Зверье

      Такой была зима первого года войны. Холод, голод, безнадёга и потери. Каждый день двойная пайка всех этих милейших вещей. Окопы воюющих сторон разделяли дай бог если полторы сотни метров. Стрелять все равно было практически нечем. Молчали пулеметы, в ночное небо почти не взлетали световые ракеты.       Основной целью атак давно стали не тактические задачи по истреблению врага или продвижению фронта вперёд, все было проще. Единственное, что могло разогнать апатию с обеих сторон замотанной в проволоку и изрытой воронками ничейной земли, — поиск пропитания. Травоядные выкапывали из-под снега траву, хищники пытались охотиться на птиц. Но их почти не было. Почти все улетели на юг, а не улетающие либо были давно подстрелены, либо улетели подальше, либо сами умерли от голода. Птицам тоже нечем было кормиться. Однажды кого-то осенило и в ближайшем пруду раздолбали наросший лед прикладами и добровольцы, рискуя умереть от холода, сумели добыть некоторое количество снулой от спячки рыбы. Этого хватило на время.       В целом хищникам было немного легче. Превосходство в авиации и лучше налаженная логистика позволила им снабжать свои войска эффективнее. Хищники имели менее многочисленную, но лучше тренированную и оснащенную армию.       Однако в данном случае это уравновешивалось численным превосходством врага и его возможностью жить подножным кормом. И это была не какая-то там опция, это был залог выживания. Хищнику. Нужно. Мясо. Белки, животные жиры. Иначе ему не выжить. Ну вот они и не выживали. Голод и цинга косили не хуже бактериологических пуль. По счастью запас последних давно вышел. Для полного кайфа обеим воюющим сторонам не хватало только подхватывать чуму от шальных пуль.       Слева грязь, траншеи и воронки, справа то же самое.       Это был черный пояс, самый паршивый участок фронта. Ни деревца, все срублено, ни камня, все пущено на фундаменты укреплений. Трава выжжена, вытоптана или съедена. Осенью и весной лишённая сцепления земля раскисала, делая хоть какое-то перемещение практически невозможным. Фронт тонул в топкой жирной грязи. Грузовики снабжения шли на буксире у танков.       Зимой и летом тоже было паршиво. Ледяные пустоши и раскаленная пыль — ни разу не курортные условия. В окопах черного пояса всегда было паршиво. Но лично Арчи считал, что именно межсезонье самый мерзкий период.       День ото дня пронизывающий ветер, клубящийся грязный туман, мокрый снег и холод. Авиация не летала, ни пилотируемая, ни беспилотная.       Грау ощупал банку консервов сквозь ткань кармана, это была половина его суточной пайки мяса. Еще были галеты и что-то безвкусное, но питательное в форме брикетов. Похоже на растительной основе. В обычных условиях волку полагалось втрое больше. Засыпая в блиндаже, волк старался не дотрагиваться до себя, чтобы не ощущать отвращения к себе из-за собственной болезненной худобы.       С Арчи спрос был строже, чем с остальных. Он был командиром. Если бы он начал воровать или присваивать, его бы разорвали. На исключительно демократических началах. Но никто не запрещал ему любоваться. Грау часто сидел в блиндаже, в складском закутке и просто чах над ящиками с едой. С другой стороны, это была одна из его обязанностей. Он, Лапа и Штык контролировали ресурсы отряда. Один из них всегда оставался на охране склада.       Дежурили восьмичасовыми вахтами. Арчи должен был сменить Штыка после его вахты с восьми до шестнадцати. Штыка на посту не было. Зато было ровно на два брата-акробата больше чем нужно.       Лисы набивали рюкзаки консервами. Его консервами. Нет, разумеется, пищевой банк был на всех. Но в условиях вынужденной автономии у Арчи создалось зыбкое ощущение того, что он не просто офицер, а почти правитель. Маленький монарх этого королевства из ржавой колючки и пары траншей.       Арчи не стал снимать с плеча автомат. Вместо этого он беззвучно вынул из ножен на бедре штык-нож.       Голодающие неуклюжи, у них страдает координация, а движения неточные и запаздывающие. С каннибалами сложнее. На старте они выглядят лучше тех, кто избегает такой диеты. Они быстрее и сильнее ослабевших от голода жертв. Плюс в драке им на руку играет полностью уничтоженная мораль. Сочувствовать тому, кого собираешься сожрать, глупо.       Арчи еще не ел разумных. Ни разу. Были и поводы, и предложения со стороны. Но он еще ни разу не отчаивался до того уровня, чтобы сломаться настолько радикально. В его тяжелой от голода голове, которую с каждым днем было все сложнее держать прямо из-за ее непомерного веса, все еще теплилось какое-то подобие принципов.       Что ж, сейчас эти принципы исчезли. Арчи дал себе установку постараться решить дело миром. Но в случае чего… Если все пойдет плохо, волк был готов убить обоих здесь и сейчас. А потом съесть. Наказание по преступлению. Они решили обожрать его. А он был готов сожрать их. И можно даже без кетчупа. Но не сырыми. Это не гигиенично и вообще дикость. Если и ехать крышей прямо в сторону расстрела, то хотя бы цивилизованно.       Это дало бы силу. Энергию. Тепло. Арчи еще помнил, что такое сытость, и знал, что не ощущал себя сытым очень давно. Это можно было поправить. — Брось. Или выковыряю мозжечок. — Траншейный нож был очень узким. Клинок больше напоминал нож для льда, чем привычный четырехгранный стилет. Он очень хорошо подходил для уколов. И сейчас Арчи самым кончиком ножа давил на точку в основании черепа лиса. Приложи усилие и прости-прощай. Это место называлось заднечерепной ямкой. Конечно, чтобы пробить кость, нужно усилие, но волк обоснованно считал, что страх отшибет лисам способность здраво оценивать его угрозы.       Мик, а может Вик, Грау никогда их не различал чисто в силу своего видистского презрения к лисам, выпустил лямку рюкзака. И тут же попытался развернуться и кинуться на волка. Неудачно.       Одного Арчи пнул под колено, второму отвесил наотмашь по скуле гардой-кастетом траншейного ножа. Но мягко, без переломов и выбитых зубов. Несмотря на голодную ярость, Грау держал голову холодной. Он был слишком истощен, чтобы организм мог позволить себе тратить последние оставшиеся в теле калории на такую ерунду, как злость. — Что? Думаете, что соберете все, до чего дотянетесь, и дадите деру?       Лисы набычились. Лежа это у них вышло так себе. Арчи только усмехнулся. — А если и так?! Свалили бы ночью. Свалим. И ты нам не помешаешь! — Да зачем мне вам мешать. Я просто за вами пойду. И зарежу. И съем. Правда тела придется тащить обратно, чтобы зажарить, увы. Но вообще дам вам шанс. Давайте, ребята-лисята, вставайте.       Они послушались. Но теперь вели себя гораздо осторожнее. Пассивнее. Они поняли, что даже с их численным перевесом Арчи уделает их обоих. — Если мы тебе раньше глотку не перережем. — Теперь волк их различил. У одного был свист в голосе из-за выбитого когда-то зуба. Этот был Мик. — Тогда вами просто полакомятся все остальные. Математика проста. Вы сможете взять с собой только определенный вес еды и воды, которого вам хватит, чтобы дойти до мест, где можно прокормиться воровством и грабежами. Но придется нагрузиться по максимуму и взять минимум патронов. В то время у оставшихся здесь еды резко не станет, ведь ее заберёте вы. Они пойдут за вами. Но идти будут быстрее, ведь у них будет меньше веса на плечах.       Арчи подошел к Мику и взял из его рук банку с рыбными консервами. — Да что ты блин понимаешь?! Решил, что раз тебе дали лычки с трупа, ты тут разом стал главным?! Да пошел ты в жопу, Грау! Мы не собираемся тут подыхать!       Волк дождался, пока лис закончил тираду, а потом со всего маху двинул ему банкой в челюсть. Мик рухнул обратно на пол как подрубленный. Вик попытался наброситься на Грау слева, но снова нарвался на гарду лицом и даже не успел понять, как оказался рядом с братишкой. — С этого дня вы живете в долг. Я могу приказать казнить вас. Вы пойманы на горячем. Но мне нужны солдаты. Это то единственное, что удерживает меня от того, чтобы пустить вас на солонину. Отчебучите что-то еще — убью. А теперь пшли вон отсюда. Пока я не передумал быть добрым.       Они удрали из блиндажа на всех четырех, со стритрейсерской пробуксовкой. Арчи уже собирался убрать траншейник в ножны, когда ощутил вибрацию грунта под ногами. Похоже, кому-то захотелось добавки.       Арчи был готов ударить ножом в точку, где у подкрадывающегося лиса шея соединялась с грудью. Толку бы с этого было ноль. К нему подошел не один из братьев, а слегка подволакивающий ногу после старого ранения барс. Так что удар пришелся бы в центр грудной пластины его бронежилета. — Штык, почему тебя не было? — Решил немного ускорить события. Давно надо было дать тебе повод привести их к общему знаменателю. А теперь все в норме. Не волнуйся, угрожай они тебе, я бы вмешался. — Да ты серый кардинал. — Вообще-то серо-пятнистый. — Штык попытался закурить, но отсыревшая самокрутка все никак не хотела раскуриваться. Плюс как многие фронтовики он складывал окурки в отдельный пакетик, чтобы вытормошить из них пару крупинок табака на досуге. Скрученные из такого субпродукта цигарки были практически непригодны для курения.       Арчи взял сумки близнецов и не глядя вывалил их содержимое в один из пустых ящиков, предназначенных на доски для растопки. Долго смотрел на кучу еды и в итоге ушел, не взяв себе ни куска.       Грау ворочался этой ночью. Во сне он ел. Объедался до отвала, до изжоги, до рвоты. Пил вина, которых ни разу не пробовал в жизни. Мозг не знал их вкуса и они были безвкусными. Это было не важно, одни этикетки окупали все. И там была Еда. Горы. Исходящая паром, сочащаяся соусами.       Арчи поднял крышку очередного блюда и чуть не схватил инфаркт. На него смотрела голова Мика. А может Вика. Их явно пытались промаркировать для удобства различения, потому что под соседней крышкой нашлась вторая голова и у нее в пасти не было яблока. Хрустящая корочка скрадывала портретные черты, но у Грау больше не было знакомых лис, которые бы настолько хорошо вписывались в этот шизофренический антураж. Дедукция творит чудеса.       Это было слишком. Волк попытался встать из-за стола, но не мог. Его трясло каннибальской трясучкой. Ноги отнялись, пошли судороги, зуб на зуб не попадал. До него только сейчас дошло, что он ел. Кости. По всюду валялись кости, обглоданные им же. Слишком тонкие, слишком неубедительные, чтобы принадлежать кабанам или буйволам. Да и оленям тоже, если на то пошло. Голод ослеплял, теперь Грау видел все четко. И это ужасало. Кормежка пошла впрок.       Грау сел так быстро, что едва не рассек себе лоб об верхнюю полку двухъярусных нар. Голод исчез. Кошмар сделал одно доброе дело. Заглушил вечную резь в пустом брюхе.       Волк выудил из заначки припасенную дозу морфия. А потом с чистой совестью отрубился до утра. На этот раз без снов о Еде.