Зов темных крыльев II

      Опасалась я, как могло поначалу показаться, зря — первые учебные дни обернулись самой, что ни на есть, рутиной. Уроки и самостоятельные задания пошли обычной нескончаемой чередой. С одной стороны, я была рада этому — никогда не понимала, как можно заведомо радоваться любым переменам. По-моему, на такое способны только люди, да и то лишь некоторые из них. Я же чем дальше, тем меньше ощущала себя человеком, и уж тем более подобного сорта. С другой — на обдумывание загадки обнаруженного жертвоприношения почти не оставалось времени. Связано ли оно было с нападением на особняк Мари и попыткой проникновения в Департамент тайн? С покушениями на мою собственную жизнь? Ответов я пока найти не могла. Трижды с начала семестра мне удавалось скрыться от посторонних глаз, уйти на дальний берег Черного озера и там, оставшись в одиночестве, некоторое время поизучать эфирный слепок с места преступления. Для того, чтобы его развернуть, требовалось весьма обширное пространство, закрытые помещения для этого не годились, поэтому и приходилось прибегать к столь сложным ухищрениям. Друзьям я еще ничего не говорила, надеясь прежде разобраться сама. С течением времени, однако, я начала сознавать, что ввести их в курс дела необходимо — только так оно могло сдвинуться с мертвой точки. У меня самой никаких новых мыслей и идей по поводу произошедшего не возникало. Я уже некоторое время выжидала подходящего момента для обстоятельного доклада, но его все никак не находилось. Друзья были заняты по очереди, сидели в библиотеке, учились, отдыхали в кругу своих факультетов. Мари с головой ушла в какие-то книги, Долохов пропадал на собраниях дуэльного клуба, а Хельга, будучи сильно не в духе после недавнего проигрыша нашей квиддичной команды Слизерину, умудрилась без всякой магии подраться с Чжоу Чанг и серьезно повредить той руку, за что схлопотала вполне заслуженную отработку. Как следствие, собрать всех вместе, чтобы не повторять одно и то же по нескольку раз, не получалось. Впрочем, у меня самой тоже хватало дел с учебой. Единственное, что удалось сделать — это отчитаться перед Мари о результатах проделанной мною на каникулах работе. Узнав, что сведений о ныне существующих африканских некромагических культах я не нашла, Мари лишь рассеянно кивнула, поблагодарила и вновь углубилась в чтение, за которым я ее застала. Перед ней лежал древний даже на вид фолиант в черном заплесневелом переплете, раскрытый на странице со странной схемой человекоподобного существа. Я не помнила, чтобы нам задавали учить подобное, но тут же поняла ход ее мыслей. Книга, явно некромагического содержания, была не хогвартской — Мари, скорее всего, захватила ее из дома, решив больше узнать об искусстве и методах предполагаемого врага. На соответствующий вопрос она ответила утвердительно и снова с головой ушла в книгу. Вспомнив о том, как негативно я сама всегда относилась к попыткам отвлечь меня от чтения, и подавив инстинктивное желание уничтожить мерзкую книгу на месте (она несомненно могла принести практическую пользу) я пожала плечами и вернулась к своим обычным делам.       Но если против обычной монотонной зубрежки я ничего не имела, то некоторые продолжавшиеся регулярные занятия вызвали у меня отнюдь не самые радостные впечатления. Одним из таких занятий была травология, которую я к тому моменту уже успела возненавидеть всеми фибрами своей души. Впрочем, возможно, дело было не столько даже в предмете обучения (хотя ковыряться в земле пополам с драконьим навозом я по-прежнему полагала однозначно ниже своего достоинства), сколько в том, кто эту самую травологию у нас вел. Профессор Стебль вызвала у меня почти физическое отвращение сама по себе, и это чувство постоянно усугублялось ее плохо скрываемым презрением к «вечно боящимся замарать свои белые ручки аристократкам» в моем лице. К урокам я, несмотря на все вышеперечисленное, готовилась на совесть, и профессор это давно уяснила, а потому еще год назад перестала донимать меня постоянными проверочными вопросами и придирками — я всегда отвечала на «превосходно». Однако она никогда не упускала случая ткнуть в дерьмо меня персонально — когда в переносном, а когда и в буквальном смысле. «Перемешивайте удобрение тщательнее, мисс Блейдвинг, — то и дело приговаривала она, откровенно любуясь тем, как я это делаю, — если ваша рассада завянет, вам придется начинать с самого начала снова и снова, пока не добьетесь наилучших результатов!» Как я не убила ее к концу этого занятия, и, более того, как не сделала этого за все дальнейшее время обучения ее проклятому предмету в Хогвартсе, для меня даже сейчас, спустя столько лет, остается загадкой из загадок.       Кто, кроме самой Стебль, был в курсе, какие чувства я испытываю — это, безусловно, Хельга, знавшая меня как свои пять пальцев. Сочувственно наблюдая за мной на протяжении всего урока, она несколько раз порывалась что-то сказать, но так и не решилась. Точнее, так и не решилась бы, не спроси я в конце концов прямо, что у нее на уме.       — С души воротит — на тебя смотреть, — призналась она. — Я бы уже давно на твоем месте…       — Сделала — что? Сожрала бы ее с потрохами?! — Мне пришлось приложить все силы, чтобы не рявкнуть в голос, но получившееся в итоге разъяренное шипение вышло даже хуже. — Так ведь кусок настолько вонючий, что в глотку не полезет!..       — Зануда! Тебе только жрать подавай. Нет бы придумать что-то повеселее!       — Повеселее? В каком смысле?       — В прямом. Не обязательно же, в самом деле, жрать обидчика чтобы поквитаться с ним! Нет, то есть, можно, только это далеко не единственный способ, поверь.       — Так, с этого места поподробнее, пожалуйста, — живо заинтересовалась я. Злость мгновенно сошла на нет, сменившись значительно более обыкновенным для меня состоянием — любопытством. Хельга, надо отдать ей должное, научилась управлять моим настроением прямо-таки мастерски. — Какие это другие способы?       — Вот я и говорю — зануда ты. Ни воображения, ни фантазии, — ухмыльнулась Хельга. — Неужели правда сама ничего не можешь придумать?       Я честно задумалась, но в голову ничего путного не приходило. Единственным способом хоть как-то поквитаться без кровопролития мне казалось окунуть Стебль с головой в чан с драконьим навозом, наглядно подчеркнув, тем самым, ее самое выдающееся, на мой взгляд, качество — странную тягу к копошению в этой малоприятной органической субстанции.       — Ну вот, уже лучше! — вопреки мои ожиданиям обрадовалась Хельга, когда я, за неимением лучшего, изложила ей вышеозначенную мысль. — До совершенства, конечно, еще как отсюда до верхушки Астрономической башни, но начало, считай, положено. Да и то сказать — надо же когда-нибудь с чего-то начинать! Пусть и с такой примитивности.       — Ты что, серьезно? — восхитилась я. — Нет, было бы занятно, конечно, макнуть это огородное пугало в драконье дерьмо, но…       — А если занятно, так в чем же дело? Кто тебе мешает?       Вот теперь я задумалась уже надолго, и чем дальше, тем меньше находила аргументов «против».       — Это противоречит школьным правилам, — наконец довольно неубедительно произнесла я.       — Там есть пункт о том, что нелюбимых преподавателей запрещено макать в драконье дерьмо?       — Не думаю…       — Тогда ты совершенно свободна и вольна в своих решениях! — обрадовалась Хельга. — Итак, нам понадобится следующее: вот этот чан с готовым удобрением…       — Подожди, подожди! Вот так, сразу?!..       — А зачем тянуть? Подумали — сделали. Что говорят тебе твои инстинкты? Запрещают?       — Кажется, нет… — я прислушалась к себе. — Вроде бы, даже наоборот, благосклонны!       — Прекрасно! Сможешь с помощью левитации поднять и закрепить этот чан таким образом, чтобы он повис прямо над входом?       Я оглянулась по сторонам. За этим разговором в теплице остались мы одни. Остальные ученики уже разошлись. Профессор Стебль смутно маячила вдали — она направлялась в замковую оранжерею, чтобы посадить там какую-то очередную дрянь растительного происхождения с плохо запоминающимся названием.       — Сможешь? — настаивала Хельга.       — Смогу! — решительно сказала я. Повинуясь движению мой волшебной палочки, чугунная емкость с удобрением взмыла в воздух.       — Нет, не так. Опусти на место! — скомандовала Хельга. Я подчинилась.       — Прежде всего, нужно наложить на него такие руны, чтобы содержимое не вывалилось, если он зависнет в перевернутом виде. Затем поднять, опрокинуть и так поместить над дверью. А на пороге начертить вторую комбинацию — сторожевую, которую связать с первой. Чтобы, едва сторожевая сработает, та, что удерживает дерьмо, перестала действовать.       — Хельга, это гениально! Хотя… тут нужно немного поразмыслить. Двойная связка… взаимоотключение… Придумала! Отойди-ка…       На черной чугунной поверхности я вывела три ряда сверкающих серебром рун, друг под другом. Кинула следом закрепляющую формулу, подняла чан и закрепила его над дверью так, как сказала Хельга.       — Теперь самое сложное, — увлеченно произнесла я, проникнувшись азартом от готовящейся проделки. — Подходящую сторожевую комбинацию я знаю, но мне нужно что-то от Стебль, чтобы руны на входе не перепутали ее с кем-нибудь еще. Прядь волос, клочок мантии, что угодно!       — Это подойдет? — Хельга протянула мне обрывок пергамента, на котором Стебль своей рукой незадолго до этого записывала время полива растений.       — Прекрасно! — Я вычертила нужные руны на полу и кинула пергамент сверху. Руны вспыхнули серебром, и он, зашипев, истаял черным дымом. — Встань теперь ты на них.       — Я точно так же исчезну? — поинтересовалась подруга.       — Если я все сделала правильно, то нет. Давай, проверь!       — О, ладно… Гарпии ведь никогда не ошибаются, верно?.. Верно… — Хельга глубоко вздохнула и сделала небольшой шажок к рунам. Она заметно нервничала. Я едва сдержала улыбку.       — И еще у них весьма своеобразное чувство юмора — в тех случаях, когда оно вообще заметно, — закончила Хельга и решительно ступила на руны. Ничего не произошло — руны не реагировали.       — Не работают? — с заметным облегчением спросила она.       — Отлично работают! Если бы нет — сейчас все дерьмо из чана, что сверху, — я кивком указала на него, — было бы уже на твоей гениальной голове. Два часа в таком виде, думаю, он провисит, и рунная комбинация на нем продержится.       — А большего и не требуется! — весело подтвердила Хельга. — Стебль в любом случае долго возиться не будет, а на том пергаменте, что ты сожгла, было записано, что следующий полив должен быть на закате. Это где-то через час с небольшим. Пора сматываться!       За срабатыванием ловушки мы решили наблюдать из тех окон замка, что выходили прямо на теплицы. Как и предсказывала Хельга, профессор появилась через час. Она быстро шла по направлению к теплице, очевидно изо всех сил желая воссоединиться с ненадолго оставленными удобрениями. Закатное солнце подсвечивало ее путь алыми лучами, одновременно скрывая нас от любопытных взоров своими отблесками.       — Такая любовь… — Хельга словно читала мои мысли. — И такой романтический закат… Они должны быть вместе, да?       — Несомненно. Смотри! вошла, вошла!.. — от избытка чувств я схватила ее за руку.       Взрыв проклятий, донесшийся из теплицы даже с такого расстояния, явно свидетельствовал о том, что нежные и возвышенные чувства Стебль к драконьему навозу только что подверглись серьезнейшему испытанию.       — Семейная ссора, — прокомментировала Хельга, глядя, как профессор выбегает из теплицы, яростно расшвыривая во все стороны облепившие ее комья удобрения. — Не будем вмешиваться.       — Мы сделали все, что могли, — в тон ей добавила я.       — Значит, этот прекрасный закат — теперь только для нас с тобой! — Хельга, лукаво улыбнувшись, непостижимым образом извернулась — и я неожиданно оказалась у нее в объятиях. — Ты умеешь танцевать, Мелл?       — Пожалуй, могу припомнить пару неплохих вальсов… — О гарпийских танцах-полетах в обществе Саманты я предпочла умолчать. — Но здесь нет музыки!       Вместо ответа Хельга прикоснулась волшебной палочкой к моей голове — и небольшое сводчатое помещение, где мы находились, неожиданно заполнили чарующие аккорды старинного вальса. Музыка плыла под каменным потолком, вокруг нас, обволакивала, манила, увлекала за собой… Мы танцевали, забыв обо всем на свете, и я хотела только одного — чтобы эти замечательные мгновения никогда не заканчивались…