2016, Декабрь. Штормград
— А дальше ты куда? — Варя смотрит на него снизу вверх, сжимает губы и теребит галстук от школьной формы. Колледж ночью необычайно красив: небо, сплошь усыпанное бело-золотыми звездами, стремящиеся к лунному диску шпили дворцовых башен, да деревья, что медленно колышутся порывами майского ветра. Над замерзшей в ночной тиши волшебной школой витал покров таинственности, подкрепленный каким-то необъяснимым духом азарта и приключений — по крайней мере так думает Варя, пытаясь оправдать бешено стучащие сердце и сбившиеся дыхание. — Куда глаза глядят, — отмахивается он, нервно оглядывается, потирает шею. Чего-то ждет, мелькает у нее в голове, но она тут же отмахивается от этой мысли, как от назойливой мухи, и резко поворачивается на внезапно раздавшийся хлопок. — Тебе пора, — быстро говорит она, — не то поймают. Он кивает: — Ты права, — и резко хватает ее за руку. Прижимает к себе спиной, достает из кармана неизвестно откуда взявшийся нож и прикладывает его ей на шею — точно на сонную артерию. Она захватывает ртом воздух, собирается закричать, но получается только сипло прохрипеть. К старой иве, тем временем, успели подбежать учителя — Кривозуб выставил руку, с уже головой магической сферой, Забейворота — молодой учитель-стажер — уже было ринулся к Варе, но был остановлен Василисой. Та была без своей привычной косы, с растрепанными и слишком длинным светлыми кудрями, и в ее взгляде отчетливо читались ярость вперемешку с испугом. — Ба, какие люди, — довольно улыбается он и… …Варя поняла, что кто-то ее трясет. Она распахнула глаза. Перед ней все еще плясал сон-воспоминание, а вне этого «сна» два голубых глаза с интересом поглядывали на нее. Резво подскочив, тем самым напугав обладательницу голубых глаз, Варя протерла лицо ладонью, убрала со лба мешающие волосы, поправила спустившуюся лямку неглиже и полусонным взглядом посмотрела на незнакомку. Ею была молоденькая девушка, с большими голубыми глазами и светлыми, заплетенными в корзинку, волосами. На ней было простое кофейное платье с белым фартуком и темно-коричневые закрытые кожаные туфли, что сразу же дало Варе понять, кем она являлась. — Ты горничная? — заявила Варя с долей вопроса. Девушка покачала головой: — Нет, я уаш фрейлян. — И как же тебя звать, фрейлян? — Варя не удержалась от усмешки. — Фретерьика Штильцхен, коспаша, — ответила та и присела в реверансе. — Мошно прьозто Фикхен. — Немка значит, — тихо фыркнула Варя и, уже переходя на немецкий, спросила: — Что ж тебе нужно от меня, Фикхен? Услышав родной язык, Фикхен широко улыбнулась, благодарно кивнула и поведала: — Меня приставили фрейлиной к вашему высочеству сегодня утром. Я принесла вам завтрак. Ваше высочество уже два дня не спускались на трапезу. — Передай им, что я ничего есть не буду. И вообще, я спать! Приятных снов. Сказав все это, она задернула балдахин, упала на мягкие подушки и с головой накрылась одеялом. Послышался растерянный ох Фикхен, а топот ее каблучков то удалялся, то приближался. — Ваше высочество, помилуйте, меня же накажут, если вы не покушаете. Ваше высочество! — она приоткрыла балдахин, одним глазом заглядывая внутрь. — Так ты фрейлина или служанка? — уточнила Варя, приподнимаясь на локтях. — Фрейлин не наказывают, чтоб ты знала. Да и платья они носят совсем другие. — Я… — начала Фикхен, заливаясь краской. Но вдруг всплеснула руками: — Ваше высочество, ради Бога, поешьте, вы уже два дня морите себя голодом! — Если еда исчезнет с тарелки, ты от меня отстанешь? Фикхен быстро закивала и радостно прихлопнула в ладоши. Варя подумала, что на работу ее брала уж точно не мать — она бы не допустила, чтобы служанка дворца была такой волевой, — и спрыгнула с кровати. На бюро стояла еще дымящаяся тарелка с рисом и форелью и чашка чая. Счастье Фикхен, что королевская чета не видит, куда она поставила еду, иначе бедняжке действительно было не избежать наказания. Оглядев яства и подавив порыв съесть хотя бы кусочек, Варя взмахнула рукой, и вся еда поднялась с тарелки и вылетела в окно. Довольная таким результатом Варя уперла руки в бедра и насмешливо взглянула на Фикхен. Видишь, мол, и мне хорошо, и тебе не плохо. Фикхен ринулась к окну и вдруг громко и испуганно ойкнула. Варя нахмурилась, но, так ничего и не поняв, взяла чашку, с наслаждением сделала один большой глоток — еще горячий крепкий напиток царапнул нёбо и гортань и тем не менее заставил Варю блаженно улыбнулся. Противно заурчавший желудок она решила проигнорировать и вылила остаток чая в горшок с монстерой. Двери вдруг распахнулись, Фикхен снова ойкнула, а Варя застыла, наконец понимая, каких размеров был этот «ой». — Что это? — Людмила Штормградская недобро сжала губы и потрясла изящной рукой, в которой она держала кусок рыбы. — Я спрашиваю, что это? Фикхен сдавленно пискнула. — Рыба, ваше величество. Форель, если быть точнее. Красная рыба семейства лососевых, — буднично ответила Варя, пытаясь подавить смех: волосы, шуба, меховая шапка, что Людмила держала в другой руке, — все было усыпано белым вареным рисом. — Так, значит, да? — Людмила стиснула зубы. — Решила объявить голодовку? Замечательно. Молодец, Варвара, — и она в несколько шагов оказалась рядом с Варей, схватила пальцами её подбородок и прошипела над самым ухом: — Делай что хочешь, чертовка, а все будет так, как сказали мы с отцом. Из дворца ты до своего совершеннолетия не выйдешь, а до двадцати одного тебя еще шесть лет. За это время может наберешься ума. — Я сбегу отсюда, — заявила Варя, чувствуя, как в глазах собираются слезы. — Месяц, два, три, но сбегу. — Только если на тот свет, — усмехнулась Людмила и стремительно вышла из комнаты, взметнув подолом своего платья. Не заботясь о присутствие здесь Фикхен Варя вытерла ладонью подступившие слезы. Она терла глаза, особо сильно давя пальцами на кожу, мысленно повторяя свои слова о том, что плакать она не будет. Не в этой стране, не в этом дворце, не в этой комнате, не из-за этой женщины. Когда солдаты королевской армии заявились в их мышкинскую квартиру, Варя не поверила. Ей же до этого везло! Ей удалось сбежать из дворца, даже не смотря на все охранные чары, удалось покинуть страну, удалось прятаться несколько месяцев во дворе чудес, притворяясь обычной сиротой, коих там было пруд пруди, удалось наткнутся на Вась-Вась и с ее помощью поступить в колледж под чужим именем, удалось, черт возьми, встретить друзей, удалось избежать ответственности за пособничество Мороку… Ей слишком везло, вот только везение это так не вовремя закончилось. Кто же мог подумать, что кто-то додумается отослать письмо в королевский двор с точным указанием координат юной принцессы? Действительно, поверившая в так благосклонную к ней фортуну Варя о всякой осторожности совершенно забыла думать. А посланник между тем пожелал остаться неизвестным, и это было его счастье — иначе бы Варя давно его прокляла. Нужно же было где-то использовать найденный у Кота рецепт порчи. Уже во дворце с ней долго не церемонились — телефон был разбит при помощи стула (он крайне удачно встал одной из своих ножек на экран), на комнату были наложенны дополнительные чары, а Варе, после часа ругани было наказано сидеть в своей комнате и думать о своем поведении. — В конце концов, — заявил, уходя, Виктор. — Ты единственная наследница престола. Не забывай об этом. Так уж, возмущалась Варя, единственная. А то она не знала, сколько у нее было единокровных братьев и сестер. Сама она была знакома только с двумя — сестрой Вероникой, которая уже два года, как была замужем за кем-то из родственников Селесты, и братом Вениамином, судьба которого так и не была определена: жил он во дворце, но отцом, тем не менее, признан не был. Но по слухам у отца было еще двое детей, близняшки, от бывшей фрейлины его жены. Если у Виктора Штормградского и была слабость, то это были определенно женщины — Варя была в этом уверена и ни капли не сомневалась. Иногда ей, конечно, было жаль мать. Чисто по-женски. Людмила его любила, посвящала ему все свои картины (у королевы Штормградской тоже была маленькая слабость, коей являлась живопись), следовала за ним даже на самые дальние саммиты, а Виктор в ответ раз за разом заводил романы с придворными дамами и оставлял на содержание дворца некоторых своих внебрачных детей — высокомерный Веня и пугливая и молчаливая Вероника были тому ярким примером. И почему, почему, спрашивала себя постоянно Варя, отцу нельзя было бы поднапрячься и возвести на трон того же Веню? Законы Штормграда это пусть и не разрешали в открытую, но и не запрещали. К тому же, разве не прадед Вари, Вадим Штормградский-Штормов, был бастардом своего отца и успешно возглавлял Штормград пятьдесят девять лет? Если бы все было так, то Варя бы сейчас уж точно не гнила в Небесном Шпиле, объявив голодовку. И уж точно бы не пыталась сдержать слезы, с особым усилием тря глаза. — Что ви делайт, ваше височестуо? Прекратить! Ви сепе фсе клаза стереть! И коша путет полеть! Улыбнувшись со смешного произношения Фикхен, Варя убрала руку от лица, тут же ощущая, как горят глаза. Подошедшие слезы были как нельзя кстати — они, пусть и совсем немного, успокаивали раздражение. — Фикхен, я прошу тебя, говори по-немецки, — взмолилась Варя, на что Фикхен счастливо улыбнулась: — Это я с радостью, ваше высочество! — Никаких высочеств! — предупредила Варя и вытерла мокрые щеки. — На «ты», Варя и без поклонов. — Слушаюсь, ваше высочество… Варя, — поспешила исправиться Фикхен и подмигнула. Голодовку Варя не прекращала. Вернее сказать, для всех она продолжала морить себя голодом и лишь благодаря душке Фикхен, что ночами приносила ей продукты питания, не давала себе умереть голодной смертью. Каждый день приходили родители — спрашивали, что она надумала, да ставили для себя галочку: жива, дома, ничего с собой не сделала. Из комнаты Варя тоже почти не выходила — только если в ванную комнату или чтобы позвать Фикхен. Но и этого ей хватило, чтобы по классике жанра дешевого девичьего романа подслушать разговор, который для ушей ее не предназначался. Не совсем разговор, конечно, — всего лишь фрагмент одного долгого диалога без начала и конца. Вообще, изначально она просто хотела пройти мимо: подслушивать беседу родителей не хотелось. Да и как такового подслушивания в конечном счете не было — она просто уловила долетевшие до нее фразы. Но и они заставили ее сильно задуматься. — … Хороша перспектива! Всю жизнь терпеть твои измены и воспитывать твоих ублюдков! — яростно шипела Людмила. — Ну прости, дорогая, если бы я заранее знал с каким ты браком, я ни за что не сделал бы тебя своей женой! — голос Виктора был переполнен яда, но в отличие от супруги он говорил тихо и относительно спокойно. Вот, вроде две непонятные фразы, частички большого разговора, который Варе так и не довелось услышать, но отчего-то внутри все сжималось, словно в этом диалоге было что-то, связанное с ней самой. Смешно, глупо, ненормально, но дрожь так и накатывала каждый раз, когда Варя вспоминала эти слова. Забавно. Она здесь, узник собственного дома, Морок все еще на свободе и не факт, что ему от нее ничего не нужно, а она, как маленькая глупенькая девочка, переживает из-за какого-то подслушанного разговора! — Ты совсем какая-то грустная, — заметила Фикхен, входя в комнату Вари. — Что-то случилось? — Настроения нет, — отмахнулась она. — Скучно. — А я знаю, как тебя развеселить! — заговорщицки прошептала Фикхен и, выглянув в коридор, позвала: — Захотите, ваше височестуо! Варя настороженно посмотрела на дверь и тут же, не сдержавшись, радостно запищала. А в комнату тем временем важно вошла высокая утонченная девушка. Впрочем, едва дверь закрылась, ее важность исчезла, словно по щелчку пальцев, и, тоже запищав, она бросилась в объятия Вари. — Бедные мои уши, — хихикнула Фикхен, но, опомнившись, деликатно прикрыла рот ладонью. — Селеста, Боже мой, как же я рада тебя видеть! — воскликнула Варя, покачиваясь с подругой в объятиях, но вдруг они обе оторвались друг от друга и, подняв вверх указательные пальцы, синхронно произнесли: — Вы что, сударыня, вы же принцесса! Как вы можете вести себя подобным образом? — и, не сдержавшись, дружно засмеялись. Что-то вспомнив, Фикхен убежала из комнаты, а Селеста вытащила из-за бюро стул (Варя припомнила, что именно им был разбит ее телефон), села на него, отведя в стороны щиколотки, и приказала: — Рассказывай! — Что рассказывать? — Как что? — Селеста всплеснула руками. — Как сбежала, где скрывалась, где побывала, каково там, на свободе? Я хочу знать все! — и она по-детски нетерпеливо притопнула ногой. Варя рассмеялась. В этой русской англичанке было что-то притягательное, необычное. В общем-то, от англичанки в Селесте Пинкберри было лишь имя, резиденция в Шотландии и привычка ежедневно устраивать в четыре вечера чайные церемонии. В остальном она была полностью русской девушкой с широкой душой, длинной темно-русой косой и любовью к вяленой рыбе. — Что ж, придется удовлетворить твое любопытство, — сказала Варя. — Сбежала я ночью при помощи моей ненаглядной сестры, которая приехала сюда с мужем. Была я много где — первое время скрывалась в сказочном дворе чудес в Воронеже… — Как?! — изумилась Селеста. — Но ведь там, что не человек, то преступник или сирота без крова! — Это было мне на руку. Мои родители были уверены в том, что такая щепетильная, как я, и на метр к подобному месту не подойдет. А после меня нашла куратор Волшебного колледжа — как, я сама не знаю, — и я под именем Шторм Варвары Викторовны поступила в колледж. А затем меня и еще двоих девочек отправили на практику в Мышкин. Вот и все, ничего интересного, — о том, что именно она стала причиной побега Морока, Варя решила не упоминать. Выслушав это, Селеста несколько минут молчала. Перебирала пальцами браслет из голубого жемчуга, задумчиво хмурила брови и наконец задала давно волнующий вопрос: — И стоило тогда было убегать? Чего тебе спокойно в Шпиле не сиделось? — Мне душно здесь, понимаешь? — сказала Варя, но взглянув в лицо Селесты, поняла, что не понимает. Варя не винила ее — Селеста жила совсем по-другому и жизнь ее смело можно было сравнить с жизнью принцессы из сказок или старых мультфильмов. — Эти стены давят на меня, корона жмет, а эти чертовы платья не дают мне нормально дышать. Каждый день одно и то же: танцы, языки, арифметика, музыка, этикет, встреча с особо важными людьми и родители, с их постоянным возмущением о том, что я никчемная принцесса. И ничего нового. А я не робот. Я жить хочу, понимаешь? Учиться пользоваться своей магией, путешествовать, знакомиться с простыми, но хорошими людьми. — С такими, как Ветерок? — виновато спросила Селеста. — Таких как Ветерок больше нет, — Варя усмехнулась и протерла сухую щеку так, словно по ней текли слезы. Подскочив с кровати, Варя подошла к окну, на полную открывая створки. Холодный зябкий ветер в ту же секунду ударил в лицо, всполошил волосы и сбросил заколку. Варя прикрыла глаза, пытаясь представить, что сейчас она не во дворце королевской семьи Штормграда, прозванном Небесным Шпилем за стремящиеся далеко за облака золотые шпили, а где-то далеко, на свободе. Слишком увлекшись мечтами она вытянула вперед руку, и слабый удар тока прошел через все тело. Подавив горькую усмешку, Варя отметила, что в этот раз родители превзошли себя — охранные чары работали более чем отменно, — и повернулась обратно к Селесте. Подруга определено хотела что-то сказать и теперь взвешивала все «за» и «против». Они слишком давно друг друга знали, чтобы Варя этого не заметила. — Ну? — она вскинула брови, и Селеста вынуждена была сознаться: — Ветерок мне писал, — проговорила она и глубоко вздохнула. — С тех пор, как его с позором выгнали из дворца, он решил отправиться в путешествие и повстречался с командой исследователей-любителей. Теперь он вместе с ними, ходит по морю на судне «Надежда», изучает ландшафты, флору и фауну разных уголков мира. Пару раз в месяц он присылал мне с почтовым голубем письма: рассказывал о своих приключениях, вкладывал фотографии, засушенные образцы растений или семена. Представляешь, в апреле он прислал мне семена банана! Теперь они растут у нас в зимнем саду, — она улыбнулась каким-то своим воспоминаниям. — Конечно, он спрашивал о тебе. Говорит, послал тебе с десяток писем, но ты на них не отвечаешь. Я ответила ему, что ты сбежала из дворца, и Ветерок был очень рад тому, что ты вырвалась из этой, как он сказал, «ярмарки тщеславия». А еще он просил передать тебе письмо, — сказала она, сделав небольшой перерыв, и достала из-за пазухи письмо-треугольник. Варя с каким-то собственническим прорывом вырвала из рук Селесты письмо, развернула его и принялась читать, жадно глотая строчки. «Милая моя Варька, Я безумно рад тому, что ты вырвалась из дворца — он бы тебя испортил. Хотя куда еще больше можно испортить девчонку, которая боится историю про черную руку? Но во мне еще живет надежда на то, что ты встретишь подходящую компанию и перестанешь бояться страшилок для первоклассника. У меня все хорошо. Как и мечтал, путешествую по миру, исследую окружающую природу. Недавно были в Африке — видели твои любимые гибискусы. В дикой природе они намного красивее, чем в горшке. В общем-то, живу я неплохо, иммунитет у меня хоть куда — единственный из всей команды я не подхватил оспу. Не переживай! Все живы, только у Зойки нашей на лице осталось несколько неприятных шрамов. Эх, жалко девчонку, красивая была. Но сейчас не об этом. Не поверишь, Варька, скучаю. Очень-очень. Раньше я и не думал, что я такой сентиментальный! Днем еще ничего: занят работой и исследованиями в кругу ребят, но вот вечером… Постоянно вспоминаю то чудесное время, когда мы были рядом. Наши посиделки на крыше западной башни, встречи в библиотеке, твой заливистый смех и задаваку Селесту. Вот смотрю я на твою брошку, которую ты оставила мне в подарок, и сердце кровью обливается! Эх, Варька, Варька… Тешит меня только одна мысль: рано или поздно мы обязательно вновь встретимся. Земля круглая, мир тесен… Какие там еще пословицы бывают? Я в них не силен, ты знаешь. Вот встретимся мы с тобой, обязательно встретимся, и, честное слово, я исполню твое заветное желание! (даже сквозь бумагу вижу, как ты покраснела!)…» Кряхтя и тяжело вздыхая, в спальню вошла Фикхен. В руках она держала большую коробку, сверху которой была еще одна поменьше, на последней еще меньше, а довершала эту пирамиду резная деревянная шкатулка. Заметив все это, Варя быстро сложила недочитанное письмо, спрятала его в чашечку бюстгальтера — более надежного место, где бы его никто не нашел, она не придумала — и взмахнула рукой, поднимая все коробки в воздух. — Нельзя было сразу так сделать? — язвительно поинтересовалась она. — Слугам нельзя пользоваться магией, — пожала плечами Фикхен и поспешила составить все эти коробки рядом с шифоньером. — Что там? — нахмурилась Варя, беря в руки шкатулочку. Внутри нее были разноцветные ленточки, тесемки, заколки, резинки и несколько расчесок, утюжок и плойка с пятью насадками. — Что за?.. — Послезавтра будет бал в честь дня рождения короля, — прощебетала Фикхен на родном языке. — Присутствие принцессы обязательно, — добавила она, заметив, как перекосилось лицо Вари. — Ты знала, да? — Варя выразительно взглянула на Селесту. Она пожала плечами: — Разумеется. Поэтому мы с родителями и приехали в Шпиль. А ты разве не знала? — Если бы знала, не спрашивала! — Варя цокнула языком и со всей силы ударила носком туфельки по пирамиде из коробок. — Я никуда не пойду, так отцу и передай, — сказала она Фикхен и, уже обращаясь к Селесте, спросила: — Дашь адрес Ветерка? Я хочу послать ему ответное письмо. — Увы, — Селеста покачала головой. — Все ответы я отправляла ему с его же почтовым голубем. Но с октября он больше ни разу не прилетел. — Твою мать, — выругалась Варя и сжала губы в надежде сдержать подступившие слезы. Фикхен, все это время возившаяся с принесенными коробками, вытащила из самой большой бальное платье персикового цвета, успыпанное цветами и бусами; поверх лифа с большим V-образным вырезом на тонких брительках был воздушный крой из фатина. — Какая красота! — восхитилась Фикхен. — Варя! Ну что ты? Примерь! Селеста недоуменно взглянула на подобную фамильярность со стороны служанки, но тем не менее кивнула: — Действительно, Варя, тебе стоит его померить: персиковый должен тебе пойти, — она пощупала воздушную ткань, коснулась ногтем цветочка на талии и оценила: — Magnifique! А у меня будет фиолетовое. — Мне оно не нужно, — заявила Варя, с трудом отрывая взгляд от платья. — Я не пойду на бал. Сбегу, в лепешку расшибусь, но на этот бал, проклятый, не пойду! Со злости она сбросила со стола персиковые туфли-стилетто, сложила руки на груди и отвернулась к окну. Селеста и Фикхен переглянулись и тяжело вздохнули.***
За день до дня рождения отца Варя по-прежнему была уверена в том, что ни на какой бал она не пойдет. Ни за что, никогда, ни за какие коврижки! Это же она и сказала матери, когда та приходила одним вечером. Людмила на это фыркнула, шепнула что-то и ушла. А в пять часов утра, без объявления, когда Небесный Шпиль все еще находился в ночной дреме, в комнату Вари раздался настойчивый стук. Открыв дверь, она сначала никого не увидела, но уже через секунду, буквально из ниоткуда, появилась Селеста в пижамном клетчатом костюме. — Как ты это сделала?! — изумилась Варя, но что Селеста, приложив палец к губам с просьбой о тишине, съязвила: — Украла у короля шапку-неведимку. Мистер Джеймс, вы где? — Тут, ваше высочество, тут, — пробасил чей-то голос, и тут же перед Варей появился Карл Джеймс — церемониймейстер их дворца. Когда-то, припомнила она, этот с виду грозный мужчина был главным помощником в их с Селестой детских шалостях. Смущенно запахнув халат, Варя недоуменно оглядела ночных гостей. Селеста насмешливо смотрела на подругу, в то время как Карл выпивал уже второй по счету стакан воды, пытаясь привести сбившиеся дыхание в порядок. Слово взять решила Селеста: — Если ты так сильно не хочешь жить во дворце, то я согласна: тебе нужно уйти. Но уйти не просто так, а официально отказавшись от престола в чью-то пользу — Веня или Ника должны подойти. Мне кажется, нет для этого места и времени лучше, чем королевский бал. Правда я сомневаюсь, что это будет подходящим подарком для твоего отца… — Ты с ума сошла? — Варя нахмурилась, на что Селеста покачала головой: — Это идея мистера Джеймса. По его словам, если ты откажешься от престола, то твои родители не будут столь сильно о тебе печься и будет шанс того, что они отпустят тебя на все четыре стороны. — Ваша подруга, Варвара Викторовна, просто невыносима, — заявил Карл. — А у меня слишком длинный язык: зря, зря я вам этом сказал, мисс Пинкберри. Селеста очаровательно улыбнулась и послала ему воздушный поцелуй. — Вы с ума сошли, — заключила Варя. — Мать и отец убьют меня еще до того, как я успею покинуть бальный зал! — Эта самая тяжелая часть нашего плана, но и из этого тупика есть выход, — азартно откликнулась Селеста. Варя уже и забыла, когда видела подругу подобной в последний раз. — Ты вчера рассказывала про то, что в колледже познакомилась с внучкой Деда Мороза. Если удастся уговорить Мороза Ивановича помочь тебе, то дело в шляпе: его тройка пройдет через любые охранные чары. Пока ты будешь говорить речь, он будет стоять под окном, а когда ты закончишь — прыгнешь в окно, прямо в его сани, и уедешь. Ну как, здорово я придумала? — Отвратительно, — фыркнула Варя. — Каким образом я свяжусь с Морозом? У меня даже телефона нет! Да и зачем ему рисковать ради меня своей репутацией? Его ведь могут посадить! — У Мороза Ивановича юридическая неприкосновенность в ста двадцати пяти волшебных странах мира, включая Штормград, — рассказал Карл. — Исключение только для убийств. Но до такого, надеюсь, не дойдет. А по поводу телефона, вот, держите. Номер Снегурочки там должен быть — пришлось немного попотеть, чтобы его раздобыть, — говоря это, он вытащил из внутреннего кармана сюртука телефон и подмигнул: — Считайте это моим подарком на Новый год. Разумеется, сначала Варя сомневалась, но все же решила рискнуть. Вот и была поэтому она сейчас в бальной зале, ловко лавируя среди гостей. Дамы в разноцветных платьях на всяких лад — от ярких вечерних миди до пышных бальных, мужчины в деловых костюмах, официанты, кружившие туда-сюда с подносами шампанского и канапе… У неподготовленного человека голова бы закружилась от обилия красок и людей, но Варя, за свои пятнадцать лет привыкшая к подобным торжествам, не обращала на это внимание и крайне быстро нашла Селесту. Та, как и обещала, была в фиолетовом платье с летящей юбкой и облегающим фактурным верхом. На талии был аккуратный позолоченный поясок, а темные волосы, в традициях Воздушного королевства, были спрятаны под розовым париком-шаром. — Выглядишь шикарно, — вместо приветствия сказала Варя, и Селеста, отпив пару глотков игристого, хмыкнула: — Скорее как чучело. Вот тебе мое слово: когда я стану королевой, я отменю все эти парики к ветровичковой прабабушке! — Ты поосторожнее, не обижай старушку, — Варя нервно усмехнулась и огляделась по сторонам, замечая мать — Людмила Штормградская по случаю была в длинном голубом платье с аппликациями. Чуть повернув голову, Варя увидела светловолосую женщину в шифоновом платье темно-синего, почти черного, цвета. Впрочем, к подолу цвет все светлел и становился ультрамариновым. Женщина определенно была знакома Варе, но она все не могла понять, откуда. К тому же, женщина стояла спиной к ней, и все, что могла увидеть Варя — изящный стан, платье и кудрявый светлый хвост на самой макушке. — Волнуешься? — спросила Селеста. — Конечно, нет, что ты. Селеста на это, мягко говоря, отвратительное вранье закатила глаза и протянула Варе бокал. — Если все удастся, то, пожалуйста, не забывай обо мне: звони и пиши. Я же волнуюсь, — взмолилась Селеста. Варя ободряюще улыбнулась и взглянула вглубь пузырящейся жидкости. Пить совершенно не хотелось, и она поставила бокал на поднос проходящего мимо официанта. Оркестр заиграл танцевальную мелодию.***
Одно несложное заклинание заставило его предыдущую партнершу поскользнулась на ставшем вдруг мокром паркете, что дало Василисе шанс приблизиться и нагло положить руку на плечо Виктора. Большая мужская ладонь тут же легла ей на талию, смяв волосы и ткань платья. — Надеюсь, вы не против, ваше величество? — кокетливо спросила она, но Виктор лишь нахмурился. — Василиса? — удивился он. — Не ожидал, что ты осмелишься прийти сюда. — А чего мне бояться? — она насмешливо наклонила голову набок. — Я не объявлена «неприятным лицом» и спокойно могу посещать Штормград. — После всего, что ты сделала, я был уверен, что ты струсишь. Для тебя это не редкость, — добавил он, многозначительно подняв темные брови. — Честно говоря, если бы не Варвара, я бы ни за что сюда не пришла. — Да что ты! И с каких это пор тебя стала интересовать судьба моей дочери? — он поставил особый упор на «моей» и сильнее сжал пальцы на талии Василисы. — Ты посмотри: сначала укрыла ее в своей школе, подменила документы, прикрыла перед судом, засунула под крыло к лучшему хранителю… С чего бы все это, как думаешь? — Может с того, что она и моя дочь тоже? — холодная усмешка промелькнула на ее тонких губах. — То, что ты ее родила, совсем не означает, что ты ее мать. В отличие от Людмилы, что ее воспитала. — То-то я погляжу, что Варвара ее ненавидит. Виктор не ответил. Лишь сузил глаза и придержал ее за спину, позволяя, согласно танцу, откинуться назад. — Зачем ты пришла сюда? — Ты должен ее отпустить, — отчеканила она, словно давно заученную речь. — Она должна учиться. И учиться не во дворце танцам и рукоделию, а в колледже основам магии. — Если это все, можешь уходить. — Она сгниет в твоем замке, Виктор, пойми ты это! — Тебя это должно волновать? Четырнадцать лет ее судьба была для тебя неинтересна, что же случилось? Василиса не ответила и, согласно танцу, «закрутилась» в его руках, оказавшись прижатой к нему спиной, и Виктор против воли запустил нос в ее волосы, вдыхая неизменный аромат жасмина. Но это продлилось всего мгновение — ему пришлось отпустить ее и вновь положить ладонь на ее стан. Фиалковые глаза внимательно уставились в ее лицо, и слова слетели с губ прежде, чем он успел все как следует обдумать: — Ты слишком красивая, Василиса. Наверное, это единственный дар, который я рад, что передался от тебя Варе. — Я бы назвала его проклятьем, — она ответила взгляд. — Знаешь, — он причмокнул губами, — я выполню твою просьбу, отпущу Варю. Но… Только при одном условии. — Говори, — она напряглась, мысленно будучи готовой к любому унижению. — Ночь, — прошептал он над самым ее ухом. — Всего одна ночь — не так много, не правда ли? — и то, о чем ты просишь будет выполнено. Ну же, Василиса, сделай мне подарок на день рождения. — Скотина, — прошипела она, стиснув зубы. — За нашу прошлую ночь я не могу оплатиться уже шестнадцать лет. Слишком большая цена за пару часов сомнительного удовольствия, знаешь ли. — Это нет? — Как думаешь, Людмиле понравится, что ее законный муж спит с опальной царевной? Которая, к тому же, мать его ребенка, которого — вот ирония! — ей приходится воспитывать, — она вдруг привстала на носочки и совсем близко приблизила к нему лицо. — Я бы с удовольствием переспала с тобой, чтобы затем посмотреть на то, как ты, треклятый изменщик, будешь жене своей в глаза смотреть, но вот сильно сомневаюсь, что прежде у тебя не было других связей. Он больно сжал ее запястье: — Раньше ты не была такой колючей. — У меня были хорошие учителя. «Их имена судьба, стыд и совесть», — мысленно добавила Василиса. Оркестр вдруг прекратил играть, и музыка стихла так же быстро, как выключается музыкальный центр при отключении электричества. — Минуточку внимания! — попросила Варя, и все присутствующие уставились на нее с интересом. — Что она творит? — нахмурился Виктор и уже было ринулся к ней, но Василиса ухватила его за локоть. На удивление, Виктор повиновался и застыл, во все глаза наблюдая за дочерью. — Вы все прекрасно знаете, — продолжала Варя, — по какому поводу мы здесь собрались. Мой драгоценный батюшка отмечает свой сорок пятый день рождения. Разумеется, я хочу пожелать ему всего самого лучшего — здоровья, удачи, любви, — она горько усмехнулась. — Но в этом бале есть еще один, никому неизвестный повод. Я, Ее Королевское Высочество, Штормградская Варвара Викторовна, наследница престола Штормграда и будущая глава Воздушных королевств-содружеств, отрекаюсь от престола в пользу моего единокровного брата Ковалева Вениамина Викторовича. Я уверена, он будет лучшим королем для всех вас. — Не слушайте ее! — вдруг выкрикнула Людмила, продвигаясь к Варе сквозь удивленную толпу. — Девочка не в себе, вы разве не видите? Она заболела, у нее жар, горячка! Она не ведает, что творит! Виктор попытался последовать ее примеру и броситься к «больной» дочери, но Василиса, вовремя воспользоваашись чарами, сдержала его на прежнем месте. — Я в полном здравии, мама, — заявила Варя и взмахнула рукой, материализуя красный скоросшиватель. — Здесь, в этой папке, мое отречение… — Да ведь оно неверно оформлено! — засмеялась Людмила, вырывая документ из ее рук. Некоторые из гостей последовали ее примеру, и из разных уголков бального зала послышались неуверенные смешки. — Извольте, — подал голос невысокий юрист из Санкт-Петербурга. Он подошел к Людмиле и заглянул в папку. — Оформлено верно, я бы даже сказал, отменно. Мало кто из совершеннолетних волшебников способен так же верно написать хотя бы дарственную, а здесь — ювелирная точность! Людмила что-то шепнула ему прямо в ухо, и бедняга-юрист покраснел до кончиков ушей. Впрочем, уже было поздно — во время речи юриста, Варя с помощью магии распахнула окно и выпрыгнула в него, оказавшись точно в санях Мороза. Василиса проводила удаляющийся силуэт саней грустной улыбкой.