Зов темных крыльев II

      Я не кривила душой, когда говорила о сложности стоявшей передо мной задачи. Чертеж особняка я создавала в присутствии самого Альберта, чтобы он, не теряя времени, заучивал уже существующее — и это как раз было довольно легко, несмотря на то, что я работала по памяти. Но код оружейной? С момента нашей общей встречи прошло три дня, а я до сих пор не знала, как к этому подступиться. Сделать вид, что код мне уже известен и учинить, якобы, проверку? Сразу приказать сменить на тот, какой мне нужен? Или даже просто запретить запирать дверь иначе, как на простой ключ? Во всех этих случаях верные стражи неминуемо бросятся докладывать леди Алисии о моих странных распоряжениях и будут просить их подтвердить. Этого я допустить не могла, поскольку мама тут же начнет расспрашивать меня, после чего шансы скрыть от нее наши замыслы мгновенно приравняются к нулю. Ей я расскажу все, независимо от того, хочу я этого или нет.       Вот о чем я размышляла, по обыкновению устроившись у камина у себя в «кабинете» и глядя невидящим взглядом на прогоревшие угли. Я уже была готова признаться себе, что не могу провернуть это дело. Единственной слабой надеждой было то, что наши слуги теперь видели во мне полноправную наследницу Саманты, способную защищать родной дом и их самих. До недавнего нападения на особняк я была в их глазах не более, чем дочерью леди Алисии, которая, в свою очередь, всего лишь исполняла обзязанности хозяйки в отсутствие истиннной госпожи. Теперь же меня сочли равной моей матери. Но именно равной, а не выше — вот в чем была загвоздка. Распоряжения Саманты, если бы она вздумала вернуться, значили бы для них неизмеримо больше, чем наши, вместе взятые, но пока ее не было, в доме установилось некое двоевластие. Вздумай леди Алисия учудить нечто неожиданное, выходящее за рамки установившегося за долгие годы порядка, слуги, без сомнения, теперь сочли бы необходимым доложить мне об этом. Но так же верным было и обратное: я не могла сделать и шага в сторону, чтобы об этом не стало известно матери.       Чем дольше я думала о том, как хорошо бы моей великолепной прародительнице вовсе никуда не уходить, а всегда «быть под рукой» на такой вот случай, тем больше росло мое презрение к самой себе. Саманта не способна совершать ошибок, она всегда действует безупречно, даже своим отсутствием сохраняя и поддерживая Равновесие. Если я не могу этим воспользоваться, значит, что-то не так со мной, а не с ней. Она ведь должна была оставить необходимые указания, чтобы и без нее все шло как надо, не могла не оставить! И эти указания, все до единого, должны быть совершенно правильными, идеальными, как и она сама!..       Стоп, а с чего это я решила, что их нет?!       От этой мысли меня буквально подбросило в воздух. Уже не думая, я подскочила к камину, и вызвала нашего дворецкого, который как раз в это время должен был быть у себя в комнате. У него был отдельный камин, и я не опасалась, что наш разговор будет подслушан матерью.       — Меня беспокоит то, как сейчас охраняется оружейная! — сходу заявила я. — Есть серьезные основания полагать, что недавнее нападение было не последним. — Что вы предприняли?       — Усиленные караулы, леди, — почтительно доложил дворецкий. — Количество стражей в них увеличено вдвое, а количество самих патрулей — вчетверо. Кроме того, непосредственно у оружейной мы расположили новый пост охраны. Восемь опытных воинов дежурят посменно. Кем бы ни был наш враг, на сей раз мы будем начеку!       — В прошлый раз оружейная выстояла только потому, что их шаман слишком долго не мог взломать рунный замок. Не уверена, что нам так повезет снова. Надеюсь, вы сменили код?       — Как можно, леди? — гоблин аж задохнулся от благоговейного трепета. — Распоряжение Истинной госпожи! Мы не вправе ничего менять, пока она не скажет!       — Саманта собственной персоной? Я этого не знала. Что ж, ее слово — закон, — согласилась я, и гоблин видимым образом расслабился. — Разумеется, ей лучше знать. Тем более, если в прошлый раз враг возился так долго, значит, код достаточно надежен. Не так ли?       — Откровенно говоря, леди… — неожиданно замялся дворецкий. — В общем… не все и не всегда были согласны с этим. Поймите правильно, я не ставлю под сомнение приказы госпожи, но в даже в то время, когда она придумывала коды на замки по всему дому, включая свой кабинет, наши мастера как один говорили ей, что можно было бы и понадежнее…       — Вот как? Что именно ей говорили?       — Что код, состоящий всего из одной руны, даже если их там целых сто девять, может раскусить даже новичок! — гоблин твердо взглянул мне в глаза. — И вы уж простите, я держусь того же мнения!       — Вы меня просто шокируете, — призналась я, ничуть не кривя душой. — Одна руна! Вам известно, почему госпожа не придумала чего-то подлиннее?       — Известно, разумеется… Только… я не хочу бросить тень на госпожу, на ее способности…       — Это было еще тогда, когда она плохо владела рунописью! — догадалась я. — Конечно, ведь она обучалась этому далеко не с рождения, и никаких врожденных способностей у нее, разумеется, не было и быть не могло. Я прекрасно знаю, что даже в более поздние времена она, занимаясь рунной магией, шагу не могла сделать без книг, постоянно срисовывала рунные слова оттуда — вместо того, чтобы заучивать на память. Так сказано во многих наших семейных легендах…       — Вы правы, леди. И все же…       — И все же, в этом ничего компрометирующего нет! — с нажимом произнесла я. — У каждого свои таланты, каждый в чем-то силен, а в чем-то не очень. Даже она, великая Саам Тхао далеко не сразу достигла нынешней безупречности. А если уж, даже достигнув, не сочла нужным ничего менять, значит в первоначальной идее крылся большой смысл.       — И снова вы правы! — с почтением сказал гоблин. — Госпожа была уверена, что Молот Тора защитит оружейную лучше всего остального, вместе взятого, даже пребывая в полном одиночестве.       — Действительно, он сам по себе очень подходит для защиты оружейной — не в этом ли хитрость? — Я едва сдерживала ликование.       — Очень возможно, что да. Госпожа назначила запирающие руны на все замки таким образом, чтобы они соответствовали сущности охраняемого. С одной стороны, ей так было легче запоминать. С другой — кто, кроме нее, знает, какая связь установилась между руной и содержимым, и что случится с вором, прикоснись он даже с самого начала к правильной руне?       — Полагаю, ничего хорошего, — злобно, по-гарпийски, ухмыльнулась я. — Кажется, я поняла, в чем тут дело. Этот прием намного древнее даже ее самой. Кровь заклинателя или того, кто принадлежит к его роду — вот, что прежде всего чуют вскормленные им руны. Другому они не то, что не откроются, а сразу испепелят на месте, даже если он выберет правильную. Вот почему здесь нет надобности в длинных рунных словах! Саманта не просто заказала у ваших мастеров рунный замок, она сама начертила и выкормила руны на нем!       — Своей кровью. Да, такое вполне могло быть, — задумчиво подтвердил дворецкий. — Тогда это действительно приобретает смысл. Вы умны, леди, как и сама госпожа. Вы всецело достойны ее!       — Что ж, тогда я спокойна. Ах да, еще одно. Полагаю, моей матери не стоит знать, как мы тут с вами обсуждали умственные способности вашей Истинной госпожи. Вы согласны?       — Всецело, леди. Клянусь, этот разговор останется между нами, от первого до последнего слова!

***

      В моем «кабинете», временно превращенном в штаб, мы собрались за час до готовящейся прогулки старшекурсников в Хогсмид. Мы рассчитывали, что времени как раз хватит на окончательную подготовку, после чего Альберт воспользуется своим амулетом и смешается с основной массой учеников на выходе. Меня немного тревожило только то, сможет ли Мари выполнить свое обещание. Я по-прежнему была решительно против следящих заклинаний, полагая, что на живом человеке их легко обнаружат. Добытую секиру перед передачей гоблинам потом еще можно будет зачаровать скрытно, а вот для самого Альберта риск будет слишком велик. Если же обойтись без слежки, а Мари не справится, то мы не сможем знать, что происходит с Альбертом в Хогсмиде. Тем не менее, эти опасения оказались беспочвенны. Едва я увидела сияющее лицо Мари, как тут же поняла: все в порядке.       — Глядя на тебя, можно подумать, что ты уже превратила всех напавших на твой дом гоблинов в кактусы, — не удержалась я. — И когда успела?       — Да, а главное — почему без нас? — съехидничал Долохов.       — Не говорите ерунды, — поморщилась Мари, но тут же задумалась. — Хотя… кактусы… знаете, а ведь что-то в этом есть! Только я предпочитаю цветы, причем пусть это будут не розы.       — В этом я с тобой совершенно согласна, — искренне сказала я, с содроганием припомнив жуткий розовый «аромат» однажды, еще на первом курсе, сваренного Хельгой зелья. В тот раз мы пытались нейтрализовать яд гипножаб. С помощью хельгиного изобретения нам это удалось, но тошнотворная вонь этого адского состава намертво отбила у меня всякую приязнь к любого вида розам.       — В таком случае, пусть будут подснежники. Я люблю подснежники. Из этих глупых гоблинов получатся красивые белые подснежники, — замечталась Мари. — Тебе нравятся подснежники, Мелони?       — Да, очень, — призналась я.       — Кончайте уже, — буркнул Анатолий. — У четвертого курса перекличка начинается! Того гляди опоздаем.       — А тебе нравятся подснежники? — Мари смотрела ему в глаза.       — Нравятся. Принесла что обещала?       — Тогда я подарю тебе парочку… Ну хорошо, хорошо, — Мари достала из небольшой поясной сумки, с которой ходила обычно, что-то небольшое, завернутое в черный пергамент. Поставила на стол, развернула — и мы увидели прозрачную склянку, в которой зеленели листья какого-то растения.       — Я должен съесть эти листочки? — невозмутимо поинтересовался Альберт.       — А ты хочешь? Нет, можно, они не ядовитые, но это совершенно необязательно, — спокойно сообщила Мари. — Главное, не съешь вот его, — она повернула склянку на свет, — он тебе еще пригодится.       Теперь и я увидела копошащееся среди листьев существо. Оно напоминало белого, коротенького и при этом не в меру раскормленного червячка. Или, скорее, личинку какого-то крупного насекомого.       — Его тоже есть не надо? Я рад, правда. А что с ним делать?       — Сунуть себе в ухо.       — Мари, давай серьезно! — не выдержала я. Обсуждение превращения гоблинов в подснежники оставило у меня стойкое ощущение, что Мари действительно способна на такое, более того, что она сделает это при первой возможности, а в сочетании с ее прохладным голосом и безмятежным взглядом впечатление от ее слов было, по меньшей мере, неуютным. Если вы спросите, что помимо открытого огня может вызвать настоящее беспокойство у гарпии, могу ответить: присутствие рядом друида, находящегося на грани безумия от потери любимых родных. Только сейчас я поняла, каких огромных усилий стоило Мари сохранять самообладание, за весь этот год сорвавшись лишь единожды — в клинике св. Мунго.       — Я серьезно. Сейчас я засуну эту личинку ему в ухо, и он пойдет в Хогсмид. А остальных личинок, которые спрятались здесь, на самом дне, — она слегка встряхнула склянку, — я засуну в уши тебе и Анатолию, чтобы они могли слышать все, что слышит первая. Ну и себе тоже… может быть. Если ни одна из первых трех не повредится в процессе. Мне удалось достать всего четыре.       — Ты хочешь сказать, что с помощью этих тварей мы сможем слышать друг друга? — изумилась я?       — Не только слышать, но и общаться. Слышишь же ты собственные слова! Значит и он их услышит, — кивнула она на Альберта. — Расстояние никакой роли не играет, сами они слышат друг друга всегда, где бы ни оказались.       — Я на это не подписывался! — решительно сказал Долохов. — Должен быть другой способ! Вот Мелл наверняка знает парочку нормальных заклинаний, которые не отследить! Все лучше, чем эта тварь будет копошиться у меня в голове!       — Если бы она знала, то уже давно бы колдовала, — Мари перевела взгляд на меня, и мне пришлось утвердительно кивнуть. — И не бойся, личинка безопасна. Во всяком случае, ты не оглохнешь. Наоборот, будешь слышать намного больше, чем раньше. Мы все будем слышать то же, что каждый из нас в отдельности. Даже дыхание каждого. И всех, кто окажется рядом.       — Еще лучше! Я что, должен буду постоянно слушать, как он сопит в две дырки?!       — Почему постоянно? Ах да, я же не объяснила, как они работают… Чтобы услышать то, что слышит другой человек с такой личинкой в голове, нужно просто настроиться на него, представить его мысленно. Если же хочешь прервать сеанс, следует сосредоточиться на чем-то еще, неважно на чем. Впрочем, если тот, другой не захочет со своей стороны разрывать связь, ты в самом деле будешь вынужден слушать его постоянно.       — Я запомню, — улыбнулся Альберт.       — Провались ты!.. Эту дрянь, личинку, хоть достать потом удастся?       — Ну… я попробую, конечно… Да не беспокойся ты! — рассмеялась она в ответ на явственный скрип зубов. — Все будет хорошо, только не дергайся и не шевели ушами, пока она не окажется внутри. Ты же не хочешь ее раздавить, верно?       — Хочу больше всего на свете, — искренне сказал он. — Только не тогда, когда она будет у меня в ухе, а потом, когда все кончится… Но не стану, конечно, — спохватился он, наткнувшись на внезапно сделавшийся ледяным взгляд Мари.       — Имей ввиду, они очень редкие. Каждая стоит не меньше трехсот золотых галлеонов. Век не расплатишься, — безразличным тоном сообщила она.       — Слушай, а кто это вообще такие? Как они называются? — спросила я, слегка ошеломленная такой суммой. Получается, что содержимое маленькой скляночки стоило в общей сложности тысячу двести золотом?! Я знала, что Мари никогда не испытывала недостатка в деньгах, но о настоящем размере ее состояния до сих пор имела самое смутное представление.       — Если хочешь, я прочту тебе о них целую лекцию, но потом. Сейчас у нас действительно нет на это времени, Анатолий прав, старшекурсники вот-вот уйдут. Альберт, ты первый. Подойди сюда, пожалуйста… если еще не раздумал.       — О чем ты? Чтобы я отказался от такого чудесного шанса?! — он еще раз лучезарно улыбнулся Анатолию. — Давай ее сюда скорее!       Личинка скрылась у него в ухе так быстро и уверено, словно только и ждала такой возможности — а может, так оно и было. Ничего особенного не произошло: Альберт по-прежнему стоял на ногах и всем своим видом демонстрировал, что чувствует себя превосходно. Глядя на него, я отважилась быть следующей.       Ощущение от проникновения личинки внутрь головы было необычным, но отнюдь не болезненным. Казалось, существо само заботится о том, чтобы не доставить мне ни малейшего неудобства. Когда же личинка, наконец, устроилась где-то в глубине и согрелась, я и вовсе перестала ее чувствовать. Я незамедлительно попробовала «настроиться», как говорила Мари, на Альберта, но не услышала ничего кроме того, что слышала и раньше. Секундой позже я сообразила, что это, должно быть, оттого, что мы по-прежнему находимся рядом друг с другом. Я сказала об этом Мари, и она подтвердила мою догадку, одновременно проделывая всю вышеописанную процедуру с Долоховым и собой. После этого Альберт был уже готов идти, однако она удержала его.       — Последнее, — сказала она, извлекая из своей «аптекарской» сумки кусочек чего-то, завернутого в тонкий пергамент. — Альберт, вот это тебе в самом деле нелишне будет съесть.       — Что это? — спросил он, принюхиваясь к извлеченному на свет небольшому, зеленоватого цвета предмету, напоминающему таблетку из спрессованных листьев какого-то растения.       — Я тут подумала: ты идешь в трактир. Если ты в самом деле встретишь там чужих гоблинов и познакомишься с ними, тебе неминуемо придется с ними пить. Между тем, тебе как никогда в этот момент нужно будет сохранять ясность мысли…       — О, я понял! — восхитился он, и я тоже не могла не отдать должное смекалке и предусмотрительности Мари. — Это для того, чтобы не захмелеть?       — Не совсем. Это снадобье не убережет твое тело от опьянения. Твой язык будет заплетаться, а тело раскачиваться как у всякого пьяного. Однако твой ум будет чист и ясен, ты будешь мыслить совершенно отчетливо, сколько бы ни выпил.       — Так даже лучше, — одобрительно кивнул Долохов. — Они поверят, что он пьян, а на самом деле башка у него будет работать как полагается.       — Вот и я так подумала. Все, можешь теперь идти, — сказала она, дождавшись, когда Альберт проглотит зеленую таблетку. — И помни: мы здесь, и слышим все, что с тобой происходит. Если ты, в свою очередь, услышишь кого-то из нас — не подавай виду. Не исключено, что мы будем советовать тебе, как себя вести и что делать. Но в целом решай сам, в зависимости от обстоятельств, потому что мы не сможем, в отличие от тебя, еще и видеть то, что будет тебя окружать.       — Разумно, — одобрила я. — Что ж, от себя могу пожелать тебе лишь делать все вовремя и правильно. Знай: этого совершенно достаточно, чтобы любые твои действия были безупречны, и тебе всегда сопутствовал успех.       — Вовремя и правильно — значит, безупречно… Да, похоже, так оно и есть, — серьезно согласился он. — Я постараюсь, обещаю.       — Постарайся там не сдохнуть! — буркнул Долохов, когда все взгляды обратились к нему в ожидании последнего, его собственного напутствия. Кажется, он хотел сказать еще что-то, но передумал. Вместо этого, он — неслыханное дело! — внезапно протянул Альберту руку, и гриффиндорец без колебаний ответил крепким рукопожатием.