180 дней и 3 года

До дома парни добираются без особых происшествий, выгружают сумки с покупками и, поделив их поровну, тащат те на кухню, где мистер Сяо уже стоит у плиты в переднике, явно ожидая того момента, когда ему предоставят свободу действий. — Вы почему так долго? — интересуется Сяо Инь, отрываясь от бокала красного вина, который держит в руке. — Я начала волноваться. — Так получилось, — хором, не сговариваясь, отвечают парни, и женщина бросает на обоих подозрительный взгляд. — Ладно, идите погуляйте, пока отец подготовит продукты, — распоряжается Сяо Инь. — Чжань-Чжань, покажи Ибо дом. — Может, нам остаться и помочь? — предлагает Ван Ибо, когда Сяо Чжань уже разворачивается к выходу. — Не стоит, — тепло улыбается женщина, подгоняя друзей рукой в сторону двери. — В этой семье готовить умеют только Сяо Цзэ и Сяо Чжань. У Чжань-Чжаня день рождения, значит, его папа сам справится. Да, милый? «Милый» кивает, тем временем распаковывая пакеты и доставая оттуда только что купленный картофель. — А Ибо наш гость, так что в этот раз он может отдохнуть, — продолжает Сяо Инь, вполне довольная собой. — Идите отсюда. Чжань быстро кивает, а затем утаскивает за собой друга, который выглядит немного ошарашенно. На самом деле, у него попросту не укладывается в голове, что кто-то вроде генерального директора такой огромной фирмы вот так вот запросто сейчас будет чистить картошку своими руками. Хотя поражает даже не это, а то, как в принципе ведут себя члены этой семьи. С ними Ибо отчего-то чувствует себя комфортно. И когда он, еще будучи дома, мечтал, чтобы с родителями Чжаня было легко так же, как и с самим Чжанем, он даже не думал, что все может сложиться настолько хорошо. — Итак, экскурсия, — Сяо Чжань разрывает непродолжительную тишину, повисшую, пока парни пересекали небольшую прихожую. — На первом этаже находится кухня и мамина мастерская. На втором две спальни. Туалет на первом этаже, вон та дверь. Парень указывает в сторону двери, которая почти сливается со стеной. Ибо бы в жизни ее не заметил, если бы Сяо Чжань не ткнул его носом. — Мама здесь бывает чаще, чем мы с отцом, поэтому здесь у нее есть «филиал» ее мастерской, — Чжань пальцами обозначает кавычки. — Помнится, ты не смог пойти на мамину выставку, так что сейчас у тебя есть уникальный шанс… Сяо Чжань ведёт рукой в сторону двери, которая находится прямо напротив кухонной. — Это честь для меня, — хихикает Ибо, шагая вперед и самостоятельно поворачивая дверную ручку. И да, эта комната действительно выглядит как каноничная мастерская скульптора, со всей подобающей атмосферой беспорядка и творчества. Здесь находится несколько стеллажей со скульптурами как законченными, так и только начатыми. Под ногами — небольшой слой белёсой пыли, которая поднимается в воздух, как только парень делает шаг вперед. Здесь очень светло: свет льется через огромное окно. Его лучи проходят сквозь небольшое облачко пыли, медленно оседающей на обувь парней, и кажется, будто Ибо и Чжань стоят по колено в тумане. — Мама человек творческий, — тепло улыбается Сяо Чжань, обходя друга и подходя к одному из стеллажей. — Не любит уборку. Но никому не позволяет здесь прибираться. Вот и получается, что здесь скапливается пыль. Она-то умная, она в маске работает… — Предусмотрительно, — фыркает Ибо, следуя за Чжанем и переводя взгляд на скульптуры, рядом с которыми остановился его экскурсовод. — Это красиво… Статуэтки на этих полках действительно выглядят изящно, почти что хрупко. Ибо, конечно, не видит в них особого смысла, но они доставляют такое эстетическое удовольствие, что на них просто хочется смотреть, наслаждаясь мягкостью и остротой линий одновременно. — Да, это моя любимая серия у мамы, — соглашается Чжань, касаясь кончиками пальцев одной из статуэток. — Она работает во многих стилях. Кстати, и обычные скульптуры тоже… Ну, знаешь, вроде греческих богов и тому подобное… Но это всё в Атланте. А здесь то, на что вдохновляет ее природа. Помнишь, ты говорил про места силы? Вот это одно из её. — Миссис Сяо очень талантлива, — искренне выдыхает Ибо, касаясь той же статуэтки, что и Чжань. — Нравится? — интересуется младший с довольным видом. — Как будто в небо стремится. Скажи же? Но не так, как готика, а как будто мягче. — Кстати, о небе, — вспоминает Ван Ибо, резко оборачиваясь к другу. — Что о небе? — растерянно тянет Чжань, оглядываясь на парня, уже направившегося к двери, и намереваясь последовать за ним. — Подожди здесь, — просит Ибо, останавливаясь уже в дверях. — Я сейчас. Сяо Чжань покорно замирает, всё еще в непонимании глядя на медленно закрывающуюся дверь, за которой только что скрылся его приятель. Однако долго пребывать в недоумении Ибо ему не позволяет, потому что меньше чем через минуту снова появляется перед ним, держа руки за спиной и, очевидно, немного волнуясь. — Я принес подарок, — глаза старшего блестят, а у Сяо Чжаня появляется томительное чувство предвкушения чего-то хорошего. — С днём рождения ещё раз. Ибо достает руки из-за спины и протягивает имениннику простой белый конверт. Чжань с интересом принимает его, замирая на миг перед тем, как открыть. Он любит приятные сюрпризы, а содержимое этого конверта совершенно точно нечто приятное. — Что там? — растягивает удовольствие Сяо Чжань, поднимая взгляд на друга и закусывая губу. — Так посмотри, — смеется Ибо, начиная нервничать сильнее, но отчего-то он как будто знает, что Чжаню понравится. — Не тяни. — Ты, кажется, нервничаешь, — безошибочно замечает Чжань. — Там что-то неприличное? — Неприличные тут только твои мысли, — возводит глаза к потолку Ван Ибо. — Открывай уже. Чжань хихикает, открывает конверт, доставая оттуда две продолговатые бумажки тёмно-синего цвета, бросает быстрый взгляд на Ибо, после снова смотрит на подарок, читая, что конкретно написано на двух листах глянцевой бумаги. А затем лицо именинника озаряется радостной и как будто неверящей улыбкой. Он снова поднимает глаза на Ибо, и тот с облегчением выдыхает, понимая, что угадал. — Мальчики! — дверь резко распахивается, а на пороге появляется Сяо Инь. — Я постелила вам в комнате наверху. Женщина замирает в проходе, глядя на двух застывших друг напротив друга парней. — А что это у вас тут происходит? — интересуется женщина, прошмыгивая внутрь собственной мастерской. Чжань поворачивается к маме, инстинктивно отступая на шаг от Ибо, вдруг осознавая, что стоял, пожалуй, слишком близко к нему. Про тот факт, что буквально час назад тот прижимал его к стене в какой-то подворотне, максимально забыв о понятии личного пространства, он как будто забывает. — Ибо подарил мне подарок, — Сяо Чжань расплывается в улыбке, снова опуская глаза на бумагу и ощущая, как его сердечко пропускает удар. — Какой? — интересуется мать, подходя ближе. — Судя по твоему лицу — единорога, не меньше… — Ты хотел единорога? — хихикает Ибо, пытаясь поймать взгляд друга. — Мам, — снова с укором скулит Чжань. — Ну мне было четыре года… — Ну и что. Все в детстве хотят какой-нибудь бред, — отмахивается Сяо Инь, заглядывая в листочки, которые ее сын сжимает в руках. — Что это там такое? Это что? Воздушный шар? — Угу, — кивает Чжань, снова поворачиваясь к Ибо, и говорит дальше, вроде бы обращаясь к маме, однако не спуская взгляда с Вана. — Полёт на воздушном шаре на две персоны. — На двоих? — повторяет Сяо Инь, благо, ни один из парней не видит хитрого прищура раскосых глаз женщины. — Да, — простодушно откликается ее сын, а дальше уже точно обращается к тому, на кого смотрит без отрыва последнюю минуту точно. — Спасибо. Это так… Чжань честно не находит подходящих слов, потому что он чувствует в этот момент что-то необъяснимое — невыносимую нежность просто потому, что Ибо, чёрт возьми, так внимателен к деталям, помнит всё то, что было сказано даже в шутку. И возможно, кому-то такое покажется мелочью, но Сяо Чжаню действительно приятно. За всю свою жизнь он получал много подарков от многих людей, но единственными, кто всегда ориентировался на его увлечения и желания, были только родители, а теперь… — Трогательно, — подсказывает мама, очевидно, понимая, что ее чадо зависло и в себя приходить не собирается. — Он хочет сказать, что ему нравится, но он, похоже, не ожидал от тебя такого… Чжань кивает, подтверждая всё, что говорит мама. В любом случае, он бы лучше сказать точно не сумел бы. — Но я не знаю, почему он в таком шоке, — фыркает Сяо Инь, поглаживая сына по плечу. — Отличный дружеский подарок. И нет, она не акцентирует внимания на слове «дружеский», однако Ибо практически ощущает, что это слово здесь ключевое. Он не знает, специально или случайно произносит его женщина, но в любом случае ему нужно быть осторожнее. Но осторожничать совсем не хочется, потому что сегодняшний день — возможность быть ближе к Чжаню, возможность чувствовать ту самую эйфорическую лёгкость, которая появляется каждый раз, когда тот, в кого ты влюблён, находится рядом так, что можно касаться ежесекундно. И да, до встречи с Сяо Чжанем Ибо был уверен, что совершенно не тактилен, но… Всё течет, всё меняется. — Вообще-то, я пришла, чтобы сказать, что отец уже поставил жариться первую партию барбекю, поэтому мы все дружненько можем идти и праздновать. Вы, наверное, проголодались. Идите вперед, я достану из кладовой пледы. На улице довольно прохладно, — Сяо Инь подхватывает друзей под руки и подталкивает к выходу из мастерской. На улице приятно пахнет костром и совсем немного озёрной влагой. Воздух свежий и как будто синеватый из-за сгущающихся сумерек. Мистер Сяо сидит на небольшом раскладном стульчике, рядом с ним стоит второй такой же, на котором лежит палантин миссис Сяо, парни же усаживаются на садовые качели, потому что в принципе больше некуда: стол как будто специально придвинут вплотную. Гриль встроен прямо в дальнюю сторону стола, а поэтому Сяо Цзэ не приходится далеко тянуться, чтобы перемешать ярко тлеющие угли. — Разместились? — Сяо Инь выходит из дома спустя пару минут. Под подмышкой у нее зажата сложенная мягкая ткань пледов, а в противоположной руке женщина держит бутылку вина. — Я же уже принес бутылку, милая, — снисходительно замечает глава семейства. — Ты взял белое, — поясняет свои действия миссис Сяо. — А это красное. У нас должен быть выбор. Мальчики, какое вы будете? У нас здесь белое сухое и красное полусладкое… — Мне белое, — тут же отзывается Чжань, устраиваясь поудобнее и принимая плед, который без слов протягивает ему мать. — Ибо? — Красное, наверное, — пожимает плечами Ван Ибо. Ему на самом деле всё равно, потому что вино он не любит, но по случаю дня рождения ни текилу, ни виски, ни даже пиво пить не принято. — Отлично, — сияет женщина, передавая бутылку и штопор супругу. — Я тоже больше люблю красное. Не понимаю, как они пьют эту прозрачную кислятину. — Мам, — Чжань тем временем разворачивает свернутый плед. — Здесь только один. У нас больше нечем накрыться? — Я вам отдала большой, — невозмутимо заявляет Сяо Инь, подвигая мужу свой бокал и бокал Ибо. — У нас всего три пледа, но так как мы с отцом сидим на отдельных стульях, у нас будут отдельные, а у вас общий. Я бы, конечно, села на качели, но папу укачивает на них, сам знаешь… — Ты не против? — на этот раз Чжань обращается к Ибо, который не знает, как сдержаться и не завопить во весь голос, что он, чёрт побери, всеми конечностями за. — Конечно, нет, — Ибо двигается чуть ближе к другу, и тот набрасывает на их ноги тёплую ткань. — Чжань-Чжань, — окликает сына Сяо Инь, подавая ему его бокал, а после передавая Ибо его. — Спасибо, — немного неловко благодарит Ибо, принимая тот и едва сдерживаясь, чтобы не понюхать жидкость, которая в неярком свете ажурного фонарика, стоящего на столе, и едва тлеющего костра кажется почти что чёрной. — Милый, ты должен сказать первый тост, — Сяо Инь опускается на стул подле своего супруга и берет бокал с такой же жидкостью, как и у Ван Ибо. — Да, конечно, — Сяо Цзэ поднимает свой бокал, поворачиваясь к сыну и улыбаясь так, как могут улыбаться только любящие отцы: искренне, но как будто немного смущенно из-за того, что в повседневной жизни они куда реже проявляют свои чувства. — Сяо Чжань, ты знаешь, что я не люблю долго говорить. Я просто горжусь тобой. Ты растешь достойным молодым человеком. И я рад тому, что могу положиться на тебя, как на самого себя. Ты стремишься к тому, чтобы становиться лучше, и мы с мамой счастливы тебя в этом поддерживать. Надеюсь, что та практика, которую ты получишь в Европе следующим летом, станет новым трамплином для тебя. С днём рождения, Чжань-Чжань. Последнее обращение мистер Сяо произносит еще более смущенно, ловя на себе улыбающийся взгляд супруги, которая кладёт свою ладонь на его, аккуратно, как будто снисходительно, поглаживая ту пальчиком. — Спасибо, пап, — улыбается Чжань и тянется бокалом к отцовскому, позволяя им соприкоснуться с тонким звоном. Через миг к ним присоединяются еще два, с более тёмной жидкостью. А после ненадолго наступает тишина, пока каждый делает глоток. На удивление Ибо, вино оказывается действительно вкусным. Оно совсем не кислое, напротив, сквозь терпкость явственно ощущается лёгкая сладость, а потому парень, сам от себя не ожидая, делает куда больше одного глотка, останавливаясь лишь когда вина в его бокале остается совсем чуть-чуть. — О! Ибо, тебе тоже понравилось?! — восклицает Сяо Инь, наблюдая за тем, как парень, сидящий напротив, осушает свой бокал. — Скажи, что это вкусно! Я буквально фанатка этого вина. К слову, его готовят на местных виноградниках… А ведь так сразу и не скажешь. — Вместо персиков надо было заниматься виноделием, чтобы моя женушка была счастлива, — сокрушенно качает головой Сяо Цзэ, на что Чжань звучно хихикает. — Я и так счастлива, милый, — смеется женщина, выливая в себя остатки вина из своего бокала. — Мясо, кажется, готово, — напоминает именинник, чувствуя, как тянет под ложечкой: за день он съел всего один сэндвич, и теперь запах жареного мяса буквально сводит с ума. — Да, — спохватывается Сяо Цзэ, оперативно снимая решетку с гриля, и аккуратно, но проворно открывает ее, стряхивая немного обуглившиеся кусочки в глубокую общую тарелку. Чжань, не дожидаясь приглашения, сразу тянется к ароматным кусочкам, накалывая один на вилку и передавая ее Ибо. — Держи, — говорит он так, будто ничего особенного только что не сделал, но Ван Ибо это отчего-то кажется жутко романтичным: скорее всего, вино оказалось крепче, чем он предполагал. — Спасибо, — кивает Ибо, принимая вилку, и едва не роняет ее, когда Чжань ему подмигивает, прежде чем подхватить еще одну вилку и взять кусочек себе. Мясо оказывается просто божественным: сочным и в меру пикантным. Некоторое время все присутствующие усиленно жуют, запивая первоклассную баранину вином. На самом деле, им требуется не так много, чтобы наесться, поэтому, когда Сяо Цзэ загружает в решетку следующую порцию, все понимают, что есть ее будут уже значительно позже. — Да-а-а, — тянет глава семейства, откидываясь на спинку своего стула, задумчиво покачивая почти прозрачной жидкостью в бокале. — Давненько мы так не отдыхали все вместе… — Так и есть, — соглашается Сяо Инь. — Я даже не помню, когда мы сюда приезжали просто для того, чтобы вот так посидеть в сумерках с хорошим вином… — Полгода назад, — фыркает Чжань, напоминая. — Или не помните, как ночью пошли пешком в Кордел, чтобы купить острых крылышек? — Точно, — смеется Сяо Инь, облокачиваясь локтями на стол. — А ты с нами не пошел… — Терпеть не могу острое, — морщится парень, устраиваясь на качелях поудобнее и плотнее кутаясь в плед. Из-за этого ему приходится придвинуться к своему соседу едва не вплотную. — Слышала бы тебя твоя бабушка, — звонко смеется госпожа Сяо, так напоминая в этот момент своей улыбкой своего сына. — Сказала бы, что ты точно не из нашего рода… — Как будто все китайцы должны любить острое просто потому, что они китайцы, — бурчит Чжань. — Я тоже не люблю острое, — поддерживает Ибо приятеля, забавляясь его милой перепалкой с родителями. — Что за молодежь пошла, — театрально качает головой Сяо Цзэ. — Передай-ка мне еще острого кетчупа. — Тебе много нельзя, милый, — напоминает Сяо Инь мужу. — Я знаю, — вздыхает тот как будто опечаленно. — Не грусти, — хихикает женщина, легонько пихая мужа в плечо. — Наслаждайся вечером. Такая погода прекрасная… — Ага, — соглашается ее супруг, так и замирая с соусом в руке. — Как вспомню, какой дождь лил, когда тебя везли в роддом… — Это было ужасно, — соглашается Сяо Инь, устремляя взгляд куда-то вдаль. — Это надолго, — Чжань наклоняется к уху Ибо, чтобы прошептать это. — Сейчас ты узнаешь историю моего чудесного рождения. Спойлер: ничего чудесного там нет, кроме того, что в отделении из-за грозы вырубился свет, а генератор был неисправен… — То есть ты — дитя Тьмы? — фыркает Ван куда громче, чем стоит. — В каком-то смысле, — смеется Чжань, понимая, что смысла говорить шепотом уже нет. «А кажется, что улыбкой можешь затмить солнце», — думает Ибо, однако вслух этого не произносит. — Ну вот, — разочарованно тянет Сяо Инь, накалывая на вилку кусочек огурца. — Не дал мне всё в красках рассказать… — Милая, мы эту песню уже наизусть знаем. Сжалься, — усмехается Сяо Цзэ, поглаживая женщину по плечу, надёжно укрытому пледом. — Вот так всегда, — наигранно дуется мать, но еще через мгновение ее лицо проясняется, что означает лишь одно. У нее появилась новая идея. — Чжань, а спой нам! — Что? — выдыхает ее сын. — Мам, может, не надо? Ну зачем? — Ты поешь? — удивленно вскидывает брови Ван Ибо. На самом деле, для него сегодня день открытий. Он открывает этого человека для себя буквально заново. Он словно алмаз, прекрасный по своей природе, начинает сиять новыми гранями, когда смотришь внимательнее. И кажется, Ибо понимает, что даже если бы он не влюбился в Сяо Чжаня раньше, то он бы обязательно сделал это сегодня. У него попросту не было шансов с самого начала, с того самого момента, когда этот парень вручил ему кошачий корм во время погони за тем чёрным котом. И да, споры на людей ужасны, безнравственны и беспринципны, но если бы не это глупое пари, Ибо бы никогда не узнал этого человека. И он честно не хочет существовать в мире, который однажды познал, познал, что такое солнце, и вновь его утратил. — Нет, — отрицательно качает головой Чжань, снова поворачиваясь к Ибо. — Но мама почему-то думает, что да… — Он прибедняется, — не дает сыну соврать Сяо Инь. — Он пел в средней школе. — Так потом-то голос сломался, — не сдается парень. — Да и когда это было… Я и на гитаре учился играть, так какой толк? До сих пор валяется где-то там… Чжань кивает в сторону дачного домика, пока мама складывает ладошки в просящем жесте, а когда это не срабатывает, переходит к козырям: — Или ты поешь, или я рассказываю ту историю, как я чуть не подралась с акушеркой, чтобы она дала мне тебя на руки подержать. — Нет, мам, ну за что? — стонет Чжань, заметно краснея. Он очень не любит выступать перед публикой, даже перед такой небольшой. К тому же, тут находится Ибо, человек, в глазах которого Чжаню уж очень хочется быть лучшей версией себя, а поет он, по своему собственному мнению, весьма посредственно. — Да ладно тебе, — неожиданно для Чжаня Ван Ибо встает на сторону его матери. — Если ты говоришь, что гитара недалеко, то я могу тебе аккомпанировать. Позориться, так вместе… — Отлично, — хлопает в ладоши Сяо Инь, подскакивая на месте. — Я сейчас принесу гитару. Не уверена, что она настроена, но… Что конкретно «но», женщина не договаривает и просто убегает в сторону дома, сопровождаемая обреченным взглядом Чжаня и смеющимся Ибо. — Не волнуйся так, — Ван Ибо украдкой наклоняется к уху друга. — Ты не можешь петь хуже, чем я играю… К тому же… У меня есть идея. — Что за идея? — чуть отвлекается от насущной проблемы Чжань. — Я принесла! — слышится запыханное со стороны дома, поэтому Ибо не успевает договорить. — Отлично, спасибо, — широко улыбается Ван Ибо, принимая классическую желтую гитару из рук миссис Сяо, которая тут же направляется в сторону своего стула. — Миссис Сяо Инь… Слова Ибо звучат лукаво, он даже не пытается этого скрыть, на что женщина приподнимает брови, как бы интересуясь, чего хочет от нее этот парень. — Раз уж мы с Чжанем играем и поем, как насчет того, что вы с мистером Сяо будете танцевать? — предлагает Ибо, незаметно подмигивая другу, который тоже невольно начинает улыбаться. — Я только за! Сяо Цзэ, мы идем танцевать, — Сяо Инь подхватывает супруга за руку и тянет на лужайку, которая будет импровизированным танцполом. Тот не сопротивляется, потакая прихотям своей женщины. — Что ты умеешь играть? — окончательно сдается Чжань, поворачиваясь к другу. — Только что-то, где не надо брать слишком высоко… — Я давно не играл на самом деле, — признается Ибо. — Я знаю пару песен БлэкПинк, ну еще несколько Бибера и Троя Сивана… Они довольно лёгкие в исполнении. И девчонкам всегда заходят. — Так ты дамский угодник? — Сяо Инь вклинивается в разговор, хитро прищуриваясь. — Каков ловелас… Уверена, девушки проходу тебе не дают. — Всё не так, — качает головой Ибо, неожиданно для себя чувствуя смущение. Ему не хочется, чтобы Сяо Чжань считал его легкомысленным или ветреным, но, с другой стороны, такие слова с уст этой женщины звучат как комплимент. — БлэкПинк я не знаю… — прерывает болтовню Чжань, снова возвращаясь к насущной теме. Ему почему-то совершенно не хочется слушать про то, сколько девушек (или, еще лучше, парней) повелось на талант Ван Ибо. — Можно Бибера, без проблем. Ибо коротко кивает, касаясь струн пальцами, хмурится совсем немного, а затем что-то поправляет на грифе, после чего снова трогает струну, на этот раз оставаясь довольным. — Дамы и господа, — громко произносит Ван Ибо под собственный аккомпанемент. — Эту песню мы исполняем специально для Сяо Инь и Сяо Цзэ. As long as you love me. Знаешь ее? Последние слова обращаются уже к Сяо Чжаню, на что тот лишь фыркает, мол, как можно не знать текст песни, которую какое-то время назад крутили на всех радиостанциях. Поэтому, когда Ибо прикасается к струнам, извлекая такую знакомую мелодию, Чжань знает, что делать, знает, как петь и где идёт проигрыш. И когда с губ парня срывается первое чуть хрипловатое «Пока ты меня любишь», Ибо готов поклясться, что Сяо Чжань тот еще врун. Потому что его голос звучит просто волшебно, безукоризненно мягко и как будто немного надломленно. Так, как и положено в этой песне. Он поет негромко, но это лишь добавляет атмосферы и особого чувства его «Мы оба знаем, что этот мир жесток». Ван Ибо вдруг становится так спокойно, пальцы сами собой вспоминают некогда заученные наизусть аккорды, поэтому он не отвлекается на то, чтобы играть правильно. Он просто поворачивается к другу, который прямо сейчас смотрит на своих родителей сияющими глазами. Сияют они из-за тонкой-тонкой плёнки слёз, которые скапливаются в уголках глаз, но не бегут по щекам, а просто блестят драгоценными кристаллами в глазах в неярком свете, окутывающем веранду. И Ибо честно не может больше смотреть на то, как прекрасен Сяо Чжань, потому что еще немного — и он сорвется. Нет, возможно, он и не сделает ничего критического, но… Но ему так хочется коснуться чужой щеки, что кончики пальцев предательски покалывает, и в следующий миг они срываются со струны, хотя до этого момента всё шло почти идеально. Чжань бросает на него быстрый смеющийся взгляд, не переставая петь, и Ибо накрывает с головой, потому что контраст слёз и улыбки выглядит так странно, вся атмосфера вокруг пропитывается чем-то странным, чем-то эфемерным, чем-то, чем ужасно сложно дышать, но почему-то хочется вдыхать снова и снова. И Ван Ибо дышит, отводя взгляд от парня, который чуть покачивается в такт, исполняя песню, и смотрит на танцующую пару. Ладони Сяо Инь лежат на плечах ее мужа так, будто эти двое находятся на школьном балу. Так невинно и романтично одновременно это выглядит. Они просто переставляют ноги в незамысловатом танце, а на сердце Ибо отчего-то становится теплее. Наверное, потому, что в его понимании именно так должна выглядеть любовь, прошедшая сквозь время и не одни трудности. Вот так спокойно и естественно должна отражаться светом в чужих глазах и нежностью в каждом прикосновении. Конечно, страсть рано или поздно проходит, но… Но вот это сильное стабильное чувство не должно никуда деться, сколько бы лет ни прошло. И да, Ибо влюблён в Сяо Чжаня всего ничего. И да, Чжань всё еще не дал ему ни единого повода думать, что у него есть хотя бы один шанс на то, чтобы быть с ним. Но… Но ему так отчаянно хочется однажды, спустя много-много лет, чувствовать то же тепло, коим наполняется его сердце в данный момент. Хочется чувствовать это, находясь рядом с совершенно конкретным человеком. Песня заканчивается, замирает в воздухе последним аккордом, а Сяо Инь слегка отталкивает от себя мужа, кокетливо хихикая. — Помнишь наш свадебный танец? — Помню, — соглашается Сяо Цзэ, тоже усмехаясь. — Он был почти так же ужасен, — хохочет женщина, пихая мужа в плечо, подскакивает к столу и делает пару больших глотков из своего бокала. — Натанцевалась? — осторожно интересуется отец семейства, медленно приближаясь к своему месту, чтобы вновь устроиться под теплым пледом. — Да, — довольной кошкой тянет Сяо Инь, чуть потягиваясь, а после поворачивается к парням, которые, улыбаясь, смотрят на нее. — Сыграйте еще что-нибудь. — Ты говорил про Троя, — напоминает Чжань, оборачиваясь к другу. — Что из него ты умеешь? — Strawberries & Cigarettes, — ляпает первое попавшееся Ибо. Хотя, в принципе, ему нравится эта песня, ее легко играть. — Отлично, — откашливается Сяо Чжань, кажется, входя во вкус. — Как ты там говорил? Дамы и господа… — И эту песню нам? — хихикает Сяо Инь, очевидно, проголодавшись и протягивая руку за кусочком уже подостывшего мяса. — Какая честь. Ибо смеется, думая, что он бы ее с удовольствием посвятил Чжаню, а лучше им обоим, но… Но всё идет настолько хорошо, что наглеть и всё портить не хочется. Но он все же поворачивается всем корпусом к другу и играет действительно одному ему, кажется, следя за тем, как открываются чувственные губы, поющие такие знакомые строки. И подобно тому, о чем говорится в песне, ему так чертовски сильно хочется узнать, каков на вкус Сяо Чжань. Ведь это совершенно точно не сигареты и даже не клубника… Что тогда? Персики? Мята или какие-нибудь цветы? Или что-то более терпкое? Вино? Ибо точно даже представить не может, но то, что от простого присутствия этого парня он чувствует самое настоящее опьянение — истина непреложная. И как контролировать себя, когда ты будто перманентно пьян и влюблён? И когда последнее «Клубника и сигареты всегда на вкус, как ты» повисает в воздухе, уже не сопровождаемое гитарой, кажется, что вместе с негромкими словами замирает и время. Сяо Чжань сидит, опустив голову и глядя куда-то в сторону, а Ибо смотрит на него буквально в упор, даже не думая отвлекаться, кажется, даже не замечая, что песня кончилась. — Подумать только, — подает голос Сяо Инь, которая переводит взгляд на супруга и прихватывает того за кончик пледа, которым тот накрыт. — Уже почти полночь. Милый, думаю, нам пора… Мы уже не столь молоды, чтобы засиживаться так допоздна. Мальчики, мы пойдем, пожалуй… — Да, — кивает Сяо Цзэ, который умудрился задремать под последнюю песню и едва ли заметил что-то странное. — Вы тоже долго не задерживайтесь. — Да пусть сидят сколько хотят, — щебечет женщина, подталкивая мужа ко входу в дом. — Главное не замерзните. Костёр раздуйте. И старшие уходят, оставляя двоих друзей сидеть одних под общим пледом. — Ты еще не хочешь спать? — интересуется Ибо, поднимаясь с качелей, действительно собираясь раздуть огонь, который на данный момент едва тлеет. — Пока нет, — улыбается Чжань, откидываясь на спинку качелей, наблюдая за тем, как его друг машет на угли какой-то бумажкой, оставленной отцом. — А ты? — Я тоже, — Ван Ибо опускается рядом с другом опять, и тот набрасывает на него плед. — Ну и чем займемся, раз петь больше не требуется? — Не знаю, — усмехается Сяо Чжань. — Я не разрабатывал развлекательную программу. Прости. — Всё и без программы было идеально, — Ибо переводит взгляд на вновь весело потрескивающее пламя. — У тебя замечательные родители. Я не думал, что с родителями может быть так легко… — Да, они замечательные, — соглашается Чжань, тоже глядя в огонь. — Но на самом деле, думаю, что они просто очень рады, что у меня появился друг. Я ни с кем близко не общался со времен средней школы… — Почему? — Ибо отвлекается от созерцания пламени, переводя взгляд на своего возлюбленного, в карих глазах которого играют всё те же языки пламени. Чжань молчит, прикусывая губу, тихо выдыхая. — Нет, ты можешь не говорить, если не хочешь… Или если тебе неприятно вспоминать что-то. Ван Ибо мысленно ругает себя за собственную бестактность, а еще глупость, потому что он, кажется, только что испортил настроение человеку, который ему нравится, потому что заставляет вспоминать, очевидно, не самые приятные моменты его жизни. — Сейчас это кажется смешным, — качает головой Сяо Чжань, бросая быстрый взгляд на друга, а после снова переводя взгляд на пламя. — Мне было тринадцать. У меня был друг, мы дружили очень крепко. Ну, так мне казалось тогда. Конечно, мы вместе учились, вместе ходили в футбольную секцию, вместе встречали все праздники… На самом деле, сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что были тревожные звоночки, которые надо было бы заметить. Но я их в упор не видел, ну или не хотел видеть. А потом мне начала нравиться девочка из нашего класса. Сильно-сильно. Ну, ты знаешь, как это — влюбиться в подростковом возрасте. Кажется, что земля с небом расстается от того, насколько хочется быть ближе. — Знаю, — кивает Ибо, чувствуя себя на данный момент приблизительно так же, пусть и его тинейджерство уже давно позади. — Ну вот я и рассказал этому другу об этом, — грустно улыбается Чжань, обхватывая себя руками. — И рассказал, что хочу пригласить ее в кино. В общем, если сократить эту душещипательную историю, этот друг вылил на меня морковный крем-суп, когда я пошел к ней во время обеда, чтобы позвать на свидание… Это выглядело ужасно, как будто мне на голову кто-то испражнился. Ну и с тех пор я старался ни с кем не сближаться. Ты первый за семь лет. Сейчас скажешь, что я гребаный социофоб… — Не скажу, — качает головой Ибо, отчего-то чувствуя потребность прямо сейчас оказаться ближе, потому что перед собой в данный момент он видит не взрослого уверенного в себе парня, а того ребенка: растерянного и обиженного. Ибо испытывает почти болезненную потребность защитить его, укрыть своими объятиями и просто быть рядом столько, сколько потребуется. — Это предательство. Предательство пережить сложно. Даже если сейчас тебе это кажется глупостью, тогда для тебя это таковым не являлось. Да ни для кого бы не являлось, на самом деле. — Знаю, — соглашается Чжань. — И вот, спустя семь лет, появился ты. — Почему я? — вдруг спрашивает Ибо. И он знает, что вопрос неправильный, что, возможно, этот парень и сам не знает на него ответа, ведь по-хорошему Ван Ибо сам влез в его жизнь, но… Но именно этот вопрос кажется важным, потому что именно в нем кроется ключ ко всему. — Не знаю, — честно отвечает Чжань, и медлит, прежде чем продолжить. Как будто собирается с мыслями. — Мне с тобой комфортно и… и мне плохо, когда тебя нет рядом. Думаю, если бы я попытался отгородиться от тебя, как обычно делаю со всеми, мне бы самому было куда больнее. Звучит как-то маньячно? — Ничего подобного, — успокаивает друга Ван Ибо, сжимая чужую руку прямо сквозь плед. — Надеюсь, ты и правда так думаешь, — усмехается Сяо Чжань, не убирая своей ладони, однако всё еще глядя на пламя. — Поэтому мои родители так удивились, когда я сказал, что приведу друга. Они, наверное, думали, что я умру в одиночестве, окруженный сотней кошек. В любом случае, мне нравится моя жизнь сейчас… И я правда больше не хочу вспоминать, что там и когда было. Было и было. — Ты прав, — Ибо вроде бы хочет убрать свою руку, но Чжань не позволяет. И не то чтобы Ибо имел что-то против. — У тебя замечательная семья, и теперь есть я… — А что насчёт твоих родителей? — интересуется младший, моментально ощущая, как хватка на его руке усиливается, правда, лишь на миг, а затем снова ослабевает. Чжань, наконец, поворачивается к другу, понимая, что тот всё это время смотрел на него. — Я… — Ибо как будто забывает слова, вместо этого тряся головой. — Мы не общаемся… С того самого момента, как мне стукнуло шестнадцать. — Расскажешь? — просто спрашивает Чжань. Он дает выбор, дает право сделать так, как считает нужным его собеседник, и просто ждёт, обнажив свою душу перед человеком, которого считает своим другом. И кто такой Ван Ибо, чтобы не ответить своему возлюбленному тем же. — Много причин на самом деле, — начинает Ван Ибо, всё так же не отрываясь от чужих глаз. Сегодня можно смотреть так. Глаза — зеркало души. И прямо сейчас они смотрят не просто друг на друга, но в душу, открывая и открываясь. — Мы жили не в самом благополучном районе, я вырос почти что на улице. Там же и научился водить байк. Там было много мигрантов из Мексики, так я выучил испанский… Это к слову о выборе профессии. А потом, когда мне было десять, отец сел за кражу. Через некоторое время мать лишили родительских прав, потому что всё пособие, которое ей выплачивали, она спускала на выпивку. Меня отдали в приют в возрасте шестнадцати лет. На самом деле, там было значительно лучше, чем дома. Поменялась школа, соответственно и мое окружение. Я скрывал, что живу в приюте. Даг тогда подогнал мне работу. И в восемнадцать я съехал на ту студию, где до сих пор и живу… Почему ты так на меня смотришь? Ибо видит то, как округляются глаза его друга, и ему почему-то становится смешно. Этот ребенок такой наивный. Ибо не удерживается и взъерошивает волосы на макушке парня напротив. — Что? Боишься меня теперь? — смеется старший, однако на самом деле ему не до смеха, потому что Чжаня ведь правда такая история может напугать. Едва ли он привык к подобному, едва ли встречался с таким где-то, кроме телеэкрана. — Плохой парень из трущоб… Но я не так плох на самом деле. — Я не боюсь, — усмехается Сяо Чжань, прикрывая глаза и искренне наслаждаясь тем, как двигаются пальцы в его волосах. — Просто… Спасибо, что рассказал. — Посмотри на себя, — мягко смеется Ибо, убирая руку. — Совсем сонный… На сентиментальности потянуло? — Да ну тебя, — распахивает глаза Чжань, выглядя до крайности возмущенным. — Пойдем спать. — Пойдем, — соглашается старший, поднимаясь с качелей, и протягивает руку другу, который тем временем кутается в плед, который, однако, всё же слишком большой для одного человека. — Так сильно замерз? — Нет, — коротко откликается Чжань. — Мне просто лень его складывать… — Какой хитрый Сяо Чжань, — лениво тянет Ибо, подгоняя друга. — Давай шустрее. Ты в пледе, а мне холодно. — Иди ко мне, обниму, — ржет Чжань, однако действительно немного ускоряясь. — Аккуратнее со словами, я же могу и поверить, — усмехается Ибо, догоняя друга и закидывая руку ему на шею. — Но я же быстро иду, — стонет младший, однако руку Ван Ибо не скидывает. — Я тебя за язык не тянул, — Ибо толкает дверь в дом и придерживает ее для Чжаня. — Мужчина должен отвечать за свои слова… — Ладно-ладно, — бурчит Сяо Чжань, пока парни поднимаются по лестнице. — Я тебе припомню. — Уже боюсь, — ржет старший, а Чжань прислоняет к губам палец, мол, надо быть тише. — Хорошо-хорошо. Сяо Чжань щелкает выключателем, и комнату озаряет приглушенный чуть розоватый свет ночника. — Тебе диван, мне кровать, — распоряжается хозяин, указывая другу на диван, заботливо застеленный постельным бельем. — Хорошо, — кивает Ибо, конечно, желая добавить, что очень уж хочется спать в одной кровати, но пусть Чжань и в приподнятом настроении, но это всё же перебор. Наверное… Хотя, может, всё же стоит попробовать? Как Чжань среагирует? Ибо медленно стягивает с себя футболку и джинсы, собираясь улечься на свой диван, однако тут же обнаруживает, что подушки у него нет. — Чжань, мне бы подушку… Ибо оборачивается к другу, который как раз успел стащить с себя брюки и теперь расстегивает рубашку, замирая на пуговице в районе живота. Нет, Ван Ибо не подросток, ему не тринадцать, чтобы сходить с ума от вида полуобнаженного тела, но рядом с Сяо Чжанем он чувствует себя настолько слабым, настолько голодным, что хочется смотреть постоянно, хочется делать своим, если честно. Но это невозможно. Хотя пялиться ему никто не запрещает, так ведь? — Странно, — тянет Чжань, отпуская ту пуговицу, которую собирался расстегнуть. — Мама вроде говорила, что тут две подушки. Парень откидывает собственное одеяло на кровати, обнаруживая там лишнюю подушку. — А нет, вот она, — улыбается парень, подхватывая одну из них и передавая другу. — Мама, наверное, случайно перепутала… — Угу, — кивает Ибо, судорожно сглатывая. Во рту так сухо. Кажется, нужна вода. Пусть внутренний голос и подсказывает, что нужна совсем не вода, а чужие губы, ощущение разгоряченной кожи под его собственными ладонями, тихие сладкие стоны, срывающиеся с тех самых губ, которые надо целовать, кусать, которыми надо попросту наслаждаться. — Тушу свет? — спрашивает Чжань, всё еще не до конца раздевшись. На самом деле он торопится с тем, чтобы погрузить комнату в почти полную темноту, потому что он чувствует этот взгляд на себе, он прекрасно знает, что он значит. А потому, не дожидаясь ответа, гасит свет, раздеваясь до конца уже в полной темноте. Сяо Чжань забирается под одеяло, накрываясь почти полностью, и в ночном сероватом мраке видит, как силуэт его друга делает то же. Однако, вопреки всему сказанному ранее, спать Чжаню не хочется, поэтому он просто лежит, глядя в окно на дальней стене, которое выделяется более светлым прямоугольником на черном фоне. Сегодняшний день был таким насыщенным, так много всего случилось, так много пришлось узнать и рассказать самому. Его к Ибо тянет. Не как к объекту сексуальных желаний, но как к человеку, который, кажется, поймет в любой ситуации, который поддержит и скажет что-то вроде «Ты справишься», а лучше «Мы справимся». Отрицать это притяжение бессмысленно. Но Чжаню всё еще не дает покоя поведение Ибо, его частые прикосновения, то, как он смотрит, то, какой тьмой застилается его взгляд, когда он, кажется, уходит глубоко в себя, туда, где мысли о самом сокровенном и желанном. И по-хорошему, Сяо Чжань может просто задать вопрос. В конце концов, такие ситуации разумнее всего решать словами через рот, но… Но, конечно, Чжань не спросит сразу по нескольким причинам. Во-первых, они друзья, а значит такой вопрос будет звучать странно, если ему действительно Чжань безразличен. Во-вторых, еще хуже будет, если его опасения подтвердятся, ведь он понятия не имеет, что ему делать при таком раскладе. Ведь… Ведь ему нравится Ибо, но совсем в другом ключе. — Чжань, — вдруг слышится со стороны дивана, произнесенное совсем тихо, а затем добавляется чуть громче. — Ты спишь? Сяо Чжань удивленно приподнимает бровь: он был уверен, что Ибо уже десятый сон видит. Но отвечать Чжань не торопится, потому что на самом деле боится того, что может сказать этот парень под покровом ночи, потому что темнота делает откровеннее, потому что она притупляет осторожность, потому что ночью, в конце концов, всегда кажется, что всё происходящее нереально, что все это сон, или же происходит с кем-то другим. Именно поэтому Чжань решает притвориться спящим. Утро вечера мудренее. Утром всё точно встанет на свои места. Но он ошибается, потому что уже через мгновение слышит негромкое шуршание одеяла, из-под которого прямо сейчас выбирается Ибо. И Сяо Чжань едва успевает закрыть глаза, прежде чем он чувствует, как на его кровать опускается дополнительный вес. Чжань напрягается, он не понимает, что в данный момент делает Ибо, для чего он это делает. В комнате ужасно тихо, а сердце младшего стучит так, что, кажется, вот-вот проломит грудную клетку, ну или как минимум его услышит Ибо, и его притворство раскроется. Но на самом деле это не так, потому что Ван Ибо явно ни о чем не догадывается, просто замирает в одной позе, сидя на постели младшего. Он не делает ничего долгие секунд десять, за которые в голове Чжаня успевают пронестись десятки возможных вариантов развития событий. Ему хочется приоткрыть глаза, чтобы посмотреть, что же, в конце концов, Ибо сейчас делает, но уже в следующую секунду его собственной щеки касаются прохладные пальцы. И Чжань забывает, как дышать, потому что пусть он знал, что такое может случиться, но едва ли за считанные секунды успел бы к этому подготовиться. Чужая рука поглаживает щёку, и парень весь обращается в осязание, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не начать дрожать всем телом. Задача осложняется тем, что дальше холодные касания спускаются на шею, ведут вдоль сонной артерии, под которой, стоит этому парню надавить чуть сильнее, очень красноречиво ощущается бешеная частота пульса, выдающая напряжение внешне спящего парня. Но Ибо не давит сильно, очевидно, боясь разбудить, а просто скользит дальше, чуть сдвигая одеяло вниз, обнажая острые ключицы и худые плечи, повторяет каждый контур. Ван Ибо касается аккуратно, эти прикосновения бы совершенно точно расслабляли, или даже возбуждали, не будь Сяо Чжань в столь взвинченном состоянии сейчас. — Такой красивый, — шепот едва различим в абсолютной тишине, но по ушам Чжаня он бьет нещадно. — Интересно, ты хотя бы представляешь, насколько ты мне нравишься? «Ну что, Сяо Чжань, ты хотел спросить? Хотел знать ответ? Вот он. Что ты будешь делать теперь?» — паникует внутренний голос. А Ибо тем временем укрывает своего возлюбленного снова, и Чжань теряет его, даже не предполагая, чего тот может коснуться в следующее мгновение. Он чувствует касание на губах. Ибо касается его губ, но не своими. Он всё еще использует пальцы, просто очерчивает контур, а затем резко отдергивает руку и вскакивает с кровати, отступая на несколько шагов назад так, будто бы сам испугался того, что только что сделал. Секундой позже Чжань слышит, как Ван Ибо ложится на диван, и с облегчением вновь открывает глаза, теперь уже окончательно не понимая, что ему делать и стоит ли сказать Ибо утром, что он не спал. В любом случае, едва ли этой ночью он сможет уснуть.