Зверёныш

Ужин прошёл за немногословными разговорами, но Рокудо был более чем доволен. Всё было так прекрасно. Даже слишком. И место такое красивое. Есть сочное мясо, запивая парным молоком, и любоваться лососёвым закатом. Демон лёг на нежную траву, оставив уборку на Кёю, и наблюдал за цветастым небом на горизонте и Зверёнышем, который подарил столь приятный вечер. Его разморило куда сильнее, чем он ожидал. Всё же действительно ужин оказался очень вкусным, и Мукуро съел свыше планируемого. Он не понимал, с чего вдруг ни с того ни с сего Кёя устроил такой пир, будто какой-то праздник, прям важное событие. В последнее время Хибари, вообще, вёл себя странно: раздражался больше обычного, часто куда-то уходил, то пристально смотрел, а то недовольно отводил взгляд. Рокудо часто с ним дрался и, разумеется, всегда побеждал. Раньше тот был благодарен тренировке, но теперь после поражений явно очень злился — его глаза просто пылали. Даже за ужином Кёя нередко требовал сразиться после или утром. Рокудо ничего не имел против тренировок, но он рад, что сегодня обошлось без этого. А то проигравший Зверёныш снова бы ушёл бродить по лесу ночью, а Мукуро не смог бы расслабиться, зная, как легко тот вляпывается в неприятности. Особенно учитывая его одержимость находить самых сильных и бросаться с ними в бой. Да и во время спарринга Хибари стал совершенно другой. В прошлом слова Мукуро заставляли его лишь усерднее тренироваться, а теперь мальчишка огрызается на насмешки и кидается в атаку так, будто действительно хочет убить, и не остаётся отдыхать, а сразу же уходит в лес и может не возвращаться весь день. Настырность и самоотдача Кёи поражают. Неужели он действительно надеется превзойти демона? Прошлогодний случай, скорее всего, до сих пор снится ему в кошмарах. Ничего удивительного, что он изменился. Вот только на его месте излишне грубить и угрожать загрызть до смерти существу, намного превосходящему его по силе. Возможно, это переходный возраст? Мукуро невзначай медленно прошёлся глазами по его спине, отмечая уверенную осанку и отработанные движения. Зверёныш отнёс остатки молока в кусты, наверняка выбрав самое прохладное место, чтобы завтрашнее лучи солнца его не испортили. Собрав грязную посуду, Кёя отправился помыть её на берегу реки. Он выглядел серьёзным, будто выполнял очень важную работу, притом в последний раз. Мукуро задумчиво проводил его взглядом, ничего не говоря. Сейчас Хибари без проблем добывает еду и удивительным образом научился готовить лучше самого Рокудо, в котором, видимо, совсем скоро и нужды не будет. Или даже уже. Мукуро становилось тоскливо от этих мыслей. Он, конечно, гордился своим окрепшим Зверёнышем, но, несомненно, слишком к нему привязался. Теперь-то Рокудо понимал, хоть и отказывался признаваться даже себе, чувства родителей, не желающих отпускать от себя детей в свободное плавание. А уже стоит. Человеческая жизнь коротка, и вряд ли кому-то захочется её тратить на прислуживание демону. Рано или поздно захочется пойти своим путём, пожить в своё удовольствие, для себя. Мукуро думал, что ему больше нечего дать Кёе — тот вполне самостоятельная особь и должен двигаться дальше, живя своей собственной жизнью. Он не может оставаться подле демона, иначе потом ему же будет сложнее. Рядом с Рокудо человек никогда не сможет жить нормально. Они слишком разные. Уже давно Мукуро видел своими извечными спутниками только смерть, кровь и одиночество. Даже если Хибари пока этого не осознаёт, Мукуро считал своим долгом отправить заплутавшего детёныша в нормальную среду обитания для его же блага, хочет он или нет, в противном случае демон попросту разрушит ему жизнь. Именно поэтому Мукуро всё чаще посылал в поселения Кёю за какой-то мелочью, хоть на самом деле не видел в ней нужды. Раньше он не беспокоился за судьбы людей, он уверял себя, что ему плевать и на Кёю, однако всегда, когда тот мог навечно исчезнуть, он не позволял ему сгинуть. Мукуро порой высмеивал собственные мысли и действия, считая абсурдную игру для коротания времени слишком затянувшейся. Конечно, он скучал, проживая однообразные годы в одиночестве, но это не повод подцеплять дополнительный хвостик, хоть он и хорошо готовит. Мукуро подобрал Хибари более шести лет назад, и за это время тот ни разу не изъявил намерения уйти, хоть мог долго дуться на ерунду, совсем не разговаривая. Иногда Рокудо даже не понимал из-за чего. Зверёныш и так разговорчивостью не обладал: всегда короткие ответы или вопросы. Скорее всего, это вина Мукуро, не разговаривающего с ним по душам: мог дать парочку наставлений, рассказать истории из жизни без особых душевных подробностей, но никогда не позволял себе переходить черту, раскрываться перед ним, баловать тёплыми словами и лаской, нужные детям. Более того, Мукуро убивал у него на глазах людей и чуть не превратил его в безжизненное кровавое месиво. Мукуро до сих пор не мог себя простить и считал, что такое забыть и простить невозможно. Наверное, поэтому Хибари и вырос таким отстранённым, холодным и молчаливым. Настоящий зверёныш хищника. Должно быть, если бы у Рокудо родился детёныш, он был бы таким же. Мукуро убеждался, что не способен стать хорошим родителем и сделать кого-то счастливым, он и не пытался. У них даже есть кое-что общее: Кёя очень злопамятный, но не любит говорить о несчастном прошлом, о беспокоящих проблемах и просить помощи, предпочитая все улаживать самостоятельно. За всё время он так и не признался, почему при первой встрече наотрез отказался возвращаться к людям. Демона начало клонить в сон. Он, прикрыв глаза, находился между явью и видением. Ушки иногда подёргивались, слыша из леса резкие взмахи крыльев, слабый ветерок задевал разметавшиеся по земле длинные тёмно-синие волосы и доносил аромат полевых цветов. Через некоторое время Рокудо почувствовал, как кто-то находится совсем рядом. Хотя кто это может быть, кроме Зверёныша? Мукуро не придал этому значения и продолжил дремать. — Я больше не могу терпеть, — тихо признался Хибари, склоняясь над неподвижным демоном. — Ты сам виноват. Слова мигом выдернули Рокудо из блаженной неги. Он никогда не жаловался на слух, но сейчас очень надеялся, что ему послышалось. Мукуро не стал открывать глаза, не желая до последнего верить, что Кёя собирается убить его, и решил подождать. Может, тот просто хочет лечь с ним рядом? Как в детстве или холодной зимой. Хотя Зверёныш раньше, даже когда замерзал, не лез к нему и не просил тепла, а дрожа терпел, пока Мукуро сам не звал или не хватал его, прижимая к себе. В последний год весь продрогший Хибари заявлял, что ему не холодно, и отталкивал попытки согреть, пока демон силой не брал его. Рокудо ощутил, что Кёя навис над ним и прожигает взглядом. Он попробовал шевельнуть рукой, но тут понял, что всё тело парализовано: он чувствует, но не может двинуться. Зверёныш отравил его. Мысль пробежалась в голове, болезненно разрезая всё на своём пути. Сомнений у демона не осталось: вот почему Хибари вёл себя так дружелюбно вечером и не попросил о сражении — притуплял бдительность. Он, конечно, обещал загрызть до смерти, но Мукуро наивно считал, что это пустые слова. Теперь же выходит, что уже тогда Кёя действительно хотел его убить? Поэтому-то он так яростно нападал и расстраивался проигрышу? Для демона теперь всё встало на свои места. Он корил себя: стал настолько слеп, что не заметил истину намерений человеческого отродья? Люди — коварные существа, и так было всегда. Горькие размышления пронизывали ледяными иглами разум и отдавали в сердце: ребёнок ждал, когда окрепнет и сможет втереться в доверие, чтобы убить; столько времени ждал и притворялся, а ведь Мукуро, и правда, поверил, что тот не такой, как другие — для него Кёя был все ещё зверёнышем, дитём. Сейчас-то Рокудо понял, что тот уже вырос и стал как все люди. Ему стало очевидна причина частого посещения городов и задержек. Мукуро вспомнил инцидент из прошлого с «другом» и едва не рассмеялся вслух. Мукуро казалось, что теперь он наконец-то прозрел и видит Кёю насквозь: тот мог просто уйти в город, но нет — решил прикончить перед этим опасного демона. Видимо, не смог смириться с инцидентом годичной давности и предпочёл подать месть холодной, чтоб наверняка. Мукуро в чём-то его понимал, но всё равно испытывал гнев, ощущая себя преданным и обманутым. Рокудо не собирался оправдываться и уж тем более позволить себя убить. У него не укладывалось в голове, что Кёя поступает настолько грязно и низко. Куда делся покорный прямолинейный Зверёныш? Неужели в тот день Мукуро своими же руками убил его?! «Ты просчитался, мальчишка», — мысленно зло усмехнулся Мукуро. Яд на него не до конца подействовал. Он всё ещё мог шевельнуться, если приложит усилия. Проткнуть насквозь человека одним движением — сил хватит. «Давай, нападай и умри». Рокудо чувствовал обиду, словно родное дитя вонзает нож в сердце. В какой момент он сделал роковую ошибку? Наверно, в первую встречу, когда пожалел, а не разорвал на части или оставил умирать. Нужно было не вмешиваться в естественный порядок вещей. Или хотя бы вылечить и навсегда исчезнуть из жизни Кёи. Как наивно хотя бы на мгновенье предположить, что возможно существование вместе человека и демона. В голове Мукуро чётко сложилась картина: Хибари подмешал отраву в еду, поэтому-то он сегодня почти ничего не ел и странно поглядывал; дождался, когда Мукуро уснёт, а яд подействует. Вот же... Как подло и расчётливо. «Я бы даже похвалил, не проверни ты такое со мной», — подумал Мукуро и еле подавил лезущую колючую улыбку. Желая отомстить превосходившему его врагу, Мукуро бы не гнушался использовать грязные методы — заразился от людей их подлостью. Он бы втёрся в доверие, притворяясь покорным и слабым, и ждал подходящего момента, дёргая исподтишка за ниточки. Кёя перенял не самые лучшие черты демона. Или возможно они изначально заложены в человеческой природе? Мельтешащие мысли, одна неприятнее другое, раздирали разум, а нутро клокотало и ехидно скалилось из-за болезненного предательства. — Зверёныш, — прошипел Рокудо, открыв глаза. — Хотя нет, Хибари Кёя, верно? Он больше не его Зверёныш, а всего лишь человек. Кёя растерялся, но быстро взял себя в руки и спокойно подтвердил: — Рад, что ты это понимаешь, Мукуро. — Ку-фу-фу, не понять сложно, — ядовито проговорил демон, растягивая губы в сардонической улыбке. — Ответь. Я всё ещё недостаточно силён для тебя? Или считаешь, я слишком мал? — Ты жалок, — холодно выплюнул Рокудо и презрительно взглянул в лицо. Глаза Хибари потемнели, наполняясь гневом вперемешку с обидой. — Я действительно смиренно ждал столько лет. Оказывается, всё зря. Для демона ты слишком привередлив в еде. — Оя-оя, какая длинная речь, Хибари Кёя. Неужели-таки научился нормально говорить? Понабрался от людей? — От них я кое-чего другого понабрался. Как же сильно Мукуро не доглядел. Оказывается, мальчишка совсем другой. И он столько времени держал всё в себе? Скорее всего, каждый день нахождения с демоном для него был пыткой. Оттого Рокудо ни разу не видел его смеющимся или искренне улыбающимся, а не короткие усмешки или оскал. Мукуро оттягивал момент убийства. Хоть он и был в ярости, но сложно оборвать жизнь, которую берёг. Мукуро винил себя, и рука не желала подниматься. Убить так легко, он столько раз это делал, но сейчас он глядел в глаза напротив, и их уникальный пробирающий насквозь свет заставлял колебаться. Мукуро считал, что его предали, попытались убить, но при этом он всё ещё не хотел, чтобы серо-голубые глаза навсегда погасли. Что-то он совсем размяк. — Ку-фу-фу, прям интригуешь. Расскажешь? Кёя пристально всмотрелся в насмехающееся лицо демона, будто решая: прямо сейчас убить или помучить перед смертью. Никакого даже тончайшего намёка на жалость. «Какая уверенность, ку-фу-фу. Аж жаль рушить твои планы, — мысленно иронизировал Мукуро. — Ты обрёк себя на поражения с самого начала лишь по одной причине. Ты выбрал именно меня своим врагом». Мукуро приготовился разорвать грудную клетку Хибари, выжигая в себе все надоедливо жалящие чувства. — Лучше покажу, — бросил Кёя и резко приблизился вплотную.