2016, Октябрь. Мышкин
Она издала протяжный стон. Даже сквозь пелену сна она чувствовала подкативший к горлу ком, слезы, против воли наполняющие глаза, и пальцы, до боли сжимающие простынь, будто ища спасательную соломинку. Хотелось подняться на ноги, сбросить на пол стоящую на тумбочке кружку с водой, запустить пальцы в волосы и до боли упереться локтями в собственные ляжки, но скованные после сна мышцы все не давали этого сделать. Получалось, разве что, до противного скрежета стиснуть зубы. Очередной глухой стон слетел с губ. Мышцы потихоньку прекращали быть столь тяжелыми и неподъемными, и она, пользуясь случаем, провела рукой по кровати, отмечая очевидный, но от этого не менее неприятный факт, что человек, всего пару часов назад согревавший эту сторону кровати своим теплом, ушел. Не попрощавшись. Снова… И надо бы было мысленно возмутиться, прочитать себе целую тираду о том, что она в очередной раз позволила себе эту чертову, ненужную никому слабость, но мысли о прошедшем сне были более яркие. Да и о сне ли? Она села, протирая ладонью глаза, словно не хотела никого видеть, и чертыхнулась сквозь зубы. — Все в порядке? Ядвига? Она медленно и удивленно повернула голову, услышав этот голос. Кощей, полностью одетый (даже треклятая пуговица была на своем месте, как ни в чем не бывало), сидел на коленях, что-то выискивая под кухонным гарнитуром. Но, очевидно, услышав, что Ядвига проснулась, он отложил свои поиски и обратил свой взор исключительно на нее. — Ты еще не ушел или уже вернулся? — спросила она, сама не зная, какой из ответов хочет услышать, и взглянула на часы, показывающие полшестого утра. — Скажем так, — произнес Кощей, пытаясь подняться на ноги при помощи трости, — еще не ушел, но уже вернулся. Я вот все не могу найти свои часы… — он задумчиво постучал по голове ястреба на трости, бегло оглядел комнату и вновь остановил свой взгляд на Ядвиге и ее испуганно-горестному виду. — Ты как будто увидела старину Самди… С тобой все хорошо? Ядвига кивнула. После мотнула головой. Чертыхнулась, стерла со лба бусины холодного пота. — Он снова мне снится, — сказала она на выдохе спустя минуту молчания. — Спустя столько лет? — Спустя сорок, я бы сказала, — она протерла ладонями лицо, до крови кусая губы. Он ведь действительно не снился ей сорок лет, а теперь, совершенно неожиданно, она вновь отчетливо увидела его ангельское лицо, большие и полные слез, синие, как васильки, глаза и голос, не по-детски взрослый, тихо и спокойно произносящий: — Это ты виновата в моей смерти. Ты — слышишь? — только ты! Ядвига вновь прикусила губу, чувствуя, как кровь маленькими струйками бежит в рот. На вкус она горячая, металлическая, кисло-соленая… — Пока ты не прекратишь о нем думать, он будет продолжать приходить к тебе во снах, — знающе заметил Кощей. Он незаметно подошел к ней — на удивление, даже трость не выдала своего хозяина — и тихо опустился на край кровати. Но пружина матраса предательски скрипнула, заставляя Ядвигу убрать ладони от лица. — Я не могу прекратить о нем думать, — она покачала головой, незаметно для себя принявшись перебирать пальцами нательный крестик. — Он ведь действительно погиб из-за меня. — Ты себя накручиваешь. — Накручиваю? — в ее голосе проскользнула горькая усмешка. Пальцы сами собой отпустили крестик, и она сделала непонятное движение рукой. — Мне доверили его защищать. Считали, что я его уберегу. И что в итоге? Он погиб буквально у меня на руках! С годами эти прежде гневные, горестные, полные ненависти к себе, фразы утратили былой окрас. Теперь они произносились бесчувственно, каменно и, разве что, ненависть к себе часто проскальзывала между слов. Кощей, прекрасно понимая, что спорить с ней бесполезно — да и что можно сказать женщине, что практически всю свою жизнь живет с камнем на душе? — приобнял ее за плечи, притягивая к себе. Ядвига тут же уткнулась лбом ему в плечо и глубоко вздохнула, вновь и вновь против воли вспоминая маленького и умного не по годам Алешку Воронцова.***
Погода не задалась с утра. Сильный пробирающий до самых костей ветер сбрасывал с деревьев остатки листьев, срывал со столбов рекламные листовки и крал у прохожих головные уборы и шарфы. Всю ночь перед этим шел ливень, и раскаты грома раздавались в разных уголках неба. Одна из громовых молний даже угодила в едва сделанный после незапамятного отключения электричества в сентябре фонарный столб, а тот, в свою очередь, повалил еще несколько своих копий, и один из кварталов Мышкина в который раз за эту осень остался без света. Очередная бригада рабочих, взирая на разруху, гневно махала руками и что-то громко доказывала мэру, а он лишь щурился и что-то спокойно говорил в ответ на их гневные выпады. Наблюдая за этой сценой, Маша, Снежка и Варя переминались с ноги на ногу, растирали ладони и щеки, в надежде согреться, и, то и дело, поглядывали на часы. Стрелки тех стремительно приближались к цифре восемь, рабочие спешили внутрь ресторана, надеясь успеть все сделать до его открытия, а вот так нужной девочкам Рыжовой Людмилы Альбертовны все не было и не было. — А если она вообще не придет? — нахмурилась Варя и подула на озябшие ладони, пытаясь их согреть. Она бы и не удивилась, если в ближайшие дни вдруг ударили бы морозы и выпал снег — уж очень сильно пахло в воздухе морозной свежестью. — Придет, куда она денется? — Снежка развела руками. — С ее-то должностью… — А кем она вообще работает? — Старшим администратором, — напомнила Маша. Она сняла запотевшие очки и протерла их краем полосатого, разноцветного и жутко длинного шарфа. Нужного результата, однако, не последовало: линзы по-прежнему оставались затуманенными. — А не старовата ли она для этой должности? — поинтересовалась Варя, многозначно хмыкая, но, заметив недоумевающие взгляды, пояснила: — Всегда считала, что старшим администратором должен работать кто-то молодой. С пышными формами, в красивом костюмчике, состоящем из короткой юбки-карандаш и блузки, с вырезом по самое не могу. Эх, красота! — и она мечтательно закатила глаза, представляя себя в подобном образе. Картина вырисовывалась весьма впечатляющая. Варя так и видела себя, лет через пять: высокую, статную, с длинной косой, с в меру ярким макияжем, на высоких шпильках фиолетового цвета, в юбке на двадцать сантиметров выше колена — классически-черной, с аккуратной, едва видной молнией сбоку; блузка цвета шампань с высоким v-образным вырезом, открывающим вид на красивое декольте, черный, в тон юбки, жакет и ювелирные украшения, состоящие из серег, ожерелья и колечка из аметиста. Загляденье, воодушевленно подумала она, вот только все это омрачал тот факт, что из дома она сбежала, а без королевской казны она в ближайшие лет пятнадцать вряд ли позволит себе купить что-то хоть отдаленно напоминающее аметист. Снежка неожиданно засмеялась и постаралась замаскировать свой смех под кашель. Но получалось это плохо: издаваемые ею звуки были больше похожи на хрюканье. Варя и Маша одновременно повернули к ней головы и нахмурились. Снежка, не переставая смеяться, махнула рукой и пояснила: — Я просто представила себе мужчину-администратора в том виде, что ты рассказала. — Дураку что глупо, то и потешно, — хмыкнула Варя и тут же получила больной тычок в бок от Маши. Маша собралась было что-то сказать, но осеклась, не произнеся и слова. Вместо этого приложила палец к губам и кивнула туда, где мэр города спорил с бригадирами. Впрочем, в данный момент он от них отвлекся и громко кого-то звал: — Людмила! Можно вас на минуточку? Но та, к которой он обращался, остановилась лишь на секунду. С виду она была совершенно обычной женщиной: невысокая, худая, но не тощая, с гладко зачесанными седыми волосами и в совершенно обычной людской одежде. Казалось, ничто не выдавало в ней сказочных корней, если бы не глаза, одновременно по-детски наивные и любопытные и в то же время по-старчески серьезные и знающие, что давало любому, едва понимающему тонкости мироустройства, развидеть тщательно скрытую от посторонних взглядов натуру феи. Бросив на мэра усталый, чуть раздраженный взгляд, она постучала пальцами по циферблату наручных часов и, сказав: — Простите, Кощ… Сергей Валериевич, но я очень сильно опаздываю! — пожала плечами и возобновила свой шаг. — Людмила Александровна, всего на минуту! — Альбертовна, — мгновенно поправила она. — Я бы рада, но действительно спешу. Извините! И, кивнув так, словно смешала в одном флаконе насмешку, уважение и презрение, она весьма резво юркнула за угол, спеша ко входу. Три волшебницы, переглянувшись, последовали за ней. — Извините!.. — Ресторан закрыт. Приходите через час, — сказала Людмила, не особо вслушиваясь в голоса. — Но нам вы нужны, — на выдохе произнесла Снежка, и Людмила наконец обернулась к ним, быстро оглядела трех девушек, вздохнула и кивком пригласила их последовать за ней. — И что вы от меня хотите? — спросила Людмила спустя время. Она завела девушек в небольшой кабинет, в котором кроме стола, двух стульев и шкафа ничего не было. Быстро сняла пальто, бросив его на офисный стул и пошла к чайнику, проверяя, есть ли там вода. — Что-то случилось с Аленкой? — Нет. — Да. — Почти. — Так «да», «нет» или «почти»? — уточнила Людмила, нахмурившись. Девушки переглянулись. Маша толкнула в бок Варю, Варя наступила на ногу Снежке, Снежка, в свою очередь, сделала вид, что очень увлечена рабочим-электриком, которого было прекрасно видно из окна. Маша, поняв, что все самое сложное вновь варварски спихнули на ее хрупкие плечи, тихо фыркнула, выражая свое недовольство. — Понимаете, Людмила Альбертовна, — заговорила Маша, тщательно подбирая слова, — мы больше не можем врать Алене. — Это мерзко! — поддакнула Варя. Снежка обошлась согласным кивком. — Вы разве ей врете? — Людмила в задумчивости постучала пальцами по столу. — Она знает о том, что существует магия (даже не спрашивайте, откуда мне это известно!), что вы волшебницы, и хозяин Лукоморья — Кот Ученый. Где же тут вранье? Девушки отчетливо слышали волнение, тревогу и нервозность в ее словах, хотя лицо Людмилы продолжало быть приветливым. — Но ведь она не знает, что она сама волшебница! — возмутилась Снежка. — И о том, что вы… — А это вас не касается, — Людмила покачала головой. — Она и так слишком много знает. — Но Людмила Альбертовна! — На этом посчитаю наш разговор оконченным. Прошу, — она указала рукой в сторону двери, но юные волшебницы упрямо оставались на своих местах. — Зачем вы от нее это скрываете? — спросила Варя, сложив руки на груди. — Вас это не касается, — повторила Людмила. — Она наша подруга! — синхронно воскликнули девушки. — В первую очередь, она моя внучка. И если вам так будет легче, то могу сказать, что все, что я делаю — исключительно для ее защиты. — Зельем, блокирующим магию, вы ее тоже из-за защиты поили? — нахмурила брови Снежка. — Мы все знаем, Людмила Альбертовна, не маленькие. Подруги удивленно взглянули на нее: уж слишком уверенно и холодно звучал сейчас ее обычно нежный голос. — Ядвига поделилась информацией? — Людмила недовольно сжала губы. — Скорее мы сопоставили факты, — произнесла Маша, отводя взгляд. — А про пророчество она вам ничего не рассказывала? — спросила Людмила, пропустив слова Маши мимо себя. — Какое еще пророчество?! — Вот видите, — она вздохнула, — а говорите, что все знаете. — Людмила вновь покачала головой, сжала руки и произнесла: — В начале прошлого века один маг сделал предсказание, согласно которому ребенок двух огненных магов, ребенок, рожденный в одном мире и проживший хоть день в другом, ребенок, в чьих жилах течет кровь королей и кровь ведьм, ребенок, магию которого невероятно сложно, почти невозможно, обуздать, будет единственным, кто сможет победить Морока, но в конце он обязательно будет обречен на смерть. Вы этого хотите? Людмила тяжело сглотнула, подавляя комок истерики, и ладонями стерла с щек слезы, что текли у нее из глаз сильным ливнем. Маша, Снежка и Варя стояли, как громом пораженные. Собираясь к Аленкиной бабушке, чтобы расставить все точки над «ё», они совсем не ожидали услышать подобного. И теперь даже не знали, нужно ли им было это слышать.