ID работы: 10422992

say yes to heaven, say yes to me

Слэш
NC-17
Завершён
142
автор
Размер:
310 страниц, 28 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
142 Нравится 96 Отзывы 52 В сборник Скачать

Глава 27 "Свобода и новая жизнь"

Настройки текста
      — То есть… То есть тот момент, когда ты видел двух ссорящихся людей, когда один случайно убил другого — там был твой отец? Ты… ты точно уверен?       Лютик прикрыл глаза и тихо всхлипнул.       Сначала они не говорили. Ламберт аккуратно, на руках занёс Лютика в дом. Обтер его от крови, замотал в плед, и целовал и обнимал до того момента, пока Лютик не заговорил и сам все не рассказал. Он говорил не переставая, порой что-то упуская или путая последовательность, мысли путались, язык запинался, но Ламберт слушал и старался понять.       — Я бы… Я бы хотел думать, что нет… Думать, что это просто игра моего воображения… Но реакция отца… Ламб, ты же понимаешь… Он бы так не среагировал. Это он там был… они ссорились из-за беременности того омеги, что мой отец не может признать свою измену, а тем более ребёнка… И он убил его… Случайно, но убил. Боже, он убил беременного омегу.       — И избил тебя, — проговорил Ламберт.       Так странно: Лютик вернулся, но никто из них не радовался.       Обстоятельства, благодаря которым Лютик вернулся, разрушили все иллюзии Лютика, в которых он жил. Он никогда по-настоящему не ненавидел своего отца, он всегда его любил, ведь он знал: его отец желает ему все самого лучшего. Просто своими, странными способами, но он не любит от этого меньше.       Теперь же он осознал, что слишком много было просто игрой, благодарностью за молчание Лютика о событиях, которые его мозг забыл, чтобы спасти Лютика от боли.       Но он вспомнил. В конце концов, он вспомнил, и от этих воспоминаний его до сих пор трясло, он не мог найти себе места.       — Мне жаль… — прошептал Ламберт. — Каким бы… Каким бы человек не был, ты ведь все равно его любил, искреннее любил, и понять, что это все тоже было игрой…       — Но может… Может все-таки он любил? — дрожащим голосом спросил Лютик.       Ламберт поджал губы и крепко сжал его руки в своих.       — Лютик, взгляни правде в глаза. Чем раньше, тем лучше. Ты искал объяснения поступкам отца сквозь призму его любви к тебе, и твои объяснения всегда выглядели неловко и натянуто. Теперь же все стало понятно.       — Но как?! Как?! Он же был со мной все детство, он не мог меня не любить!       — Возможно, это было частью твоей защиты. Ты ведь думал, что мама тебя не любит, и хотел спрятаться хоть за кем-то. А твой отец так удобно тебя прятал… Пока ты сам был удобным.       Лютик зажмурился и тряхнул головой. Ламберт потянулся к нему и поцеловал его в лоб, а после теснее прижал к себе. Физический контакт всегда утешал Лютика, даже в такие ужасные моменты.       Лютик искренне считал, что предал всю свою семью, раскрыв эту тайну.       Но он никого не предавал. Ламберт знал, что не сможет это ему объяснить, как бы он не старался.       Так что он просто обнимал его и гладил по волосам, пока Лютик тихо плакал на его плече.       — А я ведь ушёл, выставив даже любовь мамы, как вынужденную… Как думаешь, она меня все-таки любила?       — Я не знаю. Но судя по твоему рассказу — да.       — Черт, — выругался Лютику и чуть отстранился от Ламберта, покачав головой. — Я должен… Должен ей объясниться.       Ламберт испуганно на него посмотрел.       — Ты хочешь… вернуться?       Ламберт на миг даже потерял понимание времени.       Лютик снова уйдет? Но на этот раз сам?       — Я… — начал Лютик, но тут же запнулся. — Я не знаю… не знаю. Отец отпустил меня, но отпустил в приступе злости. Он просто испугался того, что сделал со мной и того, что я рассказал. И мне надо… Нет, нам надо куда-то сейчас уехать. Вернуться… нельзя. Он не отпустит меня снова. Но мама…       И снова заплакал.              Ламберт поджал губы.       Он наблюдал абсолютно сломанного человека. Ломанного-переломанного, трескающегося ещё сильнее прямо на его глазах. Ламберт давно не наблюдал настолько сломанных людей, и понимание того, что ему нужно было как-то помочь Лютику встать на ноги пугала его объёмом ответственности, но он сделает все, что сможет.       Лютику нужна была помощь, поддержка и любовь. И Ламберт даст ему это, будет давать каждую секунду, заботиться о нем. Он не сможет излечить его от этого, не сможет вынести все эти воспоминания, как мусор из его головы, но он мог сделать все, чтобы Лютик почувствовал себя в безопасности. Почувствовал себя дома.       А дальше… справятся.              — Ты можешь прислать маме письмо. Да, этого мало, но это лучше, чем ничего.       Лютик рано кивнул, судорожно всхлипывая.       — Куда бы ты хотел уехать?       — Я… — начал Лютик. — Не знаю… Я знаю английский, итальянский и французский… Но Америка сразу отметается, Англия тоже… Франция. Не знаю. Ты знаешь французский?       Ламберт покачал головой.       — Но это неважно. Я привык быть там, где не знаю их языка. Со временем выучится.       — Но ведь это… дорого.       — У меня… есть там дом. Часть наследства я сразу продал, а часть отдавал под аренду. Во Франции есть именно такая квартира.       — Но куда бы хотелось тебе? Я… Если честно, мне все равно. Я просто хочу уехать туда, где меня не найдут.       Ламберт немного помолчал, гладя его по спине.       — Бельгия. Да. Туда.       Лютик только кивнул. Его совсем ничего не волновало, как и куда, важно было просто сбежать. Ламберт обнимал его, слушая его рваное дыхание, давая время прийти ему в себя. Если это, конечно, было возможно. Лютик, казалось, потерял последние остатки равновесия и самообладания.       Но он снова заговорил:       — Спасибо… Спасибо тебе за твой дневник… С ним я понял многие вещи.       — Я рад, что это, все-таки, было не просто так.       — Но я до сих пор в ужасе от того, что тебе пришлось пережить.       Ламберт хмыкнул.       — Уже все позади. Я смог с этим справиться. Да, было плохо и больно… Ты знаешь.       — Ты чуть не потерял себя…       — Так же, как и ты чуть не потерял себя, — прошептал Ламберт, целуя его волосы. — Я смотрел за тобой, и понимал, чтот то, что происходит с тобой, было когда-то и со мной. И я знаю, что так легко это не проходит. Даже когда тебе кажется, что ты справился с этим.       — Я понимаю, — прошептал он. — Но с тобой… с тобой так хорошо. Так правильно. Как думаешь, я просто прячусь от этого, когда рядом с тобой, или… Или это просто правильно? То, что мы вместе?       Ламберт немного помолчал.       — Это правильно. Ты не прячешься, тебе просто нет необходимости прятаться за этим. Просто… мы дома. Рядом с тобой я уверен, что ты примешь меня любым. И я надеюсь, ты так же думаешь обо мне.       — Но ты ведь… Ты ведь не показал мне свою боль…       — Тебе? Но тогда не было тебя. Тогда была та пустота, которую ты выставил на первый план и за которой спрятался. Тебе бы я открылся сразу же. Но тогда были заботы поважнее.       — Даже в моменты собственной боли… Ты в первую очередь думал обо мне.       — Разве ты бы не поступил так же?       — Я… Я не знаю. Я чувствую себя эгоистичным ребёнком. Я даже не спросил, как ты себя чувствовал.       — Вовсе нет. Тебе просто слишком больно. И я здесь, чтобы помочь тебе справиться с этой болью.       Лютик устало прикрыл глаза. Он чувствовал себя таким изнеможенным, но чувствовать усталость было приятно. Приятно было чувствовать себя живым. Он тяжело выдохнул.       — Нет… Нет, ты здесь, потому что это правильно.       А потом он заснул в его руках. Больно все ещё было. И тяжело было. Но ещё было знание, что он в безопасности.       И все было на своих местах.       Они смогли вернуться назад на более долгий срок, чем на месяц, спустя три года. Лютик чувствовал, что ему надо было вернуться туда на этот период. Это место ассоциировалось у него со спокойствием и тишиной. В конце концов, именно там он претерпел свои главные личностные трансформации.       Но эти три года были нужны ему. Были нужны им.       Он написал маме письмо, но не указал обратного адреса. Потом он показался Йеннифер, Геральту и Цири. Извинился за то, что не может задержаться, и встретился с абсолютным пониманием. Когда-нибудь он все им расскажет и объяснит, но на тот момент ему куда важнее было сбежать. Уйти. Отдохнуть.       И они уехали.       Обустроили небольшой домик у моря. Лютик устроился в школу преподавателем музыки — работа с детьми приводила его в восторг! — и параллельно он писал свои тексты, иногда выступая в ресторанах, места куда ему искал Ламберт. У Лютика даже была своя, небольшая репутация. Его даже узнавали!       Но Лютик все равно стремился остаться простым учителем музыки. Популярность его пугала. Его жизнь была такой насыщенной и такой пугающие-громкой, что теперь Лютик искал только тишины и спокойствия.       И он был счастлив.       В спокойствии, рядом с Ламбертом, занимаясь своим любимым делом, он был самым счастливым.       На лето они приезжали, на пару месяцев, снова в Италию, повидаться с Йеннифер, Геральтом и Цири. И не было никаких кошмаров.       Примерно в это же время были исследования о травматичных воспоминаниях, и Ламберт всегда находил для Лютика все самые свежайшие исследования, и Лютик был искреннее поражён, когда в пример приводился абсолютно такой же случай, как и у него! Человек просто забыл о том, что он пережил, а потом вспомнил!       Это было крайне интересно, но тема была такой сырой, и Лютик понимал, что ещё нескоро они смогут узнать, почему же так происходит, стоит ли это лечить и как.       В конце концов, Лютик принадлежал к тем счастливчикам, которые смогли сами вспомнить, сами переварить, а в дальнейшем Лютик пережил это благодаря Ламберту.       Конечно порой он тосковал по своей семье, и тому, как ему пришлось уйти, но это не превращалось в трагедию.       И вот, он снова был здесь.       На этот раз они собирались остаться тут больше, чем на пару месяцев. Лютик просто чувствовал, что хотел провести этот период здесь. А период был крайне особым!       Развешивая белье на заднем дворе, он улыбнулся своим мыслям. Да, иногда это было крайне неприятно — головокружение, тошнота, ужасная слабость, но Лютик все равно оставался самым счастливым, несмотря на то, что пришлось уволиться из школы. Он мог бы продолжать работать, но, имея выбор, решил провести это время в тишине и спокойствии.       Ламберт аккуратно подошёл к нему со спины и обнял, погладив по животу. Лютик улыбнулся и повернулся к нему. Волосы трепал ветер, от него пахло клубникой и морем. Ламберт был безобразно сильно влюблен.       — Как ты себя чувствуешь?       — Хорошо. Иначе я бы не стал заниматься бельем.       — Точно? Никакой усталости? — он погладил его по животу.       Лютик цыкнул и повернулся к нему всем телом, взяв его лицо в свои ладони.       — Да, все точно хорошо. Не веди себя как Геральт. Мне кажется, у него чуть инфаркт не случился, когда он увидел меня с корзиной для белья. Оно ведь такое тяжёлое, а мне тяжёлое нельзя! Честное слово, я думал, что он через забор перепрыгнет, чтобы самому его нести, но я успел поставить его на траву во избежании сломанного забора. Или сломанного Геральта.       Ламберт рассмеялся.       — Господи, как же я тебя обожаю, — он поцеловал его, прижав к себе ближе, погладив по спине. — Ты великолепен.       — Ну, в этом твоя заслуга. Я великолепен только рядом с тобой.       — Наша заслуга, — уточнил Ламберт, заправив русую прядь за ухо. — Вспомнил, как ты перелазил через забор и свалился с него.       Лютик тихо рассмеялся.       — Могу повторить.       — Надо было раньше. Сейчас только ходить и плавать.       — Ну вот, столько развлечений сразу попало! Ни белье потаскать, ни с забора упасть!       Ламберт снова рассмеялся. Он любил этого омегу больше жизни, и был рад, что смог помочь ему прийти в себя, выздороветь, стать сильнее. Месяцы Ламберт наблюдал, как под его вниманием Лютику становилось легче и проще. Он чаще улыбался, меньше боялся и его боль все больше притуплялась, пока не исчезла вовсе.       Это была тонкая работа, но они справились, и сейчас перед Ламбертом был самый прекрасный омега в мире.       Его супруг.       Папа их будущего ребёнка.       Ламберт поцеловал его в кончик носа и принялся помогать ему с бельём.       Ламберт предлагал вернуться к услугам служанки, чтобы Лютик не напрягался во время своей беременности, но Лютик отказывался, говоря, что ему нравилось занимать свои руки уборкой или готовить для Ламберта. Так что Ламберту тоже приходилось заниматься уборкой, хоть он и не любил это дело, но он мог понять Лютика.       Все беременные омеги крайне озабочены неприкосновенностью их жилища.       Ну, это было мило.       А ещё Лютик крайне вкусно готовил.       Ламберт отнёс корзину для белья, и, приобнимая Лютика за талию, провел его домой. Лютик принялся готовить ужин, что-то напевая себе под нос. Ламберт помогал ему, слушая тихое пение и кидая на Лютика быстрее, довольные взгляды.       Когда они уже хотели сесть за стол, в дверь постучались. Значит, кто-то из их соседей. Они решили, что не было смысла стучать в калитку, стук в которую иногда можно не услышать.              Ламберт кивнул Лютику и встал. Тот улыбнулся ему. Под вечер он всегда очень сильно уставал, так что у него не было желания вставать лишний раз. Он принялся есть, слушая шум голосов, думая о том, что, наверное, Йеннифер захотела что-то передать им к ужину.       Минутами позже вернулся Ламберт и, присев напротив Лютика, откашлялся, выглядя так, будто искал нужные слова. Лютик настороженно на него посмотрел:       — Что-то случилось?       — Эээ… Да. Вероятно, да. В общем, Йеннифер сказала, что твой отец приехал.       Лютик раскрыл рот, выронив вилку, и так и замер, во все глаза смотря на Ламберта, не веря услышанному. Но зачем? Для чего? Он побледнел, испугался. Ламберт сразу же считал его реакцию и взял его руки в свои.       — Лютик, все хорошо. Тебя никто никогда не заберёт. Вероятно, он просто захотел тебя увидеть…       — Да, но… Но… Но он не писал… Никогда не предупреждал. Я… Но вдруг… Вдруг мой отец хочет мне отомстить?!       — Он ничего тебе не сделает. Лютик, помни, я рядом. Но если ты не хочешь его видеть, я пойму. Просто скажи, что мне передать Йеннифер.       Лютик на миг замер. Решение надо было принимать срочно, прямо сейчас, не было времени, чтобы обдумывать часами, взвешивать все за и против, просто решить. Прямо сейчас. И Лютик прошептал:       — Они… Они могут зайти к нам…       Ламберт кивнул и встал из-за стола. Лютик весь сжался, глядя в свою тарелку, а потом, с тяжёлым выдохом, встал и прошёл в гостиную, присев на кресло, нервно потерев ладони друг о дуга. Он соврет, если скажет, что никогда не хотел увидеть своего отца, но это не означало, что он в самом деле был к этому готов.       Его всего затрясло, но он постарался успокоиться. Нет, ему нельзя было нервничать. Надо успокоиться, дышать ровнее… С ним рядом Ламберт, отец ему никак не навредит.       Сначала вернулся Ламберт, и Лютик, встревоженно на него посмотрев, встал и быстро подошёл к нему, взяв его руку в свои.       — Тш, — Ламберт накрыл тыльную сторону его ладони своей. — Тебе нельзя нервничать. Выдохни. Подумай о том, что я рядом, и я не дам ему навредить тебе. Давай, посмотри на меня. Вот так, молодец.       Он ободряюще ему улыбнулся и поцеловал в лоб. Лютик судорожно выдохнул. Рядом с Ламбертом становилось спокойнее. Намного спокойнее.       Впрочем, как и всегда. Ламберт мог укротить любую бурю в нем.       Главное было успокоиться.       Он взрослый человек, рядом с ним Ламберт, и только ему решать, куда и с кем он пойдёт. Лютик все равно прильнул к Ламберту ближе, будто пытался спрятаться за ним.       Когда отец зашёл в дом, оглядываясь, Лютику показалось, что даже воздух изменился. Всё изменилось. Лютик сразу весь сжался, напрягся. Ему больше не за чем было прятаться, не было той маски, той пустоты, которая не давала почувствовать даже страх. Лютик был беззащитнее, чем когда-либо ещё, и он считал несправедливым то, что его отец решил приехать именной сейчас.       Когда они встретились взглядами, Лютик вздрогнул и опустил свой взгляд вниз. Впрочем, Гилбард не задержал взгляд на нем, и принялся внимательно рассматривать Ламберта. Его, во всяком случае, невозможно было напугать злыми взглядами. Ламберт смотрел в ответ — спокойно и уверенно.       Ламберт спросил:       — Может, присядете?       Как он мог быть таким спокойным?! Даже его голос мог вселить в Лютика уверенность, однако, сейчас это мало ем помогало. Лютик просто стоял, опустив взгляд и крепко держа Ламберта за руку.              — Я не думаю, что задержусь, и не хочу задерживать вас. Полагаю, я тут не самый желанный гость, просто… Кхм, Лютик, можно тебя на минутку?       Лютик вскинул голову и испуганно на него посмотрел, вжавшись в Ламберта. Гилбард проследил за этим с каким-то разочарованием. Из его дома уезжал такой сильный и смелый омега, а сейчас перед ним стоял маленький мальчик.       — Думаю, он не в том положении, чтобы оставаться с вами наедине.       — Может, дашь ему самому ответить?       — Разве в ваших кругах не так положено? Сначала говорит муж, потом, может быть, если он разрешит, то его супруг.       Гилбард поражённо вскинул брови, опустил взгляд и, заметив кольца, нахмурился. Но не то чтобы он был искреннее удивлён. Только медленно кивнул, а потом пытливо посмотрел на Лютика. Тот как будто окаменел, но все-таки смог просипеть:       — Я… Да, хорошо.       — Ты уверен? — обеспокоен спросил Ламберт, и Лютик кивнул.       — Иди. Мы не задержимся.       Ламберт бросил в сторону Гилбарда быстрый взгляд и сказал:       — Если что, я буду за дверью. Зови.       Лютик кивнул и проводил его загнанным взглядом. Когда дверь за ним закрылась, Лютик вздрогнул и, нашарив позади себя диван, присел на него, боязливо глядя краем глаза на Гилбарда.       Ему нельзя было нервничать, — повторял он себе, но даже забота о ребёнке не смогла его заставить успокоиться. Страх перед его отцом казался больше и сильнее всего в Лютике. Лютику захотелось спрятаться.              Гилбард сделал шаг вперёд, и Лютик попросил:       — Не подходи ко мне. Пожалуйста.       Гилбард замер, и Лютик готов поклясться: на его лице отразилась неясная боль от этих слов, и Лютику показалось это издевательством. После всего, что между ними было, Гилбард — последний человек, который сожалел бы о преданном доверии Лютика.       Разумеется, Лютик долго переживал о том, что разрушил своими словами, но ведь это был Лютик… Он искренне любил своего отца. В отличии от самого Гилбарда.       — Хорошо. Я приехал… Хотел просто узнать, что с тобой все хорошо.       Лютик недоверчиво на него посмотрел.       — Тебя правда волнует, все ли со мной хорошо?       — Да. Я боялся, что с тобой могло что-то случиться из-за… Твоего характера. Но, вероятно, такой ты был только дома.       — Я просто защищался, как умел.       — Во всяком случае, меня радует, что ты умеешь защищаться. Уже хорошо. Вам нужны деньги?       Лютик покачал головой.       Только сейчас он осознал, что глубоко внутри он ожидал от этого диалога… хоть чего-то. Хоть какой-то искренности, но Гилбард говорил так спокойно и холодно, абсолютно отстранённо. Лютику хотелось свернуться в комочек и расплакаться.       — У Ламберта… достаточно средств. Отец… Ты любил меня?       Гилбард посмотрел на него, потом тяжело выдохнул и покачал головой.       — Вероятно. И до сих пор люблю.       — Тогда зачем ты тогда так поступал со мной? Разве все это было не фарсом ради того, чтобы я не выдал твою тайну?       — Угроза от тебя была не так велика, как ты придумал. Кто поверит омеге, которая ненавидит своего отца за то, что он хочет выдать её замуж? Все бы решили, что ты блефуешь.       — Но ты испугался, когда я сказал об этом.       — Потому что из всех моментов ты выбрал самый удачный. Мама не могла тебе не поверить. Ты говорил искренне, хоть и выглядел, как помешанный, не проявляя никаких эмоции, кроме злости. Ты был…       — Похож на тебя?       Гилбард кивнул.              — Потому что ты меня таким сделал, — прошептал Лютик. — С того момента все пошло неправильно. Зачем… Зачем ты это делал?       — Это было не только моё решение.       Лютик вздрогнул.       — Мама… Мама тоже?..       — Позже — да. Мы только задумывались о женитьбе, но она настаивала на том, что хочет, чтобы ты вырос и сам решил, что хочешь выбрать. Не успели мы договорить, как ты закатил истерику, а после порезал себе вены. И мы поняли, что более безопасного способа для тебя просто не было. Отпустить тебя одного, непонятного куда, увидев подобный концерт? Бред.       — Но после! После! Тебе писала Йеннифер, и я бы не остался один!              Гилбард промолчал. И Лютик все понял.       Дрожащим голос он прошептал:       — Ты просто делал это на зло… Ты был зол на меня за то убийство, ты просто… Просто хотел меня ранить.       — Потому что ты ранил меня. Много раз.       — Я был ребёнком!       — И совершал не детские поступки.       — Я не знал, что можно по-другому! Не знал!       Лютик сорвался на крик, глаза заслезились. Гилбард снова сделал шаг к нему, но Лютик выкрикнул:       — Не подходи!       Гилбард снова замер и с сожалением его осмотрел, покачав головой. Лютик задрожал. Он хотел ударить своего отца, а ещё хотел, чтобы в ответ на удар его обняли. Он смотрел на него, моля взглядом не то уйти, но подойти ближе. Гилбард просто стоял и смотрел, с сочувствуем и сожалением.       — Я знаю, что это моя вина. Я тебя таким создал. Прости меня, если когда-нибудь сможешь.       — Я… Я простил, — прошептал Лютик дрожащим голосом.       Какое-то время они молчали, просто смотря друг на друга, пока Гилбард не покачал головой, сказав:       — Тогда я рад, что с тобой все хорошо и, несмотря на мои страхи, а после и злость, ты живёшь той жизнью, о которой мечтаешь. Если нужны будут деньги — ты можешь обратиться ко мне. Тебя все ещё не вычеркнули из завещание. Прощай.       И обернулся, уходя.       Лютик испуганно замер. Почему он уходит? Почему… Почему не может проявить хоть немного чувств, немного той любви, о которой говорил?       Лютик прошептал:       — Отец…       Гилбард замер и обернулся.       Лютик совсем тихо сказал:       — Я жду ребёнка… От Ламберта.       В глазах Гилбарда проскользнула искра удивления, но не более. Он понятливо кивнул.       — Поздравляю вас.       И ушёл.       Лютик замер, дрожа и внутри, и снаружи. Он чувствовал, как слезы потекли по его щекам, его всего затрясло.       И это все? Сухое «прости»? И не доли волнения о состояния Лютика, или о его беременности? Ничего? Никаких эмоций?       Лютик закрыл лицо руками, судорожно всхлипывая.       Да, он боялся отца, но он другого ожидал… Ожидал больше чувств и эмоций, ждал, что его обнимут и утешат. Скажут, что да, он прошёл через ад, но в этом не было его вины. Во всяком случае, не полностью.       Он ждал, что хотя бы новость о внуке сможет вывести Гилбарда хотя бы на самые небольшие эмоции! Но нет, ничего. Будто бы Лютик на самом деле был для него пустым местом.       Рядом присел Ламберт, обнял Лютика и прижал к себе, начиная укачивать его в своих руках, успокаивая, и Лютик старался концентрироваться на нем. На его руках и шепоте, его дыхание… Только он, только Ламберт. Он любил его, заботился и волноваля. Надо думать только о нем. Вычеркнуть из своей жизни человека, который не был готов даже улыбнуться Лютику.       Но это было куда сложнее, чем Лютик мог только себе представить.       И он плакал до тех пор, пока не выплакал все свое горе и сожалении, всю свою тоску и печаль из-за отца.       И все это время Ламберт был рядом, успокаивал его и утешал, целовал его волосы, прижимая к себе, обнимая и укачивая в своих руках.       И это успокаивало.       Знание, что кто-то всегда есть рядом. Кто-то всегда поддержит, поможет и спасёт.       Лютик утер красные глаза и посмотрел на Ламберта.       — Он обидел тебя? — спросил Ламберт, утирая мокрые щеки.       Лютик покачал головой, сипло прошептав:       — Я не знаю… Не знаю. Я просто... Я ждал совсем другого. Хоть немного эмоций, но он был так холоден… Я рассказал ему про свою беременность, а он… Он ничего не сказал. Просто поздравил. Как будто и я, и мой ребёнок для него пустой звук…       — Мне жаль, — Ламберт поцеловал его в лоб. — Но так ты понял, что… Что ждать больше нечего. Я знаю и понимаю, как это больно. Тем более… Отношения с твоей семьёй кончились на такой непонятной ноте, и я вижу, что ты все ещё висишь в этой недосказанности, но лучшее, что ты можешь для себя сделать — говорить себе каждый день, что тебе нужно отпустить это и думать о том, что есть сейчас. Тебе ведь есть о ком сейчас волноваться, — он положил ладонь на его живот, мягко погладив.       Лютик ласково улыбнулся и спешно положил свою руку на тыльную сторону его ладони.       Ламберт улыбнулся ещё шире когда заметил, что Лютика эти слова смогли отвлечь. Да, мысли о ребенке погружали их в другой мир, в другие чувства, куда более приятнее и желание.              — Да, ты прав… Просто он так резко появился, а я ожидал совсем не этого…       Ламберт взял обе его руки в свои и посмотрел в глаза, улыбнувшись.       — Помни, что я рядом, Лютик. Вместе со всем справимся. А тебе сейчас вообще нужно отдыхать и много улыбаться. Пусть плохое останется в прошлом. Нам надо наслаждаться тем, что у нас есть сейчас. А ведь мы сейчас обладаем такой роскошью, о котором раньше только мечтали.       Лютик оживился и улыбнулся.       — Да… Да, ты прав… Просто…       — Всё хорошо. Эмоции часть нашей жизни. Я просто прошу тебя не заставлять страдать себя по этому поводу слишком долго. Ради самого себя и ради него, — Ламберт снова нежно погладил его по животу, и Лютик улыбнулся шире.       — Да… Да… Спасибо, — он потянулся к Ламберту за поцелуем, и прошептал в его губы: — Я люблю тебя.       Ламберт притянул Лютика к себе за талию, ответив:       — И я люблю тебя. Больше жизни, свет души моей.       Лютик улыбался в поцелуй, чувствуя, как боль растворялась в нем. Не пряталась, нет, просто исчезла. Так же, как и появилась, потому что Ламберт умел успокаивать бурю в нем. И все в Лютике успокаивалось, принимало какой-то свой, привычный уже им двоим порядок.       Да, было больно и плохо. Да, что-то в нем до сих пор могло болеть.       Но ведь рядом друг с другом они были счастливы. Они любили друг друга, любили и ждали появления нового члена их семьи с нежностью.       В конце концов, они пережили бок о бок столько проблем и горя, что ещё одна — это такая мелочь.       Ведь в конце их ждала любовь, счастье и покой друг в друге.       И они просто обнимались и целовались, чувствуя, как внутри распускается гармония и спокойствия.       Да, они любили друг друга.       Больше жизни. В конце концов, свобода — это когда в мире не было ничего, о чем бы ты не смог бы рассказать и оказаться не услышанным.       А Лютик был свободен. Больше, чем кто-либо.
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.