Наизнанку

1915 год, Декабрь. Петроград

      Городская площадь в дни предпраздничной суеты была, как никогда, оживлена: точно сорняки, повсюду выросли ларечки, в которых можно было купить всякую всячину от мяса, до елочной игрушки; туда-сюда сновали люди, звучали рождественские песни и доносился приятный, трепещущий даже самую черствую душу запах срубленных елей. Воздух настолько пропах хвойным ароматом, что стоило закрыть глаза, как возникало обманчивое ощущение, будто находишься ты не в середине города, а далеко-далеко от него, в хвойном лесу, где на километры простирается лесной массив и ни одной живой души, только ветер, трепещущий ветви деревьев и наигрывающий особую сказочную мелодию.       До Рождества оставалось несколько дней. Для Владислава, никогда не любившего суету и большие толпы и закупившего подарки еще в начале месяца, лучшим времяпрепровождением стали бы семейные тихие вечера или возня с документами — в последнее время отец передавал ему все больше важных бумаг и писем — но иного выхода не было: сестры в течение всей недели слезно уговаривали его сходить на городскую ярмарку. Делать было нечего — противостоять четырем юным, но от этого не менее упертым девушкам было просто невозможно, пришлось идти. Один младший брат, скованный очередным приступом, остался дома вместе с матерью, отчего всегда шебутная Настя вдруг заупрямилась: без брата, мол, не так весело будет.       И вот теперь, идя вместе с ней вдоль товарных рядов, Влад нет-нет, да улавливал на всегда веселом лице самой младшей сестры несвойственную ей грустинку. Не исправили ситуацию и купленные специально для Насти ее любимые конфеты крем-брюле, обычно всегда поднимающие настроение непоседливой сладкоежке.       — Ну что такая грустная, Настаська? — спросил Влад, щелкнув пальцем по ее покрасневшему на морозе носу, и Настя подняла на него голубые-голубые глаза, совсем как у него самого, и честно ответила:       — Обидно, что Леши нет. Мы так редко бываем в Петрограде, а ведь он просто необычайно красив! — говоря это, она развела руки в стороны, точно надеясь охватить ими все очарования столицы, и, не прекращая шаг, медленно кружилась. — Я уверена, ему бы здесь понравилось.       Влад грустно улыбнулся. Младшие сестры как-то по-особенному, по крайней мере, гораздо больше, чем он, были привязаны к Алексею, отчего все его приступы переживали едва ли не меньше, чем мать.       Шепнув сестре несколько подбадривающих слов, он приобнял ее за плечи, но она тут же вырвалась из его рук и с восторженным визгом бросилась сквозь толпу. Делать было нечего, пришлось Владу предупредить Ольгу, чтобы их с Настей, в случае чего, не потеряли, и отправиться вслед за младшей сестрой.       — Влад! Владька! — радостно запрыгала она, завидев приближение брата. — Там медведь, смотри. Ну, смотри же, Влад!       В самом деле, окруженный толпой в самом центре круга лихо отплясывал под балалаечный аккомпанемент мальчишки самый настоящий бурый медведь. Настя радостно притоптывала и хлопала в ладоши, наблюдая за тем, как грузный зверь делает разные па, но Влада отчего-то привлекал вовсе не чудесно выдрессированный зверек, а самая обычная на вид ведьма-гадалка, укутанная в теплый старомодный шушун и трижды обернутая пуховым платком, так что только лицо — старушечье, сухое и дряброе, — виднелось из-за пухового кокона.       И все вокруг нее было, как у типичной шарлатанки: шар с туманом, разбросанные по столу колоды карт, свечи, зеркала, диковинные сюрреалистичные статуэтки; венчали магическое безобразие стоявший прямо посреди лавки череп и сидевший на нем черный-пречерный ворон. Гадалка сидела, лениво перебирая картами, и что-то высказывала подошедшей за «магическими» услугами девушке.       — Правда-правда? — восторженно спросила девушка — да так громко, что даже Влад услыхал ее. — Он позовет меня замуж по весне?       — Как на духу, — проскрежетала в ответ старуха. — Помяни мое слово, как только Заигрыш отгремит, явится к тебе твой Прошенька со сватами. Еще б не явился, — ехидно буркнула она, когда девушка, оставив пару серебрянников, счастливо удалилась, — как узнает папка ее, что деваха на сносях, за шиворот жениха свататься притащит.       — Да ладно вам, babcia, — сказала молоденькая ведьмина помощница, пересчитывая монетки, — может они любить друг друга будут всю жизнь до самого гроба.       — Вот до гроба и будут, — вздохнула ведьма, покачивая головой, и пояснила: — Бить он ее будет, по бабам шляться, а эта дура и повесится от отчаяния в сенях.       — А почему ж вы ей этого не сказали?! — возмущенно спросила девушка, широко распахнутыми глазами глядя на бабушку.       — А то я вас, дурех молодых, не знаю, — закатила глаза ведьма. — Вам же любовь все зенки застилает, ничего за ней видеть и слышать не хотите. Ай, перед кем я распинаюсь, ты ж сама, Ядвига, такая же.       Она коротко, но сострадательно, совсем по-матерински, оглядела внучку, но вслух ничего не сказала. И в этом беглом взгляде было что-то настолько тяжелое, скрывающее за собой особый, понятный только им обеим смысл, что Ядвига отвернулась, покружив широкой юбкой-колокольчиком, вытерла щеки и, как ни в чем не бывало, продолжила считать монетки.       Влад как завороженный наблюдал за ведьмой и ее внучкой, отчего не заметил, как ноги сами принесли его поближе к лавке, а с губ само собой слетело требовательное восклицание:       — А мне погадаешь, бабуль?       Он не верил в магию, привороты и предсказания, но в этот момент отчаянно хотел, чтобы эта странная, слегка пугающая старушка, испробовала на нем свои шарлатанские методы. Просто проверить, лишний раз убедиться в собственной правоте и скептицизме. Насмехнуться над бессмысленными потугами ведьмы нагадать ему судьбу и потешить собственное самолюбие.       И все же какая-то его часть трепетала в ожидании чего-то особенного.       — А что ж доброму молодцу не погадать, — ответила старуха. Ворон на черепе согласно каркнул и встрепенул крыльями.       — Что тебе дать: ладонь, волос, носовой платок? — усмехался Влад, и ведьма равнодушно ответила:       — Тридцать рублей. Вам же не составит труда осчастливить старушку столь малой суммой, ваше императорское высочество.       Влад почувствовал, как сердце из груди стремительно ухнуло куда-то в район живота. Да, они не сильно скрывали свое происхождение, но столь явная осведомленность ярмарочной гадалки пугала даже его прагматичную натуру.       — Конечно, не составит, — согласно кивнул он, сглотнув неприятный ком в горле. — Сегодня же пришлю.       Удовлетворенная таким ответом, ведьма кивнула и внимательно оглядела Влада. Взгляд ее пугающе-ясных черных глаз скользнул по его лицу, ненадолго задержавшись на глазах и носе, затем опустился вниз, словно оценивая ткань одежды, и, наконец, остановился на армейских сапогах.       — Встреча тебя ждет судьбоносная, — сказала ведьма. Влад заметил неприкрытую тень беспокойства на ее иссохшем лице, — и не одна. Выбор предстоит тяжелый, от него много жизней зависит…       Она вдруг запнулась, плотно сжимая трясущиеся губы, и приложила ладонь к сердцу. Ядвига тут же испуганно подскочила — да так резко, что платок с ее головы слетел, обнажая растрепанные рыжие волосы, кое-как перехваченные ленточкой — и присела на колени перед бабушкой, интересуясь о ее самочувствие.       Влад же, несмотря на громкие постылые клокотания ворона, оперся обеими руками о стол лавки и нетерпеливо заверил:       — Плачу сорок рублей, только договаривай.       — Послушайте, вы разве не видите, что она плохо себя чувствует? — начала было Ядвига, поднимаясь на ноги и недовольно поглядывая на Влада своими зелеными, совершенно ведьминскими глазами.       — Ничего, внучка, все нормально, — успокоила ее старуха, по-родственному похлопывая Ядвигу по бедру — тощему-тощему, даже несмотря на несколько слоев зимней одежды. — Любовь тебя, княже, ждет: страстная, нежная, настоящая… Да только сам ты ее и погубишь, также неосторожно, как тебя, молодец, погубит дитя двух огненных магов, чью силу невозможно обуздать и в чьей крови смешались черный и голубой. Оно уничтожит тебя, однако само будет обречено на погибель.       Влад вдруг засмеялся непривычным грудным смехом.       — Что и требовалось доказать, — не унимался смеяться он, — никакая вы не гадалка — обычная шарлатанка. Дитя огненных магов — надо же такое выдумать! Вот вам треть суммы, — уже серьезно сказал он, выкладывая на стол деньги. — Остальное пришлю вам позже с посыльным. Всего доброго.       — Мое имя Айвера, — сказала ему напоследок старушка своим хриплым грубоватым голосом. — Запомни это имя, оно еще пригодится тебе, поверь мне, Морок.       Насмешливо улыбаясь, Влад кивнул двум женщинам на прощание и спешно ушел на поиски Насти — медведь уже закончил свое представление и многочисленная толпа, все еще тихо посмеиваясь, разбредалась по своим делам. Он собрался было позвать сестру по имени, как был варварски прерван: маленький, громко хохочущий вихрь, врезался в него, и Влад едва успел ухватить его за лацканы пальто, не давая упасть.       — Ой, извините, пожалуйста, я случайно. Я бежал-бежал, а тут вдруг вы! Я надеюсь, вы на меня не злитесь?       Внимательно выслушав сбивчивый, чуть картавый детский лепет, Влад присел и оказался лицом к лицу с мальчишкой лет четырех. У него были огромные синие глаза-васильки, из-под шапки выглядывали медно-рыжие кудряшки, а на носу и щеках виднелась густая россыпь веснушек и родинок.       — Все в порядке, — заверил его Влад, щелкая мальчишку по носу. — Впредь только будь аккуратнее, хорошо?       Мальчишка часто закивал, но, заслышав громкий женский крик, зовущий некого Алешку, принялся вертеться по сторонам.       — Тебя зовут? — уточнил Влад, и мальчик вновь кивнул. — Надо же, какое совпадение — моего младшего брата тоже зовут Алексеем. А я Влад, рад знакомству.       — Я тоже, — сказал мальчик, совсем по-джентельменски кланяясь, но, опять услышав материнский зов, вновь засмеялся и бросился дальше в погоню.       К небывалой иронии, с радостным визгом Алешка побежал именно к лавке ведьмы, где был подхвачен на руки Ядвигой и множество раз зацелован в обе щеки, пока его мать — на первый взгляд очень похожая на ведьмину внучку, хоть и была гораздо богаче одета — обнималась со старой ведьмой.       До конца не понимая странности сложившихся обстоятельств, Влад тихо сплюнул и зашагал прочь, полный надежд поскорее отыскать Настю и вместе с ней вернуться к остальным сестрам.       На дворе было двадцать второе декабря тысяча девятьсот пятнадцатого года.