say yes to heaven, say yes to me

      Лютик, расчесывая волосы, уточнил:       — Ты точно не пойдёшь к ним на ужин?       Ламберт покачал головой, стоя у стены и просто наблюдая за Лютиком. Он любил наблюдать за ним так же, как и Лютик за Ламбертом. За движениями, взглядом и осанкой.       — Я хотел бы побыть… один. В конце концов, я просто не люблю появляться перед людьми, когда я не в духе. А притворяться… Ну, я делаю это крайне плохо. Не хочу, чтобы они думали, что они мне обязаны.       Лютик отложил расческу и удивлённо посмотрел на Ламберта.       — Обязаны?       — Ну, знаешь, когда перед тобой сидит кто-то в очень дрянном настроении, ты же обязан что-то ему сказать, как-то утешить, и неважно, хочешь ты этого или нет. Я просто не хочу вести себя как свинья, суя людям под нос мою боль, когда они не обязаны со мной нянчиться.       Лютик рассеянно моргнул.       — Звучит… Звучит на удивление разумно…       — Ага. Конечно мы все хотим, чтобы нас жалели и в лоб целовали. Но стоит всегда ставить себя на место другого. Хотели бы на их месте утешать и вытирать сопли человеку, который приходится тебе просто забавным знакомым? Очень вряд ли. Все должно быть на своих местах. У нас есть близкие друзья, есть… — он подошел к Лютику ближе, погладив его по плечам, — есть наши супруги, с которыми мы можем открываться и просить помощи. А есть просто наши приятные знакомые, с которыми мы должны быть на одном уровне. Если бы каждый человек жалел каждого, с кем здоровался… Ну, вероятно он бы сошёл с ума. Или, как минимум, смертельно бы на всех обиделся. Ведь где все эти люди, когда ему плохо?       Лютик внимательно на него посмотрел.       — Хотел бы я сказать, что ты нагнетаешь, но словил себя на мысли, что не хотел бы, чтобы каждый мой знакомый приходил ко мне и томно вздыхал, намекая, что я должен прямо сейчас начать его успокаивать. Будто бы мне заняться нечем!       Ламберт рассмеялся, продолжая гладить его плечи       — Люди называют это эгоизмом так, будто это что-то плохое. Без здорового эгоизма можно сойти с ума.       — А что… Что, если у человека нет близкого друга, который мог бы его успокоить? Он просто должен терпеть?       Ламберт задумался, замерев своими руками на его плечах. Посмотрел в зеркало, встретившись в нем с взглядом Лютика, и улыбнулся.       — Это очень грустно. В таком случае, надо учиться помогать себе самому.       — И неужели он не может даже обратиться к просто знакомому?       — Может, конечно, — хмыкнул Ламберт. — Но просто знакомый никогда не будет тебе эмпатировать настолько, чтобы тебе стало легче. У него нет на это ни сил, ни желания. Это будет как брошенная кость. От этого не станет легче. Только кость. Так я думаю. К сожалению, я могу ошибаться.       — К сожалению?       — Очень не люблю ошибаться. К счастью, я делаю это редко.       Лютик рассмеялся и встал, обняв Ламберта за шею и поцеловал в щеку.       — Знаешь, вероятно, обещание с Йеннифер немного на тебя повлияло.       Ламберт пожал плечами.       — Это с нами тоже происходит постоянно.       — К сожалению?..       — Хм… От случая к случаю.       Лютик тихо хихикнул и положил голову на его плечо, обнимая.       Он мог говорить с Ламбертом не замолкая. Он был рад, что в его жизни появился такой человек. Человек, с которым он мог разделить и радость, и горе. И знать, что это не будет чувствоваться, как кость.       — Ты уже опаздываешь.       Лютик тяжело выдохнул, поцеловал Ламберта в щеку и вынужден был идти. Создавать иллюзию того, что он нормальный человек и достоин находится в таких местах. Якобы он достоин этих симпатий.       Ну, Лютик сам выбрал эту роль, так что ей следовало придерживаться.       Он спустился и направился в сторону соседнего домика, разглядывая его, как в первый раз. Он помнил эмоции с того первого дня. Такие… Особенные. Чувство чего-то нового, чувство свободы, лёгкости. В тот день было так хорошо и легко, будто никогда за его плечами и не было никакой тяжести, страданий, боли и преступлений       Он вошёл в дом, предварительно постучав.       Вкусно пахло уткой и свежими овощами. Лютик улавливал нотки чего-то сладкого. Возможно, пирог. Он улыбнулся и направился в столовую.       — Лютик! — Цири подскочила на стуле, а после спрыгнула с него и кинулась к Лютику, крепко обняв. Лютик рассмеялся и обнял её в ответ, потрепав по спине. И пусть он не заслуживал этой любви, это все равно было приятно. Быть любимым. Возможно, он обманывал, но ведь так было лучше. Просто чтобы хотя бы знать, как это — когда тебя любят.       Йеннифер посмотрела на них и ласково улыбнулась, однако Лютик видел в её глазах какое-то сожаление. Да, наверное, она прекрасно понимала, в каком состоянии сейчас был Лютик. Она как никто другой знала, что значит бороться за свободу. Но не знала, что значит терять её.       — Рада, что ты пришёл, — она села на свое место. — Ламберт не придёт?       Лютик покачал головой.       — Он сказал, что если вам захочется кислого, можно добавить лимон, а на его лицо смотреть вовсе не обязательно.       Цири тихо хихикнула. Йеннифер понимающие улыбнулась и кивнула.       Лютик присел на свое место. Геральт тут же начал расспрашивать, как он себя чувствует, а ещё сказал, что если совсем плохо, то и выпить не грех, за что получил от Йеннифер по рукам ложкой. Айкнул, нахмурился, а потом подмигнул Лютику.       Тот тихо рассмеялся, но от предложения выпить отказался.       Не надо им знать, что с Ламбертом он давно может выпить и без веской на то причины.       Но сейчас пить не хотелось. Особенно напиваться.       Он боялся… Боялся, что алкоголь с головой окунет его в осознание происходящего, а Лютик пока не был к этому готов. Он слишком хорошо прятался от этого. Не давал себе об этом думать. Ему было больно и плохо, но эта была боль неопределённого рода, с которой Лютик не знал, как справляться, но пока она не ранила его так, как могла.       Ему нужно было забываться, но не такими способами.       Лютик выяснил, что по осени Цири, Йеннифер и Геральт уезжают. Цири должна учиться в школе (она поморщилась, когда Йеннифер об этом заговорила), а сама Йеннифер хотела начать какие-то новые исследования.       — Интересно, Ламберт тоже по осени уедет? — задумался Геральт, почесав щеку.       — А он обычно уезжает? — удивился Лютик.       — А что ему тут одному делать? Он обычно в Бельгию куда-то, к Трисс, вроде.       Лютик удивлённо вскинул брови. Надо бы попросить Ламберта тут задержаться… Так, на всякий случай.       Лютик грустно улыбнулся, когда подумал о том, что Ламберт и без того вряд ли куда-то уедет. Он будет ждать его тут. Год, два, три… Даже когда уже будет знать, что ждать нечего — он останется здесь.       Сердце болезненно сжалось, и Лютик поспешил прогнать слезы.       Неужели это правда? Неужели так в самом деле могло быть?       Но это же нечестно, просто нечестно.       Он принялся ковыряться в свой тарелке, опустив взгляд, чтобы скрыть тоску.       Ламберт, днями и ночами ждущий его тут, один, просто из-за страха, что он мог бы пропустить его приезд.       Наверное… Наверное, им стоило бы договориться, что больше года ждать смысла не будет. Да, надежда и вера это очаровательно, но сколько боли будет в каждом дне одиночества и ожидания? И так и прожить всю жизнь в ожидании?       Как бы больно не было это признавать, была возможность того, что никто из них ничего не дождётся.       К сожалению, она была велика.       Лютик тяжело выдохнул, покачав головой, снова пытаясь спрятаться от этой боли, уйти от неё, отрицать, снова превратить в неопределённую тоску. В конце концов, Лютик так долго жил во лжи, обманывая даже себя, что ему не составило труда снова обманывать себя. И других.       В конце ужина Йеннифер предложила Лютику забрать оставшиеся вещи. Лютик опомнился. Точно, он все забывал про это. Хотя большую часть времени он проводил у Ламберта, почти все его вещи все ещё были тут.       Он кивнул. В конце концов, все прекрасно понимали, что формально он жил у Ламберта. Лютик старался не думать о том, как фривольно и пошло это бы звучало у него дома. Жить с мужчиной до свадьбы? Ну, вероятно, Лютика бы сразу записали в проститутки. Потому что другие омеги не живут с мужчинами до брака.       Хотя теперь, пожив рядом с Ламбертом, брак Лютику показался лишь условностью, которая, на самом деле, ничего не меняла.       Он поднялся на второй этаж, начиная собирать оставшиеся вещи и снова оглядывая комнату. Да, тот первый день… День, в котором он жил настоящим моментом, и он был так восхищён и погружен в это место, столько лёгкости и вдохновения! Ему было так просто находиться здесь, даже лёгкие узорчатые шторы его завораживали.       В тот самый первый день казалось, что все плохое позади, а это — его новый, настоящий дом.       Он опустил взгляд, складывая блокнот и плотнее закрывая чернильную баночку.       С момента, как он узнал о письме, он ни разу не писал. Ламберт советовал забыться в музыке, но Лютик просто не мог. Он чувствовал в своей голове, в своей душе фоновой шум из тоски и чувства неизбежного. Он не мог сосредоточиться.       Покой Лютик находил лишь в руках Ламберта. Покой, перемешанный со сладкой, тянущейся болью осознания потери.       Как бы глубоко внутри себя он все это не прятал, оно, в конце концов, находило его. Даже в руках Ламберта.       В дверь постучались и она с тихим скрипом открылась. Лютик вскинул голову, посмотрев на прошедшую в комнату Йеннифер. Она огляделась и присела на стул, внимательно посмотрев на Лютика. Тот опустил взгляд, продолжая копаться в вещах.       — Ты выглядишь… странно, — заговорила она.       — О чем ты?       — О том, что я думала, что для тебя это целая трагедия, но ты, кажется, в относительной норме. Возможно, ты тоскуешь, но не скажу, что ты в глубокой печали.       — Мы все ещё не осознали, — сказал он ровным голосом, оглядывая комнату, чтобы убедиться, что он ничего не забыл.       — Но ведь ты все равно тоскуешь. По чему ты тоскуешь, если все ещё не осознал?       Лютик пожал плечами, продолжая сидеть на полу, напротив чемодана.       — Я бы сказал так… Я понимаю, что мне придётся уехать, но я искренне верю, что смогу вернуться сюда, убедить отца…       — Я не смогла его убедить. Каким образом ты это собрался делать?       Лютик поджал губы и дёрнул плечом.       — С глазу на глаз это легче. Я не знаю. Может, если я объясню ему свои чувства...       — Думаешь, он не понимает твои чувства?       — Вероятно, понимает, — согласился Лютик, растерянно почесав затылок. — Но я что-нибудь должен придумать.       — Или уже придумал?       Лютик не ответил, смотря в сторону.       Йеннифер тяжело выдохнула.       — Надеюсь, обойдётся без глупостей. Честно говоря, я плохо представляю, что могло бы убедить твоего отца. В своём ответе он выразил четкое желание о твоём возвращении и упоминал брак. Что есть договорённость, которую он не собирается нарушать. Он рад твоему стремлению к наукам, но считает, что лучше ты себя реализуешь… В другом деле.       Лютик плотно сжал кулаки. Он снова ощутил, как в нем росла злость от бессилия и отцовского нежелания увидеть в Лютике человека.       Если он снова испытает что-то такое… То да, ему будет очень легко сделать то, что он хотел.       — Но ты же знаешь, что он просто искренне думает, что все омеги тупые и способны только на продолжение рода! Разве тебя это не злит?! — в сердцах выкрикнул Лютик, не понимая, как отец мог не осознавать, как сильно он оскорблял Лютика тем, что считал, что все, на что он способен — это родить ребёнка?       — Злит, — тяжело выдохнула она. — Но мы, к сожалению, все ещё живём в их мире. В мире альф.       — Нет, мы живём в мире тупых неуверенных в себе мужланов. Нормальные альфы никогда не заставят делать тебя то, что заставляют они!       Йеннифер пораженно вскинула брови.       — Ты считаешь своего отца таким?       Лютик шумно выдохнул, его плечи опустились и он покачал головой.       — Нет, им движут другие мотивы, но способы он использует именно от этих тупых мужланов. Надеюсь, я доживу до момента, когда это начнёт меняться.       — Я так полагаю, что доживешь. Раньше омеги даже не думали о том, что можно по-другому. Сейчас же недовольных все больше. Рано или поздно это приведёт к изменениям. Возможно, мы их даже застанем.       Лютик шмыгнул, удержав очередной тяжёлый выдох. Он помассировал виски, сказав:       — Но если я ничего не изменю сейчас, то потом будет поздно.       — Ну, если ты будешь достаточно уверенным, то ты сможешь просто сбежать от мужа.       — Но я не смогу бросить ребёнка. Вот чего я боюсь, что привяжет меня к тому месту по-настоящему. Или ждать, пока он станет взрослым? Но где вариант, что к тому времени я окончательно не сломаюсь? Нет, действовать надо уже сейчас. Я не хочу больше ждать.       — Но что ты собрался делать?       Лютик замер, будто задумался сказать, но быстро одернул себя. Нет… Нет, он намерен дальше всех обманывать, если это означало, что он сможет быть любимым. Сможет находиться здесь, иметь право заставлять их улыбаться.       — Не знаю. Но что-нибудь придумаю, — сказал он уверенно, а после встал.       Йеннифер проследила за ним странным взглядом, в котором смешалось сожаление и будто бы что-то ещё. Лютик лишь кратко кивнул ей, взяв свой чемодан.       Он замер, когда она сказала:       — Я бы хотела, чтобы твой план сработал, каким бы он ни был. Думаю, ты нужен ему больше, чем там.       Лютик снова повернулся к Йеннифер:       — Ему?       — Ламберту. Кажется, ему впервые удалось расслабиться с тобой. Не хочу звучать избито, но ты многое поменял в нем. Он восхищён тобой. Ты для него целое откровение. Ты нужен ему.              Лютик улыбнулся.       — А он — мне. Я знаю, Йеннифер, я знаю. Поэтому я готов пойти на многое, чтобы вернуться сюда навсегда.       Йеннифер понимающие, немного горько улыбнулась и кивнула.       Лютик спешно вышел.       Об этом он будет думать потом. Сейчас, чувствуя, что его начало трясти где-то глубоко внутри от отчаяния, страха и злости, он решил, что ему необходимо вернуться к Ламберту и спрятаться в его объятьях от всего мира. Даже от самого себя.       Он отказался от того, чтобы его проводил Геральт, но пообещал завтра прийти на обед, и быстро ушёл.       Чемодан он сбросил ещё в коридоре. На шум вышел удивлённый Ламберт, и растерялся, когда Лютик просто прыгнул ему в руки. Ламберт обнял его в ответ, крепко прижал к себе и аккуратно принялся укачивать его в своих руках. Лютик жался ближе к нему, чувствуя, как все в нем успокаивается и упорядочивается, пока Ламберт просто обнимал его, пока Лютик слышал его дыхание.       — Всё хорошо? — совсем тихо спросил Ламберт, прижимая его к себе.       — Да… Теперь да, — прошептал Лютик и чуть отстранился, чтобы видеть его лицо. Ламберт смотрел на него спокойно, уверенно, давая Лютику самому проникнуться этими чувствами и начать ровнее дышать.       — Как прошёл ужин? — ласково спросил Ламберт, будто, на самом деле, хотел отвлечь Лютика от чего бы то ни было.       — Хорошо. Геральт мне предложил напиться.       Ламберт усмехнулся.       — Это скорее в моём стиле, но рад, что он подменил меня.       — Думаешь, нам надо напиться? — уточнил Лютик, вскинув брови.       — Нет. Пьяным столько всего теряется и забывается. Я не хочу замыливать ни одно воспоминание с тобой. На самом деле… Только с тобой мне постоянно хочется быть трезвым. Удивительно, правда? Раньше я пил вино вместо воды.       Лютик пораженно вскинул брови, осознав, как, вероятно, сильно Ламберт страдал от прошлого, если так отчаянно забывался в алкоголе. Пока Лютик не смог ему показать, что забываться вовсе не обязательно. Что можно просто начать жить свою жизнь, а не жизнь того человека из прошлого, которому приходилось страдать просто для того, чтобы выжить.       — Сможешь мне кое-что пообещать? — спросил Лютик.       — Да?       — Даже если я не вернусь… Не пей больше много. Пускай это будет… Подарком мне на прощание. Подарок в память обо мне.       Лютик видел, как напряглись челюсти у Ламберта. Он чуть сощурился, а после отвёл взгляд и немного отвернулся, будто хотел спрятать от Лютика свое лицо.       — Эй, — тихо позвал его Лютик, погладив его по щеке.       Ламберт поджал губы, покачал головой и прошептал:       — Всё хорошо. Я уже успел поплакать, больше, вроде, не собираюсь.       Лютик замер и вскинул брови.       Ламберт… Не пошёл с ним, чтобы просто прореветься в одиночестве? В груди снова прошёлся болезненный импульс, зажав его сердце в тиски, и Лютик отчаянно прижался к Ламберту, крепко его обняв. Ламберт судорожно выдохнул, будто этим выдохом отпуская плач, и обнял Лютика в ответ.       — Ты ведь просто скрываешь свою боль от меня… — прошептал Лютик, поражённые этим открытием.       — Как и ты от меня, — прошептал Ламберт еле слышно, гладя его по спине.       — Нет, Ламберт. Я прячу её от себя. Если бы… Если бы я дал себе её почувствовать, то не стал бы прятать от тебя. Ты же сам говорил? На то нам и нужны близкие люди. Для знания, что они не отвернутся от наших слез.       Он взял его лицо в свои ладони и посмотрел в его блестящие от влаги глаза.       Теперь Лютик видел. Ламберт весь трясся и трескался от того, что творилось с ним на самом деле.       Он боялся потерять Лютика всем своими существом, и вынужден был прятать это глубоко внутри, считая, что обременил бы Лютика лишними тяготами.       — Просто… Когда я видел тебя, такого спокойного… Мне казалось, что я, возможно… просто преувеличиваю все между нами происходящее?       Лютик покачал головой, гладя его по щекам.              — Ламберт, ты же видел, я тоже плакал… Просто… Потом я спрятал это так глубоко, как это возможно.       — Но почему?..       — Вероятно, я просто привык… Привык убегать от проблем. Даже когда они внутри меня. Ты можешь плакать при мне, милый, и я помогу тебе. Обещаю. Не надо прятаться от меня. Просто… просто в тебе достаточно силы, чтобы признаться в своей слабости.       Он поцеловал его, крепко прижавшись в нему. Ламберт тяжело, почти судорожно выдохнул, и вжался в него всем телом, сбито дыша.       Да, Ламберту было плохо, Ламберт страдал, но он просто прятал это от Лютика. Лютику снова стало плохо, но эта боль проходила по его сердцу электротоком, и так же быстро отступала. С ней Лютик мог бороться, поэтому позволял своему сердцу болеть за Ламберта.       Они отстранились друг от друга, смотря в глаза, и Ламберт прошептал:       — И все-таки… Ты можешь передо мной перестать обманывать себя. Я помогу тебе.       — Я знаю, — кивнул Лютик, а после криво, немного дергано улыбнулся. — Но я просто слишком сильно боюсь. Я так давно не испытывал боли… По правде говоря, я не уверен, что испытывал её хоть когда… Разочарования, обиды, злость… Но боль?..       Ламберт понимающе кивнул и снова крепко прижал его к себе, спрятав свое лицо в его шею.       В эту ночь им было совсем не до тел друг друга. Лютик разглядывал душу Ламберта, трепетно держа её в своих руках и пытаясь успокоить.       Он обнимал его, целовал, гладил по волосам и старался успокоить, обещая, что сможет что-нибудь придумать.       Ведь не может быть такого, чтобы их в самом деле разлучили.       И только когда Ламберт заснул, Лютик лежал рядом, гладил его по волосам и с ужасом осознал: даже для того, чтобы успокоить, он использовал ложь. Он лгал о том, что вернётся, хотя сам не был уверен.       Он поджал губы, покачал головой и мягко поцеловал Ламберта в лоб.       Но как ещё можно было помочь?       Ламберту было больно, он страдал от понимания, что их разлучат. Он прятал это от Лютика, боясь показаться навязчивым. Поэтому все, что мог делать Лютик — успокаивать его тем, что был рядом и что будет всегда.       Это было так странно… Видеть Ламберта таким слабым.       В его глазах это был сильный, волевой человек. Таким он и оставался, просто теперь Лютик узнал, что сильные люди тоже плачут.       Возможно, это дало Лютику немного смелости, чтобы открыться хотя бы перед самим собой, позволить чувствам в нем просто быть, а не прятаться от всего, что кажется ему слишком сложным и тяжёлым для него. Но он, в любом случае, все ещё не был готов для таких откровений.       Он как завороженный смотрел на Ламберта, думая о том, что он был красив даже когда плакал.       А Лютик был прекрасен в своей лжи.       Он снова оставил поцелуй на его лбу и удобнее устроился рядом с ним, тяжело выдыхая и прикрывая глаза.       И все-таки Лютик хотел верить, что ещё вернётся, и что сможет открыться перед ними полностью. Что сможет позволить себе жить и чувствовать. Когда-нибудь он перестанет бояться этот огромный комок чувств в нем, перестанет бояться быть тем, кто он есть.       Позволить себе испытывать настоящую боль, а не слезы от бессилия и злобы.       Но сейчас он едва раскрывал в себе нежность, любовь и ласку.       Он просто боялся разрушить это все, если позволит себе слабость.       В конце концов, его план требовал так много злобы и ненависти, что для боли просто не оставалось места.       Оставалось верить, что все отведённое для них время, в Лютике будет достаточно места, чтобы давать Ламберту чувствовать себя любимым и нужным.       В конце концов, в случае чего это будет его ему прощальный подарок.       Лютик закрыл глаза и позволил себе расслабиться. Греясь о тёплое тело Ламберта, он заснул.