say yes to heaven, say yes to me

      Лютику хотелось скорее уйти. Его так сильно трясло изнутри, что сдерживать это было практически невозможно. В отличии от всех других ситуаций, когда отчаянность положения доходила до него не сразу, в этот раз он все осознал и понял. У него снова отбирают все, что у него есть.       У него отбирают саму жизнь, говоря, что он просто не имеет права ей обладать.       Слезы застряли в глотке, глаза защипали.       Тогда зачем нужно было его спасать?! Зачем ему так аккуратно зашивали все раны, чтобы потом снова отобрать жизнь?!       Его сковал ужас, тоска и злость.       Он поспешил уйти.       Не хотел показывать свою слабость. Не хотел показывать то, насколько на самом деле было хрупким то равновесие, та сила, которую он всем показывал со всех сторон.       Ему нужно было сбежать. Сейчас же.       Он поблагодарил за обед и поспешил встать. Неважно, пойдёт ли за ним Ламберт или нет. Сейчас это было неважно. Неважно, кто с ним останется или нет, это все было пустякам, ведь, в конце концов, не останется никого.       — Лютик! — попыталась остановить его Йеннифер.       Лютик, проигнорировав, вышел из дома и быстрым шагом направился куда-то по улицам. Быстрый шаг сменился на бег, он сорвался, просто убегая, стараясь заменить все мысли и чувства физической усталостью. И спрятаться от всего.              Он не знал, куда направлялся и куда с итоге прибежал. Просто гудящее сердце и странный железный привкус во рту заставил его остановиться. Он оперся о дерево, тяжело и сбито дыша. Огляделся.       Несмотря на то, что его ноги тряслись от усталости, его лицо и затылок вспотели, сбежать от чувств ему так и не вышло.       Он снова побрел куда-то вперед, спустился по склону и оказался у моря. Он снова пошёл по берегу, пока не вышел на дикий пляж. Дрожащий внутри и снаружи, напуганный и отчаянный, он присел на песок, облокотившись о булыжник, и посмотрел на море.       Какой смысл был спасать его жизнь, чтобы потом снова отобрать?       Отец думал, что поступал мудро, когда, на самом деле, отбирал у Лютика все, чем бы он не завладел. Он плотно сжал зубы, съедаемый злобой, страхом и безнадежностью. Его трясло от собственного бессилия, и от глупости его отца.       Только окажись бы он перед его лицом, Лютик бы ему высказался. Не боясь ничего: ни приличий, ни побоев, ни наказания.       Он бы кричал о том, что его отец — глупый эгоистичный человек, желающий запереть Лютика только потому, что он больше не маленький мальчик. Только потому, что Лютик больше не милая игрушка, полностью зависимая от него.       Будто бы его отца раздражала свобода Лютика, и он отчаянно искал повод вернуть его в зависимо положение.       Вот почему все выступления Лютика спасали.       Стоило порезать себе вены — и вот, месяцы он проводит под наблюдением, такой слабый, нуждающийся в любви.       Стоило убить человека — и вот он, в зависимом положении, от мнения и действий его отца.       Его отец желал видеть в нем ребёнка, глупого, нуждающегося и милого.       А Лютик рос. Рос в волевого человека, больше всего желающего свободы. А отец не хотел терять его из-под своего контроля. Отдав его замуж, он просто поменяет дом и ничего более. Лютик будет вынужден жить в зависимости от своего мужа и отца.       Вместо тоски и боли, Лютик чувствовал только тупую злость, и слезы бессилия текли по лицу.       Всем своим сердцем сейчас он возненавидел человека, которого любил и продолжал любить даже в самые сложные ситуации. Чтобы Лютик не делал, отца он так и не предал.       Но теперь осознал: это единственный правильный вариант.       Внутри пульсировало что-то странное, непонятное, совсем не похожее на боль. Это было что-то другое, что-то, что не хотело выплакать это. Оно хотело отомстить и забрать свое. Хотело оставаться сильным и забрать свое, и неважно, какими способами этого придётся добиться.       Лютик постарался утереть слезы.       Он шёл на такие отчаянные меры столько раз, неужели в этот раз не получиться снова?       Чтобы проблема ушла, надо устранять не последствия…       Надо устранить саму проблему.       Лютика все ещё мелко трясло от урагана чувств в нем, с которым он не знал, как управиться. Он даже не понимал, что чувствовал на самом деле.       Только это что-то внутри продолжал пульсировать, почти утешая.       Позади раздался шорох, и Лютик, испугавшись, обернулся.       Перед ним стоял Ламберт, сбито дыша. Он покачал головой:       — Тебя… Сложно было найти. Лютик…       Он замолчал, покачал головой и присел рядом с ним, утерев слезы с его щёк. Лютик тихо всхлипнул и прижался к нему ближе. Рядом с Ламбертом это что-то внутри утихало, и Лютик не до конца понимал, был он этому рад или нет.       — Мне жаль, — тихо прошептал Ламберт в его волосы, обнимая и крепко прижимая к себе. — Я… Я не знаю, что можно придумать, но ведь можно же ещё что-то придумать?..       Лютик посмотрел ему в глаза, поджав мокрые от слез губы. Он даже не чувствовал, что плакал. Знал, да, но не чувствовал.       — Сбежать и заставить страдать Йеннифер от последствий?              Ламберт покачал головой. Он выглядел так, будто хотел сдаться.       — Кому-то придётся страдать… Никак иначе.       — Да… — тихо согласился Лютик. — Но страдать должна причина, а не следствия и побочные.       — Боюсь, твоему отцу нет до этого дела…       Ламберт выглядел таким… Отстраненным. Вероятно, в отличии от Лютика, глубоко внутри он все ещё не верил и надеялся, что что-то можно было изменить. Возможно, он просто думал, что это неправда. Не хотел принимать.       — Думаю… Я могу это исправить, — прошептал тихо Лютик.       — Как? Думаешь, сможешь его уговорить?       Лютик только кивнул.       Можно сказать и так.       Можно сказать и так…       Он снова прижался к Ламберту, смотря на море, крепко обнимая Ламберта. Он слышал его дыхание, то, как билось его сердце. Тепло его тела, его крепкие объятья. Руки, которыми Ламберт дарил ему столько удовольствия.       Руки, которые утешали, радовали и ласкали.       С Ламбертом можно было жить, наслаждаться, учиться заново быть счастливым. С Ламбертом… Даже можно было быть в каком-то смысле зависимым. Ему можно было отдать право выбора, зная, что итог не навредит. Ламберту можно было принадлежать во всех смыслах и не чувствовать, что это ранит или вредит.       С Ламбертом… Было так легко жить.       Он снова утер слезы на лице Лютика. Слезы, которых Лютик не чувствовал.       Ламберт усадил Лютика на кровать, а сам остался сидеть на корточках перед ним, держа его руки в своих.       — Ты меня пугаешь… Своей реакцией, — признался Ламберт. — Как ты себя чувствуешь?       Лютик рассеянно моргнул.       — В смысле «пугаю»?       — Я… Я не знаю. Тебе будто все равно. Ты плачешь, но кажется, что внутри тебя пустота. Ты так резко убежал, и так далеко, что я думал найти тебя на пике твоих эмоций, но ты просто молча плакал…       — Ты вообще не плачешь, — тихо прошептал Лютик. — Наши реакции… У обоих — неправильные…       Ламберт покачал головой и присел рядом, уткнувшись носом в его волосы, глубоко вдыхая в себя его запах.       — Потому что я… Я не верю, что мы должны будем проститься. Мне кажется, я ещё не скоро это осознаю. Возможно, когда ты уже уедешь и не вернёшься через месяцы…       Сердце Лютика болезненно сжалось будто бы в странной судороге. Ламберт снова взял его руку в свою.       — Я просто не верю… Не верю, что тебя могут отобрать у меня. Ты стал… Стал таким многим для меня… Я не понимал, как жил до тебя, и снова не понимаю — как мне жить без тебя. Прости, если моя реакция… Отсутствие моей реакции тебя ранит. Мне больно, мне тоже больно, просто эта боль неполная только потому, что я… Я отказываюсь в это верить. Но ты… Ты будто бы сразу все осознал. В один миг. А теперь… Ты выглядишь таким спокойным.       — Я не знаю, — прошептал Лютик. — Внутри… Так пусто и так много зла на моего отца… Наверное, я тоже не осознал. Точнее, я осознал, что мой отец хочет испортить мне жизнь, и я зол на него, но я не верю, что мы расстанемся.       Он сжал его руку в ответ и посмотрел ему в глаза.       — Внутри будто… Есть что-то, что хочет, чтобы я оставался сильным…       Ламберт покачал головой и заправил русую прядь за ухо.       — Порой быть сильным значит признать свою слабость и просто остановиться, чтобы отдохнуть.       Лютик опустил взгляд, поджав губы.       — Мне просто кажется, что я мог ещё все исправить… Так же, как делал это раньше.       — Хотелось бы верить, что это не закончится твоей смертью.       Лютик покачал головой и прильнул к нему, положив голову на его плечо.       — Нет, не закончится моей смертью… — прошептал Лютик.       «По крайней мере, не моей».       — Давай просто немного помолчи, побудем вместе. Мне ещё надо прийти в себя. Внутри… так пусто.       Ламберт в ответ крепче прижал его к себе, обнимая и целуя его волосы. Лютик дышал его запахом, успокаивался и пытался отдаться этому моменту. Отдаться во власть Ламберта.       На большее в этот день их не хватило. Просто лежать рядом и обниматься, даже обсуждать или говорить было сложно. Но Ламберт чувствовал себя немного лучше. Точнее, он видел больше смысла в том, чтобы вообще жить.       Он поил Лютика и кормил в постели, поскольку сам Лютик вставать отказывался.       Он должен был оставаться сильным, и он был им, готовясь внутри к тому, что придётся снова быть плохим человеком просто чтобы спасти себя.       Вмиг все собственные поступки перестали казаться чем-то ужасным. Когда выбор между собой и другими, разве кто-то в своём уме выбирает других?       Это не была вина Лютика. Ему просто не дали выбора.       Либо он причинит боль другим, либо будет страдать всю свою жизнь.       Второй вариант выбирают люди безвольные и слабые, думающие, что можно избежать конфликта, оставаясь мягким, не думая о том, какой конфликт их будет ждать дальнейшую жизнь. Конфликт с самим собой.       Так что Лютик был полном решимости, готовый пойти на все, что угодно, чтобы спасти себя.       Он не мог оставить Ламберта. Не мог бросить все это. Узнав, как прекрасно может быть, Лютик не собирался снова отказываться от этого.       Но все-таки это не значило, что он в самом деле мог бы прятаться все это время от боли.       В конце концов, она нашла его. Она нашла его ещё раньше, там, у моря, вырвалась беззвучными слезами, но Лютику удавалось игнорировать ее, внемля этому нечто внутри.       Смотря на лицо Ламберта, пока он играл с волосами Лютика, ему было нетерпимо больно просто видеть его и даже предположить, что Ламберта у него могут отнять.       А вместе с ним — все песни, что он сочинял. Всю музыку, что он писал.       Лютику было больно, но он молчал, лишь иногда позволяя слезам проскользнуть по щекам. Ламберт тогда понимающие улыбался и мягко убирал их своими губами.       На утро Лютику пришлось взять себя в руки.       В конце концов, он не знал, к чему все это приведет, справится ли он, а если справится, то чем это может кончиться, так что оставшееся время нужно проводить улыбаясь Ламберту, целуя его и напоминая себя, что он — единственная причина, чтобы быть.       Так что утром Лютик старался. Он поцеловал Ламберта и улыбнулся ему. Встал и позавтракал, держась за руки с ним.       Потом сходил к Йеннифер, чтобы она не волновалась, объяснил свои чувства (по крайней мере то, о чем можно было говорить вслух), отказался от нескольких советов, зная, что облегчение ему мог сейчас принести только Ламберт, потом вернулся к нему.       Смотрел, как тот работает, тихо напевая себе что-то под нос. Это было сродни медитации: просто следить за ним, за его телом и движением. За тем, как виноград пачкал его руки, за тем, как напрягалось его тело, когда он становился на носочки.       А потом Лютик поднялся и встал рядом с ним, тоже собирая ягоды.       Ламберт замер и удивленно на него посмотрел.       — Что? — Лютик посмотрел на него. — Ты говоришь, что работа помогает тебе расслабиться. Может, мне тоже поможет?       — Ну… Ты мог найти более…       — Более омежье дело? — уточнил Лютик, усмехнувшись. — Нет, я хочу именно это.              Ламберт растерянно кивнул и не стал его отговаривать. И они продолжали. Молча.       Лютик запачкал себе всю рубашку, но чистота рубашек сейчас волновала его меньше всего. Он просто собирал виноград, перебирая грозди. Так было лучше, чтобы потом было меньше перебирать — Ламберт мог долго с этим возиться, но, судя по всему, его это никогда не отягощало.       Отставив корзинку, Лютик критично оглядел свою рубашку:       — Как думаешь, она отмоется?       — Виноградный сок сложно отстирывается, но можно попробовать. Как работа? Помогла?       Лютик пожал плечами, растерянно посмотрев на корзину у своих ног.       — Я не знаю… Наверное. Пока я этим занимался, мысли текли как-то совсем незаметно. Сейчас... все вернулось, — он посмотрел на Ламберта. — Поцелуй меня, — попросил он внезапно. — Это всегда помогает.       Ламберта просить дважды не надо было. Он уверенно шагнул к нему и склонился, накрыв его губы своими. Он не трогал его руками, боясь запачкать ещё больше, но Лютик схватил его за запястья и уложил его ладони на свою талию, а сам схватил его за щеки, пачкая лицо в соке. Ламберт пораженно выдохнул, но тут же прижал Лютика к себе ближе, сжимая в ладонях его бока и страстно целуя.       Запах винограда был таким ярким, что даже поцелуй был с его вкусом. И они целовались, прижимаясь друг к другу теснее, оставляя любые мысли и любую боль. Просто в этот момент мира не существовала. Ничего не было, только они и чувства, растекающиеся в его груди и вниз.       Лютик медленно отстранился от его губ, сбито дыша, и прижался своим лбом к его.       — Как много для меня значат эти моменты… — прошептал он. — Я будто проживаю новую жизнь, которая мне запрещена…       — К сожалению, так и есть, — Ламберт покачал головой, крепко держа его за талию. — Нам даже винить некого, ведь мы знали заранее, что это неправильно.       Лютик посмотрел ему в глаза.       — Не ты ли говорил, что эти правила — бред?       Ламберт уверенно кивнул.       — Я до сих пор так считаю. Но мои убеждения на эти правила никак не влияют. Их нет тут, но все-таки ты с ними связан.       — Хочешь сказать, что мы не должны были любить друг друга?       — Не должны, — кивнул Ламберт. — Но, к счастью, в мире много чего происходит вопреки тому, как должно было быть. На самом деле, почти ничего не идёт так, как должно. Только ваши слои это все так волнует. Вы будто пытаетесь упорядочить то, что уже давно упорядоченно в своём хаосе. Но эти не те слова, которые могли бы убедить твоего отца.       Лютик покачал головой и отстранился от него, беря свою корзину.       — Моим отцом руководят не правила, — сказал он, направляясь к ангару.       — А что же? — Ламберт направился за ним.       — Больная любовь к стабильности. Он очень меня любит, но его любовь ко мне такая… Странная. Он боится меня потерять: из вида, из-под контроля, поэтому он пытается упорядочить мою жизнь по своему сценарию, чтобы ему было легче мной… управлять. Намного проще управлять человеком, когда он находится в зависимом положении. А омега бывает зависима в двух случаях: пока она находится под опекой отца и когда выходит замуж.       — В трех. Когда она сама этого хочет, — добавил Ламберт, ставя корзины на пол. Он забрал корзину из рук Лютика.       — Ну… Это странная зависимость. Ведь я позволяю мной владеть, я этого хочу. В конце концов, возможно, таким образом я могу пытаться избавиться от ответственности. Понимаешь… Это приятная зависимость, — он мечтательно посмотрел на Ламберта. Да, ему нравилось, когда этот мужчина брал все в свои руки. От Лютика до их чувств. Но некоторые вещи мог взять под свою ответственность только Лютик.       Ламберт увёл его обратно к солнцу, и Лютик обнял его за локоть, кладя голову на его плечо.       — Допустим, я это понимаю. Но зачем тогда отдавать тебя замуж? Ты не можешь просто остаться там, дома?       — Потому что срок первого случая уже кончился. Отец не может владеть мной… Во всех смыслах. Я могу податься в учёные, например. Да, он может все равно запретить мне покидать дом, но к какому-то моменту запреты уже не будут работать. Я смогу по своему желанию уйти. А если меня выдать замуж… Ну, уходить больше будет некуда. Муж вправе принимать за меня все решения, даже если это не одобряемо в нашем обществе. Хотя не то чтобы их это волнует. Такие омеги, как Йеннифер, скорее исключение, не говоря о том, что ей было очень сложно добиться своего нынешнего положения. Многие отрицали все, что она делала. Но в любом случае… Возможность есть всегда.       — Теперь это обрело больше смысла, — согласился Ламберт. — И твой отец кажется ещё более жутким.       Лютик не мог с этим не согласиться.       Его отец продолжал видеть в нем маленького мальчика. А ещё, возможно, он боялся, что на воле Лютик потеряет голову. Например, убьёт себя. Или ещё кого-нибудь.       В общем, в каком-то смысле опасения его отца имели место быть, и вряд ли они могли бы исчезнуть из-за обычного диалога.       Поэтому Лютик придумал то, что придумал, и все, что ему оставалось — верить, что это не ухудшит ситуацию. Впрочем, если быть достаточно незаметным…       Он посмотрел на Ламберта и сказал:       — Выглядишь уставшим.       — Сейчас работа больше выматывает, чем помогает расслабиться, — признался Ламберт. — Я очень много думаю о нашем будущем… Точнее, будет ли оно у нас.       Лютик поджал губы. Да, Ламберт, наверное, научился за свою жизнь управляться со своими эмоциями. Не давать им брать вверх, зная, что лишний раз это может обойтись ему жизнью. Но это не означало, что они не жрали его изнутри. Боль — все ещё боль. А её проявление — это уже не так и важно.       — До обеда ещё есть время. Прими ванну и поспи.       — А ты?       — А мне… Мне ещё есть о чем подумать в тишине.       Ламберт только кивнул и поцеловал его в лоб. Лютик мог понять силу этой усталости, когда все, чего тебе хочется — лежать в кровати и спать. Так что он был благодарен Ламберту за то, что он все равно находил силы, чтобы вставать и улыбаться.       Да, возможно, им надо было отдыхать, но это же полная бессмыслица. Отдыхать и ничего не делать в ожидании неизбежного, чтобы потом что?.. Чтобы потом стало ещё хуже?       Сейчас они должны были наслаждаться тем, что находились рядом, могли обнимать друг друга, наслаждаться тем, чем, на самом деле, не имели права обладать.       Лютик проводил Ламберта взглядом и принялся блуждать по саду. Он ссутулился, плечи немного выступали вперёд, сжавшись. За время, что он был здесь, Лютик уже отвык постоянно следить за осанкой, и иногда, когда ему было не по себе, он мог горбиться, будто бы прогибался под тяжестью мыслей.       Иногда он жалел, что вообще оказался здесь.       Ведь, не узнав таких чувств, возможно, было бы не так болезненно снова быть отрезанным от мира. Легко проститься с тем, чего ты не знал, а только представлял. Всегда можно убедить себя, что там ещё хуже. А теперь что?       Лютик поежился.       Последние дни были похожи на издевательство, а не на жизнь.       Они оба, так или иначе, готовились к разлуке, и это чувствовалось напряжением меж ними. Порой сложно было расслабиться и просто наслаждаться чужими губами или руками. Мысли и чувства вводили их друг от друга к тяжести и страху. Лютика и это злило, но он понятия не имел, как успокоить и себя, и Ламберта.       Они прекрасно делали вид, якобы могли наслаждаться оставшимся временем, но ощущалось это совсем не так…       Лютик вскинул голову на шум. Голос Цири и Геральта. Он не был у них уже сутки. Не находил ни сил, ни желания. Наверное, они и без того догадывались о его состоянии, но, наверное, это было бы нечестно…       Он неуверенно пошёл на шум, и выглянул из-за забора, удивлённо вскинув брови. Нет, Геральт говорил об этом, но он не думал, что они… В самом деле тренируются! Зачем?       Он неловко помахал рукой, когда Геральт заметил его. Цири замерла, повернулась к нему и широко улыбнулась, тоже помахав и подбежав к нему. Лютик оперся на носочки и оперся о забор, чтобы улучшить обзор.       — А зачем… Зачем вы тренируетесь?.. — неловко уточнил Лютик.       — Цири так захотела, — пожал плечами Геральт.       — Это чтобы, при случае, была возможность дать сдачи! — гордо заявила Цири. — Почему ты не пришёл вчера? — спросила она внезапно уверенным, почти что взрослым голосом.       Геральт подошёл к нему ближе и положил руку на её плечо.       — Цири, не спрашивай ничего, когда и без того знаешь ответ.       — Знаю, — кивнула она, внимательно посмотрев Лютику в глаза. — Но зачем мучиться? Разве всех избегая тебе… Станет легче?       Лютик поджал губы:       — Дело не в том, что я кого-то избегаю, — признался он. — У меня… Осталось тут не так много времени, и когда есть выбор… Даже такой тяжёлый, все равно приходится выбирать.       Цири досадливо на него посмотрела, осознав, что он предпочёл уделить все свое время Ламберту.       — Жаль, — она тяжело выдохнула. Её плечи опустились. — Я просто думала… Что мы сможем провести немного времени вместе… Вдруг тебе станет легче? Если это отвлечет тебя?       Геральт отошёл чуть в сторону, за водой.              — Возможно… Возможно, — согласился Лютик. — Но чуть позже, ладно? Мне просто… Нужно собраться с мыслями. Я кое о чем думаю.       — У тебя есть какой-то план? — Цири изумленно вскинула брови.       — Не могу пока назвать это планом. Так, идея.       — И если у тебя получится, то ты вернёшься? — оживилась она.       Лютик покачал головой.       — Я не знаю, Цири. Я никогда не искал простых путей, и я не имею гарантии, что это не обернётся против меня.       — То есть ты… Все-таки ты можешь не вернуться?       Слова резанули что-то внутри, и Лютик сглотнул. Он даже старался об этом не думать. Конечно это понимание жило в нем, иначе ему бы не было так плохо, но он всегда старался прятать это куда-то глубоко внутри себя, так же, как и некоторые… Плохие воспоминания.       Но когда это сказали вслух — ему стало ещё хуже.       — Да. Да…       Цири посмотрела на него с каким-то несвойственным для её возраста пониманием.       — Ты в любом случае привыкнешь, — прошептала она неуверенно. — Терять семью всегда больно. Долго ты не веришь, и этим делаешь ещё хуже. А ещё… Можно так и не поверить. Я знаю. Я теряла её два раза. Просто… Просто ты должен знать, что в конце концов ты снова сможешь жить. Это только сначала больно и плохо, и жизни больше нет, а потом… — она горько улыбнулась. — Привыкаешь к тому, что имеешь.       Лютик поджал губы, плотно сжал зубы. Глаза заслезились.       — Цири… Это ужасно, что ты такое переживала, но у нас… Разные ситуации. В конце концов, у тебя не отобрали свободу. Вот в чем наша разница. У тебя все ещё есть хотя бы выбор. У меня его не будет. Но спасибо… Спасибо. В конце концов, снова придётся жить.       К ним вернулся Геральт:       — О чем толкуете?       — Говорю, что приду сегодня к вам на ужин, — улыбнулся Лютик через силу. Цири снова оживилась, будто и не было всего этого диалога, и довольно посмотрела на Лютика.       Он видел, что он нравится ей. Она любила его.       Хотя любить его было не за что…       Если бы они только знали, что он делал, как поступал и какие преступления совершал, они бы возненавидели его. И точно бы не грустили из-за того, что он уедет.       Наверное, это было главной причиной, почему он избегал их. Лютик просто… Чувствовал страх от понимания, что он обманывал, и, что если они только узнают, то больше не захотят его видеть.       Ламберт, так или иначе, знал о Лютике все.       А они… Они любили его, и Лютик знал, что не имел права на эту любовь.       Поэтому он избегал их. Просто чтобы продолжать прятаться от своих воспоминаний. Прятаться от… от чего-то странного в нем. Что-то, что никогда не жалело о его поступках, что-то, что уверяло его: по-другому быть не могло.       Лютик вернулся в дом, дрожа внутри.       Привыкнуть… Он привыкнет. Дьявол, у него уже не было сил привыкать к чему-то. Вся его жизнь одна чёртова привычка. Потери и привычки.       Он не хотел снова бороться с самим собой,       Не хотеть привыкать.       Тихо и осторожно, он направился в их спальню. Ламберт не мог его исцелить, но с ним становилось намного легче.       Ламберт не спал, и Лютик сочувственно посмотрел на него, присев на край кровати и погладив по волосам.       — Не спится? — тихо спросил Лютик, склонившись к нему и поцеловал в висок. Ламберт согласно промычал. — Я пойду на ужин к Йеннифер. Пойдешь со мной?       Ламберт сначала не ответил. Он перевернулся на спину и посмотрел в потолок. В конце концов он покачал головой.       — У тебя есть силы на то, чтобы видеть кого-то ещё? — спросил он совсем тихо.       — Я… Кажется, что так, — согласился Лютик. — Просто… С другими начинаешь немного забываться. В конце концов, они тоже стали мне близки за это время. Неправильно бы было уезжать, так и не увидев их.       Ламберт тяжело выдохнул, прикрыв глаза.       — Давно я такого не ощущал. Так странно: годами я жил в более страшных и пугающих чувствах. Мне было многим хуже. Но все, что радует меня сейчас — что мне не так плохо, как тогда. Я ощущаю с одной стороны смирение и понимание того, что, возможно, я просто не создан для такого, а с другой стороны мне кажется, будто кто-то лезет в мою грудную клетку и пытается отодрать у меня кусок сердца. И все-таки я рад, что так плохо, как мне было тогда, мне уже не будет никогда. С другой стороны, это единственное, что меня радует.       Он улыбнулся и потянул Лютика на себя, а после крепко поцеловал, обнимая и притягивая к себе. Лютик ответил с желанием, навалившись на него всем телом и обняв за шею. Как только дело касалось только их тел — все сразу становилось легко и понятно. Никакой боли и тяжести, даже никаких мыслей. Они будто… Были словно вода. Просто текли и никак не мешали, даже неважно было, о чем именно они были.       — Нам надо только целоваться и не тратить время на все эти глупости, — прошептал Ламберт, гладя его бока.       Лютик поцеловал его в кончик носа.       — Можно… Не только целоваться. Я понятия не имею, предвидится у нас брачная ночь или нет, но я не собираюсь уезжать отсюда, и не попробовать такой запретный плод.       Ламберт пораженно вскинул брови и сглотнул. Казалось, он уже даже не думал о таких вещах.       Лютик улыбнулся, склонив голову к плечу.       — А тебе что, хватает всего этого духовного, м?       Ламберт тряхнул головой и перевернулся резко на бок. Лютик, с кряхтением, свалился с него, и стал поудобнее устраиваться у него под боком.       — Вообще хватает, но я просто… Уже и забыл об этом.       Лютик пожал плечами.       — Возможно, скоро нас ждёт самая ужасная потеря в нашей жизни, и это не повод отказываться от удовольствия, которое мы можем получить сейчас, находясь рядом.       — И ты… Готов? — Ламберт нахмурился. Казалось, он чересчур ответственно подходил к этому… Роду удовольствий. По крайней мере, когда дело касалось Лютика.       — Ну.. У нас были неплохие подготовительные мероприятия, — Лютик закусил губу, с задором смотря Ламберту в глаза. Он чуть поерзал и прильнул к нему ближе, гладя по волосам.       — Кхм… Хорошо. Но ты хотя бы предупреди, когда…       — Сегодня, — перебил его Лютик, хихикнув с того, как вытянулось лицо Ламберта. — Что, неужели не готов ты?       — Готов! — крякнул Ламберт. Он смущённо покраснел и потёр лоб ладонью. — Я просто… Не ожидал такой прыти от тебя. Тем более… В такой момент.       — Просто, когда мы рядом, все забывается. И боль уходит. Думаю, в такие моменты, мы будем в Раю, защищённые от всего этого.       — Ты что, собрался секс использовать как психологическую защиту?       Лютик рассмеялся и положил голову на его грудь, прикрыв глаза.       — Нет. Я просто не вижу смысла ждать. Я хочу тебя всего, хочу все то удовольствие, которое ты мне можешь подарить… И которое тебе могу подарить я.       Ламберт поцеловал его в лоб и кивнул.       — Хм… Хорошо. Думаю, с такими новостями грустить мне не выйдет.                    Лютик улыбнулся и прильнул к нему ещё ближе, обняв и руками, и ногами, наслаждаясь близостью его тела. С Ламбертом могло быть так удивительно хорошо… Наверное, именно потому возможное расставание ощущалось так… Удивительно болезненно.       Да, Ламберт был прав, даже такая боль не могла сравниться с определенными периодами твоей жизни, но от этого она не становилась меньше.       В конце концов… Она была такой новой, такой, с которой никто из них понятия не имел, что делать.       Поэтому Лютик принял лучшее решение.       Справляться с ней ее же противоположностью.       Раз они боялись расстаться, то сейчас следовало быть с друг другом так много, так страстно и ярко, пока они не забудутся друг в друге, пока даже собственное имя не покажется каким-то странным, новым словом.              И... прятаться от боли. Да, Лютик это умел.       Просто чтобы она не мешала.       Нечто в нем снова удовлетворённо запульсировало.