1917, Февраль. Шотландия
— Алешка, где ты? — громко крикнула Ядвига, теряя остатки терпения. Она не знала, что ей делать: злиться на то, что этот маленький негодник ее не слушает, волноваться за то, что он не откликается, или смеяться с его очередной детской проказы, — и пока пыталась сохранить спокойствие. Получалось из рук вон плохо. Но нарушитель ее спокойствия — маленький веснушчатый мальчишка в темно-коричневых штанишках на подтяжках, в модном, как у взрослых, пальто и с беретом на волосах-огоньках, — глубоко вздохнул, выглянул из-за густо переплетенных ветвей терновника, сел обратно на скамью и вытащил из меховой муфты тетки маленькую черно-белую фотографию. С нее весело ему улыбались родители — мама в красивом и нарядом платье, папа, лукаво щурящий свои большие глаза… Синие, как васильки, припомнил Алешка и вытер навернувшиеся на глазах слезы. Ему нельзя плакать — он принц, маг, мужчина в конце концов. Чего ему плакать? — Алешка! Едва подавив порыв выйти из своего убежища и показаться тете — все же, она волновалась, — он еще раз посмотрел на снимок и провел крохотным пальчиком по волосам матери, вспоминая их шелковистость и запах всегда вплетенной в косу веточки лаванды. Аромат любимого цветка мамы вдруг послышался настолько явно, что Алешка даже оглянулся, чтобы удостовериться — настолько хорошо была ощутима лаванда, будто где-то неподалеку в самом деле была мама. Но нет, это невозможно — она далеко, в России, сражается за добро, а он вместе со своей двоюродной тетей находился в далекой Шотландии. Взрослые считали, будто он ничего не понимает, а он понимал. И то, что за ним охотится Морок, и то, что с родителями он не видится ради своей безопасности, и то, что всегда пугающая его прабабушка была во всем этом замешана. Все понимал. Но с присущей всякому ребенку пяти лет наивностью и верой в добро, он был уверен: скоро все закончится, Морок будет побежден и он, Алешка, вернется домой. К маме, папе, бабушке Наташе, дедушке Феде. И к игрушкам — к полной его личных игрушек дворцовой комнате. Там было все: кубики, детские мечи, доспехи, деревянный конь, мягкие мишки-зайчики, конструктор и еще столько всего, что даже не перечесть. — Алешка! — крикнула Ядвига. — Да заныкался, поди, где-то в доме, и играет со своими солдатиками, — просипела Айвера — прабабушка, которую неизвестно зачем заслали вместе с ними в Шотландию. Лучше бы, думал Алешка, в России осталась — меньше бы страшила его своим старческим лицом и чудаковатыми выходками. Он вновь вздохнул. Не то, чтобы ему запрещали смотреть на фотографии родителей — даже наоборот. Просто в доме он всегда был окружен чрезмерным рачением тетки и присутствием бабушки, которая одним своим видом пугала его до чертиков. Из мыслей Алешку вывел хруст сломавшейся под давлением чьей-то ноги ветки и ударивший по носу нежный аромат лаванды. — И кто у нас тут спрятался? — прощебетал над его головой такой знакомый и родной голос, и Алешка, не сдержавшись, радостно запищал и бросился на шею женщины, не прекращая приговаривать: — Мама! Мамочка!!! Как же я рад, что ты пришла! Я так соскучился! Он крепко прижался к обнимающей его матери, с удовольствием вдыхая ее запах, чувствуя тепло ее тонкой шеи, внимая ее нежному доверительному лепету и мечтая лишь о том, чтобы этот момент длился как можно дольше. — Это глупо! И безрассудно! Безрассудно и глупо! О чем ты вообще думала, Аленка? — возмущалась Ядвига, когда спустя несколько минут они сидели на кухне-столовой. Кухня была маленькая, как и весь дом, но обставленная по последней моде — Олег ни грамма не шутил, говоря, что даже в самом глухом месте Шотландии его сын будет жить в роскоши. — О том, как навестить своего ребенка, — запросто откликнулась Елена, целуя в макушку находящегося на ее коленях сына. Алешка то и дело тянулся к перевешенному через спинку стула материнскому колча́ну с луком и стрелами. Неизвестно, что больше привлекало его — само оружие, или яркое оперение стрел, — но они все не давали покоя его детскому любопытству. Айвера, сидящая на софе, громко фыркнула, а Ядвига покачала головой: — Все равно — верх безрассудства и беспечности! — Я была предельно аккуратна, — заверила Елена. — Плутала так, что даже если за мной и следили, то потеряли бы из виду где-нибудь в Ла-Рошели. Коротко закатив в глаза, желая верить в то, что слова сестры целиком и полностью соответствовали действительности, Ядвига отпила травяной чай и оглядела Елену с Алешкой. То, насколько счастливыми они выглядели и с какой нежностью смотрели друг на друга, против воли заставило Ядвигу почувствовать, как защемляет в сердце. Вот как, как можно было разлучить мать и ребенка, нуждающихся друг в друге, как никто другой? Будь трижды проклят Морок с его ненавистью к чародеями и этой войной, от которой плохо всем — и волшебникам, и немагам. А уж Елене, живущей в постоянном страхе за собственное чадо и подавно. Эти мысли пронеслись в ее голове за долю секунды, и встряхнув головой, силясь избавиться от этого наваждения, Ядвига подперла голову ладонью и поинтересовалась: — Как там дела? Верно расценив где находилось это неопределенное «там», Елена клюнула сына в щеку и ответила: — Более или менее. Морок где-то затаился, но его солдаты то и дело дают о себе знать. К счастью, нам удалось минимизировать жертвы. Портал в основном закрыт — раз в сутки всего на час его открывает Сан Саныч. Впрочем, что этим заведует Сан Саныч громко сказано — ему в последнее время совсем плохо. — До Рождества не дотянет, — ввернула Айвера, и Алешка, перепуганный ее старческой хрипотцой в голосе, сильнее прижался к матери. Елена нахмурилась, плохо понимая при чем здесь Рождество. Была середина февраля — прошлое Рождество уже прошло, до следующего же был целый год. Сан Саныч к тому моменту мог выздороветь, а не дожить к тому моменту у них у всех шанс был. Но так и не поняв смысл слов бабушки, Елена пригладила торчащие во все стороны вихры сына и продолжила: — Кот сейчас из подмастерья стал исполняющим обязанности. Но, если верить слухам, Сан Саныч все равно не хочет оставлять на него пост — он рассматривает другую кандидатуру, — и она заговорщицки подмигнула сестре. Ядвига на это махнула рукой — мол, сейчас не до этого. — Олега я совсем не вижу — круглыми сутками он находиться в гарнизоне. Наталья Матвеевна в связи с этим вновь ступила на трон. Мне это на руку: пусть лучше она докучает Визирю, чем мне. Федор Валентинович, по правде говоря, пока единственный, кого не особо коснулись перемены — от природы гибкий, он быстро приспособился к последним событиям и сейчас понемногу помогает то свекрови, то мне, то Олегу. Василису я тоже не вижу — переговорщиком носится наша царевна от нашего гарнизона к Мороковскому. В остальном все по-прежнему. Ах, нет, не все — Кощей вернулся. — Да что ты, — протянула Ядвига, силясь сохранить безучастное выражение лица. — И в чем причина? Его, вроде бы, шесть лет как в России не видели. Вся эта показная равнодушность могла бы обмануть кого угодно, но только не Елену. Она крайне смутно догадывалась о том, что произошло между сестрой и Кощеем шесть лет назад, но была уверена — его поспешное решение уехать было связано напрямую с Ядвигой. — Идея Сан Саныча, — Елена пожала плечами. — Кощей, как никак, Темный. — Ну да, — Ядвига сглотнула. — Рыбак рыбака. — Обходит из далека, — вставила Айвера таким тоном, будто знала то, что не знали другие. Впрочем, так оно всегда и было — будучи ведьмой и умелой провидицей, ей были известны чуть ли не все секреты вселенной. Но, увы, их она надежно прятала в глубине своего сознания. — Мам, — Алешка дернул Елену за рукав платья, привлекая ее внимание. — Мам, пожалуйста, передай папе, что я его люблю. — Конечно, сынок, — улыбнулась Елена, украдкой вытирая уголки глаз. — И бабушке тоже. И дедушке. — Может ты сам им это скажешь? — она усмехнулась и поправила ему воротничок рубашки. — Нет, — он помахал головой. — Ты передай. Я больше их не увижу. Испуганно вскрикнув, Елена прижала ладони к губам, но тут же ухватила сына за плечи и заглянула в его синие глаза. — Никогда! — прикринула она, едва видя Алешку сквозь белую пелену на глазах, и встряхнула его. — Не смей так говорить! Ты слышишь меня?! Не смей! — Хватит тебе, внучка, сырость наводить, — прохрипела Айвера, поднимаясь на ноги при помощь бадика. Она подошла к столу маленькими тяжелыми шагами и взяла правнука за предплечье, призывая: — Пойдем-ка, касатик, поможешь своей бабче книги перебрать. Настороженно покосившись на прабабку, Алешка кивнул и, крепко-крепко обняв мать, ушел, оставив на кухне двух женщин — одну наедине со своими слезами и беснующими материнским сердцем, другую — наедине с мыслями о том, что все должно быть не так. Что не должно быть ни Морока, ни войны, ни пророчества Айверы, которым она обрекала единственного правнука на верную неминуемую гибель.***
2017, Февраль. Мышкин
Оглядев внимательным взглядом чердак, Алена вздохнула. Нет, чего только Светка не придумает — вот нужно было ей устраивать на свой день рождения костюмированную вечеринку в стиле XIX века! Как будто без этого забот не было. К счастью, экзамен по русскому был уже сдан (к удивлению Ильи Игоревича все ученики девятого «А» сдали, как минимум, на проходной балл), да и сам маскарад на празднике продлится всего полтора часа — на это время родителями Светки был заказан фотограф. В остальное же время разрешалось переодеться в гражданское. Н-да, чего только не сделают родители, чтобы их дочка хотя час бы в жизни побыла принцессой. Светке, может, и хорошо — ей-то наряд купили. А вот где ей взять наряд в стиле девятнадцатого века, Алена ума не представляла. Думала, может что у бабушки на чердаке найдется, да вот кроме простых кофейных платьев в ее гардеробе ничего не было. Хотя нет, ложь — пару платьев, родом из девятьсот двадцатых, меховая шапка, а-ля Надя из «Иронии судьбы», и военная форма из сороковых там все же были. Но все было не то! Где корсеты, пышные юбки и рюшечки с оборочками? Алена, конечно, не была знатоком истории (в отличие от той же Светки), но неужели в начале двадцатого века всего этого не было? Дожили! Даже надеть нечего! — Господи, думаю, как Варя, — она сокрушенно покачала головой и испуганно дернулась, когда со стороны двери раздался смех. К счастью, это оказалась бабушка. — Тьфу ты! Ба, ну разве можно так любимых внучек пугать? Людмила, лукаво сощурившись, прошла вглубь чердака, попутно спрашивая: — Кто тебе такую глупость сказал? — Сама знаю, — Алена показала бабушке язык, но в ту же секунду состроила грустную мину и, едва не плача, созналась: — Ба, мне одеть нечего. Людмила несколько минут внимательно глядела на внучку, то щурясь и сжимая губы, то округляя их и широко открывая глаза. — Боже мой, — выдохнула наконец она, умиленно положив руки на сердце. — Боже мой! Неужели дождалась?! Чего именно она дождалась, Алена понять не успела — Людмила щелкнула пальцами, призывая волшебную палочку, и в воздухе ощутимо запахло магией — может, ей это показалось, а может все дело в том, что чем чаще она проводила времени с волшебниками, тем более чувствительна она стала к чарам. — Так какая там, говоришь, тематика вашей вечеринки? — уточнила Людмила, словно фокусник верча в пальцах свою палочку. — Девятнадцатый век, — пожала плечами Алена и тут же скептически прикрыла левый глаз: — А ты что, и платье создать можешь? — Чтобы фея-крестная — и не умела создавать красивые платья из лохмотей? Аленушка, родная моя, не обижай свою старушку. Так, — она втянула носом воздух, — какой ты хочешь наряд? — Девятнадцатого века. — Точнее. — Ну… Разве в девятнадцатом веке много платьев носили? Людмила громко фыркнула: — Алена, не заставляй меня сомневаться в честности твоей четверки по истории. В девятнадцатом столетие мода менялась, как никогда: тут тебе и Наполеон с его ампиром, и пушкинская эпоха, и романтизм, и кринолиновый бум, и кринолеты, и турнюры, и мода на женские свитера и юбки-колокольчики. — Вот из всего, что ты сказала, я только свитера знаю… — призналась Алена, задумчиво почесывая шею. Людмила глубоко вздохнула. Спокойствие, только спокойствие! Пусть сегодня девочка повеселится, а уже завтра она всучит внучке учебник по истории, чтобы она выучила его от корки до корки. Впрочем, вовремя вспомнила Людмила, это вряд ли, учитывая, что Аленка и так до глубокой ночи засиживалась за учебниками то Кота, то школьной программы. Для полноты картины ей только занятий по истории не хватало. Поэтому Людмила отложила этот порыв благодетельности — ну, не любит внучка историю, что поделать, — и призадумалась. Серьезно призадумалась — это вам не современная мода, где одной майкой можно и девушку приодеть, и полы начисто вымыть. Девятнадцатый век, как никак — время, в котором жили и творили многие известные драматурги. Кринолин Людмила отбросила сразу. Во-первых, из-за своей небезопасности — стоит вспомнить сестер Оскара Уайльда, как всякая романтизация платьев с кринолином сходила на нет. Во-вторых, это попросту было неудобно — юбка была слишком пышной, и вряд ли подходила для обычного дверного проема. Тоже можно было сказать и про кринолет — чуть более удобно, но явно не для Алены. Ампир? Нет, Алене не пойдет. Пушкинская эпоха тоже шла другой тропинкой — как самое знаменитое проявление моды того века. Не будет же внучка, как все? Ни в коем случае. Свитера и юбки-колокольчики? Нет, нет, нет. Оставались только всегда любимые Людмилой платья с турнюром. Пусть и выглядели они необычно, зато были вполне безопасны. Быстро представив в голове образ, Людмила коснулась палочкой макушки Алены, и обычные джинсы с джемпером сменились на красное платье с турнюром цвета бычьей крови. Алена покружилась вокруг своей оси, не сдерживая восторженного возгласа. Так красиво переливалась в свете солнечных лучей темно-красная тафта, настолько необычно смотрелись увеличенные с помощью турнюра бедра, столь игриво спускались на бледную кожу несобранные в замысловатую прическу локоны, что Алена не могла прекратить сравнивать себя с принцессой из сказок. — Ты просто кудесница! — воскликнула Алена и горячо поцеловала бабушку. Людмила засмеялась и еще раз взмахнула палочкой — массивные кроссовки заменили две хрустальные туфельки. Те самые, что долгие годы бессмысленно украшали стены чердака мышам на радость. — Ты же говорила, что отдашь мне их на выпускной! — напомнила Алена, разглядывая новую обувь. К ее удивлению, она была очень удобной. — На выпускной будет еще лучше, — заверила Людмила, и Алена несколько раз радостно закивала. Казалось, что ничего уже не омрачит настроение, но ее прежде радостное лицо вдруг стало невероятно грустным. — Аленушка? Что-то не так? — Нет, — она закачала головой. — Просто… Это же ненадолго, да? Как там было?.. «Когда часы на дворцовой башне пробьют полночь — твоя карета превратиться в тыкву!» — Я что, похожа на тирана? — спросила Людмила, обняв внучку за плечи. — Во-первых, без кареты обойдемся. Во-вторых — как только захочешь снять платье, скажи… Ну, например твое любимое «бибиди-бобиди» — и платье вновь станет простой одеждой. Устраивает? — Да, — засияла Алена, тут же хитро ухмыляясь: — Ба, а можно мне до двенадцати? — Нет. — Ну ба! — Нет. — Ба-а-а, — Алена моляще сжала губы, — Ты знаешь, что ты у меня самая лучшая, красивая, умная, добрая, классная, красивая… — Ты повторяешься, — заметила Людмила. — Да? Не заметила! Ну да ладно. А еще я тебя очень-очень люблю! Знаешь об этом? — Догадывалась. — Ну ба! Людмила в который раз за этот вечер засмеялась, для поддержания равновесия схватившись за комод. — Хорошо, — согласилась она, вытирая заслезившиеся от смеха глаза. — До двенадцати, и с тебя уборка в доме. — Вы, Людмила Альбертовна, первоклассная шантажистка! — заявила Алена, но после махнула рукой, будучи вынужденной согласиться: — А, ладно. По рукам! Но как потом оказалось, слова про маскарад в стиле девятнадцатого века были глубоко относительные, и Алена их поняла неправильно. Светка просто хотела устроить фотосессию в платье с пышной юбкой-кринолином, а остальных звала на обычный костюмированный праздник. Но Алена этого определенно не поняла, вот и пришла (вернее, подъехала на такси — к ней на удачу, водителям был знакомый бабушки, который не только довез ее, как хрустальную вазу, так еще и помог выйти из машины, доведя до самых дверей) в своем платье с турнюром. Встречавшая гостей старшая сестра Светки высоко оценила наряд словами: — Круто. В театре платье брала? — на что Алена ответила, улыбаясь самой честной улыбкой: — Нет, бабушка сшила. Светкина сестра понимающе кивнула, широко зевнула и пропустила Алену внутрь. Она не выглядела приветливой — может, работа швейцара была не по ней, а может все дело в том, что в свое шестнадцатилетие Светка решила припомнить сестренке все ее погрешения. В доме было как нельзя шумно — туда сюда сновали гости, разодетые то в вампира, то в принцессу. Среди них была и Варя — в своем бежевом платье с цветами и маленькой тиарой на голове, она как никто походила на особу голубых кровей. В просторной гостиной было большинство гостей — кто пожирал глазами стол, ломившийся от еды, кто крутился возле имениницы, а кто-то просто разговаривал с другом. Людей, если подсчитать, было не больше тридцати, но в связи с тем, что они, как тараканы, разбрелись по всему дому, было ощущение, что их раза в два больше. На удивление Алены, когда она вошла в комнату, бросив привычное: «Всем привет!» на нее уставились все. Вернее сказать, сначала на нее посмотрела сияющая от счастья Светка в пышном платье, но когда она громко ахнула: — Ну ничего себе! — на Алену подняли глаза и все остальные (следи них, как случайно заметила Алена, был и Абрикосов, который прежде беседовал с Машей). — Так, мать, я не поняла, — смеясь, заявила Светка, — ты меня на моем же празднике затмить решила? — И в мыслях не было! — уверила ее Алена и поспешила расцеловать именинницу в обе щеки. — Так я тебе и поверила, — хихикнула Светка и тут же отступила в сторону, давая подойти Снежке и Абрикосову. Он низко поклонился, отчего его полицейская фуражка упала на лоб, и пропел: — И кто же вы, моя прекрасная маркиза? Я никак не узнаю вас в гриме! Сдув со лба выбившиеся из прически волосы, Алена заметила: — Не утруждайте ваше серое вещество, месье. Боюсь, вашей пассии не понравится ваш интерес к моей скромной персоне. Закатив глаза, Саша заглянул за плечо Алены и приветливо помахал вошедшему Володе. Маша, заметив его, поспешила, под предлогом поиска Вари, уйти в другую комнату. — Может их в одной комнате замкнуть, как думаете? — шепнул Саша так, чтобы его услышали только Алена и Снежка. Алена хмыкнула: — Тогда родители будут искать наши бренные остатки где-нибудь в лесах Америки. Слушайте, а меня вот другое интересует: почему Маша в костюме бревна? — Вообще-то, это костюм дриады, — исправила Снежка, и Саша, согласно кивнув, направился вслед за Машей. Алена понимающе усмехнулась, и поспешила к Светке — она и Ирка как раз обсуждали последние сплетни по поводу мартовской поездки в Санкт-Петербург. Согласно новостям из учительской, она должна была состояться на весенних каникулах. Стоящий в дверях Володя удивленно воскликнул: — Вот это задница! — Вообще-то, — важно сказала Алена, оборачиваясь, — это турнюр. Это такая подушечка, которая делает ягодицы пышнее. — Не знаю, как это называется, но задница — просто отпад. Все засмеялись, а Алена, недовольно сощурившись, показала Володе язык, но тут же, не в силах больше сдерживаться, она присоединилась к всеобщему веселью.***
Саша нашел Машу на улице в летней беседке. Будучи запорошенной снегом, беседка из темно-коричневой древесины выглядела ветхой, старой и совсем пустынной. Но несмотря на это, Саша был уверен, что летом она, окруженная зеленью и солнечными лучами, была весьма и весьма привлекательной. Маша пыталась спрятаться ото всех в тени дальнего угла беседки, но из-за своего яркого зеленого наряда резко выбивалась из бело-коричневой массы. — Все хорошо? — спросил Саша, оперевшись плечом о притолоку. Шумно втянув носом воздух, Маша медленно моргнула. — Да. Просто… Вот что я теперь ему скажу? Как мне с ним себя вести? — Ты это у меня спрашиваешь? — Саша нахмурился. — Ну, ты же парень, — сказала она, зябко поежившись. Было от чего — из дома она выскочила в одном платье без рукавов, а на улице лютовали февральские морозы. Внимательно оглядев ее вид — жалкий не столь из-за грустного лица, сколько из-за покрытых гусиной кожей неприкрытых рук и шеи, — Саша уверено снял куртку и бросил ее Маше. Та едва поймала ее, коротко улыбнулась и с удовольствием накинула вещь себе на плечи. — Мне кажется, — начал Саша, убирая руки в карманы, — вести себя с ним как обычно. Ничего же криминального не случилось. — Я отказала ему встречаться… — И что? — перебил он. — Ну отказала, бывает. Он побесится пару дней, да забудет. Вот вечно вы, женщины, любите себя накручивать из-за каждого пустяка! Маша смешно сморщила нос. Саша был прав от первого слова и до последнего, но… Неприятный осадок от случая с Володькой остался. И если в течение этой недели удавалось сводить их встречи на нет, то она была не уверена, что так получится и дальше. Можно было бы, конечно, вызвать Володю на разговор и расставить все точки над «ё», но о чем с ним говорить, Маша решительно не знала. Кроме лекции о чувствах, любви и дружбе идей у нее не было, а Володя был не из тех, кто будет не только слушать, но и слышать замудренные термины. Оставить все как есть? Идея более чем заманчивая, но Маша не могла избавиться от ощущения неправильности и недоговоренности. Может, думала она, Саша прав — она себя просто накручивает? Просто не привыкла делать кому-то плохо. Или же грустно — по лицу Володьки точно нельзя было сказать, что именно он чувствует. Злость, грусть, ненависть, печаль или вовсе решил, что это не конец света и не стоит из-за этого переживать? Вариантов было множество. — Знаете что, Марья Георгиевна, — произнес Саша, подув на свои ладони. — Давайте вы подумаете обо всем этом в здание. Иначе, боюсь, я повторю судьбу мамонтов — замерзну, заболею, а лечить меня кто будет? Маша рассмеялась и первой вышла из беседки. Она шла так быстро, что Саша едва успел догнать ее и обвить руку вокруг ее плеч, краем глаза замечая, как шелохнулась занавеска на одном из окон. Саша не понял, что это было — сквозняк, кот или кто-то из гостей, но интуиция, почему-то, решительно склонялась к последнему.