180 дней и 3 года

Kodaline — All I Want

Знал, что легко не будет, но всё равно пошел на это. Сяо Чжань переводит взгляд в окно, смотрит на проплывающие мимо фонари и фары едущих по соседним полосам машин и чувствует внутри какую-то иррациональную горечь. Прошло почти три года с того момента, когда он видел Ибо в последний раз. Три года с того момента, как Чжань на полном серьезе решил больше никогда не видеться с этим человеком, как оборвал все связи, уехав в Британию, чтобы закончить учебу уже там, чтобы попробовать забыть обо всем, что было. Чтобы вернуться после выпуска и на вопрос отца, какое из отделений отдать на его попечение, ответить «европейское». И в тот момент Сяо Чжань ориентируется на свой опыт, на свою практику в Европе и те исследования, которые он проводил будучи студентом. В тот момент он думает, что ему будет легче работать с теми странами, о которых он что-то уже знает, на изнанку которых он уже взглянул, пусть и одним глазком. Вот только когда Чжань узнает о том, что легче ему не будет как минимум из-за того, кто работает в этом отделе, менять свое решение уже поздно. Он знает, как посмотрят акционеры на его отца, когда он поставит их перед фактом, что один из отделов он передает в управление своему сыну, знает, что менять свое решение из-за того, что в его отделе будет работать человек, который однажды сделал настолько больно, что эта боль до сих пор отдается фантомной на том месте, где раньше было сердце, как минимум непозволительно. Потому что капризов здесь не потерпят. И он очень хорошо помнит, как сидел тогда еще в родительском доме, пролистывая профайлы сотрудников, и как перехватило дыхание, когда взгляд упал на подпись «Ван Ибо» напротив должности секретаря и переводчика. — Уволь его, — говорит тогда мама, от которой невозможно скрыть того, почему ее сын, шуршавший колёсиком мышки до этого момента, вдруг застыл, как громом пораженный. Он очень хорошо помнит, как качает головой в ответ, потому что на самом деле он не может сделать этого. Увольнять человека за личную обиду, о которой давно пора забыть — по-детски глупо. Увольнять хорошего сотрудника просто из-за того, что случилось в студенческие годы — самодурство. Начинать работу с увольнений — чревато. К тому же, увольнение Ибо может стать причиной того, что тот расскажет о том, что было в колледже, всем новым подчиненным Чжаня. И Сяо Чжань никогда не признается себе в том, что на самом деле просто хочет увидеть. Он старается об этом не думать, а потому не думает ни о причине того, почему их встреча все-таки должна состояться, ни о том, что случится с ним самим, когда они увидятся. Чжань пытается успокоить себя тем, что он просто хочет посмотреть, как изменился его студенческий друг. Но от абсурдного «друг» хочется истерически поржать. Странное мазохистичное желание, возможно, отчасти обусловленное болезненным «Вот посмотри на меня. Хуй ты меня сломал», а возможно, и желанием посмотреть в глаза того, кто всё-таки, блять, сломал, чтобы увидеть в них… «Что ты хочешь увидеть в них, Сяо Чжань?» — внутренний голос спрашивает, но Чжань не ответит. Потому что не сможет произнести простое слово «раскаяние». На самом деле, ему хочется, чтобы Ибо жалел о своем поступке, чтобы он мучился от него так же, как мучился сам Сяо Чжань, когда сдыхал от боли, лежа в кровати в общежитии колледжа, когда нельзя издать ни звука, чтобы не разбудить соседей. Наверное, со стороны родителей было правильным и логичным оставить его жить именно в общежитии, где всегда рядом есть люди, где их сын сблизится с кем-нибудь даже не потому, что ему хочется, а потому что придется. Но Сяо Чжань не сблизился, так и оставшись наедине с самим собой, осколками внутри и воспоминаниями о том, как это было. Он полностью отдался учебе, изучению рынков, каналов сбыта, типов потребителей. Это не могло заполнить ту звенящую пустоту в груди, но это было одной из тех вещей, которая никак не напоминала об Ибо и о том чувстве, которое разбило его сердце, но само не исчезло. И после Сяо Чжань нередко задумывался о том, как вышло так, что всего после пары месяцев отношений буквально всё в его жизни оказалось так или иначе связано с этим человеком. Как можно проникнуть так глубоко за такой промежуток времени? Как за шестьдесят дней можно оставить столько воспоминаний, что не выкинешь из головы, как ни пытайся? И время не лечит. Сяо Чжань понимает это отчетливо, когда спустя полтора года своего пребывания в Британии они с группой едут на побережье, когда в его лицо бьет влажный морской воздух, и когда память, будто срываясь с поводка, показывает тот вечер на Тайби, когда в воздухе точно так пахло морем и солью, и когда он сам окончательно понял, что он, кажется, влюбился в парня. В Ибо. Он не позволяет себе вспомнить, уезжает обратно в город тут же, потому что иначе… Иначе сорвется, и всё будет зря. Снова будет больно. Время не лечит. Оно всего лишь учит жить с тем, что осталось от сердца. Время покрывает осколки внутри слоем пыли от учебников, ошметками новых воспоминаний, которые тусклые и бессмысленные, но постепенно то, что имело острые края, прячется под толщей этого серого и безопасного. Боль никуда не девается, потому что хрустальное крошево всё еще там, но притупляется, показывая, что человек может привыкнуть к чему угодно. Сяо Чжань привыкает. Приходится привыкнуть. В какой-то момент он понимает, что без этого ощущения внутри он уже не он. Он не он без воспоминаний о том, что было между ним и Ван Ибо. Это осознавать горько и больно, потому что… Потому что чувствовать что-то к человеку, который уничтожил тебя изнутри, нельзя. И Чжань чувствует не по отношению к Ибо. Он чувствует бесконечную тоску по тому, что было. Он скучает по тому себе, который любил так искренне, который мог довериться другому человеку, который горел так ярко и жарко, не боясь сгореть, потому что рядом был тот человек, с которым хотелось разделить жизнь, и не важно, сколько им обоим осталось: один день или целая вечность. Главное, чтобы вместе. Он отпускает Сьюзан, как только вылезает из автомобиля. Та смотрит на Сяо Чжаня обеспокоенно, потому что он выглядит потерянным и расстроенным, но… Но никаких алгоритмов действий на случай подобной ситуации нет, а потому она мнется пару мгновений, прежде чем попрощаться, а затем уходит, как всегда, не оборачиваясь. Чжань живет в квартире на двадцатом этаже, куда лифт едет, кажется, целую вечность, даром, что скоростной. Парень облокачивается плечом о металлическую стенку, прикрывая глаза. Чёрт, он же и правда знал, что легко не будет. Чего он ждал, в конце-то концов? Что сможет спокойно смотреть на человека, который был самым важным, который ударил подло, неожиданно, который вытравил последние крупицы способности доверять? Лифт пищит, оповещая о прибытии, и Чжань покидает кабинку, двигаясь как будто на автомате. Дверь отворяется бесшумно, однако Стелла все равно слышит хозяина, а потому выходит из комнаты, потягиваясь. Сяо Чжань все еще испытывает перед ней угрызения совести из-за того, что уехал, оставив всех своих любимцев в Штатах, и из-за того, что его малышка заболела сразу после того, как он покинул дом. И он ужасно благодарен за то, что она сейчас, как и раньше, встречает его каждый день после работы. От Кианы и Бастет, которые сейчас тоже живут с ним, такого не дождешься. Эти двое наверняка все еще дрыхнут где-нибудь. Проснутся, только когда Чжань зашуршит кормом. И кошек, конечно, надо покормить, а потому Сяо Чжань быстро моет руки, на время отодвигая мысли, которые теснятся недовольно, но все же дают небольшую отсрочку, зная, что у них будет еще время ночью, чтобы заполнить всю голову, не давая уснуть, заставляя снова чувствовать. Стелла получает еду первой, затем Киана, которая чуть обгоняет Бастет. Черная кошка приступает к ужину последней. А Чжань выходит на балкон, где совсем темно. Темнота неба сливается с линией горизонта, а потому кажется, будто освещенный город подвешен в пустоте, куда ни глянь — везде бесконечная тьма. Чжань облокачивается на перила, глубоко вдыхая прохладный воздух, наслаждаясь редкой секундой спокойствия. Однако это действительно секунда, потому что телефон в заднем кармане вибрирует, Сяо Чжань достает его и выдыхает с облегчением, обнаруживая, что звонящий — Сяо Инь. Он смахивает зеленый значок влево, поднося телефон к уху. — Чжань-Чжань, — щебечет в трубку мама. Внутри становится немного теплее. — Как всё прошло? — Хорошо, — даже почти не врет ее сын. Он воздерживается от того, чтобы рассказать маме о том, что Ибо явился, даже не открыв документ, по которому он должен был подготовиться. Вообще в его интересах как можно меньше упоминать Ибо при матери сразу по нескольким причинам: во-первых, она его ненавидит, будучи не в состоянии простить за то, какую боль он причинил ее сыну. Во-вторых, она настаивала на том, чтобы Сяо Чжань уволил Ван Ибо. Чжань отказался, и теперь ему не хочется слышать от мамы хоть что-то похожее на «я же говорила». Нет, конечно, у Сяо Цзэ более чем достаточно полномочий, чтобы уволить какого-то секретаря, но ни он, ни его супруга не сделают этого просто из уважения к стремлению сына сделать всё самостоятельно. — В понедельник подписываем договор. — Правда? — вскрикивает Сяо Инь, искренне радуясь за свое чадо. — Почему сразу не позвонил? Надо было домой приехать! Можно было бы отметить! — Отмечать пока нечего, мам, — невольно улыбается Чжань. — Я только вернулся, как раз хотел позвонить. Он врет, но волновать маму не хочется. В конце концов, он уже изрядно потрепал ей нервы три года назад. Он все еще помнит, какой бледной была она, когда пыталась узнать, что же всё-таки произошло, как ее маленькое худое тело дрожало, а ледяные ладошки сжимали его собственные. — Приезжай тогда завтра? Я соскучилась, — просит мать, и Чжань не может и не хочет отказывать. — Мы виделись три дня назад, — невзначай напоминает он. — Я приеду, мам. — Мне кажется, или ты грустный? — от Сяо Инь невозможно ничего скрыть. И ситуация не изменилась даже с переездом Чжаня. — Точно всё нормально? — Да, — без запинки отзывается Сяо Чжань. — Я просто перенервничал… А теперь адреналин отпустил, и я слегка подтормаживаю. Прости. — Ничего, — смягчается женщина. — Ложись пораньше сегодня. Тебе нужно высыпаться. О да, высыпаться ему действительно нужно, но когда он, спустя сорок минут, искупавшись и просмотрев рабочую почту, забирается под одеяло, сна нет. И не будет. Это Чжань знает. Вчера тоже не было. Но он все же закрывает глаза. Перед ними всплывает сегодняшний образ Ван Ибо. Да уж, он точно собирался сегодня не на деловую встречу. Понял неправильно? Решил, что Сяо Чжань пригласил его на тет-а-тет? Вряд ли… Хотя Ибо ведь может думать, что у Чжаня что-то осталось к нему? Или это просто попытка снова подобраться поближе? Да, скорее всего последнее. Не зря же он уже второй день толкует о том споре, якобы того не было, или что он был отменен. Для Сяо Чжаня каждое воспоминание о том споре болезненное. Он бы с удовольствием избавился от каждого из них, оставив от всей той боли лишь четкую установку «Не наступать на те же грабли». Он не хочет вспоминать об этом, как не хочет, чтобы Ибо напоминал ему о прошлом. Решение забыть о былом далось Чжаню нелегко, и поползновения Ибо ощущаются как попытка еще раз полоснуть по едва затянувшимся ранам. И у него получается, потому что над своими эмоциями у Сяо Чжаня не получается удержать контроль, он тонет в той злополучной рождественской ночи снова. Ощущая ту так, будто это происходит с ним опять. «Вспомни-вспомни», — внутренний голос не жалеет, сдувая с осколков спасительный слой пыли. — «И не допускай тех же ошибок». И нет, он не допустит. Такой роскоши он себе не позволит. Он изменился достаточно, чтобы не подпустить к себе этого человека снова. Да и вообще людей. От этого удовольствия на пару месяцев, а боли потом далеко не на три года. Зачем Ибо второй шанс? Еще не всё показал в прошлый? Не добил? Рассчитывает, что Чжань забыл? Решил, что если его не уволили, значит у него есть все шансы провернуть тот же трюк, что и три года назад? А цель? Карьерный рост? Деньги? Или что-то более эфемерное? Попытка показать Сяо Чжаню, какой он идиот, еще раз? Чжань невесело усмехается, переворачиваясь на другой бок. Почему он вообще думает об этом сейчас? «Потому что это сделало тебе больно тогда. И делает до сих пор. Пока ты помнишь об этом, ты не допустишь той же ошибки», — устало и уже как будто привычно подсказывает внутренний голос. — «Пусть делает, что хочет. Просто не ведись, не доверяй своё сердце снова.» — Было бы что доверять, — шепчет Чжань, на что Киана приподнимает сонную мордашку, думая, что хозяин обращается к ней. — Спи, малышка… Сяо Чжань указательным пальцем гладит питомицу между ушками, чувствуя, как под негромкое мурчание ему становится немного спокойнее. Ведь правда. Ему не обязательно думать об Ибо вообще что-то. Он секретарь. Его коллега и помощник. На него придется полагаться, когда дело касается рабочих вопросов, но не чего-то иного. Это ведь не должно быть сложно? Чжань почему-то вспоминает чужие глаза, которые заглядывали в его собственные, чужую руку на своем плече, держащую так цепко и отчаянно. Как можно лгать с таким выражением лица? Какие актерские навыки, Ван Ибо… Где-то внутри ёкает предательским «а что если?» Что если его слова не ложь? «Только не это», — взвывает внутренний голос так, что черепная коробка взрывается болью. — «Совсем идиот? Тебя хоть чему-то жизнь учит? Люди не меняются. Хочешь того же, что было тогда — пожалуйста. Ни в чем себе не отказывай. Но когда в следующий раз будешь подыхать — меня не зови. А свяжешься с ним — так и будет.» И Чжань согласен. Потому что воспоминания все еще свежие, потому что тогда у него внутри и правда всё ломалось. Крошилось. И так и не восстановилось. И вряд ли когда-то восстановится. Конечно, возможно, эти раны затянутся спустя какое-то время, но осколки так и останутся там, внутри, будут царапать и напоминать. Доверять — давать человеку нож и поворачиваться к нему спиной в призрачной надежде, что он не вгонит его в спину по самую рукоять. Глупо. Однако он уже дважды допустил эту ошибку, хотя знал, каким будет исход. «Третьего раза ты не переживешь», — без каких-либо эмоций сообщает внутренний голос. И Сяо Чжаню почему-то становится страшно. Выходные пролетают моментально. Вот Сяо Чжань в субботу утром садится в машину, чтобы добраться до родительского дома, а вот он уже заводит будильник на понедельник, чтобы не проспать первый рабочий день недели. Но, надо сказать, уикэнд, проведенный с семьей, аккуратно возвращает его в колею, из которой он едва не вылетел в пятницу вечером благодаря Ван Ибо и его «разговорам». В воскресенье ночью Чжань закрывает глаза с мыслью о том, что надо быть с ним аккуратнее. Не позволять ему заигрываться. Иначе ни до чего хорошего это не доведет. В любом случае, утром в понедельник Сяо Чжань морально готов к тому, чтобы больше не задумываться о пресловутом «а вдруг», потому что времени на это не остается совершенно. Ему слишком много надо успеть сделать, а сроки давят бескомпромиссно. Сегодня ему нужно провести собрание отдела. Сообщить коллегам то, что они переезжают в Европу на неопределенный срок, и выслушать, что каждый из них думает насчет этого. Но прежде надо закончить дело, начатое за деловым ужином в пятницу. Именно поэтому, когда Сяо Чжань утром в понедельник быстрым шагом входит в отдел, первое, что он говорит после приветствия: — Тайлер Эванс, просмотрел документы с пятницы? — Да, — успокаивает Сяо Чжаня ответ. — Договор почти готов. Нужно уточнить у Вас кое-какие детали. — Отлично, — Чжань улыбается, чуть выдыхая, потому что он действительно боялся, что Ибо забудет отправить Таю документы. Не забыл. Что ж, вероятно, пятничную оплошность всё же придется простить. — Зайди ко мне через пару минут. Чжань замирает на мгновение перед своей дверью, ломаясь дилеммой: с одной стороны, лишний раз встречаться с Ибо не хочется, с другой — поддерживать рабочие отношения такими, какими они должны быть — это вполне нормально. По-хорошему, Сяо Чжаню сейчас хочется кофе и немного привести мысли в порядок. И с одной из этих вещей Ван Ибо точно сможет помочь. — Ибо, — всё же Чжань склоняется к последнему варианту. — Кофе как в прошлый раз и расписание на эту неделю. С правками. Сяо Чжань не дожидается, пока его секретарь утвердительно кивнет, заходит в свой кабинет, оставаясь один. Даже без молчаливой Сьюзан за спиной. Он снимает пиджак, вешает его на вешалку рядом со входом, щелкает кнопкой включения компьютера и подходит к окну, дожидаясь, пока операционная система запустится, предварительно прогрузив все обновления. Утром Атланта тоже сияет. Особенно в солнечные дни, когда свет отражается от многочисленных зеркальных окон небоскребов, пуская ослепительных солнечных зайчиков вприпрыжку по таким же бесконечным стеклянным гладям соседних зданий. Ярко, даже несмотря на синий фильтр на окнах в кабинете. Глаза начинают болеть очень быстро. На закате это выглядит однозначно красивее. Тайлер Эванс не опаздывает. Он стучится спустя ровно две минуты после того, как дверь кабинета Сяо Чжаня закрывается. — В принципе, всё готово, — сообщает юрист то, что Чжань уже знает. — Пара вопросов в пунктах об ответственности в случае преждевременного расторжения договора и/или прекращения исполнения обязательств. Сяо Чжань открывает файл с договором, скинутый Тайлером две минуты назад. Юрист настаивает на том, чтобы он ознакомился со всеми пунктами. И Чжань полностью погружается в обсуждение, а потому даже не замечает того, как рядом с его ладонью появляется чашка с кофе, а на край стола ложится аккуратный листок с распечатанной экселевской таблицей, пестрящей цифрами времени и наименованиями мероприятий. На договор уходит около двух часов, потому что в конечном итоге приходится перекроить сразу несколько аспектов. Во всяком случае, когда в дверь кабинета стучит Ибо, заглядывая, чтобы напомнить о запланированном совещании, Чжань и Тайлер прорабатывают последние спорные моменты. Вообще, конечно, Ибо мог просто поднять трубку и нажать на единичку для соединения с кабинетом, но зачем-то пришел лично, останавливаясь у дверей, явно ожидая, чтобы отправиться в конференц-зал вместе. Наверное, он и должен себя так вести, а может, и нет. В любом случае, Сяо Чжань не задумывается об этом в данный момент, потому что ему нужно быстро пробежаться по плану собрания, составленному в субботу вечером, а после сразу идти к уже собравшимся подчиненным. Он отпускает Тайлера отправлять договор их итальянским партнерам, сам тем временем быстро открывая документ с заметками и проглядывая основные тезисы. — Мне написали ЮнБилдКорп, — произносит Ибо, всё еще стоя около двери. — Предложили встречу на этой неделе… — Отцовские инвесторы, — тянет Чжань вслух, тем временем мысленно прикидывая, что людям, вкладывающим деньги в американский БигПич, получая при этом долю прибыли и эксклюзивные заказы, могло потребоваться от его малюсенького европейского подразделения. Деньги? Или перспектива на…? На что? — Я ответил, что у тебя занята вся неделя, — продолжает Ибо, как будто не слыша реплики своего босса. — У тебя и правда ни дня свободного. — Попробуй перенести встречу с ними на следующую, — говорит Сяо Чжань, блокируя планшет и поднимаясь со своего места. С одними из основных инвесторов отца встретиться надо в любом случае. — Я попробовал, — откликается Ван Ибо. — Они сказали, что у них есть «предложение, от которого сложно отказаться». Ибо пальцами обозначает кавычки, Сяо Чжань замирает, положив ладонь на ручку двери, а затем оборачивается к Ибо, который следует по пятам, едва не налетая на своего руководителя, когда тот резко останавливается. — Значит, надо согласиться на встречу, — говорит Чжань, хотя он прекрасно понимает, что это немного слишком. С другой стороны, чем больше работы, тем меньше времени и сил на деструктивный бред. — Я посмотрел расписание. В четверг обед свободен. Предложи им этот день. — Ты же помнишь, что там планерка у директора Хилл, — отрицательно качает головой Ибо. — А потом мы едем на согласование бюджета для переезда. — Помню, — кивает Сяо Чжань, чуть хмурясь. — Но между ними есть обед. Мы же можем поесть с пользой? — Мне кажется, что ты слишком нагружаешь себя с первой недели, — замечает Ибо, и Чжань едва успевает прикусить губу, чтобы не выдать грубое «Тебе какое дело?» В конце концов, Ибо его секретарь. Грамотно распределенное время — его обязанность. Конечно, если что-то выбьется из расписания, вина будет и на нем отчасти. К тому же, каждая новая встреча Сяо Чжаня — минус из личного времени Ван Ибо, потому что он как секретарь — его помощник и правая рука. Но об этом думать Чжань не станет, потому что Ибо знал, на что шел, потому что он его предупредил, потому что если что-то не устраивает — заявление по собственному желанию и вперед на свободу. И нет, Сяо Чжань не поверит в то, что это может быть простым беспокойством за здоровье человека, который когда-то был очень близким. Больше не поверит. — Предложи им обед четверга, — Сяо Чжань отворачивается и нажимает на ручку двери. — Об их ответе сообщи незамедлительно. Чжань нарочно говорит слишком холодно. Так, чтобы у этого парня и мысли не мелькнуло о сомнениях, которые всё же вопреки всему поселились в его сердце. — Хорошо, — к удивлению Сяо Чжаня, Ибо больше не пререкается, просто делает пару пометок в планшете, а затем молча следует за ним. Покладистость Ван Ибо настораживает. Чжань знает его и знает, что этот парень не из тех, кто так легко отступает от своего мнения. «Да не знаешь ты его. Сколько можно?» — вставляется внутренний голос в размышления Сяо Чжаня, моментально их пресекая. Действительно. Ван Ибо, которого он когда-то знал, был упёртым, самоуверенным, забавным, самую малость безбашенным и самым лучшим на свете. Но настоящего Ван Ибо он не знал никогда, поэтому сейчас… Сейчас ему предстоит просто работать с совсем другим человеком. И Сяо Чжань может любить того Ибо хоть вечность. Так любят персонажей из книг и героев аниме, зная, что они вымышленные и никогда не будут иметь ничего общего с реальностью. Реальным людям лучше не доверять. От нового витка рассуждений, от которых уже подташнивает, Чжаня спасает дверь в конференц-зал, куда он, недолго думая, входит уверенным шагом. Презентация для сегодняшнего собрания уже запущена, а проектор здорово прогрелся, выдавая четкое изображение. Сяо Чжань окидывает взглядом всех присутствующих. Кто-то смотрит на него, кто-то на экран, однако все явно во внимании. Даже Моника, которая привычно скептично настроена, не отрывает взгляда от интерактивной доски, куда проецируется изображение. Ибо опускается на место по левую руку от Сяо Чжаня, оказываясь между ним и Майклом. То ли специально, то ли случайно. Это тоже не та вещь, о которой будет задумываться Чжань. Не сейчас. — В конце прошлой недели вы все предоставили мне отчеты по тем результатам, которые имело наше отделение на протяжении нескольких последних лет, — начинает Чжань. — Из хорошего: результаты стабильные, из плохого: они слишком низкие. Руководитель отдела перелистывает слайд презентации, останавливаясь на двух графиках, изображенных в одной системе координат. — Начнем с продаж, — Сяо Чжань на миг задерживает взгляд на Дарсии Томас, которая заметно напрягается, стараясь держать спину абсолютно ровной. Вообще, эта девушка вызывает у Чжаня чувство профессиональной симпатии. В ее отчете всё разложено по полочкам настолько, что ознакомление с ним было бы удовольствием, не будь цифры в нем столь ужасны. — Продажи по всей Европе, конечно, недостаточные. Особенно с нашим новым курсом. На графике вы все прекрасно видите, насколько желаемое отличается от действительного. Красная кривая — то, что мы имеем, зелёная — к чему стремимся. Приятен тот факт, что продажи почти не зависят от сезонности, с другой стороны, это отличная возможность поднять их в канун праздников. К слову о праздниках… Чжань снова листает слайд, теперь поворачиваясь к Монике Росс. — Нам нужны рекламные кампании к каждому из праздников. На носу Рождество, даю тебе неделю. В понедельник у меня должен быть рекламный проект, — спокойно говорит Чжань, кивком головы указывая на планшет перед менеджером по рекламе, чтобы та сделала хоть какие-то пометки. — Если не будешь справляться, попроси помощи у ребят из мексиканского отдела. Они не откажут. Насколько я знаю, у них уже все готово. Наша цель — посмотреть, сможем ли мы повысить продажи в предпраздничное время достаточно, чтобы действительно подстраивать производство к календарю. Нужно, чтобы реклама затрагивала все слои населения, кто может есть наши персики. Начиная от школьников и заканчивая стариками. — Это будет уже не одна реклама, — тянет Моника, морща нос. — Это очень объемное задание. — Согласен, но неделя — более чем достаточный срок, — мягко, но твердо произносит Сяо Чжань. Его тон не терпит возражений, а потому Росс кивает, наверняка мысленно проклиная своего нового босса. — Я хочу, чтобы вы работали вместе с Майком. Майкл Беннетт, сориентируй Монику по группам потребителей. Обсудите, как и кому преподнести нашу продукцию. Не забывайте, что это праздник, а потому вся Рождественская мишура приветствуется… — Что-то вроде «сбывшихся желаний»? — предлагает Майкл, царапая что-то на листке бумаги перед собой. — Думаю, для детей идеально… А для подростков что-то про магию романтики и поцелуев под омелой? — Да, — кивает Сяо Чжань, сглатывая откуда ни возьмись появившийся ком в горле. — Все ждут чуда на Рождество. Отлично, Майк. — Я вообще смышленый, — фыркает Беннетт, поднимая на босса лукавый взгляд, который последним, однако, полностью игнорируется. Нет, Чжань прекрасно знает, что он значит, а также может предположить, чего хочет Майк. Это пока не слишком похоже на флирт, но подобные невербальные сигналы обязательно в него превратятся. Вот только никакого ответа на него этот парень не получит. Не потому что с ним что-то не так. Скорее, что-то не так с Сяо Чжанем. Он пробовал, пока жил в Англии. Пару раз. Сначала с девушкой, потом с парнем, вот только ощущение того, что всё это не то, не покидало ни на мгновение. Чувство пустоты никуда не желало пропадать, напротив, ощущаясь неизмеримо горше, а осколки сердца почему-то резали больнее, будто то, что осталось там, внутри, израненное, раскрошенное, чувствовало фальшь и бессмысленность попыток Сяо Чжаня. И он перестал пытаться. В этом просто не было смысла, пока он был влюблён в то, что было тогда. Осознание того, что ему не нужно что-то подобное, а необходимо именно то, приходит как-то неожиданно. И остается аксиомой, для которой доказательства не нужны. — В каком это месте? — хмыкает Ибо, обращаясь к Майклу. — Во всех и сразу, если ты понимаешь, о чем я, — мурлычет Беннетт, не отводя глаз от своего начальника. — Вот и отлично, — расплывается в широкой улыбке Сяо Чжань. — Раз ты такой способный, думаю, вы с Моникой управитесь и до пятницы! — Ах ты ж зараза, — рычит на Майка женщина, у которой дедлайн неожиданно приблизился еще на день, исключая выходные, под тихий смешок Ван Ибо, очевидно, чувствующего себя победителем в этом раунде. — Еще сегодня я хотел обсудить с вами следующее, — Чжань привлекает внимание всех присутствующих к экрану. — Если бы вы придумывали новый продукт, который бы готовился из персиков и который можно было бы использовать как один из способов покорения Европы. Что бы это было? Ему не обязательно быть принципиально новым, он может быть новым только для нашей фирмы… — Персиковая смазка, — Ибо почему-то выглядит слишком радостно, кажется, ощущая себя в какой-то степени в безопасности. Тайлер, сидящий справа от Сяо Чжаня, тихо фыркает, а Дарсия манерно закатывает глаза. Чжань разделяет ее эмоцию. — Ибо, прекрати разводить балаган, — делает замечание Сяо Чжань, борясь с желанием пнуть Ибо под столом. — Зануда, — не успокаивается парень, все еще широко лыбясь и пытаясь поймать взгляд своего непосредственного руководителя. У Чжаня от этого «зануда» внутри почему-то заходится чем-то болезненно-сладким, чем-то родным, но очень грустным. Ответ крутится на языке, но… Но Чжань его не произнесет, потому что это всего лишь провокация. Ибо просто пользуется тем, что есть вещи, которые их объединяют, которые только их. Пользуется. Пачкает. Портит. — Ван Ибо, соблюдай субординацию, — Чжань сам не понимает, откуда в его голос просачивается горечь. Сам пугается этого, встречаясь взглядом с Ибо, который больше не смеется, но смотрит внимательно, явно заметив неуловимое изменение. — Да, — Ибо, наконец, отводит взгляд, упираясь им в стол. За столом повисает тишина, которая, однако, нарушается уже через мгновение. — А может, детские пюрешки? — неожиданно вставляется Майкл, отвлекая на себя внимание помрачневшего босса. — Их все любят. — Хорошая идея, — кивает Чжань, отодвигая произошедшую ситуацию на задний план. В конце концов, у него совещание. Какой смысл пререкаться с собственным секретарем, который просто не умеет держать язык за зубами? — Ещё варианты? — Что-то для пп-перекусов, — предлагает Дарсия. — Например, я люблю фруктовую пастилу. Всегда хотела, чтобы у БигПич появилась своя фирменная. — Звучит отлично, — соглашается Сяо Чжань, чувствуя, как напряжение отпускает. И почему-то невыносимо хочется посмотреть на Ибо. Ему вдруг кажется, что он был слишком резким. Ведь, в конце-то концов, это была простая шутка с целью разрядить обстановку и продолжать беседу в полунеформальном ключе. Не стоило указывать Ибо его место просто потому, что он, кажется, сам его прекрасно знает. За столом сам собой поднимается шум, который Сяо Чжань не пытается контролировать, давая коллегам возможность вдоволь покидаться уже более бредовыми идеями вроде тех, что можно, например, брить персики и шить из них шубы. Ибо в обсуждении не участвует. Его глаза прикованы к планшету, где он, хмурясь, что-то печатает. Чжань уже почти открывает рот, чтобы спросить, что заняло внимание Ван Ибо настолько, что тот даже не принимает участия во всеобщем хаосе. И в глубине души он знает, что относись он к Ибо так же, как и ко всем присутствующим в этой комнате, обрывать его шутку он бы не стал. Он же не одернул Тони за то, что он, давясь смехом, выдал похабную историю о персиковой косточке, застрявшей в неподобающем месте одного его давнего знакомого. Он знает, что это называется «двойные стандарты». И иметь таковые очень неправильно для руководителя. — Господин Сяо, — вдруг в общем гомоне Чжань слышит обращающийся к нему голос Майкла и инстинктивно оборачивается к нему. — А к чему этот вопрос? Мы собираемся выпускать что-то новое? — Возможно, — кивает Чжань, пока шум понемногу утихает. — Мы вполне могли бы открыть дополнительный цех по производству пастилы или… статуэток из персиковых косточек, как предложила Моника. Хотя, как по мне, это больше искусство, нежели пищевая промышленность. Но поставлять их из Штатов в Европу — немного накладно. Вы так не думаете? — Так и есть, — соглашается Энтони Фостер. — На самом деле, по моим расчетам, увеличение поставок абсолютно нерентабельно, потому что мы на логистику и издержки потратим больше, чем выручим по итогу… — Ты совершенно прав, — кивает Сяо Чжань, кивая на слайд, который как раз подгружается за его спиной. — Такими темпами двадцатипроцентного прироста нам не получить. — Вот и рассыпались наши амбиции, — Моника вроде бы ни к кому конкретному не обращается, однако Чжань прекрасно знает, на кого направлен ее негатив. — Что за амбиции такие, если их так легко разрушить, — усмехается Ибо, наконец, отрывая взгляд от планшета. — И правда, — улыбается Чжань, совершенно без зазрения совести смеряя Ибо благодарным взглядом и получая широкую улыбку в ответ. Осколочки в груди отчаянно звенят, однако не режут, и это уже само по себе чудо. — Боюсь, мы не можем отказаться от своей цели так легко. Поэтому я принял решение о переезде нашего отделения в Европу и расширении штата, потому что тот объем, на который мы рассчитываем, никак не осилить всемером. — Переезд? — переспрашивает Моника, наверное, считая, что сынок генерального директора, должно быть, обдолбался. — Да, — кивает Сяо Чжань, молчит с пару секунд, а затем продолжает. — Я понимаю, что для каждого из вас это нелегко и даже страшно. Если вы по тем или иным причинам не можете покинуть Штаты или просто не хотите, я не стану настаивать. Вас переведут в другое отделение. Конечно, ни о каких увольнениях речи здесь не идет. Этот отдел будет приносить прибыль, только если и мы с вами, и производство будут находиться в непосредственной близости от рынка сбыта. Поэтому, как я считаю, это единственный способ добиться тех целей, которые ставит перед нами компания. Сяо Чжань замолкает, обводя всех присутствующих долгим взглядом. На лицах большинства потрясение, однако недовольным ни одно из них назвать нельзя. Конечно, радоваться такому сомнительному достижению глупо, но Чжань выдыхает уже как минимум от того, что никто из этих людей просто не встал и не вышел, едва заслышав про переезд. — На данный момент, — продолжает он уже куда смелее, — мы подыскиваем подходящее помещение для офиса, а также помещения для того, чтобы развернуть производство. Ориентировочно, мы переезжаем через месяц после Рождества, но ответ о своем решении я прошу вас дать мне до Сочельника. — А зачем так долго тянуть? — кажется, Майкл едва дотерпевает до конца речи своего руководителя. — Я в деле. — Как будто кто-то сомневался, — фыркает Тайлер. — Присоединяюсь. Думаю, это будет интересный опыт. — Я тоже, — подает голос Дарсия. — Я вообще считаю, что это отделение в Европе и надо было открывать. Толку-то от европейского отделения в Штатах? — Я согласен с мисс Томас, — преувеличенно официально говорит Тони Фостер. — Но я пока не могу с уверенностью сказать… — Я тоже, — не дает коллеге договорить Моника Росс. — У меня здесь семья вообще-то. Дети и муж. — Поэтому я не требую ни от кого моментальных решений, — терпеливо повторяет Сяо Чжань, однако чувствуя в душе такую лёгкость, что хочется смеяться: ему не придется набирать новую команду с нуля, однако он всё еще мыслит трезво, поэтому поспешно добавляет. — Даже те, кто согласился, обдумайте всё еще раз. — Зачем? — ликует Майкл, отмахиваясь от разумных слов Чжаня. — Представляете, господин Сяо… Париж, ночь, Эйфелева башня, вино… Кстати, какое вино вы предпочитаете? — У тебя на такое всё равно денег не хватит, — шипит на него Ибо. И наверное, это можно было бы расценивать как шутку, однако у Сяо Чжаня от такого шепота волосы на затылке встают дыбом. — С чего ты взял, что это будет Париж? — усмехается Сяо Чжань, намеренно игнорируя Ибо, однако во избежание конфликта уводит разговор в другое русло. — Это же самый романтичный город на земле, — расплывается в широкой улыбке Майк так, что Моника закатывает глаза, а Тайлер Эванс качает головой, мол, доиграешься ты, парень. — Думаю, на этой позитивной ноте мы можем собрание закончить, — смеется Сяо Чжань. — Энтони, забери мистера Беннетта и налей ему воды, а то он у нас слишком впечатлительный. — А что по жилью, господин Сяо? — спрашивает Дарсия, когда все остальные уже направляются к выходу из конференц-зала. — Компания будет арендовать жилье для сотрудников, — откликается Чжань. — Как только найдем помещение под офис, примемся за жилье. Если будут возникать вопросы, лучше спрашивайте сразу. Дарсия кивает как будто бы за всех, а затем покидает зал, в котором остаются Сяо Чжань, Ван Ибо и Майкл Беннетт, который копается в своей папке подозрительно долго, затем бросает быстрый нечитаемый взгляд на Ибо, стоящего подле Чжаня, который что-то быстро-быстро пишет на листке бумаги, а затем тоже уходит из кабинета. Дверь за Беннеттом закрывается с тихим щелчком, после которого Сяо Чжань моментально распрямляется, комкает листок и швыряет его в мусорку. Ему честно не хочется, чтобы Майкл пытался с ним флиртовать или как-то иначе обозначать свое внимание, а поэтому он просто не дает подчиненному такой возможности. — Поздравляю, господин Сяо, с успешно инициированным переездом, — усмехается Ибо, глядя на своего босса. — Спасибо, — Чжань улыбается в ответ, не особо понимая, почему Ван Ибо всё еще не на его рабочем месте. В конце концов, с ним таких проблем, как с Майком, быть не должно. Они же всё выяснили еще в пятницу. Верно? — Я не ожидал, что они так легко согласятся почти все. — А я не сомневался, — просто говорит Ибо, как будто предлагая Чжаню погадать, почему же он был так уверен. Однако вместо этого тот спрашивает другое. — Ну а ты? — Чжань смотрит Ибо в глаза, инстинктивно сжимая в пальцах спинку стула, на котором он только что сидел, потому что иначе, он, кажется, вот-вот упадет. Что там он говорил о том, что готов спокойно работать с этим парнем? Кажется, он ошибся. «Дело не в парне», — поправляет он сам себя, прекрасно понимая, что смотрит он сейчас на Ибо во все глаза просто потому, что раньше в такие моменты этот человек всегда целовал его, а потом шептал что-то глупо-нежное на ухо. И он просто скучает по этому ощущению. И блять, пусть Ибо врал ему о том, что чувствовал, чувства Чжаня были искренними. Были. И остаются. — Что я? — не понимает Ибо, сводя брови. — Я рассказал тебе о переезде, но не спросил, поедешь ли ты? — просто поясняет Чжань, снова выслушивая, как внутренний голос настойчиво рекомендует оставить этого парня в Америке под каким-нибудь предлогом, даже если тот согласится. — Смеешься? — приподнимает бровь Ибо, глядя вроде и насмешливо, но всё равно как-то болезненно. — Я искал тебя три года, я твоей матери в лицо кричал, что полечу за тобой на край света, и ты после этого меня еще спрашиваешь? И вот теперь осколки, звеневшие какой-то давно забытой мелодией внутри, снова шевелятся, снова ворочаются под толстым слоем пыли и новых забот, будто желая пробиться наверх, снова засиять, снова раскроить всё то, что едва успело затянуться, снова ввергнуть Чжаня в ад ноющей неуёмной боли. Зачем? Зачем он, чёрт возьми, говорит это? Зачем делает то, что просили не делать? Неужели так хочется сделать с ним всё это снова? Или какая у всего этого цель? Сяо Чжань отступает от Ибо на шаг назад, однако будучи не в силах оторвать взгляд. Внутри снова больно, снова саднит и ноет, разбуженное очнувшимися осколками его сердца. И в голове мелькает глупая, по-детски наивная мысль, что они еще могут собраться воедино, прежде чем внутренний голос, будто задремавший на миг, твёрдо говорит «Не верь». И хрустальные льдинки успокаиваются, снова замирая в своем спокойном забытьи. Сяо Чжань отводит взгляд, переводя его на окошко со всё еще открытой презентацией, и тянется рукой к мышке, чтобы ту закрыть, делая вид, что не слышит тихого вздоха Ван Ибо. — Кстати, ты просил незамедлительно сообщить тебе, когда ЮнБилдКорп ответят по поводу встречи, — переводит тему Ван Ибо. — И что они? — Чжань хватается за протянутую соломинку, однако не чувствуя благодарности. — Они согласны встретиться на следующей неделе, — усмехается Ибо. До Сяо Чжаня смысл его слов доходит лишь через секунду, он резко поворачивается к своему секретарю, широко распахивая глаза. — Что ты сейчас сказал? — Чжань почти смеется, потому что ему чертовски не хотелось встречаться с этими людьми в четверг и уж тем более на ланче. — Как тебе удалось? — Порой я бываю очень убедительным, — широко улыбается Ибо, и у одного Сяо Чжаня в его больше не существующем сердце всё же поселяется робкое «а может?.»