say yes to heaven, say yes to me

      Лютик медленно открыл глаза и сонно моргнул, глядя на солнечный свет из не занавешенного окна. Он сонно улыбнулся и потер глаза. Ему казалось, что он чудесно выспался. Хотелось поспать еще часик, но, посмотрев на лицо Ламберта, весь сон как рукой сняло волной восторга.       Ламберт! Рядом! Красивый и спокойный, такой беззащитный и открытый.       Лютик заворожено провел пальцами по его щеке.       Он был так красив, и так рядом!       Лютик чмокнул его в колючий подбородок и, с улыбкой, отстранившись, присев на кровать, потянулся. А после замер, застыв взглядом на уровне паха Ламберта. Точнее, на вполне однозначной… выпуклости.       Он рассеяно моргнул и перевел взгляд на его лицо. Он спал. Однозначно спал. Но у него…       Он снова удивленно посмотрел ниже, едва рот не раскрыв, растерявшись.       Сбитый с толку, он лег обратно, пытаясь понять, что должен делать. Он хотел дождаться, пока Ламберт проснеться, обниматься с ним и целоваться, но он помнил, что в прошлый раз… когда у Ламберта была такая же ситуация, ему было не до диалогов.       Он сглотнул и кинул вниз косой взгляд.       Интересно, а какой он?..       Лютик дернулся, покраснел и закачала головой.       От чем он думает?! О чем он, черт возьми, вообще думает?!       Лютик ощутил, как покраснело лицо и так и замер. Надо было встать и тихо уйти. И Ламберт проснется, решит все свои проблемы и после они будут обниматься и целоваться.       Он только хотел начать вставать, как Ламберт перевернулся на бок и уткнулся лицом в изгиб его шеи. Лютик вздрогнул и шумно выдохнул. От этого жеста по шее тут же прошлись мурашки, он сглотнул.       Близость Ламберта каждый раз была как вновую, и Лютик чувствовал, как слабеет от желания тело. И Лютик не знал, что ему делать с этой слабостью, которой хотел поддаться, подчиниться.       И сейчас он просто замер, наслаждаясь его тихим, теплым дыханием у шеи, желая, чтобы это переросло во что-то большее и, вместе с тем, боясь этого.       И все-таки, было странно лечь спать в одну кровать с мужчиной и, вместе тем, бояться любого к себе касания.       Лютик задумался: а боялся ли он? И тут же пришел к мысли, что нет, вообще-то, он совсем не боялся.       Ему было хорошо, ему нравилось.       Значит, это было чем-то другим.       Но ни отторжением, ни ужасом.       Лютик рассеянно посмотрел в потолок, а после вздрогнул. Ламберт начал просыпаться. Он положил руку на его бок и прижал к себе. Лютик вздрогнул, ощутив своим бедром вставший член. Их отделяла тонкая ткань белья Ламберта и ночной рубахи Лютика.       Преступно тонкая ткань.       — С добрым утром, птенчик, — хрипло прошептал Ламберт, потеревшись носом о линию его челюсти. Кажется, он пока сам не знал, что у него… проблема.       — С добрым, — Лютик улыбнулся и посмотрел на него, пытаясь не думать о своем бедре, прижатом к его члену. Хотя, по правде говоря, он думал только об этом.       — Как тебе спалось? — спросил Ламберт, оперевшись о руку и погладил Лютика по щеке.       — Отлично. Я выспался, и мне не снились кошмары… Вот.       — Тогда я рад.       Ламберт улыбнулся и склонился к нему, чмокнув в красную щеку.       — Мне так хорошо от того, что я проснулся и сразу увидел тебя…       Лютик улыбнулся, а после выпалил:       — Только от этого?       Ламберт отстранился и удивленно на него посмотрел.       — А есть другие причины?       Лютик рассеяно моргнул.       Ламберт что, не чувствовал… что у него там происходило?!       Лютик подумал: можно отступить. Поцеловать его и пойти в ванную. Ламберт решит свою проблему и продолжить как ни в чем не бывало.       Но Лютик… ему было интересно, а еще он трепетал от всех этих мыслей, и ему хотелось, он желал.       И ведь страха, как оказалось, никакого не было.       И вопреки своему гениальному плану, он аккуратно потерся своим бедром о него. Ламберт вздрогнул, и тут же отстранился, будто обжегся. Рассеяно посмотрел на Лютика, а после аккуратно заглянул под одеяло. Резко поднял голову и, смущённый и рассеянный, уставился на Лютика, краснея.       Лютик тихо хихикнул.       — Да, мы этим утром не одни.       Ламберт сглотнул и снова чуть отодвинулся от Лютика. Лютик удивленно на него посмотрел. Ламберт уточнил:       — Тебя… не смущает это?..       — Ммм… Смущает. И нравится. И мне интересно. Вот, Ламберт, я омега, который до тебя об альфах знал только по рассказам некоторых служанок, если мне удалось их подслушать.       — Я знаю, но…       — Я могу уйти, если тебя это смущает.       — Меня-то нет, но тебя — да!       — Это не значит, что я против… любых твоих действий, — Лютик лукаво улыбнулся и прильнул к нему ближе. Он прошептал: — Тебе больше некуда бежать. Ну, либо ты упадешь с кровати, — хихикнул Лютик, подметив, что Ламберт отполз к самому краю кровати.       Лютик посмотрел на него с желанием и интересом, закусив губ. Он знал, что Ламберт не перешагнет границу и не сделает ничего лишнего.       Ламберт какое-то время просто смотрел на него, будто пытался понять, что ему делать. А после обнял и ближе притянул к себе. Лютик вздрогнул, но ту же расслабился и крепко обнял за шею, расслабляя губы.       Ламберт поцеловал его. Жадно и страстно, с напором.       И Лютик тут же растаял.       Ламберт чуть подтолкнул его к центру кровати, видимо, чтоб в самом деле не свалиться, и крепче обнял, продолжая целовать. Когда он отстранился, губы у Лютика чуть припухли от поцелуев.       Он пораженно ахнул, когда Ламберт снова перевернул его к себе спиной.       Лютик тихо фыркнул.       Проклятье какое-то…       Ламберт мягко поцеловал его в затылок, и Лютик вздрогнул от мурашек, которые тут же прошлись от этого жеста.       Лютик замер, позволяя Ламберту делать все так, как ему захочется. Хотя бы потому, что сам Лютик плохо понимал, что он должен был делать.       Ламберт поцеловал в плечо, а после мягко задрал его ночную рубаху и провел сухой горячей ладонью по голому бедру. Лютик вздрогнул. Это оказалось… очень приятно.       Ему хотелось больше касаний к его обнаженной коже, и он прижался к Ламберту теснее.       Ламберт прильнул губами к его шее, оглаживая его бедра, а после тесно прижался к его ягодицам.       Лютик чаще задышал, внутри становилось жарче, и он чувствовал, как давление внизу усиливалось. Кое-как ему вышло унять дрожь, но когда Ламберт огладил его бедра и поцеловал в шею, не выдержав, тихо простонал, сам удивившись своей реакции.       Ламберт тихо усмехнулся и, чмокнув в шею, уткнулся носом в его макушку.       — Можно?..       Лютик рассеяно моргнул и порывисто кивнул, плохо представляя, что именно можно.       — Крепко сожми свои бедра.       Лютик растерялся еще сильнее, но бедра послушно сжал, тут же ощутив, как давление снова усилилось.       Позади раздался шорох, а после Ламберт задрал его рубаху еще выше, настолько, что Лютик коснулся своими ягодицами напряженного живота.       О, черт…       Он закусил губу, а после взвизгнул, когда меж бедер проскользнуло что-то твердое и гладкое. Он тут же осознал, что это, замерев.       — Все хорошо? — прошептал Ламберт ему на ухо.       Лютик рвано кивнул и сильнее сжал бедра. Ламберт хрипло простонал на его ухо и, крепко обняв за живот, прижимая к себе, начал двигаться, шумно, почти хрипло дыша у его шеи.       Ламберт впился в его шею, сначала покусывая, затем вылизывая, а после целуя, и Лютик откинул голову назад, вцепившись пальцами в его волосы, прижимая к себе ближе.       Лютик ощущал приятное покалывание по всему своему телу и довольно улыбнулся, закрыв глаза, слушая тяжело порывистое дыхание Ламберта, и едва слышные стоны.       Ламберт крепко прижимал его к себе, гладя его бедра и живот, сжимая и снова гладя.       Внезапно Ламберт крупно вздрогнул, сделав два особо сильных движения, и Лютик ощутил, как меж бедер растеклось что-то горячее и мокрое. Он рассеяно моргнул и попытался посмотреть на Ламберта, но тот, шумно выдохнув, прижался лбом к его плечу и так и замер.       Лютик тяжело дышал, наслаждаясь близостью и теплотой его тела.       Наконец, Ламберт немного отодвинулся и прошептал:       — Сейчас принесу салфетку.       Лютик рассеяно кивнул.       Ламберт достал салфетки и, повернувшись к Лютику, замер. Смущенно он спросил:       — Я могу сам вытереть или мне… выйти?       Лютик замотал головой.       — Я сам!       Не хватало еще, чтобы Ламберт… всяким там любовался!       Ламберт кивнул и, мягко улыбнувшись, протянул ему салфетки и направился к выходу. Когда дверь закрылась, Лютик, смущённый, задрал ночную рубаху, посмотрев на белые следы на внутренней стороне своих бедер.       Он рассеяно моргнул и вытер это все.       Смотря на грязные салфетки, он сказал:       — Если это и есть секс, то это что-то крайне неловкое…       Он вскочил с кровати и направился в ванную. Умылся, причесался, после переоделся и, наконец, спустился вниз, тут же напоровшись на Ламберта.       Тот, хитро улыбнувшись, притянул его к себе и крепко поцеловал.              Лютик с радостью ответил на поцелуй и прижался в ответ, зарывшись пальцами в его волосы и блаженно прикрыв глаз.       Отстранился он с шумным выдохом и довольной улыбкой.       Ламберт неловко улыбнулся.       — Странное утро, да?       — Совсем немного неловко, но все-таки мне понравилось, — Лютик подмигнул ему. — Мне очень нравится… чувствовать тебя близко к себе. Мне очень нравится… твое тело.       Ламберт усмехнулся.       — А как же мне нравится твое…       — Нет, я не только про это. Я про его теплоту, силу и запах.       — Я знаю. Я тоже про это, — он кивнул и, взяв его руку в свою, чуть склонившись, поцеловал в тыльную сторону ладони. — Скоро будет завтрак, идем.       Лютик кивнул и прошел вперед с довольной улыбкой.       Сегодня, разумеется, он снова не собирался никуда уходить. Просто хотел проводить время с Ламбертом и самим собой. Они много говорили, Лютик играл и писал. Сходили прогуляться к морю и Лютик, заставив Ламберта отвернуться, немного поплавал.              Ламберт совсем не понял, зачем ему отворачиваться, но все-таки отвернулся. И, как понял Лютик, даже не подглядывал.       Ему самому было смешно, что после всего, что между ними было, он в самом деле просил отвернуться, но Лютику так долго вдалбливали, что его тело — это что-то неприкосновенное, что Лютику было легче попросить Ламберта отвернуться.       Он тихо фыркнул своим мыслям.       О его тело Ламберт крайне откровенно терся и лапал, было бы что теперь скрывать…       Когда они вернулись, Ламберт… вел себя несколько странно. Он будто бы что-то хотел сказать, но каждый раз, открывая рот, он будто дергался, потом странно улыбался и говорил явно не то, что хотел сказать.       Лютик решил не вмешиваться. Мало ли, что ему там кажется.       И он продолжил писать музыку, сидя на полу, обнимая гитару и стараясь сделать музыку идеальной, такой, какой он себе представлял.       Ламберт заглядывал в комнату и снова уходил.       Наконец, в очередной раз, Лютик сдался и, тяжело выдохнув, спросил:       — Может зайдешь и принесешь заодно вина?       Ему подумалось, что Ламберту с вином будет легче.       Тот замер, заинтересованно посмотрев на Лютика, а после кивнул и снова ушел.              На этот раз вернулся не на пару мгновений, и сел напротив Лютика, наполнив бокал и протянув ему. Лютик кивнул, хотя пить не очень-то хотел.       Он отложил перо и уставился на Ламберта.       — С тобой все хорошо? После моря ты как-то странно себя вел… Обиделся, что я сказал тебе отвернуться?       — Нет конечно! Это твоё тело и тебе решать, когда и как я буду его видеть.       Лютик усмехнулся и кивнул. Он мягко привстал со своего места и подсел к Ламберту, обняв его за руку и положив свою голову на его плечо, пытаясь таким образом расслабиться и успокоиться.       Какое-то время они провели в тишине, и Ламберт лишь пил и просматривал заметки Лютика, периодически одобрительно хмыкая.       К третьему бокалу Ламберт внезапно начал:       — У меня не северный акцент.       Лютик рассеяно на него посмотрел, а потом опомнился.              — Я на самом деле не разбираюсь в акцентах. Просто он у тебя был не английский, это все, что мне удалось понять.       Ламберт немного поиграл в бокале вином и сказал:       — Да, я не из Англии. И я не итальянец.       — А очень похож, — Лютик улыбнулся, проведя рукой по его волосам.       — Скорее уж турок.       Лютик фыркнул.       — К чему ты начал про акцент?       — Я жил в России около пятнадцати лет, пока не началась отечественная война. Плохо помню, если честно, даже переезд плохо помню.       Лютик рассеяно моргнул.       — И вы переехали… в Италию?       — Нет, в США. Мама мечтала о красивой американской жизни, но быть бедным эмигрантом США не означало быть равным. В США с этим… сложно. Очень. Ты либо свой, либо чужак. К сожалению, наша ситуация оказалась многим хуже, чем в России. Какое-то время мы держались, около семи лет. Но на мое совершеннолетие становилось все хуже и хуже.       — Насколько?.. — нерешительно спросил Лютик. С одной стороны он был рад наконец услышать прошлое Ламберта, а с другой ему было страшно и тяжело.       — Настолько, что я оказался в рабстве. Формально, конечно, я был на работе, но на самом деле я был порабощен. Работа с утра до ночи, никакого отдыха, не считая сна и времени, когда можно поесть. Я даже не знал имен тех, с кем работал. Нам просто не хватало сил, чтобы спрашивать… Это было так странно… Я лежал в бараке, смотрел на рядом спящего и думал: надо же, как быстро человека можно сломать. Что-то мне подсказывало, что в тот момент, когда нас перестали интересовать имена других — мы сломались. Проблема ведь была не только в усталости…       Ламберт сделал паузу. И Лютик почему-то продолжил вместо него:       — А в том, что иногда они… умирали?..       — Да. Порой быстрее, чем ты успеваешь познакомиться. От голода, истощения, болезни, насилия, пыток, избиений. Причин умереть было куда больше, чем жить.       Ламберт посмотрел на свои руки, поджав губы.       — И в ту ночь мне стало так горько от этого понимания. На следующий день я пытался познакомиться хоть с кем-то. Много скажет о том, что мне удалось познакомиться только с одним человеком спустя три дня. Но в целом… стало легче. Как оказалось, когда есть тот, с кем можно поговорить, сразу становится легче. Так, день за днем, один за одним, у нас появилась небольшая компания из семи человек. Уже было легче. Можно было добыть побольше еды или выпивки, посидеть у огня, пошутить и поговорить. Я чувствовал, как причины умирать куда-то исчезали, и подумал: вау, а жить-то, оказывается, так легко, достаточно только захотеть.       Лютик виновато опустил взгляд на пол, но от своих мыслей. От мыслей, которые вызывали в нем эти слова.       От стыда за свою боль, которая по сравнению с ситуацией Ламберта казалась просто его капризом.       Каприз Лютика умереть.       Каприз Лютика убить.       ...по сравнению с настоящей трагедий человека.       — Вместе с желанием жить появилось желание жить нормально. Не в бараке, наслаждаясь похлебкой, а просто жить. Так, как я помнил, когда-то я жил с родителями. Тогда мы решили сбежать.       — У вас получилось?..       — На радость, да. Не с первого раза и не со второго…              Он поморщился и резко прекратил говорить, будто эти воспоминания вызывали в нем боль.       — Вас… наказали?..       Ламберт помолчал с минуту, а потом сказал:       — Да. Поэтому даже в самую сильную жару я не снимаю с себя рубашку.       Лютик дернулся и невольно коснулся его спины. Он все понял.       Прижавшись к нему теснее, он прошептал:       — Мне так жаль, милый, ты не за…       — Я знаю, — Ламберт кивнул и сжал руку Лютика. А потом улыбнулся. Совершенно обычно и по-человечески. — Это все в прошлом. Мне больше не больно.       Лютик отвел взгляд. Не было бы больно, тогда бы снимал рубашку.       Он смолчал. Не Лютику учить Ламберта таким вещам. Он и так во многом преуспел.       — Что было после того, как вы сбежали?..       — Какое-то время было сложно. Без еды и с мизерным количеством денег… Кто-то хотел даже вернуться, но какой смысл? Пока мы помнили звук плети, никто не возвращался. А потом нам вышло найти… работу. Ну, честно говоря, это для нормальных людей была работа, для нас же все это по-прежнему осталось рабством. Это когда у тебя есть деньги и дом ты можешь нормально работать, а когда у тебя нет ничего, так или иначе, приходится работать за еду и спальное место. Но было многим легче. Не было избиений и пыток, мы всегда могли уйти, а если заболели — быть на больничном. С нами нормально обращались, к тому же, мы были хорошими работниками. То, что нас не избивали не означало, что мы не помнили, каково это.       Он прервался, снова отпив вина. Лютик погладил его по спине, смотря с сочувствием, но в глубине души отказываясь верить, что ему все это в самом деле пришлось пережить.       — В один из вечеров я привычно работал на сверхурочные. Понял, что так быстрее выйдет заработать хоть что-то сверх необходимых трат. Я занимался разборкой цветного метала во дворе. Работка была не пыльной, а платили хорошо. А потом услышал, как хозяин кого-то пропустил к себе. Я удивился, время позднее… Окно было открыто, из диалога я понял, что это деловой партнер, и снова забылся в работе. Пока не услышал крики…       Он снова посмотрел на свои руки.       — Не вдавайся в подробности, если тебе тяжело, — попросил его Лютик.       Ламберт кивнул.       — Завязалась потасовка. Его деловой партнер начал налегать, угрожать убить за долги. Я ворвался в дом и переборщил с… защитой.       Лютик кивнул.       — Ты убил его?       — Случайно. И думал, что убьют меня. Я готов был бежать. Я уже жил без ничего на улице. Знал, что сейчас будет сложнее — одному. Но все-таки у меня были причины жить. Но хозяин попросил закопать труп. Не знаю, почему я согласился. Почему не убежал.       Не переставая смотреть на свои руки, он сказал:       — В общем, трупом я выкроил себе работу в светлое будущее. Он нанял меня своим охранником.       — Тебе… приходилось убивать еще?..       — Один раз… В остальном все ограничивалось избиениями.       Лютик ощутил внутри странный холодный комок страха, но он заставил себя усидеть на месте и не отстраняться от Ламберта. Он знал, что напугает его этим, покажет, что боится, а Лютик… Нет, он не боялся Ламберта.       Кого угодно любого, даже себя, но не Ламберта.       — В конце концов… Он умер. А мне передал огромное наследство, как единственному близкому ему человеку, который всегда его понимал и поддерживал. Я не поддерживал и тем более не понимал. Я просто делал свою работу, зная, что смогу скоро уйти и начать новую жизнь. Но мне так и не удалось сбежать из этого кошмара.       Лютик вздрогнул и сглотнул, невольно осмотрев комнату.       — Этот дом…       — Да. Его. И многие… другие вещи.       — Но ведь… твоя жизнь уже в прошлом! Ты больше никого не бьешь и…       — Да… Да, конечно, но я живу в доме, построенном на крови и насилии, угрозах и шантаже. Я прекрасно знал, чем он жил и как зарабатывал. Но… Да, ты прав, я больше никого не бью.       Он грустно усмехнулся.       — Ты очень сильный, Лютик.       Лютик едва на месте не подскочил и дергано улыбнулся.       — Я?! Да я слаб по сравнению с тобой! Ты пережил самый настоящий ад, кошмар, я бы… я бы его не выдержал и повесился! А ты…       — Нет, я не об этом, — покачал головой Ламберт, сжав его руку в своей. — Ты знаешь, какое я чудовище, но не отстранился от меня, не испугался…       Лютик приоткрыл рот, а после покачал головой.       — Нет, ты вовсе не чудовище.       Ламберт криво усмехнулся.       — И ты не думаешь, что человек, мучащий других начнет мучить тебя?       — Если бы ты хотел мучить меня, ты бы не называл все это — кошмаром…       — Ты не понимаешь. Он тоже мучался от того, что делал. Он страдал алкоголизмом и еще чем-то связанным с наркотиками. Он тоже страдал, как и я сейчас, но ни мне, ни ему это не мешало делать то, что мы делали. Нас определяют наши действия, а не намерения. Я такое же ничтожество, что и он.       Лютик рассеяно качнул головой.       — Я понимаю логику твоих размышлений, но что-то внутри меня знает, что ты не монстр… Я… Если тебе уже не больно, то, что ж, значит и для меня эта история лишь о части тебя. В конце концов, нельзя судить человека, пережившего такой ад. Ты прошел через нечто, что не могло оставить тебя светлым человеком. Оно так или иначе сломало тебя, поэтому это… к сожалению, это нормально, что ты мог поступить неправильно и делать людям больно.       Ламберт сжал кулаки и плотно губы, кивнув. Лютик видел, что Ламберт не был согласен с ним, но, кажется, главным для него было то, что Лютик не испугался и не оттолкнул его.       — Я рассказывал это тебе потому что хотел быть честным с тобой. И чтобы ты понял, что такой человек, как я, не посчитает тебя убийцей или плохим человеком. Ты можешь скрываться от кого угодно, но не от себя.       С этими словами он хотел встать, и Лютик понимал его желание побыть одному, но он остановил его:       — Стой…       Ламберт застыл и посмотрел на него.       — Геральт рассказывал, что ты не хочешь больше играть на гитаре, что она… тебя с чем-то связывает, что-то, о чем ты не хочешь больше думать.       Ламберт согласно кивнул.       — Меня научили играть еще в рабстве…              Лютик кивнул.       — В общем, я играл на наших вечерах, сидя у огня, когда мы были еще вместе и желали вырваться. Начать новую жизнь. Играл на новой работе, и чувствовал, что музыка спасала меня, но после того, что я сделал, я осознал, что больше не могу играть. Касаясь гитары, я вспоминал о тех вечерах, когда еще был хорошим человеком. Мне было противно от понимания, кем я стал и что потерял.       Лютик сжал его руку.       — Но ты… сыграл для меня. И учил играть дальше… — пораженно прошептал он.       Ламберт кивнул и внезапно улыбнулся. Так расслаблено, будто внезапно ему стало легче. Посмотрев на Лютика, он сказал:       — Да. Потому что ты заставляешь меня чувствовать себя так, будто я родился заново. Рядом с тобой я так же невинен и чист, как и ты.       — Но ты ведь знаешь, что я… не так невинен.       Ламберт покачал головой.       — Твое прошлое для меня ничего не значит. Я никогда не осужу тебя за него.              Лютик пораженно посмотрел на него, а после крепко сжал его руку до того, что это было больше похоже на рукопожатие. И он сказал:       — Тогда я просто хочу, чтобы ты знал, что твое прошлое для меня тоже ничего не значит, оно не определяет для меня тебя как бы то ни было. Ты Ламберт. Мой Ламберт. Человек, который провел меня сквозь тьму.       — И ты… Ты тоже провел меня через тьму. Куда менее метафорично, чем мне бы хотелось.       Лютик знал, что должен был отпустить Ламберта побыть одного, но вместо этого он вцепился в него, вжался всем телом, и припал к нему страстным поцелуем, крепко его обнимая и прижимая к себе.       Ламберт с напором ответил, и Лютик чувствовал, как все плохое оставляло их, и друг с другом они становились будто бы новыми, чистыми и невинными.