Зов темных крыльев II

      Рождественские каникулы я полностью посвятила выполнению данного мною Мари обещания — изучить архив Саманты на предмет существования древних африканских некромагических культов. Я привлекла к этой задаче три поколения архивариусов из служащего нам клана гоблинов. И когда они, сгибаясь под тяжестью непомерной ноши, доставили мне на рассмотрение первую партию из трехсот аккуратно упакованных в лакированные коробочки древних пергаментных свитков, я почувствовала гордость за свою прозорливость. Некромагия в Центральной Африке когда-то цвела буйным цветом, и Саманта, безусловно, не могла обойти своим вниманием столь вопиющий факт. Я зарылась в свитки с головой, а верные слуги все подносили и подносили новые. Относительно некоторых записей меня со всем подобающим уважением предупредили, что читать я их смогу лишь по достижении совершеннолетия, как то было предписано Самантой, но и того, что мне было дозволено, могло бы хватить на месяцы непрерывного изучения. Когда к свиткам присоединились целые книги, представлявшие, собой, по сути, переписанные в целях сохранности, самые ветхие из тех же свитков, я привлекла к работе помимо самих архивариусов их более молодых подмастерьев. Только так за небольшое время каникул я могла бы получить представление обо всех записанных фактах — а записи, к тому же, большей частью велись на очень архаичном гоббледуке, подробно вникать в который у меня не было сейчас ни малейшего желания. Увы, мой энтузиазм и без того угасал с каждым днем. Нет, я откровенно восхищалась своей великой прародительницей и тем, с каким тщанием она боролась с запретным искусством. С другой стороны, именно это меня и разочаровало. Там, где появлялась Саманта, о любых проявлениях некромагии вскорости можно было забыть раз и навсегда. Она вырезала культистов под корень, не оставляя шанса никому. Она не делала разницы между действующими адептами, их сподвижниками, членами их семей до девятого колена и даже их грудными детьми, расчетливо и последовательно убивая всех подряд. Я прекрасно понимала ее: например, потомство мага, будучи оставленным в живых, едва повзрослев, неминуемо займется тем же самым — голос крови невозможно будет заглушить в любом случае. Частью интуитивно, частью осознанно, они будут открывать заново те знания, которыми владели их родители, и тогда все начнется сначала. Что уж говорить о близких друзьях, которые информацией о многих ритуалах «из первых рук», пусть даже и не принимая в них непосредственного участия! Более того, Саманта каким-то не вполне еще понятным мне образом уничтожала и древние захоронения, служившие местами сборищ некромагов — чтобы не давать повода новым прийти и занять ранее освоенные территории. Несколько раз мне встречались упоминания о разрушенных ею запретных храмах. Тщетно я разыскивала сведения хотя бы об одной сохранившейся до наших дней ветви некромагического искусства! Саманта не допускала ошибок, она действовала идеально, безупречно. После нее о тех некромагах ни у кого, зачастую, не оставалось даже воспоминаний. Она выкорчевывала эту заразу настолько старательно, захватывая и прилегающие территории, что никаких шансов найти в летописях хоть что-то, способное осветить недавние события, попросту не было.       Тем не менее, я продложала читать, и даже делать выписки — то, что могло пригодиться теперь уже мне самой в борьбе с некромагией. Сведения были обрывочными (древние летописцы были сосредоточены, в основном, на хронике событий), но все же я довольно много узнала о тайных устремлениях адептов, о самом характере их мышления. И о методах, которыми они пользовались для развития своего могущества. Все это мне следовало хорошенько обдумать, но в период каникул времени хватило только на то, чтобы зафиксировать в памяти основы. Когда же пришло время отправляться в Хогвартс, то слуги снова предупредили меня, что мои записи не должны покидать территорию особняка. Оказывается, и такое распоряжение на случай снятия кем-то копии с архивов Саманта оставила еще в незапамятные времена. Протестовать не имело смысла; кроме того, я хорошо понимала справедливость требования, так что все сколько-нибудь основательные размышления над прочитанным пришлось оставить, как минимум, до следующего визита домой.       И вот мы с матерью уже снова стояли неподалеку от железнодорожной станции в Хогсмиде, куда трансгрессировали прямо из особняка, и дожидались, пока «Хогвартс-экспресс» подвезет остальных учеников. Согласно зимнему расписанию, поезд прибывал на станцию не в семь, как в начале учебного года, а в четыре часа пополудни. Видимо, это было сделано для того, чтобы встречающему прибывших (особенно первокурсников) Хагриду не пришлось собирать их в полной темноте — зимой солнце садилось рано. Сейчас оно все еще стояло над горизонтом. Я специально рассчитала так, чтобы прибыть немного раньше необходимого — мне хотелось иметь в запасе время чтобы как следует настроиться на предстоящий учебный семестр. В домашней обстановке сделать это было бы намного сложнее.       Я меланхолично смотрела вдаль, словно любуясь заснеженным пейзажем, но на самом деле почти не видя его. В голове был полный сумбур. Сначала я решила, что виной тому вынужденная трансгрессия, к которой у меня по-прежнему не было привычки, но мгновения шли, а способность к концентрации ума не восстанавливалась. Более того, в груди начала расти и ворочаться какая-то странная, совершенно неуместная тревога.       — Позаботься о Мари, — нарушила молчание леди Алисия. — Девочка сейчас нуждается в особом присмотре. Зная тебя, уверена, что ты не позволишь ей натворить глупостей.       — Я постараюсь… — мои мысли были заняты другим. Вернее, связных мыслей как раз не было, было смутное ощущение чего-то неправильного, происходящего в данный момент. Или уже произошедшего, ждавшего только, пока я буду готова это увидеть…       — Что-то не так? — ей передалось мое состояние. — Где?       — Там! — указала я вдаль. Ничего особенного в том направлении на первый взгляд не было. Обычный, поросший редким заснеженным лесом склон холма примерно в полутора милях к северо-востоку. Чуть в стороне, довольно низко над землей кружили какие-то птицы… И вдруг я поняла, что именно эта стая вызывает у меня беспокойство!       — В самом деле, откуда там взяться стольким падальщикам? — недоуменно протянула мать, также разглядывая далеких птиц. — Запретный лес к западу, а в той стороне, в холмах, не водится ничего крупнее енота. Они же кружат так, словно там лежит целая оленья туша!       — Нужно это проверить! — уверенно сказала я. — Мы должны, понимаешь? Только… я отчего-то не думаю, что мы найдем там оленя!..       — Может, лучше я одна посмотрю? Потом вернусь и расскажу, если хочешь, — с сомнением разглядывая меня, предложила она.       — Нет! Я тоже должна видеть! Это важно, поверь! Я буду готова, обещаю! — демонстративно извлекла я волшебную палочку.       — Ты взрослеешь быстрее, чем мне до сих пор казалось… Хорошо, возьми меня за руку и трансгрессируем еще раз.       Я так и сделала, и на этот раз мгновенный провал во тьму не помешал мне цепко держать волшебную палочку, сохраняя готовность по прибытии моментально вступить в бой. К счастью, этого не потребовалось. На небольшой полянке, где мы оказались, не было ни одного живого существа — только стервятники перекликались в небе над головой. Тем не менее, представшая нам картина была такой, что я, скорее, предпочла бы сражаться.       В первый же миг, еще даже не осознав, что здесь произошло, я ощутила резкий запах гари и крови. Снега на поляне совсем не было — под ногами обнаружилась черная, выжженная земля. Прямо передо мной багровела огромная вязкая кровавая лужа в которой лежало нечто, сильно напоминающее остатки людоедского пиршества. А еще чуть дальше, в самом центре расчищенного пространства, в землю был вкопан деревянный столб, к которому веревками было прикручено изувеченное тело.       Собственно, «телом» это можно было назвать лишь с большой натяжкой. Передняя часть туловища была вырвана вместе с грудиной и прилегающими ребрами — именно то, что от нее осталось, я и увидела лежащим в луже крови с самого начала. Внутренние органы большей частью тоже отсутствовали — у меня создалось впечатление, что их попросту съели, даже не потрудившись вынуть наружу. Конечности были обглоданы до такой степени, что плоти на них почти не осталось — вечернее солнце отсвечивало от обнажившихся белых костей, придавая им розоватый оттенок.       Эта ужасная картина до того парализовала мой разум, что на самую важную деталь я обратила внимание лишь в последнюю очередь. Тело не было человеческим. Оно принадлежало зеленокожему гоблину.       — Кто мог это сделать? — прошептала я, не в силах отвести взгляд. Картина была такой, словно я внезапно переместилась на несколько тысячелетий, если не сотен тысяч лет в прошлое. Древние свитки, которые я изучала, повествовали в том числе о подобных гоблинских жертвоприношениях с целью умилостивить ныне забытых богов. Но сейчас, здесь? В современном, цивилизованном мире? На всякий случай я огляделась по сторонам. Вдалеке над горизонтом по-прежнему чернели башни Хогвартса, а со стороны станции как раз в этот момент послышался гудок прибывающего поезда. Все было правильно и как обычно… за исключением привязанной к столбу растерзанной жертвы.       — Не хочется это признавать, но сейчас даже слепой бы увидел, что эта работа для тебя, дочь, — словно откликнулась на мои мысли леди Алисия. — Досадно… я бы предпочла, чтобы у тебя еще было несколько спокойных лет — повзрослеть и войти в силу. Если после истории с василиском я еще могла предположить, что это был, своего рода, форс-мажор, экстраординарные обстоятельства, после которых мир оставит тебя в покое хотя бы до совершеннолетия, то теперь убеждена: он уже успел подмять тебя и припахал до конца дней твоих. Детство, как это ни печально, закончилось, можешь попрощаться с ним.       — Оно у меня и не начиналось, так что не жаль! — огрызнулась я, одновременно признавая ее правоту. — Если бы я еще понимала, что должна делать!..       — Понимать не обязательно. Достаточно лишь поступать правильно. Или я зря тебя учила? А потом еще и Саманта? Просто прислушайся к себе. Что сейчас требуется?       — Вызвать авроров, разумеется, а пока они прибудут, постараться запомнить как можно больше из окружающего нас здесь. Только ничего не трогай, даже с места не сходи, — не задумываясь выдала я. — Как же плохо, что времени в обрез, МакГонагалл ведь мне такую выволочку устроит, если опоздаю!.. Стой, придумала! Помнишь, ты мне показывала заклинание Фейербаха?       Заклинание, о котором я говорила, было предназначено для того, чтобы запоминать суть вещей, а потом воспроизводить в виде зрительной картины столько раз, сколько потребуется. Его изобретатель, Гельмут Фейербах, был одним из величайших детективов магического мира. Работая в Берлинском Министерстве Магии в конце прошлого века, он раскрыл множество самых разнообразных преступлений, совершенных с применением магии. Самым прекрасным в этом выдающемся волшебнике было то, что он не скрывал своих методов, уловок и изобретений от магической общественности. Правда, только после того, как вышеперечисленное успевало сработать хотя бы по одному разу. Тогда он немедленно раскрывал свой секрет, делал его достоянием гласности, а сам придумывал что-нибудь новенькое, чтобы преподнести очередной малоприятный сюрприз преступному миру. Многие были против такого подхода, утверждая, что «опасные» знания Фейербаха могли оказаться не в тех руках. На самом деле, могли и оказывались. Но на одни «не те» руки, в итоге, как правило, находились сотни «тех» рук добропорядочных граждан, которые, благодаря великому мастеру, становились теперь отнюдь не беззащитными перед настоящими злодеями. Поэтому Берлин со всеми его предместьями в период деятельности Фейербаха и его учеников сделался одним из самых безопасных мест в Европе.       Сейчас, однако, меня интересовало то совершенно безобидное заклинание, с помощью которого прославленный аврор ухитрялся запоминать и затем в спокойной обстановке исследовать сотни деталей и подробностей с мест преступлений. В основе своей это волшебство было просто как все гениальное. С некоторой области пространства снимался, своего рода, эфирный слепок. Затем он сжимался и помещался в любой подходящий драгоценный камень или даже обычный кристалл кварца (кристаллы, как известно, обладают великолепной памятью), откуда его можно было по необходимости извлекать и детально рассматривать. Обратной стороной кажущейся легкости было то, что заклинание требовало огромной колдовской силы. У колдунов послабее слепок получался смазанным, призрачным, туманным — о точной детализации здесь не могло быть и речи. Когда я, будучи в возрасте около десяти лет, пробовала его освоить, у меня и вовсе раз за разом получалось какое-то хаотическое переплетение ярких разноцветных вихрей. Но у матери, которая тогда же продемонстрировала мне правильное исполнение, снятая с пространства эфирная копия выглядела безупречно.       — Ты права, иметь при себе полную картину места преступления, сделанную еще до прибытия авроров — несказанная удача. Или прекрасное чувство Равновесия, если речь идет о нас с тобой, — подтвердила мать. — Мне только не хотелось бы… А, впрочем, ладно, — промолвила она, разглядывая прекрасный звездный рубин в серебре, украшавший ее указательный палец. То было старинное фамильное кольцо, с которым она почти никогда не расставалась, и я понимала, до чего ей не хочется превращать его в хранилище такой информации. Выхода, однако, не было — других кристаллов в обозримом пространстве не наблюдалось.       — Когда есть лишь один возможный путь — значит, все идет правильно, как то предопределено от века, — вслух подытожила я собственные размышления, и мать более не колебалась. Широкий взмах волшебной палочки, полузабытое за прошедшие годы заклинание — и пространство послушно раздвоилось, выделив из себя поблескивающую эфирную копию. Я невольно залюбовалась матерью в этот момент — ее отрешенность и концентрация были запредельными. Сейчас она как никогда напоминала могущественную древнюю жрицу, совершающую мистический ритуал во славу своих жутких демоноподобных богов. Окружающая обстановка наряду с кровавыми отблесками закатного солнца этот образ только подчеркивала. Еще один взамах палочки — и эфирное изображение начало втягиваться в багровый кристалл на вытянутой вперед руке.       — Держи, — леди Алисия с усилием стащила с пальца кольцо, едва то полностью поглотило слепок. Она выглядела уставшей, ее руки заметно подрагивали — все-таки напряжение было неимоверным. — На досуге поизучаешь. Только на уроках поворачивай камнем внутрь — многие профессора не любят, когда ученики носят столь дорогие украшения. Особенно помянутая тобой МакГонагалл.       — Лучше применю какое-нибудь простенькое заклинание для отвода любопытных глаз, — сказала я, любуясь перстнем. Ободок кольца изначально был мне слишком велик, но едва оказавшись у меня на пальце, он сам по себе заботливо стянулся таким образом, чтобы прийтись впору. Магическая фамильная драгоценность, заняв, таким образом, предназначенное ей место, засверкала так, что невозможно было отвести глаз.       — Смотри-ка, ты ему понравилась! — усмехнулась мать. — Тем лучше. Не забудь только зачаровать еще и так, как ты зачаровала одежду — чтобы кольцо дематериализовалось, когда ты принимаешь гарпийский облик. Иначе оно, даже попытавшись подстроиться, в итоге разорвет тебе кожу крыла и сломает кость. Ты помнишь это заклинание?       — Да, мама. Профессор МакГонагалл еще год назад обучила меня ему.       — Теперь осмотрись еще немного, если хочешь, а потом мы трансгрессируем на станцию, и я вызову авроров. Не затягивай долго, поезд уже подошел, ты слышишь?       — Слышу, мама, — я еще раз окинула взглядом зловещую прогалину с истерзанным трупом в центре. Конечно, вот так, сходу, невозможно было догадаться, чьих рук это дело. Впрочем, главное нам удалось успеть — сохраненная во всех подробностях картина места преступления мирно дремала у меня на пальце, ожидая своего часа. — Здесь нам больше делать нечего. Трансгрессируем — и можешь вызвать авроров. Совершенно не надеюсь, что они разберутся, но сообщить им необходимо.       Так, среди закатных лучей и крови, начался мой новый учебный семестр в Хогвартсе. Могла ли я знать, что меня ждет дальше? Если бы даже и знала, то все равно не свернула бы с пути. Путь был только один. Навсегда один. Других с начала времен не существовало.