«S» plus «A» equals problems

Дофамин, окситоцин и адреналин — это базовый набор по выживанию, позволивший нашим предкам обойти своих менее восприимчивых сородичей. Страх, вот, что помогало веками выживать, что сделало нас чуткими и способными видеть антропоморфные черты даже в самых простых вещах. Страх, вот, что двигало людьми, толкая на безумные поступки и преступления. Страх, вот, что сводило с ума. Сэмюэлю страшно. Он забивается в дальний угол, зажимает ладонями рот и жмурится до цветных мушек на сетчатке. У него негласный уговор с самим собой — ни за что не открывать глаза. Сэмюэлю страшно, его тело покрывается холодным потом, оно дрожит, оно хочет раствориться, исчезнуть, спрятаться, оно ощущает моральную боль на уровне физической. Сэмюэлю страшно так, что желудочный сок подступает к горлу, что хочется рыдать и выворачивать желудок. За дверью слышатся шаги, а потом стук. Ещё один и ещё. Он нарастает, кажется, что дверь не выдержит таких ударов, сорвется с петель, обнажив Сэмюэля перед его кошмаром. — Я знаю, что ты тут, — монстр говорит с ним. — Я знаю, что мой Сэмми скучал. Макото хочется выть, хочется сорваться на бег и сигануть в окно, но его парализовало ужасом. Он сидит, поджав ноги к груди и слышит, как стучит его сердце в висках. Это не может быть реальностью. Не может. Не может. Нужно просто проснуться и тогда он окажется в теплой постели с Агатой, нежно разбудит ее поцелуями, а затем они приготовят завтрак и будут весь день нежиться в постели. Нужно просто проснуться. — Не скучал? — монстр играет с ним. — А я - да, мне было холодно там, под землей, пока вы строили счастье. В Послании к Евреям 9:27 говорится: «Как человеку суждено только однажды умереть, а затем — Суд». Александр Нильсен мертв, но стоит за его дверью страшной кармой за содеянное. Вряд ли тот, кто не умер однажды, умрет сейчас от свинцовых пуль. Сэмюэлю очень жаль, он хочет пасть на колени и молить о пощаде, но знает — не заслужил. Александр Нильсен мертв, был убит летом 1997-го, когда июльское солнце пожирало посевы, а группа туристов разбила лагерь в горах. Александр Нильсен был убит, чтобы Сэмюэлю с Агатой было легче, чтобы они смогли совершить самый ничтожный поступок в своей жизни — зажить счастливо. Ни Кристофер, ни Эллиа, ни Ева, ни Агата не поднимали эту тему. Все они соучастники в страшном преступлении, все они копали той ночью могилу. Все они мертвы, а Сэмюэль — нет. — Т-ты должен был умереть, — тихо воет, когда дверь оставляют в покое. Все стихает, не стихает лишь накатившая истерика. — Т-ты должен был оставить нас в покое, должен был… В дверь врезается топор, Сэм задыхается в истошном крике. Удар, ещё один и ещё. Монстр разносит его хрупкую броню в щепки, переступая через изуродованные доски. Он идет к нему легкой поступью, такой идут только непреданные близкими, неубитые. Александр останавливает перед ним, смотрит единственным уцелевшим глазом и улыбается. Сэму плохо, дурно, страшно. Монстр стоит перед ним в полный рост, и его грудная клетка вздымается, как волны в море. Совсем как у живых. — Из нас двоих сильным всегда был ты, — Александр садится перед ним на корточки, цепляет пальцами заплаканное лицо и заставляет смотреть на себя. От него не несет могильным смрадом и разложением, его пальцы теплые, дыхание ощущается на бледных щеках, его голос такой же, как и тогда. Его голос никогда не звучал грубо в его адрес, но Сэмюэль все равно задыхался рядом с ним от безысходности и страха. Как тогда, как и сейчас. — Ты всех убил. Ты убил Агату. На последнем предложении монстр морщится, сильнее стискивая пальцы на бледном лице. Смотрит с яростью такой, что Сэм безвольно падает ниц перед ним, но сильные руки вовремя ловят и встряхивают, не давая потерять сознание. — Настолько ненавидел меня? — звучит уязвленно, надломлено. Его монстр кровоточит открытой раной, выворачивает свои обиды перед ним. — Настолько, что готов был убить? — Ты бы не дал Агате уйти со мной. — Я бы не дал уйти тебе. Вот как просто бывает, что монстры смотрят на вас с тонной боли, а вы и выбраться-то не можете захлебываясь. Сэмюэль запоздало осознает теплые губы на своих губах, слабо цепляется за чужие плечи в попытке отодвинуть, но оказывается распластанным перед своим монстром. — Пожалуйста, умоляю, прости меня, — барахтается под тяжестью чужого тела. Плачет, кусая губы до крови, смотрит так умоляюще. — Нет, Сэмми, теперь мы будем вместе, как ты хотел, навсегда и без всех.