То, что делает тебя тобой

      Армин сидел на кровати в мужской казарме и обрабатывал синяк на лбу Эрена. Последний, положив голову на колени друга, немного сморщился от боли и задумчиво спросил:       — Эй, Армин, как думаешь, мне стоит извиниться перед Микасой?       Арлерт приподнял бровь.       — Ты опять что-то натворил?       Эрен вздохнул и покачал головой, отказываясь что-либо объяснять. Он действительно сожалел, что грубо обошёлся с приёмной сестрой, но она сама спровоцировала его своим навязчивым поведением.       Заметив, что Йегер отмалчивается, в разговор друзей вмешался Жан:       — Он в очередной раз довёл её!       Армин быстро взглянул на него, от удивления выронив ватный тампон, который приземлился на правый глаз Эрена.       — Армин! — воскликнул тот, пытаясь убрать мягкую вату, прилипшую к веку.       — Он отшил Микасу, когда она побеспокоилась об его состоянии, но зато ворковал с Ленц, сказавшей то же самое! Это было довольно грубо, — объяснил Жан, лёжа на боку своей кровати и подперев голову рукой.       При упоминании Кристы щёки Эрена приобрели розоватый оттенок, который он попытался скрыть, притворившись, будто закашлялся.       Армин сердито, но мягко столкнул Эрена со своих колен.       — Зачем ты так поступил? Микасе, должно быть, сейчас, очень больно!       — Поэтому, чёрт побери, я и хочу извиниться!       — Тебе бы научиться следить за языком, Йегер. Ты ранишь других неосторожными словами, — к ним подошёл Конни с полотенцем, накинутым на плечи, — надеюсь, что Микаса сейчас не рыдает где-нибудь в одиночестве.       — Ему повезёт, если это не так. В противном случае, недотитан, ты покойник, — проворчав, Жан отвернулся к стене.

***

      — Какой чай ты хотела бы? — Леви наполнил чайник водой и поставил на плиту. Затем потянулся к банке с листьями чёрного чая, но замер, не дождавшись ответа от Микасы.       Повернулся к подчинённой, которая сидела, тупо уставившись в стену перед собой. Её шею больше не закрывал красный шарф, аккуратно сложенный и покоившийся в стороне.       — Эй, соплячка, я задал тебе вопрос.       Выйдя из оцепенения, Микаса моргнула и непонимающе взглянула на Леви, прежде чем спокойно ответить:       — Меня устроит любой.       Леви фыркнул, возвращаясь к завариванию. Он заметил изменения в поведении подчинённой, которая обычно всегда была собранной, а теперь витала в облаках.       — Что с тобой? — спросил он, сбавив огонь на плите после того, как закипела вода.       Поколебавшись, Микаса всё же ответила:       — Ничего серьёзного, капитан. Даже если я расскажу, вы всё равно меня не поймёте, — кончиками пальцев она пригладила непослушные пряди. Её сердце отзывалось болью, что уж там — всё её существо страдало по Эрену. Но разве она никогда не замечала его характер? Привычку резко высказываться, не задумываясь о чувствах других? Может быть, время, проведённое вместе с Леви, поможет ей хотя бы ненадолго очистить голову от тревожных мыслей.       Вскоре Леви подошёл к Микасе и поставил перед ней чашку, из которой поднимался пар. Затем сел рядом, убирая шарф со своего места.       — Почему ты думаешь, что я не пойму тебя, бестолочь? Считаешь меня слишком… тупым?       — Тупой — довольно грубое слово, сэр. Я бы никогда не подумала о вас так.       — Тогда в чём дело?       Микаса закусила губу и обеими ладонями обхватила чашку. Её проворные пальцы скользили по фарфоровой поверхности, поглощая тепло свежезаваренного чая. Она опустила голову, стыдясь недоверия, проявленного к Леви, но всё же…       Раздражённый её молчанием, капитан закатил глаза и сделал первый глоток.       — Послушай, Микаса, если проблема в Эрене, то я тебя прекрасно понимаю.       — Что именно вы понимаете, капитан? — ответила она чересчур быстро, тут же смутившись. Сделав ещё один глоток, Леви продолжил пристально смотреть на неё, заставив перевести взгляд на стену.       — Что ты его любишь. Я всё вижу, Микаса. Ты пытаешься всегда быть рядом с ним, независимо от обстоятельств. Это настолько очевидно, что даже наш бровастый командир в курсе.       Она попыталась возразить, но Леви остановил её взмахом руки.       — Я знаю, что ты будешь всё отрицать. Вот только лгать ты не умеешь.       — Допустим, — Микаса, сдавшись, фыркнула и нахмурилась, глядя на капитана, — и что с того?       — Тебе не кажется, что это утомительно? Постоянно защищать его, беспокоиться о нём, но не получать ни капли взаимности в ответ? Разве ты не хочешь сдаться, когда понимаешь, что потратила кучу времени на того, кто этого не ценит?       Ошеломлённая вопросами, Микаса открыла рот, в глубине души понимая, что Леви абсолютно прав. И от принятия этого она почувствовала странное облегчение, как будто бушующий внутри ураган больше не грозился разрушительно вырваться наружу.       — Вы… очень хорошо меня знаете, капитан.       — Возможно. Разве это сейчас важно?       Чай в их чашках начал остывать. Складывалось ощущение, будто каждая секунда была длиною в вечность.       — Для меня это важно, капитан. Не знаю, почему.       Выдержав паузу, она повторила:       — Для меня это важно.       С губ Леви сорвался вздох. Он подтолкнул к ней шарф и поднялся из-за стола, схватив свою чашку.       — Знаешь, что, соплячка?       — М-м?       — Интересно было бы посмотреть на твою реакцию, если бы ты наконец увидела того, кто по-настоящему любит тебя и готов о тебе заботиться. Перестань быть упрямой бестолочью и тогда увидишь, как сильно ты дорога другим.       Он собирался уходить, но Микаса схватила его левое запястье, едва не вынудив уронить чашку.       — О чём вы говорите, сэр? Я не понимаю.       — Скоро поймёшь, соплячка. Обещаю, — он легко высвободил запястье из хватки подчинённой и оставил её в одиночестве.       Убедившись, что отошёл от неё достаточно далеко, Леви пробормотал себе под нос:       — Однажды ты перестанешь быть одержимой паршивцем Йегером и увидишь, как сильно я тебя люблю.