***
Полагаю, вопрос неминуемо «огорошил» бы меня, не сделай Дамблдор предварительно специального предупреждения на сей счет. Мы втроем — Долохов, Хельга и я — в самом деле решили всеми силами помочь Мари отыскать настоящего преступника. Очевидно было, что для Министерства все же приоритетной целью в настоящее время является Блэк. Таинственным анимагом займутся в последнюю очередь — если вообще займутся. Если нам удастся к моменту поимки Блэка пусть даже просто понять, что искал грабитель — это будет неоценимым подспорьем и одновременно прямым руководством к действию для авроров. Ведь родители Мари по-прежнему пребывали в коме, и ничего сказать по этому поводу не могли. Мы много расспрашивали Мари — сначала осторожно, ненавязчиво, затем, видя что она немного свыклась с произошедшим — более настойчиво. Нам в самом деле удалось узнать немало интересного, однако концы с концами все еще далеко не сходились. Теперь же сидя напротив Дамблдора, я в очередной раз старалась как можно тщательнее разложить все, что удалось разузнать, «по полочкам» в своем уме и выстроить как можно более связную картину происшествия. В тот злополучный день, как сразу заявила Мари, они с отцом, доном Мигелем, покупали в Косом Переулке все необходимое для ее дальнейшей учебы. Ее мама, донья Анита, осталась дома. Никто не выказывал никакой тревоги, никаких из ряда вон выходящих событий, даже мелочей, Мари припомнить не смогла. Они благополучно добрались до места назначения на личном автомобиле дона Мигеля (автомобилем управлял водитель, верно служивший их семье уже более сорока лет), закупили все, что следовало, и точно таким же образом вернулись обратно. Странности начались только по возвращении — в тот момент, когда водитель, аккуратно остановившись перед воротами поместья и обойдя машину, привычным жестом открыл дверь и помог Мари выйти. Дон Мигель уже вышел сам с другой стороны. Он обернулся было к Мари, но тут его внимание было отвлечено чем-то, происходящим через дорогу. Мари проследила за его взглядом, но ничего, кроме кипы деревьев, сколько она помнила, мирно растущих на той стороне, она не увидела. — Что там такое, папа? — недоуменно спросила она. Дон Мигель не ответил. Его лицо было странно застывшим, напряженным. Он стоял неподвижно и пристально вглядывался в деревья. Затем, не отрывая взгляда от них, он сделал несколько шагов в сторону, прочь от Мари, и снова замер на месте. Его состояние передалось водителю. «Прикажете проверить, дон Мигель?» — полушепотом спросил он. Его рука уже лежала на рукояти волшебной палочки. Дон Мигель свою пока не доставал. — Нет, — ответил он наконец. — Мне, должно быть, померещилось. Идем, Мари. Не забудь позаботиться о машине, Бернардо! Они пошли по дорожке, ведущей к главному входу в особняк. Дон Мигель шел своим обычным твердым, уверенным шагом и ни разу не оглянулся назад. Он, казалось, усиленно о чем-то размышлял. Мари с интересом наблюдала за ним, но не задавала никаких вопросов, несмотря на возрастающее любопытство. Отец, хотя души не чаял в дочери, бывал недоволен, когда она отвлекала его от раздумий, в чем бы они не заключались. Мари это знала, и по своему обыкновению ждала, пока он выскажется сам. Дон Мигель, однако, продолжал идти молча, и она не выдержала. — Тебе точно «померещилось», папа? — спросила она. — Что там, все-таки, было? — Деревья сказали мне кое-что, — неохотно, как ей показалось, признался дон Мигель. — Я не думал, что это случится… так скоро. Сам факт «говорящих деревьев» Мари не удивил. Колдовские традиции ее семьи предполагали тесную связь с живой природой, в особенности с растениями. Я прекрасно помнила, как год назад Мари в считанные секунды вырастила подснежник из уже уснувшей с наступлением холодов луковицы. Истинная дочь своих родителей, она сразу принялась расспрашивать по существу: — Что именно случится, папа? Дон Мигель подумал еще немного. Наконец он, кажется, принял решение. — Помнишь, в прошлом году, в это же время, в конце лета, мы проводили ритуал Плодородия? — спросил он. Вопрос был, конечно, риторическим. Ритуал Плодородия выполнялся кем-то из семьи Санчес раз в несколько лет. Последний пришелся на середину августа прошлого года. Ритуал имел целью поддержать созревание нового урожая. Как объяснил ей однажды дон Мигель, бывают неблагоприятные, засушливые годы когда в это время земля уже отчасти истощена созревающими растениями, и необходимо активизировать потоки живой энергии в ней, чтобы урожай удался. Помимо роскошного особняка в лондонском предместье, у Санчес имелась небольшая загородная ферма — несколько акров земли, где они выращивали особенно ценные растения. Там-то и проводился ритуал. Все это Мари знала, но была несколько удивлена. По ее наблюдениям, год был вполне удачным, и «милые друзья», как она называла разводимые на ферме растения, совсем не нуждались в подобном ритуале. — Вот потому-то я хочу, чтобы в этом году ты попробовала совершить его сама, — пояснил дон Мигель. — Если где-то ошибешься и ничего не получится — большой беды от того не будет. Если же справишься — «друзья» будут тебе только благодарны. Прекрасная возможность для практики, верно? — Я справлюсь, папа! — тут же уверенно сказала Мари. Она в самом деле не сомневалась в своих силах, поскольку ритуал был хотя и длительным, но, по сути, довольно простым. — Когда я должна приступить? — Давай посмотрим… До начала твоих занятий в Хогвартсе остается еще два дня. Если приедешь на ферму сегодня вечером, то завтра с утра уже сможешь начать. Ритуал займет примерно день, так что ты сможешь вернуться на следующий — как раз чтобы успеть собраться и благополучно отбыть «Хогвартс-экспрессом». — Я готова, папа. Мне даже нечего особенно собирать. — Мари была горда и счастлива тем, что отец доверил ей самостоятельно провести ритуал. Мысленно она была уже на ферме. — Тогда решено. Ты отправляешься сегодня в семь вечера, — подытожил дон Мигель. Остаток дня Мари потратила на повторение и создание краткого конспекта ритуала — ей очень не хотелось ударить в грязь лицом перед родителями. К семи она уже снова стояла перед воротами особняка, ожидая, когда верный Бернардо подаст машину. К ее удивлению, там же находились в ожидании еще двое слуг, которым было поручено ее сопровождать. Один из них, пожилой, но еще очень крепкий мужчина по имени Гонзало, долгие годы был личным телохранителем ее отца. Сейчас он исполнял роль сторожа, совершая по ночам регулярные обходы территории особняка. Другой оказался самим дворецким. Его звали Аполинар, и во время Первой Магической войны они с доном Мигелем плечом к плечу сражались против прислужников Волан-де-Морта. Родители Мари вместе вышли провожать ее. Донья Анита была явно чем-то не на шутку встревожена, хотя старалась этого не показать. Все же, Мари слишком хорошо знала мать, чтобы не обеспокоиться. Она попыталась спросить ее об этом, но та вместо ответа просто поцеловала дочь и велела ей быть внимательной и осторожной. У Мари создалось отчетливое впечатление что эти слова относились совсем не к предстоящему ритуалу, но все дальнейшие расспросы решительно пресек дон Мигель. Он в совершенно обычных выражениях пожелал ей счастливого пути, и лично открыл перед ней дверцу подъехавшего в этот момент автомобиля. Водителем был, как и прежде, Бернардо. Двое сопровождающих слуг сели следом: один впереди, другой рядом с Мари. Когда они выезжали за ограду особняка, Мари еще раз оглянулась на родителей. Они стояли обнявшись и провожали ее взглядами. Мари хотела помахать им рукой, но неожиданно внимание было отвлечено. Она увидела, что прежде безупречно чистые, покрытые светло-золотистой краской ворота поместья были теперь снаружи испачканы грязными черными пятнами. Странное дело: на мгновение ей показалось, что эти пятна располагались вовсе не хаотично, а образовали некое подобие рисунка. Вместе они напоминали оскаленную кошачью морду. Впрочем, машина так быстро завернула за угол, что Мари не успела рассмотреть подробнее, и была отнюдь не уверена, что ей не померещилось. Она только сообщила Аполинару, сидевшему рядом с ней дворецкому об этом вопиющем безобразии, и тот пообещал заняться приведением ворот в надлежащий вид непосредственно по возвращении. О том, что случилось в особняке в ее отсутствие, Мари узнала только на следующий день, ближе к вечеру. Благополучно завершив ритуал, она собралась было ехать домой, но была остановлена Аполинаром. Он сообщил, что с ним только что связались через камин представители Министерства Магии и настойчиво порекомендовали им всем оставаться на ферме. На все дальнейшие расспросы Мари он отвечал крайне скупо и неохотно. Мари была шокирована известием о том, что ее родители попали в клинику св. Мунго, однако Аполинар тут же заверил ее, что все обойдется, значительно преуменьшив, таким образом, масштабы происшествия. Следующий день прошел в сплошной тревоге. Мари не находила себе места, как ни старались ее успокоить сопровождавшие ее слуги. Назавтра, не заезжая в особняк, они доставили Мари прямо с фермы на железнодорожный вокзал, куда в назначенный час прибыл «Хогвартс-экспресс». Только здесь Мари, купив свежий выпуск «Прорицательской», узнала о подлинных масштабах трагедии. Верная троица слуг чуть было не получила из уст молодой хозяйки приказ о немедленном увольнении — Мари была вне себя от гнева и отчаяния. Ей казалось, что останься они все вместе в особняке, злоумышленники получили бы достойный отпор и уже сидели бы в Азкабане, в то время как ее родители остались бы целы и невредимы. Все же, несколько придя в себя, Мари поняла, что слуги лишь выполняли приказ ее отца. Очевидным теперь стал тот факт, что дон Мигель намеренно отправил ее в сопровождении троих самых искушенных в боевой магии телохранителей подальше от особняка, воспользововашись ритуалом единственно как предлогом. Наскоро сопоставив последние события, Мари уже не сомневалась: отец заранее узнал о готовящемся нападении и попытался как мог ее защитить, отослав прочь под сильной охраной. Что же ему «сказали» те деревья? Ответ, вероятно, знали только он сам и донья Анита, с такой неподдельной тревогой провожавшая Мари в путь.Глава 10
24 февраля 2021 г. в 12:40
— Три золотых галлеона. И не одним нутом меньше!
Эта фраза Помоны Стебль прозвучала как гонг, возвещающий итог заседания преподавательского совета. Было ясно, что на дальнейшие уступки она не пойдет.
Совет собрался из-за меня. Учебный год начался всего около трех недель назад, а уже обсуждался вопрос ни больше ни меньше, как моего исключения из Хогвартса. По крайней мере, именно так Стебль сформулировала повестку дня. В реальности, разумеется, все кроме нее самой сразу же высказались против, однако она не собиралась сдаваться без боя. Она отчаянно дралась за каждое слово, за каждый аргумент против меня, включая совершенно надуманные. А все дело было в том, что я, летая прошлой ночью в гарпийском обличии, снова разнесла в хлам одну из ее вонючих теплиц. Прошу заметить, на сей раз даже не самую большую, и исключительно затем, чтобы это мерзкое строение своим видом не уродовало столь милый моему сердцу хогвартский пейзаж. Но какая вслед за тем последовала буря!
Да, я гарпия-полукровка. Да, разрушение у меня в крови. Но какое она имеет право утверждать, что я недостойна даже быть среди людей, не говоря уже про обучение в Хогвартсе?! Разве я кого-нибудь съела? Ах, мое место в клетке? Под охраной авроров? А кто меня туда посадит, скажите на милость? Может, сама профессор Стебль попытается? Если так, я не против. Спор будет разрешен справедливо и в лучших традициях, когда-либо существовавших в этом мире. Пусть она попробует меня изловить и лишить свободы — но при этом помнит, что в форме гарпии я за себя не отвечаю и буду сопротивляться… как умею. Если ей удастся — отправлюсь в Азкабан. Можем начать хоть сейчас. Как раз вечереет… Солнце садится, и серебряный лик луны уже проступает на небе… Я готова. Как насчет нее?
Именно так я и заявила в завершение своей оправдательной речи, бесстрашно стараясь заглянуть в глаза по очереди каждому преподавателю, начиная с самого Дамблдора. Они реагировали по-разному. Минерва МакГонагалл презрительно поджала губы и отвернулась — сказанное мною совершенно не соответвовало тем нормам человеческой морали, которые она в последнее время пыталась мне (каюсь, совершенно безрезультатно) привить. Снейп спокойно разглядывал меня в упор; по его неподвижному лицу нельзя было угадать, что он думает. Флитвик чувствовал себя неуверенно — он что-то писал на листке пергамента, делая вид, что всецело поглощен этим занятием и избегая встречаться взглядом как со мной, так и с окончательно разъяренной моим выступлением Стебль. Что же касается Дамблдора, то он закрыл лицо ладонями, так что было непонятно, то ли он размышляет, то ли втихомолку смеется. Все же, когда он заговорил, его голос был безупречно серьезен.
— Что ж, предложение внесено по всем правилам, и я вынужден ставить его на голосование. Кто «за»?
Как и следовало ожидать, ни одной руки не поднялось. Я грустно вздохнула — так, чтобы было слышно одной лишь Стебль. Не то, чтобы мне в действительности хотелось сражаться с этой пропахшей драконьим дерьмом псевдоволшебницей, просто я предпочла бы поставить вопрос в несколько иной форме: «кто против»? Почему-то я была уверена, что рук в этом случае было бы меньше, чем пять — кое-кто мог и воздержаться…
— Что ж, поскольку иных вариантов нет, думаю, нам пора заканчивать. Штраф в три золотых галлеона должен быть уплачен, как и прежде, за счет дотаций, официально выделенных на содержание Мелони Министерством Магии. Заседание закрыто, — подвел итог Дамблдор. — Мелони, задержись пожалуйста! — добавил он учтиво. — Я бы хотел с тобой кое-что обсудить.
Профессор Стебль смерила меня торжествующим взглядом. Должно быть, она полагала, что мне предстоит не самый приятный разговор в связи с произошедшим. Я же, однако, чувствовала, что ничего плохого мне не грозит, и в очередной раз восхитилась искусством дипломатии Дамблдора. Мудрый директор, надо полагать, справедливо рассудил, что получив такой прозрачный намек на реванш, Стебль вряд ли будет обострять отношения между нами в ближайшее время. А мы с ним, между тем, придумаем что-нибудь еще.
Поэтому я послушно проследовала за Дамблдором в его личный кабинет, как и прежде охраняемый бдительной горгульей. Проходя мимо, я ласково погладила ее по голове, и жуткое создание довольно мурлыкнуло. В последнее время я делала так весьма часто, что не могло ускользнуть от внимания хозяина кабинета.
— Подлизываешься к моему стражу, Мелони? — полушутливо спросил он, прикрывая за мной узорчатую, покрытую тайными магическими письменами дверь.
— Что вы, профессор! Мне она просто очень нравится! — искренне ответила я. — Такая верная, честная… и наивная — в своей убежденности, что именно она отвечает за безопасность вашего имущества.
— А по-твоему, это не она? — улыбнулся Дамблдор.
Я еще раз оглянулась на сложное плетение защитных символов, о происхождении большей части которых не догадывалась даже приблизительно, и снова взглянула на директора. Тот понимающе хмыкнул и предпочел перевести разговор на другое.
— Я хотел бы спросить тебя кое-о-чем, Мелони, — мягко начал он. — Только обещай не делать вид, будто тебя огорошил мой вопрос. Ты ведь сама позволила мне быть в курсе всего, что с тобой происходит, помнишь?
Я помнила. В прошлом году, во время истории с василиском, я лично просила Дамблдора постоянно присматривать за мной на расстоянии, и в случае чего, незамедлительно прийти на помощь. С тех пор я эту просьбу не отменяла. Мне часто ставили в укор фамильную заносчивость и высокомерие, но вместе с тем я никогда не считала зазорным для себя получать помощь и защиту от более сильных. Если такая возможность предоставлялась, я пользовалась ею без колебаний. Собственной безопасностью в угоду самоутверждению я не жертвовала ни разу.
— Конечно, я помню, профессор, — утвердительно кивнула я. — О чем вы хотели спросить?
— О том, как продвигается ваше независимое расследование происшествия с родителями Мари Санчес. — Взгляд старого волшебника внезапно стал внимательным и цепким.