Natasha Blume — Black Sea
Створки лифта разъезжаются в разные стороны. Чжань медлит с секунду, прежде чем выйти. Ему нельзя психовать сейчас, нельзя злиться на вещи, над которыми он не имеет власти. Завтра (сегодня) серьезная сделка, ему нужна его трезвая голова и холодный рассудок, но ничего из этого у него в данный момент нет. Его трясет откуда-то изнутри, и там, в груди, жжется так, что холод, бывший там до этого, больше не кажется таким уж плохим. Потому что сейчас он чувствует каждую ранку на своей душе. Сейчас ему надо бы поспать, но он более чем уверен, что уснуть у него не выйдет. Чёрт, единственное, что ему нужно — пойти к Ибо, разбудить, высказать все, что он думает о нем, разгромив попутно половину его номера. Потому что Чжань честно не выдерживает, не может больше. Он правда пытается жить эту гребаную жизнь, но она почему-то всё равно упорно летит к чертям. А если точнее, к одному конкретному черту. Двери лифта начинают закрываться, а Чжань вдруг вспоминает, что надо выйти. Он делает два быстрых шага вперед, вытягивает вперед руку, останавливая закрывающиеся створки. А затем выходит из светлой кабинки в полумрак коридора. Его номер третий по левой стороне. Главное не свернуть в тот, что напротив. — Ты знаешь, сколько времени? — слышится тихое слева, со стороны окна. Но в ночной тиши эти слова звучат как гром среди ясного неба. И Сяо Чжаню не надо гадать, кому они принадлежат. Этот голос он узнает посреди ночи на любом из пяти языков. В груди ёкает, а голову слегка ведет. Ему на миг кажется, что он прямо сейчас упадет, но это не так. Ярость разгорается внутри с новой силой. Лижет языками пламени все то, что было во льду долгие годы, плавит внутренности, которые просачиваются в кровь и в голову ядом, ненавистью. Губы гнутся в улыбке столь же ядовитой, как и все, что сейчас растекается в его груди. — Сколько? — Чжань не поворачивается, однако краем глаза видит силуэт, сидящий на подоконнике. Внутри клокочет, но при этом он получает мазохистическое, извращенное удовольствие от того, как высвобожденный яд заполняет его грудную клетку, стесняя дыхание. — Почти четыре, — о да, он слышит плохо сдерживаемую злость в голосе Ибо. И ему нравится. Пусть помучается немного тоже. «Злись, милый. Злись», — сочатся ядом мысли. — О, так поздно, — притворно вздыхает Чжань, делая вид, что смотрит на часы, которых на нем нет. — Тебе стоит лечь спать. За своим здоровьем нужно следить, а сон — важная составляющая здорового существования. И почему Чжань чувствует то, что пьян только сейчас? Ах да… Это же Ибо, который почему-то действует как чертов катализатор всех химических реакций в его организме. — Где ты был? — Ибо медленно соскальзывает с подоконника, а Сяо Чжань, наконец, поворачивается к нему лицом, наблюдая за движениями своего бывшего и своей главной головной боли по совместительству. — Я думал, ты знаешь, где я был, — приторно улыбается Чжань, чуть наклоняя голову. Упиваясь чужой злостью, будто та в силах нейтрализовать тот яд, которым он сам себя травит, который приторно сладкий, от которого тошнит, но прежде чем сдохнуть от него, хочется отравить им еще одного человека. — Меня туда не пустили, — Ибо приближается медленно. «Как хищник на охоте. Похож на кота», — Чжань осматривает Ван Ибо с ног до головы, задерживая взгляд на темных, точно полярная ночь, глазах, на осанке — неестественно прямой, на губах — искусанных в кровь. Красивый. Какой же чертовски красивый. «Как же я ненавижу тебя сейчас». — Как жаль, — пожимает плечами Чжань, отступая назад с той же скоростью, с которой наступает Ван Ибо. Он не торопится. «Что ж, Ван Ибо, ты любишь поиграть. Так давай сыграем. Давай. Без правил». — Наверное, потому что это место не для всех… — Ты всё это время был с ним? — Ибо не дослушивает, как будто пропускает все колкости мимо ушей, будто не чувствует яда в каждом слове. — Что вы делали? О да, Ибо не железный. И какое это удовольствие — наблюдать за тем, как парня, который пытается сократить расстояние между ними, начинает мелко потряхивать. «Разве не такие игры ты любишь? Ну же, играй со мной!» — Ты задаешь такие вопросы, — театрально смущается Сяо Чжань, опуская взгляд. О, он чертовски переигрывает, но это сейчас не имеет значения. Этот фарс так воодушевляет. — Чем могут заниматься двое молодых людей на свидании? И в последнем слове двойная доза яда, но этого кажется ужасно мало, поэтому Сяо Чжань продолжает, не сопротивляясь тому, как яд заполняет его целиком, вплоть до каждой клеточки. — Получали удовольствие друг от друга. Ну знаешь, как это бывает… Когда два человека нравятся друг другу, и им ничего не мешает, они остаются вдвоем… — голос Чжаня становится тише, он все еще пятится до того самого момента, пока спиной не упирается в стену коридора. Она холодная, но совершенно не остужает то, что все еще тлеет у него в груди, подогревая яд до опасной температуры. — Ты спал с ним, — это даже не вопрос. Это утверждение. Ван Ибо преодолевает оставшееся между ними расстояние буквально одним прыжком. «И правда как кто-то из кошачьих», — усмехается про себя Чжань, чуть съезжая вниз по стене, разрешая себе почувствовать себя, наконец, безбожно пьяным. — Как грубо, Ван Ибо, — дует он губы, встречаясь взглядом с чужим, чёрным. Он должен пугать, но пробуждает совсем другие желания. Хочется довести его обладателя до грани, просто жизненно необходимо вывести его, заставить почувствовать хотя бы часть того, что чувствует Чжань. «Покажи мне свои настоящие эмоции, чёрт тебя дери». — Почему я должен говорить такие вещи? Должен ли я вообще отвечать? Сяо Чжань прикусывает губу, а затем тянется обеими руками за рукой Ибо, берет его ладонь, пробегаясь пальцами по его коже, смакуя те воспоминания, когда эти пальцы были в нём. — Может, ты сам проверишь? — приподнимает Чжань бровь, а затем опускает чужую ладонь на свою грудь, ведет ею по своему телу ниже, по животу, задерживается на миг, но не спускается к паху, заводит ее назад и сжимает чужой ладонью свою ягодицу, не разрывая зрительного контакта. — Был во мне кто-то сегодня или нет? Я же снизу, ты же знаешь… Последние слова — буквально шевеление губ и дыхание в чужие, красноватые, с капелькой крови на нижней. Слизнуть. Пустить свой яд напрямую в чужую кровь. — Какого чёрта! Сяо Чжань! — Ибо кричит в его лицо в отчаянии. Маски падают, разбиваются, крошатся дешевой керамикой. — Какого чёрта ты с ним… Сяо Чжань почти мурчит, растворяется в чужих ярости и бессилии. «Тебе больно?» — хочется спросить, но нет… Он не покажет своей заинтересованности в этом. Он не спешит с ответом. Парень перед ним дышит так тяжело, так загнанно. «Интересно, как близко он сейчас к черте?» — А какое твое дело? — удивленно приподнимает бровь Чжань, все еще не выпуская чужую руку, чуть ведет ей влево, отводя половинку в сторону. — Ты не имеешь права меня ревновать. Ты мне никто… О да, этот блядский яд у него во рту, в каждом слове. Оседает на языке. И он ведет им по губам, облизывается. «Ну же, попробуй. Поцелуй. Отравись.” И в следующую секунду он чувствует на своих губах чужие. В них нет нежности, в них грубая сила. В том, как чужой язык проникает в его приоткрытый рот, в том, как сжимает чужая ладонь его задницу, лишь грубость, боль и желание. Нездоровое, на грани с одержимостью. Ибо целует его глубоко, нагло, доказывая, что это его, только его, что бы ни случилось несколько минут-часов назад. Чжань не сопротивляется. Ему нравится делиться этим ядом. О нет, он не целует в ответ, не отравляет. Ван Ибо готов травиться сам, сам вылизывает его рот, сам кусает за губу, будто в попытке сцедить больше смертоносной сладости. Пламя внутри Чжаня вспыхивает с новой силой, осколки, над которыми огонь не властен, звенят истерично. Не радостно, но в паническом восторге. Его губы терзают чужие, нагло, зло, без намека на нежность. И хочется, чтобы это не заканчивалось. Ему нравится эта боль, она такая настоящая, такая… желанная. А потом он отталкивает, просто пихает Ибо в плечи, вынуждая сделать шаг назад, смотрит с усмешкой, в которой от победной только одно название. — Только попробуй завтра опоздать, — цедит Чжань и проходит мимо, задевая своего бывшего плечом. Во рту отдает таким давно забытым вкусом, с примесью крови, в штанах невыносимо тесно. А в голове все еще ужасно мутно. Ван Ибо слегка покачивается, когда Сяо Чжань проходит мимо, неслабо задев его плечом. В висках долбит, в ушах шумит, а изнутри захлестывает такими яростью и желанием, что кажется, будто его сейчас разорвет. Он все еще ощущает на языке привкус алкоголя, которым насквозь пропитался его бывший, когда в два шага догоняет Сяо Чжаня, уже вставившего ключ-карту в тонкую щель сканера. Хватает за руку, грубо сжимает запястье, разворачивает к себе, припадает губами к чужим снова, толкает вперед, заставляя удариться затылком о дверь. Сяо Чжань шипит от боли, но Ибо не дает ему сказать чего-то, целует снова, насильно разводя чужие губы своим языком, пропихивает его глубже, скользит рукой на плечо, а другой на ягодицу, сжимает. Нет, совсем не так, как несколько минут назад, когда это делал Чжань его ладонью. Он сжимает сильно, причиняет боль, но Сяо Чжань как будто этого не замечает. Ибо делает шаг вперед, проталкивает Сяо Чжаня в его же номер, путается пальцами в его волосах, оттягивает назад, открывая себе вид на тонкую шею, светлую в почти полной темноте кожу. Рычит нечеловечески. «Моё. Только моё». — Что ты делаешь? — задыхается Чжань, пользуясь тем, что его губы никто не терзает вот уже секунды три. — Ван Ибо, какого хуя… Но Ибо не отвечает, припадает губами к чужой шее, всасывает кожу, до ярко-бордового, до синяков и четких отметин. А потом кусает, царапает зубами. Чжань кричит. — Больно? Тебе больно? — утробно рычит Ибо, отрываясь. — А он делал это нежно? — Пошел ты, — цедит сквозь зубы в ответ Сяо Чжань. В его глазах тьма, в его глазах черти пляшут, в его глазах Ад разверзается. И Ван Ибо в него шагает. Впивается в чужие уже опухшие губы поцелуем, толкает вперед, валит на кровать. Тянется рукой к лампе, включает кое-как. Та загорается темно-алым светом. Все мысли как одна вылетают из головы, когда его взгляд падает на парня под ним. Тени ложатся на красивое лицо, заостряют черты, делают и без того яркие губы темнее, а взгляд, который все еще такой надменный, оттеняется безумием. Он не может принадлежать кому-то другому. Он — его. — Какой же ты красивый, — не выдерживает Ибо, тянется руками к ремню на поясе Чжаня, легко расстегивает его. А дальше пуговицу брюк, ширинку, тянет все это вместе с бельем вниз. — Тебя так заводит, когда я таскаю тебя за волосы? Ибо усмехается, глядя на колом стоящий член его бывшего. — Мне нравится всё, что ты делаешь со мной, — хрипло отзывается Сяо Чжань, и Ибо, сам того не понимая, стонет от того, как этими словами бьет по каждой его нервной клетке. Он снова целует, кусает губы. «Пусть будут еще ярче. Пусть болят завтра утром. Пусть болит всё твое тело». Он сжимает чужие плечи до синяков, до тихого вымученного стона, до попыток вырваться, до смирения в конечном итоге. — Я так люблю тебя, — шепчет Ибо на ухо Чжаня, прикусывает его мочку, трется сквозь одежду своим членом о чужой — обнаженный. — Я не отдам тебя. Буду брать сам. Столько, сколько хочу. Чжань стонет, когда грубая ткань джинсов задевает чувствительную уздечку, упирается ладонями в плечи, то ли чтобы оттолкнуть, то ли чтобы притянуть ближе. Но Ибо все равно, чего добивается этот парень, он встает, быстро стягивает с себя джинсы вместе с боксерами, хватает Сяо Чжаня за плечи, переворачивает на живот одним сильным движением. Тот вскрикивает коротко, но Ибо не обращает на это внимания, просовывает руку под живот парня, спускается ниже, обвивает пальцами чужой член. Сжимает. Сильнее, чем надо. Он знает, что больно. Сяо Чжань мычит, но не пытается вырваться, только приподнимает бедра выше. Как будто призывно. Ибо второй рукой ведет по выступающим позвонкам на спине с нажимом, прощупывая каждый, а дальше скатывается по копчику вниз, во влажную ложбинку. Чувствует, как между пальцами растекается смазка, оглаживает разработанный вход, погружается в него одним пальцем. Свободно. — Он так хорошо тебя растрахал, — рычит Ибо, отпуская чужой член, слыша вздох облегчения, но это облегчение недолгое, потому что дальше он снова цепляется за чужие волосы, тянет на себя, вынуждая прогнуться сильнее, просовывает в своего любовника еще один палец. Чжань вскрикивает от боли. Но боль не в заднем проходе: Ван Ибо тянет за волосы сильнее. Чжань хнычет, опирается на локти, чтобы хоть как-то уменьшить неприятные ощущения, но Ибо на это внимания не обращает, оттягивает руку дальше, вынуждая практически запрокинуть голову. Целует снова, кусает губы. Сяо Чжань хрипит. Добавляется третий палец. Хрип превращается в томительный стон удовольствия. — Сколько раз ты кончил сегодня, м? Ван Ибо ведет пальцами внутри Чжаня, лишь слегка задевая простату. О да, он очень хорошо помнит тело этого парня. Сяо Чжань скулит и пытается потереться стоящим членом об одеяло, но Ван Ибо не позволяет. Дёргает за волосы опять. — Сколько, я спросил, — рычит он на ухо своему любовнику. — Пошел ты, — задыхаясь, смеется Сяо Чжань, за что получает болезненный укус в основание шеи. — Какая же ты сука, — он резким толчком проходится по чувствительной точке. Смех прерывается сладким стоном. «Какой же ты горячий». Чжань гнется под ним, пытаясь снова насадиться на пальцы, но Ибо неторопливо тянет их назад, заставляя этого парня тянуться следом, задирая зад все выше. Он издевается. Ему так хочется выебать этого парня. Он так хочет трахать его до искр из глаз, до сорванных криков, оставлять отметины, синяки, душить, любить до конца дней. Он отпускает чужие волосы, Сяо Чжань приземляется лицом на простыню, косится на него своими блядскими глазами, усмехается. Облизывает губы, разводит ноги шире, скулит, опускает веки и трется грудью о постель. Скользит рукой к своему члену, но не успевает до него добраться. Ибо перехватывает за запястье, а затем ловит за второе, когда Чжань пытается пустить в ход другую руку. Он вытаскивает из Чжаня пальцы, заламывает руки ему за спиной. Парень вскрикивает. Но Ибо похуй. «Кричи, сука». Он пристраивается между разведенных ног, разглядывает сжимающуюся дырочку, дергает за руки вверх. Чжань скулит и подается задом назад, почти насаживаясь самостоятельно. Ибо задыхается от этого зрелища. — Давай, сделай это сам, — шепчет, не узнавая свой голос. Сяо Чжань послушно ведет бедрами назад, вслепую натыкаясь на возбужденную головку и начинает медленно опускаться на твердый член. «Господи, как же узко. Почему так узко». Ибо стонет несдержанно. И от этого же стона просыпается. В его комнате темно. Только из окна льется мутный электрический свет фонарей. Член стоит так, будто вот-вот порвет трусы. Ибо тянется под одеяло, стягивает их, накрывает орган ладонью, дрочит размашисто, на грани с болезненным. Перед глазами плывет образами Чжаня из сна, его взглядами, криками и стонами. Чёрт, он кончает так быстро. Вытирает всё той же простыней, на которой лежит. Он плохо помнит, как он вернулся в свою комнату после поцелуя, еще хуже помнит то, как отключился. Но вот Сяо Чжань из сна, вытраханный кем-то другим, но стонущий сейчас под ним, похоже, отпечатается на подкорке надолго. — Сяо Чжань, какого хрена, — стонет Ибо, обтирая остатки своей спермы с ладони об одеяло. Все равно спать он сегодня уже не ляжет. Он разблокирует экран телефона, чтобы посмотреть время. На часах половина шестого, а в личных сообщениях куча вопросов от Тайлера о том, что между ним и Сяо Чжанем. Они висят еще с прошлого утра. Он не ответит на них. Он не знает, что между ними. У Ибо болит голова. Просто ужасно. Солнечный свет, который бьет в глаза, как только они вчетвером выходят из отеля, режет нервные окончания его сетчатки, посылая болезненные импульсы в мозг. Он щурится, однако уверенно направляется к машине, занимая место на заднем сидении. На завтраке Ван Ибо не был. Его едва ощутимо трясет. Наверное, из-за того, что он почти не спал этой ночью. А те два часа, которые он все же проспал, кажется, измотали его еще сильнее. А еще он абсолютно не готов встречаться с человеком, который вчера был с Чжанем, с его Чжанем. Который проводил с ним время, смеялся с ним, касался его, целовал, обладал им… Ибо правда боится убить его. Сяо Чжань садится рядом с ним. Косится странно, однако за всю дорогу не произносит ни слова. Тай и Сью переглядываются пару раз, явно чувствуя себя неуютно, и тоже молчат. В такой же тишине все четверо заходят в тот же ресторан, что и вчера, садятся за тот же столик. И в целом вроде бы все в точности, как было вчера, но что-то в атмосфере однозначно иначе. Чжань заказывает кофе для всех. Ибо тошнит от этого запаха. Он чувствует себя плохо. Откровенно. Но уйти сейчас он не может, хотя знает, что лучше с появлением того человека ему не станет. Только хуже. И если он не сдохнет сам, то, возможно, убьет этого испанца. Настроение едва ощутимо приподнимается от вырисовывающихся перед внутренним взором сцен хладнокровных убийств. Однако отметка все еще почти равна абсолютному нулю. Эмилио Кабрера появляется в помещении за две минуты до официального начала встречи. За ним уверенной походкой следует его юрист. — Господин Сяо Чжань, доброе утро, — ослепительно улыбается мужчина. У Ибо внутри свербит и щиплет, будто цветы на сердце заливает кислотным дождем. — Надеюсь, ты успел выспаться. — Доброе утро, господин Кабрера, — улыбка Чжаня чуть более усталая, чем у их партнера, но такая же искренняя. — Я так и не смог уснуть. — Понимаю, — кивает Эмилио, тем временем раскладывая перед собой документы. Ибо беспардонно рассматривает мужчину, а в груди томится ревность. Колючая, ядовитая. Этими руками он трогал его. Этими губами целовал его. Его Сяо Чжаня, на которого он сам не имеет никаких прав. Чжань был прав сегодня ночью: он ему никто, он не имеет абсолютно никакого права на ревность. — Тогда давай перейдем сразу к делу. Кабрера поворачивается к нему, коротко кивает в знак приветствия. Ибо смотрит на него без отрыва, даже не думая чуть наклонить голову. Мужчина усмехается, качает головой, как будто соглашаясь с какими-то своими мыслями. Ван Ибо все равно, как воспримет он его поведение. Конечно, это могло бы сказаться на Чжане, но учитывая, какой контакт они сегодня ночью установили, никаких последствий для бизнеса его поведение не понесет. — Нас вполне устраивает третий вариант договора, — Эмилио переходит на испанский, Ибо подхватывает, пытается сосредоточиться на деловой беседе, но взгляд то и дело падает на улыбающегося Чжаня, который смотрит на их партнера хитро, кокетливо прищурившись. — Нас тоже он более чем устраивает, — Сяо Чжань тщетно пытается сдержать улыбку, а по воодушевлению Тайлера Ибо понимает, что Кабрера, очевидно, согласился на один из самых выгодных вариантов, если не на самый выгодный. — Ты очень дальновидный инвестор. — Помнишь, я вчера говорил, что не пропускаю алмазы, — подмигивает Кабрера, и ему не надо пояснять, о какой конкретно драгоценности речь. — Думаю, это тот самый случай. У Ибо комом в горле встает, когда он переводит эту фразу, и в горле душит. Он закашливается, с ужасом осознавая, что просто не может остановиться. — Ибо, ты в порядке? — во взгляде Сяо Чжаня беспокойство, он подвигает своему секретарю стакан с водой. — В порядке, — врет Ван Ибо, выдыхая. Что с ним не так? Он так сильно злится на этого испанца, который сейчас терпеливо ждет, пока пройдет неожиданная заминка, но та злость, которую он испытывал к Сяо Чжаню сегодня ночью, как будто испарилась. Нет, он расстроен, но винить в произошедшем Чжаня просто не может, а потому чувствует себя самым настоящим ослом. По сути, это даже изменой не назовешь, потому что Сяо Чжань ему никто. Просто босс, в которого он влюблен. И «просто босс» вполне может спать с теми, с кем ему хочется спать, не спрашивая разрешения у Ибо. А Ибо ведет себя как законный супруг, ревнует и бесится, поэтому не удивительно, что вчера (сегодня рано утром) Сяо Чжань устроил такой перформанс, после которого он сам как будто яда с виагрой наглотался. — В таком случае нам осталось поставить лишь несколько подписей, — разводит руками Кабрера, размашисто выводя свою затейливую. «Подпись такая же выебистая, как и сам», — думается Ибо, который наблюдает за процессом подписания. В принципе, они летели сюда только ради этого момента. Кто же мог подумать, что в конечном итоге Сяо Чжань найдет себе любовника, а Ван Ибо — конкурента, которому он, блять, не конкурент. Документы по кругу переходят к Сяо Чжаню, который их тоже подписывает, после идет очередь юристов и переводчика. В конечном итоге бумаги украшают необходимые вязи подписей, а значит с этого момента они вступают в свою юридическую силу. — Господин Кабрера, — улыбается Сяо Чжань, протягивая руку. — Был рад нашему знакомству. — Я тоже рад, господин Сяо Чжань, — Эмилио пожимает предложенную руку, переходя на свой корявый, по мнению Ибо, английский. — Спасибо за потрясающий вечер и… И я жду не дождусь знакомства с госпожой Сяо Инь. Сьюзан прерывисто выдыхает за спиной Чжаня, Тай медленно поднимает взгляд на своего босса, который негромко посмеивается, а Ван Ибо просто хочет сдохнуть. Без каких-то излишних прелюдий. Сяо Чжань, который игнорировал его три года, а теперь не подпускает ближе вытянутой руки, хочет познакомить парня, которого он знает на данный момент чуть больше суток, с родителями. — Думаю, это взаимно, — тепло улыбается Сяо Чжань, отпуская чужую руку нехотя. Во всяком случае, так кажется Ибо. Чжань влюбился? Он же не мог влюбиться за одну ночь? Или мог? — Сяо Чжань, — обращение звучит уж совсем неформально, а потому Ибо даже не пытается сдержать раздраженного вздоха. «Потрахайтесь тут еще». Эмилио бросает на него нечитаемый взгляд, приподнимает бровь, но тут же возвращается к Чжаню всем своим вниманием. — Что бы ни случилось, ты всегда можешь на меня положиться. — Спасибо, Эмилио, — кивает Сяо Чжань, поднимаясь со своего места. И Ибо отчасти вздыхает с облегчением: наконец-то они летят обратно. Он чувствует себя слишком вымотанным. Ибо встает следом за Чжанем, почти синхронно с ним выпрямляется, и Кабрера ловит его взгляд, а дальше говорит на испанском, обращаясь явно к нему: — Ты дурак, если думаешь, что между вами что-то возможно. Посмотри на себя и на него. Он из другого мира. Не твой уровень. Руки Ибо сами собой сжимаются в кулаки, а на лице появляется такое непримиримое выражение, что Сьюзан, безошибочно считывая его, моментально появляется рядом как будто невзначай. — Что он сказал? — спрашивает Сяо Чжань, обращаясь к Ибо, а затем снова переводя взгляд на Эмилио. — Непереводимый диалект, — цедит Ван Ибо, тяжело сглатывая, действительно пытаясь успокоиться. Не хватало еще межнациональной драки. «Американец китайского происхождения избил коренного испанца в ресторане». Шок-контент. — Ван Ибо, ты снова за старое? — тут же взвивается Сяо Чжань, на этот раз даже не пытаясь сдерживаться. — О, господин Сяо Чжань, — Кабрера мягко, почти нежно опускает ладонь на плечо своего партнера. — Я сказал это для него лично. Честное слово, там не было ни одного дурного слова о тебе. Чжань хмуро переводит взгляд со своего секретаря, который смотрит сейчас прямо перед собой, на испанца, а затем кивает. Эмилио Кабрера улыбается широко и поднимает руку на прощание. Их вылет в 4:30 после полудня. Еще полно времени, поэтому Сьюзан с Тайлером отправляются на прогулку, предварительно пообещав, что ни в коем случае не опоздают. Сяо Чжань и Ван Ибо возвращаются в гостиницу и расходятся по номерам, не обмолвившись ни словом. Тишина давит на Ибо, хочется, чтобы Чжань сказал ему хоть что-то. Но тот выходит из лифта первым и быстрым шагом направляется к двери. Ни следа вчерашнего блядства, ни тени каких-либо эмоций в принципе. В номере Ибо прохладно. Парень опускается в кресло, включает телевизор, по которому что-то вещают об экологической ситуации в стране. Ибо не слушает, уплывая в своих мыслях совсем в другую область. Он очень хорошо знает, когда Чжань искренне рад, когда он чувствует себя счастливым или просто воодушевленным. Он очень хорошо знает эти морщинки в уголках глаз, когда Чжань улыбается от всего своего прекрасного сердца. Знает и этот игривый прищур, перед которым устоять просто невозможно. Знает, потому что всё это было с ним когда-то. Когда-то Сяо Чжань улыбался вот так ему, заигрывал с ним, был счастлив, держа его руку. А сегодня все это было отдано другому человеку. Нет, Ибо не глупый. Он понимает, что за три года, проведенные порознь, Чжань мог иметь далеко не одного партнера, и уж тем более далеко не одному человеку улыбаться вот так. Но почему-то именно эта ситуация бьет так больно, именно она терзает сердце. Возможно, потому что она происходила прямо на его глазах. Возможно, потому что Ибо настолько уверился в том, что сможет заполучить сердце Сяо Чжаня снова, несмотря на все те ситуации, когда Чжань отталкивал. Он считал, что Чжаню просто нужно время, чтобы снова привыкнуть, чтобы снова поверить. Но все оказалось не так. Сяо Чжаню просто был нужен другой человек. И как бы мерзко Ибо не было, но он понимает, что слова этого долбаного испанца имеют смысл. Сяо Чжань вне досягаемости. Он журавль в небе. И по логике, надо бы ограничиться синицей, но проблема в том, что она не нужна. А нужен тот, кто совсем из другого мира, кто однажды подпустил близко, привязал к себе алой нитью, а теперь позволяет лишь любоваться своим полетом. Ибо больно. Сяо Чжань — его. И наверное, надо иметь достаточно мужества, чтобы смириться с тем, что Чжань будет счастлив с кем угодно, но не с ним, но у него этого мужества попросту нет. Он трус. Он так сильно боится того, что Сяо Чжань никогда не примет его, что тот вчерашний поцелуй был последним в их жизни, что как бы Ибо ни старался, Чжань больше не сможет смотреть на него так, как раньше. Из-за такой глупости. Это ведь была такая глупость. Но ведь Ибо знал. Знал еще тогда, когда все начиналось, что если Сяо Чжань узнает, то простить не сможет. Еще до того, как они стали парой, до того, как Чжань принял и себя, и его. Тогда все казалось возможным. А сейчас… Сейчас с каждым днем Ибо все сильнее чувствует отчаяние. И если до вчерашнего дня он ухитрялся с ним бороться, надеясь на лучшее, не обращая внимания на то, как колеблется Сяо Чжань, считая это в какой-то степени неплохим признаком, то вчера вечером… Он просто рухнул в него. Так падают с вышки в воду. Нет, не прыгают, а именно падают. Неожиданно, не успев глотнуть кислорода перед погружением в ледяную воду, которая выбивает последний воздух из легких. Вчера он прождал всю ночь, просто сидя на подоконнике, пытаясь не думать о том, где Сяо Чжань и чем он занимается с тем парнем. Чтобы потерять всю надежду и самообладание, когда он вернулся рано утром, дерзкий и сильно пьяный. Ибо знает, каким бывает Чжань, когда он пьян. И от этого не легче. По телевизору начинается какой-то ситком с мерзким закадровым смехом. Чёрт, такое еще снимают? Ибо злится и выключает. Но в тишине не остается, потому что оживает общий рабочий чат. Причем тот, где нет Сяо Чжаня. Ван Ибо тянется к телефону, на экране красуются фотографии Тайлера и Сьюзан, сидящих в каком-то ресторанчике на набережной. Моника: Уже наработались? Тай: Угу. Сегодня вылетаем обратно Тони: Хьюстон, доложить обстановку. Тай: Все в порядке. Переговоры прошли успешно. Майк: Как там моя душка господин Сяо? Ибо было открывает чат, чтобы по своему обыкновению написать Майклу, чтобы он закрыл рот и убрал пальцы от клавиатуры, но… Не делает этого. Просто отменяет действие, безэмоционально пялясь в экран. Дарсия: Сейчас Ибо тебя нахрен пошлет. Моника: Канон Тай: Майк, мне жаль, но господин Сяо, кажется, официально больше не твоя душка. Майк: ВСМЫСЛИ? Майк: ВАН ИБО Майк: СУКА Майк: Я ЗНАЮ ЧТО ЭТО ТЫ Майк: ТЫ ОНЛАЙН Майк: ВЫЗЫВАЮ ТЕБЯ НА ДУЭЛЬ Тай: Остынь Тай: Вы оба в пролете Тай: Можете напиться вместе с горя и переспать Дарсия: А я говорила, что нахрен вы ему оба не сдались Моника: И с кем наш смазливенький босс теперь? Майк: МОЁ СЕРДЦЕ РАЗБИТО Дарсия: Да замолчи ты уже. Не спамь Моника: *пересланное сообщение* И с кем наш смазливенький босс теперь? Ибо: угомонитесь уже Майк: О Майк: МОЙ БРО ПО НЕСЧАСТЬЮ Майк: БРАТ, НАС ПРЕДАЛИ Майк: ГО ДУЭЛЬ С… Майк: А это он или она? Тай: Он Майк: Я ЖЕ ГОВОРИЛ ЧТО ОН ГЕЙ Тони: Никого не смущает, что это рабочая переписка? Майк: Нет Моника: Нет Дарсия: А должно? Тони: Ну ладно Майк: ТАК КТО ОН? Ибо: хуй в пальто Ибо: какое вам-то дело? Тони: Ибо я так понимаю тоже не смущает, что сисадмины сейчас это могут читать? Моника: Тайлер Эванс, не молчи Тай: Сью против разглашения Дарсия: Она мне сразу не понравилась Тони: Дарсия, полегче Моника: Тай, мы же семья Тай: Ну ладно Тай *печатает*Пользователь «Ибо» покинул чат
Он откидывает телефон на подушку, зарывается пальцами в волосы, оттягивает их, будто пытается выдрать с корнем. Он ведет себя по-детски. Но он просто не может смотреть на истину, облаченную в текст. Ибо не готов проиграть. Только не в этом, не в самой крупной игре в своей жизни, где ставка его жизнь и его сердце, принадлежащее тому, кому оно и не нужно вовсе. Как иронично. Экран телефона освещается принятым сообщением от Тайлера. Ибо Вернись в чат Почему ты так реагируешь? Ты так и не ответил, что между вами? И Ван Ибо открывает сообщения, смотрит на них, прищурившись, а затем отвечает:и не отвечу вылет через два часа
Он закрывает диалоговое окно и тяжело выдыхает. Он не знает, что делать дальше. Он хочет только счастья для Сяо Чжаня, но отдать его другому человеку не может. Он сам хочет сделать Сяо Чжаня счастливым, и делать его таковым до конца дней. И при таком раскладе надо бы бороться дальше, но… Но если в этом не заинтересован сам Чжань, то какой во всем этом смысл? Сьюзан, Тайлер и Ибо уже ждут в холле, когда Чжань покидает свой номер. Он немного задремал после того, как вернулся со встречи. После ночи, в которую он и впрямь не сомкнул глаз, этот трехчасовой сон оказался спасением, однако прямо сейчас парень чувствует себя так, будто по нему проехался грузовик. И дело здесь не только в сбитом режиме и недосыпе. Дело в Ибо. Как всегда. А точнее в том, что было ночью. То, как он ждал, как смотрел на него, как злился, как целовал его… Все было так по-настоящему. Прямо сейчас Чжань уверен в искренности того, что он видел вчера, потому что он ведь правда провоцировал, правда пытался вывести его из равновесия. Но это бы подействовало только в том случае, если бы Ибо действительно чувствовал что-то к нему, помимо его глупых игр и тонны вранья. И сработало. У Чжаня на губах до сих пор вкус чужих, таких отчаянных, а еще… То, как вел себя Ибо сегодня утром. Так не ведут себя те, кому все равно, те, кто лишь играет роль. Нельзя сыграть ярость так хорошо, нельзя сквозь поцелуй передать такую безысходность, если ее нет глубоко в душе. Если бы Ибо врал вчера, он бы не сорвался. Выдержал бы мужественно, сделал бы вид, что принял, а сам бы тем временем вынашивал новый план. Потому что Ван Ибо ненавидит проигрывать. «Что же у тебя в голове?» — думает Чжань, когда они едут в аэропорт. Он в упор смотрит на Ибо, который как будто намеренно не поворачивается в его сторону. Он выглядит вымотанным и настолько уставшим, будто вся тяжесть этого мира внезапно свалилась на его плечи. Под глазами залегли темные круги, а губы кровоточат из-под содранной зубами кожи. Сяо Чжаню становится не по себе. В груди сжимается жалостью и болью за того человека, которого он любит вопреки здравому рассудку, который возможно не такой уж и здравый. «Если ты не лгал мне вчера, то в чем еще ты был честен?» — и Чжань бы спросил, но ответ «Во всём» его не устроит, потому что это неправда. Они поднимаются на борт самолета все в той же тишине, которая висит в их квартете с самого утра. А чувство вины усиливается. Чжань сожалеет о своем вчерашнем поведении, о том, как выводил на эмоции, как говорил слова колкие, острые. Как лил яд в его уши, а потом в его рот, который с такой жадностью этот яд принимал, будто то было самое вкусное лакомство в мире. Сью обеспокоенно поглядывает на них двоих, садится с Тайлером, не оставляя Сяо Чжаню вариантов. Он опускается в кресло рядом с Ибо, бросает на него быстрый взгляд, пристегивается, ожидая взлета. Ибо тоже защелкивает ремень на поясе, утыкается в маленький телевизор на сидении перед ним, выбирая, что посмотреть. Чжань внимательно наблюдает за тем, как Ибо пролистывает картину за картиной, переходя с детективов на фильмы о живой природе, а затем и на мелодрамы. А дальше по кругу. На четвертом кругу Сяо Чжань не выдерживает. — Ты мог бы оставить Фаворитку, — негромко предлагает он. Рука его бывшего замирает над пультом, однако сам он к нему не поворачивается. — В 2019-м Оскар за лучшую женскую роль… — Не хочу драму, — качает головой Ибо, переходя к пятому кругу. — Алладин? — Чжань внимательно следит за монитором, самолет разгоняется на взлетной полосе, парней вжимает в кресло. Сяо Чжань слегка напрягается, продолжая уже тогда, когда самолет постепенно набирает высоту. — Вряд ли у Диснея там тонна стекла. — Вряд ли, — соглашается Ван Ибо, смотрит на постер фильма, а затем, пролистнув еще парочку вперед, просто нажимает на кнопку выключения, продолжая бестолково пялиться в потемневший экран. — Ибо, — тихо зовет его Сяо Чжань. — Посмотри на меня. — Зачем? — спрашивает Ибо, однако голову все же поворачивает, встречаясь взглядом с Чжанем. Тот прикусывает губу, смотрит с секунду в чужие глаза, в которых усталость как будто вековая, а еще какая-то тоска, от которой у Сяо Чжаня в груди отзывается чем-то ноющим, давно забытым. — Ничего не было, — просто говорит Сяо Чжань, не разрывая зрительного контакта. — Между мной и Эмилио ничего не было. — Я настолько жалко выгляжу? — невесело усмехается Ван Ибо. — Решил меня пожалеть? — Нет, — качает головой Чжань. — Я говорю правду. Мы даже не целовались. Просто выпили и поболтали. — Нет, — не верит Ибо, сжимая правую руку в кулак. — Просто так не подписывают настолько выгодные контракты и не говорят про знакомство с родителями… — Он оказался поклонником творчества моей мамы. Я сказал, что достану ему билет на ближайшую выставку, — пожимает плечами Сяо Чжань, потупив взгляд. — Надо не забыть предупредить ее об этом. А контракт выгодный для нас обоих. — Так ты не… — у Ибо не поворачивается язык, чтобы договорить. — Я не… — передразнивает Чжань, слабо улыбаясь. — Нет, Ван Ибо, я не спал с ним. — А какого черта ты сказал мне, что… — Что я сказал? — уточняет Сяо Чжань, вновь поднимая свои глаза на своего бывшего. — Чтобы я проверил, — с трудом выговаривает Ибо. — Ну и проверил бы, — хмыкает Чжань, замечая, как чужой взгляд проясняется, как где-то глубоко в этих лисьих глазах загорается такая привычная искорка. — Быстрее бы дошло. — Ты… — у Ван Ибо не хватает слов. Он откидывается на спинку кресла и вдруг ни с того ни с сего начинает ржать. — Ты сведешь меня в могилу, Чжань. — Прости, — коротко говорит тот, наблюдая за хохочущим парнем. В груди разливается тепло, которое сейчас он не пытается остановить. Ему надо разобраться во всем, надо понять, что же конкретно к нему чувствует этот парень, узнать, насколько все же настоящий Ибо, которого он видит сейчас, отличается от того, которого он знал три года назад. Пусть все идет так, как должно. — Я повел себя глупо вчера… Я не должен был. — Ну, на твоей совести был бы разбитый нос этого испанца сегодня утром, — Ибо перестает смеяться. Смотрит серьезно, хищно. Нет, не так, как этой ночью. Сейчас это взгляд прирученного зверя, и у Чжаня от него такие приятные мурашки по коже. — Тебе повезло, что я удержал себя в руках. Ван Ибо тянется кончиками пальцев к руке своего возлюбленного, касается тонкой ниточки шрама на предплечье, ведет вдоль нее. Сяо Чжань не одергивает руку, ему приятны эти прикосновения. Когда-то ему снился сон о том, как Ибо целовал его руку в этом месте. Тогда все казалось таким запутанным. Сейчас не легче, но страх быть обманутым слегка притупляется. И Чжань не знает, надолго ли, но он наслаждается чужой такой невинной близостью. — Что он сказал тебе сегодня утром? — спрашивает Сяо Чжань. Палец, поглаживающий его предплечье, на миг замирает, а затем продолжает свой путь. — То, с чем я никогда не смогу смириться. И буду стараться исправить, пока бьется мое сердце.