизнь проблематично любить…       Лютик пропустил шутку и покачал головой.       — Моя жизнь — прекрасна хотя бы потому, что в ней есть ты.       В этот раз Ламберту не удалось скрыть смущения и он отвернулся, ласково дернув Лютика за руку, и Лютик, задорно улыбнувшись, последовал за ним, не спуская взгляда с его смущенного лица и красных щек.       — А я не думал, что ты умеешь краснеть.       Ламберт откашлялся.       — Прекрасное откровение. Идем. Будешь вино под свой текст?       — Ага, буду. Спасибо, — кивнул Лютик, широко улыбаясь, довольный собой.       Где-то глубоко внутри он знал, что сделал Ламберта этими словами счастливым.       У себя дома Ламберт усадил Лютика за письменный стол, зажег для него лампу, принес чернила и тетрадь, вино, бокал и немного закуски.       Лютик довольно улыбнулся и, поманив к себе пальцем, поцеловал Ламберта в щеку.       — Спасибо… Спасибо тебе за все.       — Не за что, — хмыкнул Ламберт, проведя пальцами по его скуле. — Буду ждать тебя в кровати.       Лютик удивленно на него посмотрелся, и Ламберт, откашлявшись, выпрямился.       — Я не настаиваю. Как тебе угодно. Прости, я забылся почему-то…       Лютик понимающе улыбнулся.       — В твоей кровати мне не снились кошмары…       Ламберт мягко улыбнулся и кивнул, сказав:       — Тогда буду ждать. Пиши, но не засиживайся. Тебе надо много отдыхать.       Лютик благодарно кивнул и макнул ручку в чернила, когда Ламберт вышел.       Предыдущие тексты казались слишком легкими, никак не относящиеся к тому, что чувствовал Лютик к Ламберту по-настоящему.       Его маленький секрет, его откровение.       Поэтому он начал писать что-то новое. Что-то в его голове, и в его сердце, что появлялось в нем каждый раз, когда Ламберт смотрел на него, как на свой мир.       Он мягко улыбнулся, глядя, как растекаются чернила на бумаге, прекрасно зная, что эти слова все еще ничто по сравнению с тем, что Лютик чувствовал по-настоящему.       И все-таки ему хотелось писать не только о плохом.       Он отстранился от блокнота и потянулся, размяв плечи и посмотрел в сторону гитары. Он потянулся к ней и огляделся в поисках этого треугольничка. Лютик не нашел его и посмотрел на свои руки. Раны зажили.       Ну, Ламберт ведь не будет ругаться. Это все ради искусства.       А если искусство требует крови, значит, так надо.       В конце концов, в жизни Лютик были раны куда страшнее.       И он начал играть, позволяя музыке просто быть, идти откуда-то изнутри его сердца.       И он играл до тех пор, пока не нашел, что искал, пока слова не легли на музыку. А после он снова сел за стол, записывая мелодию, пытаясь не путаться в нотах. В любом случае он поймет.       Закончив, он спустился в ванную, вымывшись и отерев чернила от рук. Допил вино из бокала и закусил, а после уверенно пошел в спальную к Ламберту.       Лютик ощущал себя ужасно развязным и бесстыжим.       Спать в одной кровати с мужчиной, только подумать!       Настоящее безумие.       Он неуверенно заглянул в комнату. Горела всего одна свеча, Ламберт спал. Рядом лежала открытая книга.       Лютик аккуратно прошмыгнул в комнату, закрыв за собой дверь и стащил со стула свою ночную рубаху, принявшись переодеваться.       Ткань заструилась по бедрам, и Лютик довольно потянулся.       В принципе, ели не думать о прошлом, то жить было очень даже приятно.       Особенно отвлекать помогало творчество. И Ламберт.       С улыбкой Лютик повернулся и вздрогнул, встретившись со взглядом Ламберта. Лютик дернулся, покраснев.              — Ты… ты что, подсматривал?!       Ламберт тихо рассмеялся.       — Сложно назвать подсматривать процесс, когда я открываю глаза, а прямо передо мной переодевается омега.       Лютик подавился воздухом и покраснел.       — Не волнуйся, я ничего не видел. К тому моменту, как я открыл глаза, ты стоял одетый и, судя по всему, медитировал, глядя на стену.       Лютик тихо фыркнул и залез на кровать. Ламберт коснулся его руки и тихо сказал:       — Я рад, что ты пришел ко мне.       — Соблазн был слишком велик. Знаешь, целомудренным можно быть ровно до тех пор, пока ты не узнаешь, что такое мужчина и как это бывает хорошо.       Ламберт улыбнулся.       — Могу тебя понять. До тех пор, пока меня сама не коснулась омега, я мог видеть их по сотни в одних сорочках и ничего не чувствовал. А потом все понял. И понял, что вопрос даже не в наготе. И даже общая кровать — это лишь условности.       Лютик смущенно опустил взгляд и улыбнулся.       Взгляд выцепил фразу в раскрытой книге. Он прочитал ее вслух:       — Невозможно быть свободным от того, от чего убегаешь…       Он моргнул и посмотрел на Ламберта. Тот кивнул, будто показывая, что согласен с этим.       Лютик взял книгу и посмотрел на обложку. Он удивленно вскинул брови.       — Ты читаешь Ницше?..       — Вспомнился после нашего диалога. Я много говорил, но не знал, как оформить весь этот поток мыслей в одно. И вот, теперь вспомнил. Невозможно быть свободным от того, от чего убегаешь…       — Поэтому сначала надо принять себя, а потом строить жизнь и свободу?       Ламберт кивнул.       — К сожалению.       — Но почему? Вот, смотри, я выйду за тебя замуж… — он проигнорировал лукавую улыбку Ламберта. — Отец отстанет от меня, я буду жить здесь, с любимым мной человеком, делать, что захочу. Разве это не есть свобода?       — И каков вкус у свободы, когда ты все еще просыпаешься ночами от кошмаров прошлого? Когда ты вспоминаешь то, что пережил, и винишь себя?       Лютик поджал губы.       — А я считаю, что физическая свобода важнее духовной.       — Никто с тобой и не спорит, — согласно кивнул Ламберт. — Но нет абсолютной свободы, если ты свободен лишь физически.       — Ладно, я понял тебя, — кивнул Лютик, отложив книгу на тумбу. — Но сначала надо разобраться с моим отцом, а потом уже с головой. Голова-то никуда не денется, а вот мой отец…       — Ты снова пытаешься спрятать это глубоко в себе?                    Лютик поджал губы и сказал:       — Да, и, как видишь, у меня отлично получается. А если тебе очень уж понравилось утешать меня и вытирать мне сопли, то поговори со мной об этом еще пять минут и — вуа-ля!       Ламберт мягко рассмеялся.       — Хватит, я понял, — он мягко взял его руки в свои и расцеловал подушечки его пальцев.       Лютик пораженно моргнул.       — Ты слышал, что я играл?..       — Да. Без медиатора?       Лютик смущенно отвел взгляд.       — Да… Иначе бы, поисками, я бы все испортил!       Ламберт тяжело выдохнул и посмотрел на его руки.              — Что ж, как человек, играющий на гитаре, я не могу согласиться, что играть пальцами куда лучше, чем этой штукой…       — И ты не будешь ругаться?..       Ламберт удивленно на него посмотрел.       — Разумеется нет. Только будь аккуратнее. Скоро пальцы привыкнут… Ну, когда появятся мозоли…       Лютик кивнул и погладил Ламберта по щеке.       — Знаешь, ты совсем не такой, каким я тебя узнал… С каждым днем ты становишься все мягче и мягче.       Ламберт пожал плечами.       — Это сугубо твое влияние, Лютик.       — Правда?       — А ты видишь здесь кого-то еще?       — Я просто… Нет, но ты просто… такой… С каждым днем все лучше и лучше.       Ламберт хмыкнул.       — Рядом с тобой не страшно быть всяким. Как твой текст?       — Отлично, — Лютик улыбнулся.       — Музыка?..       — Тоже хорошо, — кивнул Лютик, довольный. — Песня пока идет на удивление хорошо, — он зевнул. — А пока давай спать?       — Давай, — Ламберт потушил свечку и поднял одеяло, давая Лютику под него залезть.       Лютик довольно юркнул под него и, замявшись лишь на миг, прижался к Ламберту, уткнувшись лицом в его шею. Ламберт укрыл его полностью и обнял, погладив по спине.       В тишине и спокойствии, Лютик заснул. Крепко и спокойно, не тревожась ни о чем.