Кощей Бессмертный и Иван-шантажист

— Я уже думал, что ты не вернёшься, — поднялся с травы Ясь, подавая галантно руку Белоснежке. — А куда бы он делся? Без иглы не улетит, — меланхолично отозвался Ваня, пожёвывая безвкусную травинку. Он лежал, вытянувшись во весь рост, поглаживая дремлющего Барсика. — Ворон у нас ведь слуга, притом трусливый. Ему не по плечу с господином своим спорить. Птиц хотел ответить, возмутиться, поставить на место этих бескрылых, но клюв был занят. Рисковать же ворон не хотел: коротать вечность в мире Ином ему не хотелось. Иван же сел, что-то шепнул в кошачье лысое, просвечивающееся на солнце ухо и поднялся, спустив названного брата на траву. А уже затем принялся прощаться, обняв всех гномов, поцеловав Белоснежку в щёку и крепко пожав руку принца. Ставшие друзьями немёртвые прощались искреннее, навсегда, желая Ване прожить свою жизнь на полную и счастливо, а тот лишь улыбался чуть грустно, пообещав себе, что ещё увидит их, вернёт в мир живых всех, даже огромного и вполне довольного и миром Иным Рамуса. Коней Иван с детства побаивался, хотя те ничего плохого ему сделать не успели. Да и где городскому жителю было приобрести опыт общения с непарнокопытными? Но крупные животные вообще пугали Ваню, не только хищные, вроде медведей, но и травоядные. Коровы там, лошади, ослы, лоси, в конце концов. Даже вполне себе рассудительный и спокойный Лад в шкуре заставлял его напрягаться. Иван до сих пор не мог понять, почему Барсик так бесстрашно спал на огромном волке, бродил по нему, охотился, играя, на хвост или уши. Так что и от Рамуса Ваня старался держаться на расстоянии, а умный конь быстро прочувствовал это и не отказывал себе в удовольствии то слегка прикусить человека за плечо, то незаметно подкрасться и всхрапнуть в ухо. — Думаю, будет удобнее и быстрее, если вы поедете до края на Рамусе, — предложил Фердинанд к ужасу Ивана. — Конь умный, он сам потом вернется. — До какого края? — нахмурился ератник. — Мы, немертвые, не можем выйти из центра мира Иных, как бы ни пытались, — пояснила Белоснежка, незаметно стерев слёзы. — Иначе бы пробовали уйти… Не к живым, так хоть к мёртвым. — Что ж, добрый конь — всегда помощь в пути, — кивнул Ясь и поклонился до земли. — Спасибо вам, добрые люди. — Иван и нам не чужой, — заверила ератника Белоснежка. — Всё, уезжайте уже. У Простачка уже глаза на мокром месте. Ератник одним движением запрыгнул в седло, выжидающе посмотрел на Ваню, тот кивнул и подошёл к жеребцу сбоку. Рамус даже голову повернул, чтобы посмотреть, как Иван будет на него забираться. Ваня и сам бы предпочел смотреть на это со стороны… Но… — Барсик! Он не успеет за конем! — резко отошёл к сфинксу, взял на руки и передал Ясю. Это, к сожалению, заняло лишь несколько минут и Ване пришлось вновь схватиться за седло. Иван потянулся вверх, а Рамус одновременно с этим сделал шаг вбок. Не рухнул лицом в траву Ваня только потому, что ератник схватил за руки и потянул к себе, да и верный Барсик, выпустив когти, постарался удержать брата. Тут же подоспел Фердинанд, подставив две руки, сцепив в замок под ногу. Иван с трудом забрался в седло, но не очень удачно, лицом к лицу с трудом удерживающим смех ератником. Но смех застрял в горле Яся, он смотрел в эти чистые, огромные от мимолётного испуга глаза, обнимал за талию сквозь тонкую ткань рубахи Ваню, слишком близко, слишком уж срамно и тепло. В голове звучало, что у него лишь год жизни, год на любовь, год на счастье. В своей деревушке он так и не встретил молодца, которому тоже нравились молодцы. Был опыт, скомканный, быстрый и всё же горячий, с путником, отставным солдатом, что возвращался домой. О том, что мужчины любы ему, Ясь начал догадываться рано, едва подрос. Это не то чтобы осуждалось, просто их было немного: сам Ясь, да мельник с мужем, но тем уже было за сорок — глубокие старики на взгляд отрока. На Барсика с его экзотической, утончённой красотой даже в старом, не способном на плотскую близость теле, ератник взгляды весь путь бросал, хотя и не собирался переходить дорогу Вожаку, а тут в руках прямо юноша, слегка хилый и худоватый, но живой, тёплый. — Поможешь перевернуться? — пристыжено попросил Иван, отводя взгляд и краснея, словно девица стыдливая, окончательно решив своим смущением свою судьбу. Больно уж понравилась проклятому колдуну эта скромность. — Сейчас, — Ясь спрыгнул с седла, прихватив кота и крепко взял под узду вредного жеребца. — Фердинанд, подстрахуй, чтобы с той стороны не упал! Переворачивайся, Ваня. Конь в этот раз вел себя спокойно: ему эта возня на спине уже надоела и хотелось скакать во всю силу вперёд, чтобы ветер трепал гриву, а копыта едва касались мягкой травы. Помучавшись и чудом не упав, Иван перевернулся, сев лицом к морде коня. Отдав Барсика в руки брата, Ясь вновь сел в седло, обняв Ваню со спины и пустил Рамуса вначале шагом, не давая перейти на рысь или галоп с седоком-новичком, давая тому время привыкнуть. — Спасибо, — благодарно отозвался Иван, намертво вцепившись в луку седла правой рукой, левой прижимая к себе кота. — Мы так долго будем ехать… Неизвестно куда, — вздохнул ератник. — Вскоре я дам Расмусу уйти в рысь, но куда мы направляемся? Ты знаешь? — За вороном, — кинул на птицу Ваня, пожав плечами. Ворон хотел сказать им, что летит впереди просто потому, что ему неудобно двигаться с такой низкой скоростью, но не смог: клюв был занят. А потом он и вовсе подумал, что раз никто не знает, куда им двигаться, то почему бы и не за ним? Вроде бы направление юго-западное он выбрал правильно, опираясь на свои птичьи инстинкты.