2017, Февраль. Пригород Мышкина
Алена проснулась от того, что некто крайне наглый сел прямо ей на грудь, согревая теплом тела и щекоча мягкой шерсткой, и начал облизывать ее лицо. Сморщившись, она резко перевернулась на бок и открыла глаза, с удивлением поражаясь тому, что этот некто был рыжим котенком с обрубленным ухом. Странно, котов в доме Рыжовых из-за бабушкиной аллергии не держали. Рыбки там, хомячки, попугайчики были, а коты — нет. С похожим удивлением в своих круглых болотных глазах на Алену смотрел котенок. Он прижал к голове единственное ухо, поджал под себя хвост и насколько мог вытянул шею, желая разглядеть прежде незнакомую девушку. Прерывая затянувшуюся тишину, котенок мурлыкнул, и Алена не нашла ничего лучше, чем рукой пригладить торчащий хохолок на его голове. Довольный лаской котенок почесался мордой о мягкую ладонь Алены, требуя дополнительную дозу нежности. Она умиленно улыбнулась, наблюдая за мурлычащим котенком, но улыбка ее исчезла в тот же миг, когда послышался скрип двери и раздалось восклицание: — О, ты уже проснулась? Эти слова отдались неприятным громом в голове Алены — будто две сотни тараканов с маракасами одновременно начали дикие танцы по ее черепу. Она легла на спину (упавший при этом на кровать котенок обиженно мяукнул), несколько раз моргнула, но, осознав чей голос услышала, резко поднялась на локтях. Гул в голове усилился в несколько раз, заставив Алену испустить жалобный стон. — Абрикосов, что ты здесь делаешь?! Ни капли не смутившись, Саша закинул на плечо махровое полотенце и встал, хитро щуря озорные до безобразия карие глаза. — Ну вообще-то, я здесь живу. — Давно? — Да пятнадцать лет уже. Алена протерла горящее лицо рукой, все еще плохо понимая происходящие. В голове так и крутились слова приставучей песенки: «Занесло, ой занесло куда-то. Занесло-о-о меня…». — Ага, — наконец сказала она и протерла лицо руками. — А я тогда что здесь делаю? Котенок мяукнул, привлекая к себе внимание. Саша же громко хмыкнул, стараясь подавить прилив смеха: заспанная Рыжова со взлохмаченными волосами, мятой рубашкой, неработающей после недавней пьянки головой, да еще и в его постели, была той ещё комедией. Саша сел на стул и на нем доехал до кровати и заговорил: — Понимаете, Алена, это очень долгая история. — Он дождался когда она нахмурится, возьмет на руки котенка и обратится в слух, и только тогда продолжил свою речь: — Вы должны знать, моя прекрасная маркиза, что вчера настолько увлеклись алкогольными коктейлями, что мне пришлось взваливать вас на свои всемогущие плечи и притащить сюда. Ваши ненаглядные подруги считают, что вы успешно добрались до дома, ваша бабушка уверена в том, что вы у подруг— великая сила смс, понимаете. — Ты можешь хоть сейчас не выпендриваться? — взмолилась она, падая на спину. — И так голова раскалывается! Алена прикрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти события вчерашнего вечера, но после того момента, где она и Варя, смеясь, пили коктейль, а где-то в соседней комнате Кораблева в очередной раз закатывала ревнивую истерику Абрикосову, ничего не помнила. Хотя… обрывки какого-то воспоминания то и дело всплывали наверх сознания, но никак не желали связываться в одну определенную картинку. Алена вновь попыталась сесть и огляделась. Комната была большая и от этого, почему-то, неуютная. Что-то не то было в этих белых стенах, темной мебели и во много раз заштукатуренном барельефе на потолке. Может, все дело в непривычности комнаты, а может в том, что она напоминала те дворцовые залы из сна. Такие неуютные, ужасающие, но одновременно величественные и прекрасные. Но комната Саши все равно не была такой старой, как дворец — ремонт здесь был минимум лет пять назад, да и мебель была новой и современной. Закончив разглядывать листья на потолке, она перевела взор на Сашу, впервые за всю беседу замечая, что он был без майки. «Н-да, — подумала она весьма серьезно, — пресс Абрикосову было бы неплохо подкачать — совсем уж хиленьким выглядит». — Слушай а мы… — Спали? — догадался он и вдруг настолько лукаво усмехнулся, что стал еще симпатичнее. — О, Рыжова ты была неподражаема. — Что?! — Я говорю: храпишь ты так, как не звучит не один музыкальный инструмент. То есть не-по-дра-жа-е-мо. — Не болела бы у меня голова, я бы тебя уже прибила, — заявила она и с протяжным «ой-ей-ей» вновь упала на мягкий матрас. Саша подпер голову рукой, сочувственно поглядывая на одноклассницу, но после махнул рукой и умчался из комнаты. Возвратился он минут через десять с до краев наполненным стаканом. — Пей, — сказал он, протягивая питье, и Алена настороженно спросила: — Что это? — Вода с лимоном. Пей. — Зачем? Я ведь пьяная, а не беременная! — Так, Алена, не знаю как вас по батюшке… — Олеговна, — любезно подсказала она. — Да, конечно. Так вот, Алена Олеговна, я ничего не знаю, но вы должны выпить это. Уверяю, станет легче. Она вздохнула так, будто собиралась выпить воду не с лимоном, а с ядом, как минимум, взяла стакан и, морщась, залпом опустошила его. Саша, наблюдая за ней, засмеялся и потянулся за стаканом, но Алена резко спрятала его за спину и спросила: — Почему ты забрал меня к себе, а не отвел домой или не бросил там, у Светки? — Ты сама просила, куда угодно только не домой. А насчет второго варианта… Если бы я бросил тебя у Светы, то как бы я теперь имел возможность насладился твоим сонно-пьяным видом? Хотя, признаться, это стоило мне особых жертв: мне пришлось спать на коврике. Не в силах больше терпеть его шуточки, Алена замахнулась на него, но Саша оказался шустрее — он поймал ее за руки, зафиксировав их по обе стороны от ее головы и завалился над Аленой, произнося: — Если будешь драться — я буду кусаться. Отвернувшись, чтобы не слышать его дыхание — оно определенно отдавало зубной пастой с мятой, — Алена задумалась, что бы из колкостей сказать в ответ, но дверь открылась и раздалось: — Кусаться здесь буду я. Кирпичом драться тоже. Саша громко гмыкнул, одним прыжком поднялся на ноги и посмотрел на вошедшего отца такими честными и невинными глазами, будто и не его застали в одной постели с одноклассницей. Алена же, смущенно вжала голову в плечи, надеясь слиться с белым постельным бельем. — С добрым утром, товарищ мэр! — весело отрапортовал Саша, а Алена тихо пискнула: — Здрасте… Кощей, заметив рыжие волосы и знакомый овал лица, нахмурился, но тут же встряхнул головой и спокойно произнес: — Через пять минут жду в столовой. Тебя, Елена, это тоже касается. — Я Алена, — поправила она, но Кощей уже успел закрыть дверь с другой стороны. Через десять минут невероятно розовеющая от смущения Алена сидела в столовой, опустив глаза в завтрак — омлет с овощами и сыром. Аромат от него исходил отменный, но кусок сейчас в горло совершенно не лез. Саша же, напротив, завтрак свой уплетал за обе щеки, то и дело бросая взгляд то Алену, то на отца. Тот, в свою очередь, сложил руки в замок и, устремив в Алену взгляд серебристо-серых глаз, поинтересовался: — И как же ты, душа моя, очутилась здесь? Дом твой, вроде, находится совсем в другой стороне. Алена еще больше покраснела, не зная, что сказать. Правду? Не-е-ет. Определенно, никогда и ни за что. А то еще подумает, что она тот самый пьющий подросток. А она ведь ни-ни! Первый раз попробовала… Молчать тоже было не вариантом. Чего только не подумает человек, застав в кровати сына малознакомую девушку — вариантов много, и все они были далеки от порядочности. — А она… — Я, Шурик, не тебя спрашиваю, — перебил его отец и, немного подумав, настойчиво попросил: — Пойди-ка позвони Валентине и попроси ее отпарить мой костюм. — Так сегодня же воскресенье! — Пойди, — повторил с нажимом Кощей, — и попроси. Понимающе кивнув, Саша ушел (перед этим прихватив Кузю, который так и норовил стянуть со стола что-нибудь вкусненькое) в свою комнату за телефоном, а Кощей вновь посмотрел на Алену, будто критик на картину с выставки, и подметил: — Ядвига была права, говоря, что по тебе можно твою родословную изучать. То и дело видится в твоих чертах то мать, то отец, то бабушки с дедом. Забавно, что при этом ты являешься красавицей — могла бы быть дурнушкой. — Умение делать комплименты у вас, видимо, семейное, — буркнула Алена, но, спохватившись с кем и где она говорит, поспешила извиниться: — Простите. Голова болит, сама не знаю, что говорю. — Ничего. Умение говорить не подумав уже отличительная черта вашей семьи. Немного подумав и, наконец, поняв весь смысл его слов, Алена мигом оживилась, теряя остатки стеснения. — Вы настолько близко знаете мою семью? — спросила она, заинтересованно выпрямившись. — Не то, чтобы бы близко, — сказал он, откидываясь на спинку стула. — С твоим отцом мы когда-то вместе воевали против Морока, с бабушкой и дедом — пили чай на юбилее царя Южного королевства, а твоя мать и ее сестра в одно время воровали у меня яблоки. — Сестра — это Ядвига Петровна? — уточнила Алена, и Кощей пожал плечами: — Насколько я знаю, других сестер у Елены не было. А с Ядвигой мы, честно говоря, давние друзья. Алена усмехнулась, пытаясь представить Ядвигу и свою мать, под покровом ночи крадущимися в дом, больше, правда, похожий на усадьбу, Абрикосовых, чтобы украсть яблоки. Картина представлялась куда как смешная, но она совсем не вязалась с образом матери, который себе представила Алена. Ядвигу же, напротив, в роли вора соседских фруктов она, почему-то, представлялась прекрасно. — А вы тоже из сказочных? — спросила Алена. Покосившись на дверь, словно боясь, что кто-то войдет, Кощей кивнул: — Да. Только Саша об этом не знает. — Почему? — изумилась она, вставая на ноги. — Но он же… он же должен знать! Вы всю жизнь собираетесь это от него скрывать? Мне тоже об этом не рассказывали — теперь вот, все пожинают плоды своего вранья! Она настолько манерно повела рукой, что Кощей даже удивился — точь-в-точь такой же жест он не раз видел у Натальи Матвеевны, когда та злилась, ругалась или что-то пыталась доказать. — Тон убавь, — потребовал он и настолько прохладно взглянул на Алену, что она почувствовала, как по спине пробежал табун мурашек. — Поступок твоей бабушки с этой глупой ложью я не одобряю, знай это, и не в коем случае не оправдываю. Цель оправдывает средства, да не всегда. Что касаемо Саши, — он еще раз посмотрел на дверь, — он не маг и знать ему это ни к чему. Только лишние хлопоты и разочарования. Понятно? Алена несколько раз кивнула и понуро опустила взгляд. Вот надо же было влезть в чужой монастырь со своими советами, ведь не просили же! — А можно я домой пойду? — спросила она, так и не поднимая глаз. Смотреть на Кощея было страшно, особенно после всего наговоренного и сделанного за это утро. — Конечно. Здесь тебя никто не держит. Тебя проводить? И не дожидаясь ответа, Кощей поднялся на ноги и поманил ее за собой. Уже когда фигура Алены скрылась по ту сторону калитки, появился запыхавшийся Саша. — Тетя Валя желает тебе всего наилучшего, благодарит за испорченный выходной и интересуется, какой костюм и до скольки нужно погладить. Что ей ответить? — Скажи, что ложная тревога. Саша, усмехаясь, кивнул и огляделся, интересуясь: — А Алену где ты забыл? — Домой твоя Алена пошла, — ответил Кощей и, посмотрев в темное февральское небо, как бы невзначай протянул: — Интересная, получается, дилемма: вчера ты спешил уйти пораньше, чтобы зайти за Катей, сегодня я застал в твоей кровати Алену… Как думаешь, кто из них двоих раньше выцарапает тебе глаза? — Ой, только не драматизируй, — попросил Саша. — Я не драматизирую. Просто очень надеюсь на то, что ты достаточно благоразумен и в ближайшие лет пять я дедом не стану. — Кто знает, кто знает, — задумчиво произнес Саша и едва успел увернуться от отцовского подзатыльника.***
Бали
Она сладко потянулась в кровати и повернула голову, с долей грусти обнаруживая там вместо любимого записку. Впрочем, содержание записки было слишком идеальным, чтобы продолжать мнимую грусть — все же Андрей был неисправимым романтиком. На секунду зарывшись носом в его подушку, она поднялась, быстро влезла в домашние майку и шорты и, по старой привычке завязав пучок на затылке, спустилась вниз. В окно вливались нежные солнечные лучи и так маняще-спокойно блестело в его свете море. Твердо решив сегодня сходить на пляж, она поправила наклонившийся набок диплом победителя одного из самых почтительных и известных танцевальных конкурсов. Этот диплом был ее гордостью — еще бы, именно на этом конкурсе она заявила всему Сказочному миру о своем таланте, заработав мировую славу, известность и нескончаемые настойчивые предложения принять участие в том или ином спектакле. Много кто желал видеть в своей постановке знаменитую балерину Майю Михайловну Аверину, приму Сказочного балета, ведь если на афише появлялось ее имя — это гарантировало полный зал зрителей и половину успеха спектакля. Она чуть улыбнулась и спустилась вниз, с удивлением слыша стук в дверь. Подумав о том, что Андрей, имеющий свои ключи, точно не стал бы стучать, она бросила короткий взгляд в зеркало, удостоверившись в том, что выглядит по меньшей мере сносно, и открыла дверь. — Виктор Витальевич, ваше величество, какая неожиданность! Чем обязана? — залебезила она, но Виктор поднял руку, прося ее замолчать, и, попросив стражу оставаться вне виллы, вошел внутрь, спрашивая: — Надеюсь, я, не сильно помешал? — Ну что вы, что вы, Виктор Витальевич. Правда, неожиданно — я, право слово, даже должным образом не одета, — она поджала губы, и Виктор, против воли, бросил взгляд на ее короткую майку и домашние шорты. Действительно, совсем не подходит для приема главы королевства. — Не желаете ли кофе? — Не откажусь, — кивнул он и направился за ней. Оказавшись в кухне-студии, Майя предложила гостю сесть на софу, а сама подошла к кофемашине и, читая названия, поинтересовалась: — Латте, американо, капучино, фраппе, эспрессо? — У вас настоящая кофейня, Майя Михайловна. Латте, пожалуйста. Она кивнула и взмахнула рукой, заставляя волшебно-технологический аппарат работать, и призналась: — Мой муж настоящий кофеман, и первым делом, когда мы купили эту виллу, он обустроил здесь уголок баристы. Засмеявшись, Майя отнесла готовый напиток Виктору и села в кресло напротив. — Что же привело вас, Виктор Витальевич, к моей скромной персоне? — Соскучился по разговорам с, вами, — усмехнулся он, вспоминая те несколько дней, которые Майя провела в Небесном Шпиле, как приглашенная звезда на день рождения королевы Людмилы. — А еще у меня к вам одно личное дело. — Да? — удивилась она и заправила за острое ухо выбившуюся темную прядь. — И чем же я могу вам помочь? — Вы, наверное, слышали о произошедшем в нашей семье? — О побеге принцессы Варвары и ее отказе от престола в пользу брата? Разумеется, об этом долго шумела вся сказочная пресса. — Так вот, — Виктор отпил кофе, — мне очень нужно поговорить с ней, но, так уж сложилось, что моя дочь имеет крайне сложный характер (еще бы, есть в кого) и так просто встретиться с ней не удастся. — Очень жаль. Но чем я могу быть полезна? Все-таки, я балерина, а не детский психолог. — Я долго думал над тем, как бы поговорить с дочерью и решил, что мне нужен связной. Кто-то, кто близок к моей дочери и одновременно далек от нее. Такой, как ваш сын, Майя Михайловна. В ее лице не отразилось не единой эмоции при этих словах. Она по-прежнему сидела, отведя в сторону сложенные щиколотки, и чуть улыбалась, хмуря карие глаза. — У меня нет детей. Да если бы и были — то определенно не одного возраста с вашей Варварой. — Мои сведения говорят об ином, Майя Михайловна, — усмехнулся Виктор и материлизовал папку с каким-то документами. — представляете, Майя, какие чудеса творят деньги и чины? Знаете, что в этой папке? — она настороженно покачала головой. — О, поверьте, это очень занимательная вещица! Я сейчас расскажу, вы только меня не перебивайте. Это досье на некую Белову Майю, родившуюся первого мая тысяча девятьсот восемьдесят второго года от союза фермера и дриады. Она окончила Волшебный колледж, в девяносто седьмом проходила практику в мышкине, в девяносто девятом перебралась туда подмастерьем в лавку «Двое из ларца». Следующие два года о ней нет особой информации, но вот в две тысячи первом она, путем кесарева сечения родила сына в мышкинской больнице. Мальчик родился на несколько месяцев раньше положеного — недоношенный, маленький, слабый… Кто, как не мать мог бы позаботиться о малыше? Но незадолго после выписки она пропала. Странная вещь, правда? Пропала и никто о ней ничего не знал. Зато через год на пьедестал славы вошла балерина — Майя Аверина, чудесное восемнадцатилетнее дарование. Замужем, правда, за молодым режиссером, но кому до этого дело? — Клоните к тому, что эта Белова — я? — нахмурилась Майя. — Спешу вас огорчить: это не я. Моя девичья фамилия Смирнова, мне тридцать два и мне никогда не делали кесарево. — Ваш шрам говорит об обратном. — Вы видите сквозь одежду? — У вас короткая майка и низкая посадка шорт — когда вы двигаетесь, виден низ живота, а на нем — вертикальный рубец. — В пятнадцать мне удалили почку — опухоль. — Поверьте, Майя Михайловна, я, хоть и король, но волей родителей в свое время закончил медицинский институт и прекрасно могу отличить послеоперационные шрамы. Поняв, что ей больше нечем защищаться, Майя встряхнула головой и быстро сморгнула. — Допустим, это я. Я бросила сына и сменила год рождения. Но что вы хотите от меня в таком случае? Если все так, как вы говорите, то сына я последний раз видела, когда он был младенцем. — В марте у вас гастроли по Ярославской области, насколько мне известно? Почему бы не наведаться к наследнику с маленькой просьбой. — И вы думаете, он будет меня слушать? — Будет. Иначе вот это, — Виктор покрутил в воздухе папкой с досье, — попадет прямо к вашему мужу. Кстати, не напомните ли вы мне, какой он по счету? Второй или все же третий? — Я согласна, — сказала она, тяжело сглатывая. — У вас есть время до конца марта. — Хорошо, я что-нибудь придумаю. — Я знал, что мы поймем друг друга, — улыбнулся Виктор и, поцеловав костлявую ладонь Майи, направился к выходу. Майя же со всей силы сжала в руках кружку с недопитым латте, и та лопнула, резанув острыми краями про холеным ладонями. Словно не замечая этого, она продолжала сидеть, хлопая ртом и глазами, как вытащенная на землю рыба, надеясь лишь на то, что раньше времени досье ни в коем случае не попадет к мужу.