Ночи, в которые мы восхваляли Великий океан

— Что тебе в нём не нравится? — спросила императрица. — В ком? — непонимающе переспросил Херон, растерявшийся от внезапной перемены темы диалога. — В Дауде, — нахмурившись, уточнила Джесс. Лицо любовника расплылось сдержанным гневом. Губы напряглась, глаза остыли. — Давай не будем об этом, — чуть смущённо протараторил тот. — О нет, — женщина взбунтовалась, сев более строго, словно её собственная спальня внезапно обернулась тронным залом, переполненным советниками и аристократами. — Если вы не в состоянии сами решить проблему, значить я вам помогу. Не хочу, чтобы ваша вражда как-то отразилась на Эмили, — слова излучают раздражение и атмосфера накаляется. — Ты ведь сам говорил: «дети — как губка» — Это… это просто наше общение. Дорогая, уверяю, в этом нет ничего такого, и это не повлияет на неё, — императрица, застывшая недовольной статуей, поймала взгляд собеседника и бойко его выдержала. — Джеси… — Йаф сдаёт позиции, умоляюще прося. — Ответь, пожалуйста, — больше приказывает, чем просит Колдуин. Любовник хранит молчание. Они смотрят друг на друга пару минут с напряжением, на тонкой грани обиды и ребячества. — Ответь. Пожалуйста, — повторяет Джессамина. Она отступит, только услышав то, что хочет. Барон тяжко вздыхает, отворачиваясь. Он это знает, как никто другой. — Не подумай, я не считаю его плохим другом. Вы знакомы гораздо больше, и не мне решать с кем ты общаешься. Но я считаю, что он слишком упрям и эгоистичен. А ещё позволяет себе намного больше, чем позволено телохранителям. Вечно суёт свой нос в дела, которые его не касаются. И это, — он ставит акцент, — я ещё молчу о его жестокости. Да у него в комнате отдельная незадекларированная оружейная! Он таскает туда всё, как сорока, — Херон заканчивает говорить и лишь после этого расслабляет напряжённые плечи, прекратив пялится куда-то вне пространства. Они встречаются взглядами и на его лице проскальзываешь удивление. — Прости, если это звучало грубо. — Ничего, — выдыхает императрица, моргнув и придя в себя. — Это описание ему и вправду подходит, — соглашается женщина. «Пусть и гиперболизированно» — добавляет Джессамина сама себе.       Она вновь откидывается на спинку кресла и закрывает глаза, чувствуя на виске чужое внимание.

***

— Что тебе в нём не нравится? — спросила императрица. — В ком? — непонимающе переспросил Дауд, растерявшийся внезапной перемене их диалога. — В Хероне, — уточняет она, нахмурившись. Серый взгляд скользит меж глаз. — Давай не будем об этом, — сухо бросает лорд-защитник. — О нет, — она останавливается перед ним, преграждая дорогу дальше по коридору. — В прошлый раз ты был пьян и кое-как стоял на ногах, но сегодня трезв как стёклышко. Если вы не в состоянии сами решить проблему, значит я… — Джессамина спотыкается о чувство дежавю, но продолжает, — вам помогу. Не хочу, чтобы ваша вражда как-то отразилась на Эмили. — Это мужские проблемы, Джеси. Уверяю, на Эмили это никак не отразится, — императрица чуть приподнимает подбородок и невесомо складывает руки на груди, ожидая ответа, как мать ждёт признания от провинившегося ребёнка. — Ответь, пожалуйста, — не просит, а приказывает. — Он… — Будь добр обойтись без слова «придурок» и его синонимов, — Дауд насупленно выдыхает. Он не отводит взгляд, но молчит. — Ответь, — настаивает Джессамина, складывая руки сильнее. — Ответь, и я больше не буду к этому возвращаться, — Крамер цокает языком, прежде чем начать. — Не подумай, я не считаю его плохим любовником или что-то в роде этого. Если ты хочешь тащить его в свою постель — пожалуйста, мне всё равно, — врёт тот. — Но я считаю, что он слишком упрям и эгоистичен. А ещё позволяет себе намного больше, чем положено гостям, пусть и желанным. Вечно суёт свой нос в дела, которые его не касаются. И это, — он ставит акцент, — я ещё молчу о том, что он и ножика в руки взять не способен. Он себя то защитить не сможет, не говоря уже о тебе или Эмили. А что, как такое понадобиться? — Дауд как обычно говорит в лоб, не сводя стойкого взгляда и не расслабляя напряжённых плеч. Но внезапно на его лице проскальзывает недопонимание. — Что? — удивлённо перестрачивает он, когда Джессамина тяжело вздыхает и потирает переносицу.       Чужого ради, почему именно эти двое так близки её сердцу. — Знаешь, что? — отмахивается императрица, закатив глаза и быстрым шагом продолжив дорогу по коридору. — В Бездну. Разбирайтесь сами, — Если до этого у неё и было какое-никакое желание попытаться примерить этих двоих, то после подобного оно пропало насовсем. — Ты сама попросила меня ответить, — напомнили в спину. — Я знаю, — тихо призналась императрица.