Зов темных крыльев II

      Мы поднялись по узкой деревянной лестнице на второй этаж и очутились в небольшом, всего около трех ярдов в длину, коридорчике. Отсюда можно было попасть только в личный кабинет Саманты, который находился прямо перед нами.       — Что это? — с интересом спросила Хельга, указывая на массивный круглый серебряный диск, украшавший дверь кабинета. Сверкающая поверность диска была испещрена древними рунами — единый сложный узор, отливавший в полутьме багровым. — Какая-нибудь магическая защита?       — Не какая-нибудь, а самая лучшая! — гордо ответила я. — Обычно кабинет не запирается, но в случае проникновения в дом, скажем, воров, эти руны оживают и блокируют вход. Тогда чтобы попасть в кабинет, нужно прикоснуться к некоторым из них в определенной последовательности. Это все наши гоблины придумали! Точнее, их далекие предки, жившие еще во времена Саманты.       — А если ошибешься в последовательности?       — Тогда от тебя в следующее мгновение останется лишь горстка пепла. Лучше не ошибаться!       — Да уж… Сколько же их здесь! — потрясенно пробормотала Хельга, озирая руны. — Не меньше сотни, уж точно! Я думала, их всего двадцать четыре!       — Всего их здесь сто восемь. Точнее, сто девять, считая «пустую» руну — Вейрд. Но ее обычно не считают — она этого не любит, — покосилась я на обсуждаемую руну в центре, как бы принося свои извинения за упоминание о ней. Кажется, руна все поняла правильно. — Сто восемь — именно столько их было изначально. Современные маги просто позабыли большую часть. Но мы здесь помним. Всегда помнили.       — А почему именно сто восемь?       — Потому что… — я на мгновение задумалась, припоминая книжные объяснения, — сто восемь — именно такое число различных аспектов, согласно утверждениям древних магов, имеет наш мир. Каждая руна выражает один из них. В сумме они полностью описывают весь мир, как он есть, все его грани без исключения.       — Тогда их наоборот очень мало! Как можно ста восемью рунами описать весь мир? Даже ста девятью, считая эту Вейрд?       — Можно, если учитывать их порядок. Нашему миру соответствует именно тот, что ты здесь видишь, — указала я на рунный орнамент. — Стоит поменять местами хотя бы две руны — и получится уже другой мир, отличный от нашего. С другим описанием, хотя набор аспектов остается прежним.       — Как это — другой мир?       — Хельга, во Вселенной существует невообразимое количество миров! Ты не знала? Они все очень разные, да… Но каждый из них состоит при этом из того же самого набора элементов, что и все остальные. Из очень небольшого количества элементов. Их ты и видишь сейчас здесь.       — С ума сойти… А что, все-таки, означает сто девятая руна, Вейрд? Что она делает?       — Ничего. Она символизирует не часть мира, а ту безграничную Пустоту, что лежит за его пределами. Совершенное Ничто. Без нее, однако, не может существовать ни один мир — вот почему она тоже здесь. Все миры во Вселенной могут быть проявлены только на фоне Пустоты. Из нее они рождаются, в ней существуют, благодаря ей отделены один от другого. Если Пустоту между ними и из них самих убрать, они все, сколько их ни есть, моментально схлопнутся в единый бесформенный кусок материи. Поэтому важность этой руны сложно переоценить.       — Гарпийская философия, надо же… Ладно, пошли уже смотреть! Они точно сейчас не работают? — опасливо взглянула она на руны.       — Насколько могу припомнить, они вообще никогда не активировались. Не было повода. Разве что… — я до боли прикусила губу, вспомнив нежданный визит Саманты в начале лета. Тогда я даже не задумалась, как «вору» удалось столь чисто вскрыть дверь в ее кабинет — в такой степени моими мыслями овладела жажда крови. А ведь было очевидно, что руны, почуяв чужого, должны были ожить и наглухо запереть помещение. Теперь же стало ясно, что они и не думали этого делать, моментально признав хозяйку. Они никогда ничего не забывают… Но Хельге обо всем этом знать не обязательно.       — …Разве что, возможно, еще до моего рождения, — как смогла, вывернулась я. Такое действительно могло гипотетически произойти, но Хельга все же одарила меня долгим, подозрительным взглядом, и только убедившись, что я не скажу более ни слова, посторонилась, предоставляя мне возможность первой войти в святая святых нашего дома. Рунам она, похоже, до конца так и не поверила.       Кабинет, как и всегда на моей памяти, содержался в образцовом порядке. Мебель располагалась в точности там, где и обычно; на полированных, темного дерева поверхностях старинного гарнитура не было ни пылинки. Тускло поблескивала прозрачная пленка вревременных заклятий, обволакивающая многочисленные стеллажи с книгами и свитками — уходя, Саманта зачаровала все требующие того предметы, как если бы покидала дом на века. В том был резон: похоже, она сама не знала, когда в точности вернется, а с такими могущественными существами, как она, время вовсе перестает играть значительную роль. Я только сейчас поняла, что Саманта не обещала насчет своего возвращения ничего. Когда она уходила, у меня сложилось впечатление, что ее отсутствие не будет продолжительным, но ее невозможно было бы упрекнуть во лжи, задержись она и на тысячу лет! Единственной слабой надеждой служило обещание быть со мной «столько, чтобы я была счастлива». С другой стороны, разве я сейчас несчастна? Мне немного грустно, это верно, только и здесь мою наставницу не в чем винить…       — Смотри, раз хотела, — я взяла себя в руки и повернулась к Хельге. — Вот тот договор с гоблинами, что ты хотела видеть, — я указала на темный лист древнего пергамента, занимавший почетное место в одном из стеллажей. — Сомневаюсь, что ты поймешь древний гоббледук, на котором он составлен, но можешь поверить на слово — это он, в оригинале. В остальном же… Как видишь, никаких готических ужасов, скелетов в шкафу и человеческих голов на серебряном блюде в качестве пресс-папье. Ты разочарована?       — Немного, — призналась Хельга, внимательно разглядывая кабинет. — Нет, в самом деле, что — ни единого скелета, ни одной кровавой тайны, скрытой от людских глаз? Это точно кабинет Саманты? Потаенная сердцевина кошмарного гарпийского логова, наводящего ужас на цивилизованный мир?       — Точно-точно, — с кривой усмешкой подтвердила я, сознавая, насколько неубедительно звучит неприкрашенная правда. — Впрочем, насчет кровавых тайн ты, возможно, поторопилась. Все эти вещи, — я обвела рукой кабинет, — и особенно книги, могут поведать много такого, что сполна оправдало бы репутацию этого скромного помещения.       — Книги? Мне кажется, тот меч при желании мог бы поведать больше! — она указала на одну из запертых витрин.       Клинок, который возлежал там, был в самом деле достоин рассмотрения. Когда-то Саманта не расставалась с ним веками, и я до сих пор не вполне понимала, почему меч в итоге превратился в музейный экспонат. Хельга была права — отточенное до бритвенной остроты мифриловое лезвие за время своего существования выпило столько крови, что рассказывать только об обстоятельствах, сопутствовавших столь обильной жатве, можно было бы неделями, не прерываясь ни на миг.       — Помни, ни к чему не притрагивайся! — еще раз предупредила я Хельгу. — Даже к самой витрине. Подйди и взгляни поближе, если желаешь, но руками — не смей!       — Да помню я! — отмахнулась Хельга. Она не преминула воспользоваться приглашением и сделелала несколько шагов вперед — правда, на удивление осторожных.       — Знаешь, я себя здесь так необычно чувствую! — призналась она. — Как будто… нет, не могу описать.       — Страшно что ли? Серьезно? — недоуменно спросила я.       — Нет, совсем нет. Наоборот.       — То есть как — наоборот? Весело?!       — Тоже нет. Грустно, скорее. И в то же время, как-то очень «по-моему». Вот, например, это кресло… — она указала стоявший на чуть поодаль, сбоку от письменного стола, искомый предмет обстановки.       — Эй, не вздумай!.. — всполошилась я, но Хельгу было не остановить. Я даже не успела ничего понять, а она уже сидела в нем, забравшись с ногами, и издевательски крутила в воздухе пустыми ладонями.       — Я ничего не трогаю, смотри! — она еще раз для наглядности повертела руками.       — Просто мне здесь нравится, вот что. Всегда хотела понять, каково это — быть грозной, могущественной двухтысячелетней гарпией!..       — Слезь сейчас же! — не своим голосом рявкнула я. — С ума сошла?!       — Да что ты, в самом деле? — искренне возмутилась она. — Ни к чему не притрагиваюсь, никаких запретов не нарушаю, просто сижу. Саманта это запрещала?       — Все равно слезь! — упрямо сказала я. — И без рук! Цапнешься ими за кресло — сдам тебя в клинику святого Мунго. Навечно! Пока они там, в Мунго, проведут все свои экспертизы на предмет соприкосновения с опасным гарпийским наследием, как раз вечность пройдет!       — Зануда! — Хельга по-кошачьи сжалась в клубок и, мгновенно распрямившись, выпрыгнула из кресла. Как я и просила, без помощи рук. Движение вышло удивительно красивым и грациозным, повторить я, несмотря на свою гарпийскую мускулатуру, не решилась бы. Такие эффектные выходки за подругой я замечала неоднократно еще в Хогвартсе и каждый раз немного завидовала — кипучей, бьющей через край энергии Хельге во все времена было не занимать. — Ну что ты так распереживалась? Видишь, я не падаю замертво, не превращаюсь в инфернала и не собираюсь тебя жрать… хотя, конечно, стоило бы. Вернусь домой — обязательно установлю у себя в комнате такое же креслице. Умеет ведь с комфортом жить твоя Саманта!       — А сейчас у тебя там что? В твоей комнате? — У меня немного отлегло от сердца, и от избытка чувств я принялась молоть ничего не значащую чушь.       — Кровать и лабораторный стол, где я экспериментирую с образцами зелий. Он же обеденный, и письменный, и кухонный, когда мне лень идти готовить по-настоящему. Или, с тем же успехом, может стать еще одной кроватью, если смахнуть с него лишние пробирки — но это только когда у меня гости. Да, посреди комнаты стоит здоровенный котел на треножнике — от прабабки достался. Об него почему-то все кроме меня запинаются, но котел неизменно выходит победителем — он чугунный.        — Ужас какой! Это должно быть пострашнее мнимых скелетов в шкафу! — искренне сказала я. — По крайней мере, опасность реальная.       — Во-от! Теперь ты понимаешь, кто у нас в округе самый жутко-угрожающе-опасный! Я, а не эта ваша Саманта! Смотри, дрожи и трепещи! — Она воздела руки к потолку, нарочито медленно обернулась вокруг своей оси и замерла, глядя на меня с таким надменным видом, что удержаться от смеха было невозможно. Впрочем, ее самой тоже хватило ненадолго.       — Пошли отсюда! Я голодна как дикий кот! — все еще смеясь, казала она.       Я сообразила, что за всеми этими хлопотами мы в самом деле едва не пропустили ужин. По сложившейся традиции в трапезном зале мы с матерью только обедали, а легкий ужин нам подавали отдельно. Объяснив все это Хельге и проводив ее до дверей гостевой комнаты, я еще раз обошла особняк, навестила всех слуг, поблагодарила их за проявленное терпение и понимание, и только после этого поднялась к себе. У дверей меня ожидал сам Гринвелш, наш дворецкий, которые предупредительно распахнул передо мной тяжелые, узорчатые створки. Я ожидала, что дверь бесшумно закроется за спиной, однако этого не произошло. Ах, да, я ведь еще не отдала распоряжения на завтра! Надо же было так уйти в собственные мысли…       — Хельгу… мисс Вилде уже спрашивали, что она хочет получить на завтрак? Что она пожелала?       — Как удачно, что вы поинтересовались, госпожа! — с облегчением произнес тот. — Конечно спрашивали, и видели бы вы, какой переполох поднялся на кухне, когда повар и его подручные узнали, чего хочет ваша гостья! Нет-нет, не подумайте ничего дурного, просто это было так неожиданно…       — В самом деле? Что же она такого заказала? — удивилась я. — Никогда не замечала за ней особых изысков. Прошу, зайдите и расскажите мне все!       Гоблин с благодарным видом переступил порог и аккуратно притворил за собой дверь. Я следила за его манипуляциями с возрастающим интересом. Кажется, он не хотел, чтобы нас подслушали.       — Поймите правильно, госпожа, не в наших традициях обсуждать вкусы хозяев, — начал он издалека. — К тому же, для нас в любом случае большая честь принимать гостей из дома Вилде — мы все понимаем, насколько это важный шаг к долгожданному примирению между вашими семействами…       — Однако, вам все же есть, что сказать, верно? — попыталась помочь я ему. — Нечто такое, что может меня заинтересовать?       — Именно, госпожа! Это может быть очень любопытным для вас.       — Тогда выкладывайте поскорее! Вы меня весьма заинтриговали. Что именно она спросила на завтрак?       — Ваша уважаемая гостья велела подать ей к завтраку жареного каплуна пожирнее, хлеба, яиц, пива…       — Что?!       — …И всего еще в таком роде, что найдется в этом гостеприимном доме. Это ее точные слова, госпожа.       Я ошеломленно молчала. Перед внутренним взором возникла тоненькая, точеная фигурка Хельги. Ее образ совершенно не вязался у меня с такой, с позволения сказать, «диетой». Я попыталась припомнить, чем обычно питалась моя подруга в Хогвартсе за общим столом. Очень много зелени, свежих овощей, фруктов и отдельные тончайшие ломтики нежирной ветчины — вот что составляло ее обычный рацион. Что же касается сливочного пива, его в Хогвартсе вообще не подавали. Может, в этом все дело?       — Теперь понимаю. Вам, наверное, пришлось послать за сливочным пивом в Хогсмид? — вслух сказала я. — Сами-то мы его не пьем.       — О, нет, госпожа, не пришлось. Пока не пришлось. Видите ли, когда ее спросили, какой сорт она предпочитает, она в весьма простых выражениях пояснила, что имела ввиду обычный магловский эль, какой подают, разве что, в «Кабаньей голове».       — Магловский? Серьезно? Это действительно уже ни в какие ворота…       — Вот и мы так подумали. Ей осторожно постарались намекнуть, что мы не держим таких напитков и при всем старании сможем доставить заказанное в особняк только завтра к обеду, не раньше — «Кабанья голова» утром еще закрыта.       — Ну так доставьте к обеду. А что Хельга?       — Глянула так, что у наших душа в пятки ушла. Кто там был, говорят, что подумали, будто их заживо едят. Мол, если и можно представить себе голод в человечьем обличье, то это как раз он и был. Но согласилась подождать, и на том ей спасибо.       — Обеспечьте ее любой едой, какую она только пожелает, — решительно сказала я. — Моя гостья ни в чем не должна нуждаться. Если она захочет обедать у себя, а не за общим столом — не настаивайте.       — Понятно, госпожа, — поклонился гоблин. — Будет исполнено.