2017, Апрель. Пригород Мышкина
Последнее, что осознанно помнил Саша, был его шаг в сторону отцовского кабинета. После — пустота, пугающая, звенящая, скрытая за пламенными занавесками, и больное, туманящие разум, жжение внутри. Словно его признали колдуном и заживо приказали сжечь на костре, только поджог начали не снаружи, а изнутри — чиркнули спичкой в легких, заставив их подобно сухой траве враз воспламениться. Горячая агония все еще бушевала в Саше, когда он сделал рваный вдох и сжал закрытые веки. Нос отчетливо улавливал одеколон отца совсем близко, и словно в подтверждение обонянию, слух уловил тяжелое сглатывание и ледяные слова Кощея: — Если с ним что-то случится… — Не случится, — перебил его женский, чуть хриплый голос, в котором Саша мгновенно узнал Ядвигу. — Я этого не допущу. — То же самое когда-то ты отвечала Сан Санычу, — с горькой усмешкой заметил Кощей, и Саша, движимый нездоровым любопытством, приоткрыл глаза, сквозь ресницы оглядывая отца. Прежде семенившая за ним Ядвига, на секунду замерла, растерянно смотря на зелье в руках, быстро моргнула и уверенно подошла к Кощею, обняв его за плечи. Она прошла дорожкой поцелуев от его виска до скулы и, уткнувшись носом в седину над ухом, вкрадчиво прошептала: — Сан Саныч был упрямым ослом, уверенным в собственной правоте, он сам сделал выбор в пользу смерти, отказавшись от моей помощи. — Ядвига, — предостерегающе заметил Кощей, поглаживая ее ладонь, — о покойниках либо хорошо, либо… — Ничего кроме правды, — торопливо перебила она и продолжила собственную речь: — С моими зельями Саша проживет полную и счастливую жизнь. — Но не долгую, — вздохнул Кощей, сжав ее руку, и Саша, по-прежнему щурясь, сипло потребовал: — А вот отсюда попрошу поподробнее. Ядвига и Кощей, не сговариваясь, одновременно взглянули на него. Пока Ядвига, присев рядом с Сашей, с присущей исключительно женщинам материнской нежностью гладила его по щеке и плечами, Кощей облегченно выдохнул и ненадолго скрыл лицо в ладонях, а Саша, к собственному удивлению почувствовал себя настолько хорошо, как можно чувствовать себя, попав домой после долгой разлуки. Как можно чувствовать себя в семье. Наконец совладав с собственным телом Саша открыл глаза, послал Ядвиге благодарную улыбку в ответ на заботу, сжал в ответ руку отца и совершенно серьезно спросил: — Что это со мной было? Ядвига вдруг резко встала, буквально добежала до письменного стола и, взяв искомое, фурией вернулась обратно и грозно потрясла предметом над лицом Саши, интересуясь, какого черта это оказалось у него. Буквально вжавшись в кровать — Ядвигу в подобном состоянии он видел впервые, отчего становилось несколько страшно — Саша умудрился разглядеть, что предметом, быстро потрясаемым ведьмой, оказался трехслойный браслет-змейка, выплавленный из золота. Такого сейчас не делают, промелькнуло у него в голове, однако вслух он сказал: — Да, знаете, нашел, гуляя по крышам. Говорил он предельно честно, ни секунды ни кривя душой. Великолепное ювелирное изделие он обнаружил в той самой коробке, адресованной Абрикосовому А. Он просто оглядел его, надел на руку, рассмотрел при свете и положил обратно, не найдя ничего стоящего — кроме самой стоимости, разумеется. Это он и поведал отцу и Ядвиге, с настороженностью и каким-то плохим предчувствием наблюдая за их реакцией. Оба вымученно переглянулись и посмотрели на Сашу, как на без пяти минут покойника (последние, в общем-то, относилось преимущественно к отцу). — Что-то не так, да? — спросил Саша, насмешливо улыбаясь, однако внутри у него всё застыло в ожидании смертельной опасности. Ядвига вновь опустилась на кровать, уронила браслет на колени и сжала сашино предплечье — не сильно, скорее показывая своё участие и сочувствие, — а Кощей, по-прежнему держа Сашу за ладонь другой руки, уточнил: — Ты же знаешь, что такое Ключи? Верно расценив, что имеются в виду совсем не те ключи, которыми открывают замки в дверях, Саша кивнул — кое-какое представление о Волшебных Ключах он имел, и на том Маше спасибо. Кощей, заметив его реакцию, тяжело вздохнул: — Скажем так, тебе довелось найти один из них. Он пытался говорить спокойно, даже иронично, но Саша прекрасно видел, что у отца это получается из рук вон плохо. Слово, тем временем, взяла Ядвига: — Понимаешь, Саш, эти ключи — сильная волшебная штука. В руках мага своей стихии они становятся мощным оружием, а для всех остальных — беспощадным ядом, от которого нельзя вылечиться. Прежде хаотично витающие в голове Саши картинки вдруг сложились в единый пазл. Надо же, как глупо складывалась жизнь. — И сколько мне осталось? — спросил он, и Ядвига, кинув в Кощея предупреждающий взгляд, рассказала: — Век назад, когда мы с твоим отцом были ненамного старше тебя, тогдашний хранитель Мышкина — Сан Саныч, ты уже слышал о нем — точно так же отравился Ключом огня. Он прожил недолго — проклятие скосило его меньше чем за полтора года. Но он не принимал никаких лекарств, я же смогу приготовить тебе особые зелья. Они заблокируют силу браслета на много лет. — Сколько? — переспросил Саша. — Я ручаюсь за сорок, а там… — она неопределенно взмахнула рукой, тем самым выражая вероятность многих и многих лет. Несколько минут Саша обдумывал информацию — тяжелую, неприятную правду, которую нельзя принять — и с показным весельем заметил: — Что ж, зато я успею понянчить внуков. — Но наткнувшись на потерянный и грустный взгляд отца, он стыдливо отпустил глаза и, не выдержав, спросил: — Та женщина, Майя, что она хотела от меня? Дернувшись, словно от назойливой мухи, Кощей покачал головой: — Хотелось бы мне знать об этом, Шурик. Но мне очень жаль, что ваше знакомство случилось таким образом. — А мне нет, — отрезал Саша, на секунду задумался и, решившись, положил руку отца на ладонь Ядвиги, недвусмысленно подмигнул и прикрыл глаза, делая вид, что спит и не замечает всех замечаний, сказанных в его адрес.***
Мышкин
— Тебе так нравится портить судьбы детей? Сначала Алексей Воронцов, затем Алена и Варя, теперь Саша… Скажи, неужели сердце совсем не екает? Леша и Настя были их возраста. Невольно вздрогнув от неожиданности ее голоса, Влад нацепил на лицо маску безразличия и обернулся. Виктория стояла в нескольких шагах, особенно красивая в свете керосиновой лампы. Матовая, неживая кожа казалась румяной, каштановые волосы блестели золотом, а белое муслиновое платье казалось совсем прозрачным. Он почти с легкостью проигнорировал ее заявление. В самом деле, до всех покалеченных им детей Владу было решительно все равно, а что касалось сестры и брата… Да, пожалуй их чудовищная гибель — единственное, что могло заставить его зачерствелое сердце болезненно сжаться и наполнить давно погибшую душу горечью и неподдельным раскаянием. Он не любил отца, да и мать тоже — во всяком случае не так, как их любили сестры, не так, как должен любить родителей их ребенок, но брат и сестры… Единственный лучик света в его грешной жизни, то, что заставляло не сгинуть в темнице в ожидании мести — его принцессы и маленький храбрый рыцарь погибли, как дворовые щенки. Как воры и убийцы… Почти как в свое время погиб Алексей Олегович Воронцов. Убийство этого мальчишки Влад помнил до сих пор. Настолько четко, словно только-только покинул еще горячее окровавленное тельце и не было тех ста лет, за которые он — страшно подумать — ни разу не почувствовал упрек судьбы. Хотя стоило — расправился с ним Влад довольно жестоко и безжалостно. Картина словно была перед глазами: еще совсем молодая Ядвига, которую приходилось сдерживать сразу нескольким солдатам из его личной армии; старуха Айвера, попытавшаяся прийти на помощь правнуку, но потерпевшая удар в спину — ее просто с размаху ударили по голове, отчего она сразу же потеряла сознание. И среди них всех — Он. Маленький, не по годам серьезный малыш с огромными глазами-васильками и рыжими кудрями. Алексей Воронцов не плакал, что удивляло и Влада, и всю его армию. Он просто стоял, на твердых ногах, сжимал ладоши в крохотные кулаки и повторял, чуть дрожащим от волнения и испуга голосом: — А я не боюсь вас. Совсем-совсем не боюсь. Вы глупый слабый дядя, вы сами не понимаете, что делаете. Как же, Влад понимал, прекрасно понимал, что делает, и все спешил выполнить затеянное. Помедлил, правда, ненадолго, но вовсе не из-за проблесков совести, нет — задумался всего на мгновение, как в таком маленьком существе может умещаться столько силы, смелости и понимания. Ведь глаза-васильки, глядящие то на будущего убийцу, то на тетку, то на бабку, были полны такого понимания, что у любого имеющего сердце человека кровь в жилах стыла. У Влада сердце уже тогда было черствое, поэтому он, не в силах просто ждать, выстрелил. И еще раз, и еще, и еще, до тех пор, пока маленькое тело не прекратило биться в конвульсиях, а глаза-васильки закрылись — раз, и навсегда. Влад протер глаза, отгоняя от себя морок воспоминаний, и холодно отчеканил: — Все, что мне нужно от этих детей, это чтобы они и их родители привели меня к ключам и к господству над Сказочным миром. И все, любовь моя, больше мне они совершенно не интересны. — Зачем же тогда было добровольно отдавать им ключи? — спросила Виктория, в искреннем интересе поднимая брови, и Влад объяснил ей тем тоном, каким маленькому ребенку объясняют простейшие бытовые вещи: — Чтобы они добровольно открыли мне проход в Сказкоград. Вик, они только притворяются безгрешными и безучастными, а на деле стремятся попасть в Сказочный мир не меньше моего. — А что насчет четвертого ключа — природного? Его так и не нашли и, насколько я знаю, искать не собираются. — То-то и оно, — задумчиво протянул Влад и внимательно оглядел супругу. Внутренний гений жаждал с кем-то поделиться найденной информацией, в то время как еще живая ненависть и осторожность во все горло кричали уничтожить стоявшую перед ним жену. В конце концов, он махнул рукой, постучал пальцами по стеклу Черного зеркала, и изображение больного Абрикосова сменилось сине-фиолетовым туманом. — Где находится Ключ Земли? — спросил Влад, и зеркало громко и поюще ответило: — У девицы ясной, что в плаще красном бежит от нежити страстной, скрывающей имя за титулом важным. Виктория громко и иронично протянула: — Очередное пророчество, да ты выиграл очередной куш, мой дорогой. Интересно, на этот раз ты тоже не станешь вдаваться в слова и вновь примешь за истину первый подходящий вариант? Не до конца поняв, к чему она клонит, Влад нахмурился, но прежде чем он решился задать волнующий вопрос, колокольчики на ее браслете предупреждающе зазвенели — верный признак того, что властелин Подземного мира жаждет увидеть свою возлюбленную. Какая ирония, думал в такие моменты Влад, что в это самое время возлюбленная Аида беседует ни с кем иным, как с собственным мужем. Законным, между прочим, между Богом и людьми… Наблюдая за тем, как медленно растворяется в пространстве тело Виктории, Влад, не выдержав, спросил: — Почему ты не говорила, что проходила практику у Сан Саныча? — Ты не спрашивал, — ответила она, мило улыбаясь, но Влад прекращать разговор не спешил. — Скажи, а до нашей встречи ты думала о том, чтобы стать женой императора? — Каждая девочка мечтает стать принцессой, — Виктория спокойно пожала плечами и, к собственному удовольствию, исчезла раньше, чем муж задал очередной вопрос. Материализовавшись в своих покоях в аидовом замке она не сдержалась и со всей силы притопнула каблучком по полу. — Мне казалось, еще секунда, и вы бы рассказали ему, — раздался за ее спиной густой бас, и Виктория, испуганно прижав руки к сердцу, произнесла: — Я и забыла, что вы здесь, Александр Александрович. Обернувшись, она увидела учителя и наставника многих поколений волшебников, Александра Александровича Пьянова. Он был совсем такой же, как и при жизни — широкоплечий, круглолицый, почти лысый, полный и строгий с виду настолько, насколько это было возможно. Даже она, будучи молоденькой выпускницей колледжа, когда впервые пришла к нему на практику, жутко испугалась его и исковеркала собственное имя. — Я решил дождаться вас, Виктория Михайловна, и все-таки договорить. Однако, — добавил Сан Саныч, одним лишь взглядом указывая на полотно, показывающее подлунный мир, — мне кажется, вы сейчас не очень желаете говорить о недавнем визите Геры и Зевса. — Вы правы, — вынуждена была согласиться Виктория, садясь в кресло рядом с наставником, — Голова забита совсем другим. — Я удивлен вашей выдержке, Виктория — так долго хранить эту информацию в секрете… — Я поклялась рассказать ему об этом на его смертном одре, — сказала она тем тоном, словно повторяла эти слова не единожды. — Как знать, — задумчиво протянул Сан Саныч, покручивая в коротких пальцах папиросу, — как знать. Может, скажи вы ему раньше, история пошла бы иначе… — Александр Александрович, если вы не хотите нашей ссоры, вам стоит сменить тему, — отчеканила Виктория, и Сан Саныч, стряхнув пепел, пожал плечами и послушно спросил: — Как поживает тот мальчик, Саша, кажется? — Лучше, чем можно себе представить. К счастью, он не так много контактировал с браслетом, да и Ядвига вовремя дала ему антидоты — превращения в Дэва можно еще долго не ждать. — Не может не радовать, — улыбнулся Сан Саныч, который всю эту историю с проклятием браслета испытал на собственной шкуре. — А как Алена? — Могли бы сами посмотреть, Александр Александрович. — Увы, — он развел руками, — из мира мертвых в мире людей мы можем видеть три вещи: новости и связанных кровью или страстью. Так или иначе, с ней не связан ни один пункт. — Как же, но разве вы не любили… — Любил, — перебил ее Сан Саныч, не давая произнести имени, так больно отдающего в сердце, — больше жизни любил. Но это никак не связывает меня с Аленой кровью. Виктория поспешила извиниться — в самом деле, он никогда не говорил об их близкой связи, только о том, что любил — и, опомнившись, убежала к Аиду: колокольчики на браслете безжалостно зазвенели.