Ненависть

Рабочий день начался пол часа назад, но несмотря на это в помещении не было почти ни души. Акутагава сидела на своём месте, вновь перебирая одинаковые бумажки, документы и договоры, с тоской поглядывая в окно. На стекле чуть виден был отсвет светодиодной лампы, в котором она могла увидеть и своё лицо. Обычная картина: длинные, чёрные волосы, собранные в хвост, контрастирующая с ними белая маска, закрывающая больше половины лица, и, выглядывающие из под неё, безынтересные глаза серого цвета. На мгновение зеркало души приняло удивлённый вид: услышав в коридоре звук быстрых шагов Гин напряглась, и вскоре царящую в кабинете мертвенную тишину нарушил резкий звук открывающейся двери. Темноволосая метнула взгляд на нарушителя спокойствия: тот вёл себя абсолютно также как и всегда. Она отрывисто, буравя того то ли удивлённым, то ли злобным взглядом спросила: — Где ты был? Тот, переступая порог и даже не смотря на Акутагаву, безучастно ответил: — В смысле? Темноволосая начинала постепенно выходить из себя, но старалась говорить ровным тоном. — Ты не являлся на работу две недели. Как это понимать? Рыжий наконец поднял на Гин ещё более усталый чем обычно взгляд потухших глаз, и, тяжело вздохнув, ответил: — Можешь считать что я болел. Акутагава недоверчиво покосилась на него: человек, стоящий перед ней, не имел практически ничего общего с тем, кого она знала ранее. — Чем болел? Выглядишь ужасно. Тачихара поморщился, но ничего не ответил и молча последовал на свое место. Откинувшись на спинку стула, он уставился в потолок. — Ты мне не ответишь? — её слова эхом отдавались в голове, отражались от стен черепной коробки, но не прерывали пелены внезапных мыслей. В кончиках пальцев покалывало, а голова кружилась. Он просто смотрел в потолок. Обрывки беспорядочных фраз напарницы постепенно растворялись в душном помещении. Перед глазами периодически мелькали события прошлой ночи: темный силуэт весьма символически поглощённый тьмой ночного времени суток, изредка, и даже еле видно мелькающий под тусклым светом уличных фонарей. Тягучая мгла носилась по небосводу застилая собой светила, и, казалось, расползаясь своими чёрными нитями под кожей, не позволяя разглядеть мерцающую тень, снующую меж холодных стен зданий. Этой тенью был он. Акутагава, замеченная им в одной из одинаковых подворотен опасливо оглядывалась по сторонам, явно ощущая чьё-то присутствие в паре метров от себя. Их раздело всего-то некоторое расстояние из непроглядной, густой темноты. Гин не могла знать, что находится в этой черноте, но Мичидзо прекрасно знал кого нашёл. Он собирался убить Акутагаву. Это было не просто неаккуратно брошенной фразой, а вполне себе действительным планом. Она стала помехой для его эфемерных, неуловимых и зачастую абсолютно бесполезных целей. Тачихара всегда был готов выстрелить, но именно в этот момент что-то его останавливало. Что-то незначительное, но в то же время слишком важное. Убийство было отложено до более подходящего момента. Момента, в который он окончательно отбросит человечность. Остановившись за углом, он опрометчиво сверкнул зажигалкой, собираясь разобраться с мыслями и чувствами, достичь единения с собой и хоть минимально, но наконец успокоиться. Напарница вмиг разрушила его планы, и на периферии его сознания мелькнула мысль о том, что всё-таки стоило убить её. Все вереницы мыслей были прерваны, нити и параллели разорваны, Гин автоматически прижата к кирпичной стене. Не то чтобы он сделал это ради безопастности и сохранения своего инкогнито. Просто хотел увидеть реакцию Акутагавы. Проследить за настоящими, людскими эмоциями и мыслями. В этот раз он разочарован: — Тачихара, отпусти. Она не так проста. Рыжий расчитывал на то, что она замрёт в ступоре или испугается, закричит, но нет. Совсем неинтересно. Наверное, именно поэтому убивать её не жалко. Он продолжал смотреть в белый потолок, даже не слушая возгласов напарницы. *** — Поговори с ним. — Осаму, ты умом тронулся? — невысокая девушка спорила со своим коллегой, двигаясь в неизвестном направлении по набережной, будто насквозь прожигая его своим недовольным взглядом из-под чёлки. — Почему бы и нет? — Даже если он просто меня где-то увидит, то точно свинцом нашпигует. До разговора дело явно не дойдёт. — Дазай улыбнулся своим мыслям, и вдумчиво проговорил: — Откуда знаешь? Мне показалось что он совсем не такой предсказуемый, каким ты его считаешь. Закатив глаза, темноволосая остановилась: Осаму понял это не оборачиваясь, по умолкшему стуку каблуков, и встал посреди тротуара следом. Посверлив спину коллеги взглядом с минуту, она усмехнулась, а ещё через мгновение вновь зашагала вперёд, как будто бы между делом говоря: — Хорошо, поговорим. Но если со мной что-нибудь случится, будет на твоей совести. — Дазай рассмеялся. Наклонив голову и глядя девушке прямо в глаза, он неожиданно холодно возразил: — Акико, мне незнакомо такое понятие как «совесть». — Я знаю. Выражение было образное. — легко парировала Йосано. *** Начинало темнеть значительно раньше, и стрелка часов приближалась к цифре шесть, а солнце к горизонту. Оставляя на зданиях свои яркие отблески, а в сердце гнетущую пустоту, светило отпускалось в темень за земной чертой. Вечер постепенно вступал в свои права, неся с собой усталость и опустошение от бесцельно прожитого дня. Рабочий день кончился для лейтенантов также преждевременно, и уже к половине седьмого вместе с последними закатными лучами они покидали эти стены. Тачихара снова слишком немногословен, из-за чего был послан напарницей сначала к чёрту, потом к врачу. Гин всеми способами пыталась вытянуть из него хоть одно связное предложение, но вместо этого получала сухие, односложные ответы. — Не хочешь, допустим, прогуляться на выходных? — рыжий даже не смотря в её сторону отклонил: — Нет. В ответ на реплики Акутагавы Мичидзо лишь одаривал её своим тяжелым взглядом, от которого все не то что бы не прояснялось, а наоборот, запутывалось намного больше. — Почему? — Тачихара, тяжело вздохнув, ничего не ответил, продолжая идти вперёд. Чтобы нагнать его, темноволосой пришлось ускорить шаг. — Но всё же, ответь, почему? В конце концов мы напарники! — рыжий, до этого игнорировавший все попытки Гин завести разговор, вдруг резко повернулся к ней, и не разрывая зрительного контакта ответил: — Что мне нужно тебе сказать, чтобы ты наконец отвязалась с такими вопросами? Гин удивлённо вскинула брови, и подойдя ближе сократила расстояние между ними на шаг. — Это самые обыкновенные вопросы, что тебе так не нравится?— зыркнув на напарницу, Тачихара усмехнулся, и с кривой ухмылкой ответил: — Я не очень люблю, когда меня допрашивают. Краем глаза глянув на недоумевающе лицо Акутагавы и кивком попрощавшись с ней, рыжий свернул в сторону своего дома, тем самым закончив диалог на самой драматичной ноте. Как только он зашёл за угол, натянутая улыбка исчезла с его лица. Пошарив по карманам и не найдя зажигалку, он мысленно выругался, поняв что с того вечера та так и осталась у Гин. В голове пронеслось множество мыслей, от прекрасной в своей простоте идеи «сходить в магазин», и до абсурдной и быстро им отброшенной «догнать напарницу». В итоге, спустя несколько минут он уже чиркнул найденной в кармане последней спичкой по коробку, зажигая ярко мерцающий огонёк. Нахождение вблизи своей обители должно было навевать хорошие мысли, но почему-то было всё совершенно наоборот: чем больше он приближался к дому, тем сильнее становилось неприятное чувство тревоги, засевшее где-то глубоко внутри. Что-то было явно не так. *** — Этот адрес. Примерно к семи он должен быть там. — Осаму протянул обрывок листа с неаккуратными буквами Йосано, и криво, вроде как подбадривающе улыбнувшись, поймал её недоверчивый взгляд, после чего добавил: — Удачи. — Акико лишь фыркнула в ответ: — Она мне не понадобится. Девушка прокручивала в голове уже разобранный ею до мельчайших подробностей план, как вдруг почувствовала обременительный взгляд в спину, и обернувшись добавила: — Ах да, спасибо, Дазай. Темноволосая, быстро перешагнув порог, направилась на улицу, а после устремилась по адресу, написанному коллегой на мятом листе бумаги. Прибывала она в весьма боевом расположении духа, и быстро преодолев множество идентичных кварталов остановилась в не самом миловидном дворе. На город уже опустились сумерки, а вместе с ними и ночная прохлада, что заставляло Йосано слегка поёжится. Но, вполне возможно, что изрядно понервничать её вынуждало и ожидание скорой встречи с человеком, который почти всю свою сознательную жизнь хотел убить её. И, конечно, одиноко сидеть в практически полной темноте и тишине пустого двора было мучительно даже для неё. Вскоре в голову Акико пришла совсем не утешительная мысль: она слышит шаги. Пусть издалека, но она сразу поняла кому они принадлежат, а позже увидела и их источник: из-за угла показался темный силуэт. Во мраке эта тень была слабо различима, но Йосано даже так было ясно, с кем она будет иметь дело. Ей показалось, что с их последней встречи, которая случилась слишком уж спонтанно и достаточно давно, чтобы о ней забыть, он почти не изменился. Но чем больше она наблюдала, тем больше замечала, как поменялись его повадки и привычки, как изменился он внешне, и насколько трудно теперь было различать в нем черты брата. Издалека она заметила тлеющую сигарету в его руке, от чего в удивлении вскинула брови. Через мгновение темноволосая улыбнулась своим мыслям: точно, Тачихара ведь уже не тот мальчишка, которого она знала. Хотя, он никогда не был ребёнком в её глазах. Ему пришлось слишком рано повзрослеть, и она знала об этом как никто другой. Рыжий, словно почувствовав её взгляд, начал опасливо озираться по сторонам, и, затушив сигарету о стену дома, скрылся в тени. Что ж, чутьё его не подвело. Видимо, не зря этот парень состоит в «Ищейках». Спустя несколько минут раздумий, Акико с ужасом поняла, что стоит в почти кромешной темноте избегая тусклого фонарного луча, и может ожидать нападения в любой момент. Подметив странную обстановку и некоторые детали, Йосано услышала шаги за своей спиной, и резко обернулась на звук. В трёх метрах от неё стоял Тачихара. Теперь она могла видеть его в слабом, еле достающем до этого места свете фонаря. Ржавого цвета волосы, действительно пугающий взгляд и абсолютно безразличное выражение лица. Это лишь малая часть того, что Акико не замечала за ним в их последнюю встречу. Складывалось впечатление, что так повзрослел он не от прожитых лет, а от пережитого им. Видимо, она очень многое пропустила. — Что ты здесь забыла? Тишина словно разбилась на мелкие осколки, царапающие душу. Фраза прозвучала так холодно, что по коже прошёл мороз. Но то, что действительно напугало Йосано — его взгляд. Так обычно смотрят на то, что хотят бесследно уничтожить. Она с трудом сделала шаг навстречу, заметив занятную деталь: в последнюю их встречу они были одного роста, но теперь Мичидзо намного выше: он смотрит на неё сверху вниз. — Я пришла поговорить. — пока Акико чуть дыша следила за рыжим в поиске уязвимых мест, тот глядя на неё усмехнулся: — О чем нам говорить? В его голосе явно была различима угроза, но была и ещё одна деталь: если зрение её не подводило, руки Тачихары слегка подрагивали. Йосано задала встречный, давно тревожащий её разум вопрос: — Почему ты хочешь меня убить? В глазах Тачихары за долю секунды еле заметно проскочила какая-то смутная тоска, но темноволосая успела её различить. И нет, глаза её не обманули, теперь она была точно уверена. — Из-за тебя умер мой брат. Эти слова дались ему очень нелегко. Хотелось уйти, избежать разговора, но в данной ситуации это было практически невозможно. — Нет. Ты и сам прекрасно знаешь, что твой брат самоубийца. Мичидзо незаметно достал нож, и с силой зажимая в руке обжигающую холодом сталь продолжал выслушиваться в монолог девушки. — Ты знаешь, что нет моей вины в том, что тебя никто не любил. Ему будто вонзили нож в спину. Эта фраза была контрольным выстрелом. А ещё хуже то, что это — чистая правда, и Тачихара это всегда прекрасно знал и понимал. Акико наблюдала за сменой выражения лица рыжего: это была ненависть. Казалось, в его глазах плескались отвращение и злоба в самом чистом виде. Йосано это не заботило. — Ты говорил что хочешь мести за брата, но я знаю, чего тебе хочется на самом деле. Ты ведь просто собираешься отомстить за то, что из-за его гибели возненавидели тебя. Йосано не заботило состояние собеседника до тех пор, пока она не увидела сжатую в его руке сталь ножа, сверкнувшую в свете только вышедшей из-за туч Луны. Мичидзо глубоко вздохнув и прокрутив в руке оружие поднял на девушку взгляд, полный холодной ненависти. — Заткнись. Ты думаешь я этого никогда не понимал? Твоя смерть принесёт мне лишь уверенность в том, что никто кроме меня самого не знает что произошло тогда. Закончив фразу, он окинул Акико теперь уже насмешливым взглядом, увидя в её глазах смутную тревогу. — Мой брат умер отвратительной смертью, уделом слабых. Я не такой. Йосано уже была готова блефовать. Страх только больше разжигал в ней желание доказать свою правоту, вывести рыжего на эмоции. Темноволосая смотрела ему прямо в глаза, но все так же оставалась на, как ей казалось, безопасном расстоянии. — Да, не такой. Ты намного хуже. Самый настоящий удел слабых, это жить такую отвратительную жизнь. Из раза в раз вспоминать то, что произошло столько лет назад, и видеть в слепой мести смысл своей жизни. Почему ты не хочешь чтобы кто-то кроме тебя знал обо всём? Почему просто не забудешь? Когда ты был ещё ребёнком, я думала что из тебя получится хороший человек. Я очень сильно ошибалась. Ты вырос монстром, живущим ради мести. Тачихара за весь этот непродолжительный разговор ощутил на себе целый спектр человеческих эмоций: от вновь нахлынувшего чувства вины и покинутости, до полной обескураженности и раздражения. Но ни одна их них не промелькнула в его ледяном, режущем по живому взгляду, который, к слову, с каждой до боли правдивой фразой Акико терялся в подавленности всё больше. Мичидзо уже не слушал этого монолога, и постепенно пробираясь в потаённые, тёмные уголки своего сознания уходил от такой жестокой реальности. Хотя, мысли его не были намного безмятежней. Все фразы раз за разом разбивающие его были запечатлены особенно тщательно. Он даже сделал интригующее открытие: ранящие слова, произнесённые недавно практически не отличались от сказанных много лет назад. « — Когда ты был ещё ребёнком, я думала что из тебя получится хороший человек. Я очень сильно ошибалась. Ты вырос монстром, живущим ради мести.» Эта фраза эхом отдавалась в его голове, заставляя маску безразличия теряться в чувстве опустошенности. Стеклянным взглядом Тачихара наблюдал за неслышимым движением листьев деревьев, еле видным миганием фонарей и неуловимым перемещением облаков по небесной черноте. Все эти вещи были будто невозможными, но впадая в тихое безумие можно заметить и не такое. Можно совершенно случайно понять, что в тысячный раз умираешь внутри себя. Можно подумать, будто тонешь в своей же ничтожности и безнадёжности, и вот вот достанешь до дна, но в итоге попросту захлебываешься в мерзком, холодном одиночестве. Происходящее казалось ему нереальным, а действия воспринимались со стороны, будто бы без возможности управлять собой. Мичидзо ясно ощущал нехватку воздуха, чувствовал как начинают дрожать его руки, а обрывки беспорядочных фраз уходили на второй план под натиском гудящего в висках сердцебиения. Он впадал в панику. Беспричинно и молча. Не показывая слабость. Перед глазами размыто мельтешило лицо Акико, а в голове крутились мысли. Необъективные, пугающие, негативные утверждения. О себе. Об окружающих. О происходящих событиях. Это было будто бы спусковым механизмом. «Я и правда жалкий. Ничтожный. Отвратительный.» Он боялся окончательно сойти с ума из-за того, что подобное происходит с ним с завидной регулярностью. *** Можно не выйти из этой неадекватной прострации без помощи. Врач Детективного Агентства помахала рукой перед глазами Мичидзо, оперевшегося спиной на кирпичную стену здания. Не получив никакой реакции, она обеспокоено попыталась нащупать пульс, который по её расчетам явно превышал девяносто. Нервная тахикардия? Очень похоже на то. А также тремор, озноб и учащенное дыхание. Судя по всему, паническая атака. Да уж, со своими пламенными речами она явно перестаралась. — Тачихара, ты меня слышишь? — рыжий перевёл на неё удивлённый взгляд, и сдержанно кивнул в ответ. — Ты понимаешь что с тобой сейчас происходит? — он не ответил на вопрос, и просто откинулся головой на холодную стену. Спустя пять минут молчания наконец смог восстановить дыхание и сделать шаг от стены, подошёл к Йосано и надтреснутым голосом заключил: — Пошла вон отсюда. — Акико хотела возразить, но Мичидзо опередил её: — Живи свою жизнь. Надеюсь мы больше не встретимся. Прощай, Йосано. Он развернулся, и удалился в сторону своего подъезда, провожаемый недоумевающим взглядом девушки. Она ещё с пол часа прибывала в шоке, и сидя на лавочке мёрзла в сумеречной прохладе наблюдая за окнами, в которых только что зажегся свет. Видимо, квартира Тачихары. Через некоторое время, она, уходя, увидела его на балконе, с тлеющей сигаретой зажатой между пальцев и задумчивым, пустым взглядом направленным вдаль. Акико не могла смотреть на него без смутной грусти. Никогда бы ей не пришло в голову, что покинутый всеми подросток уже к девятнадцати годам станет таким несчастным и совершенно разочарованным в жизни взрослым. Конечно, она не психиатр, но в этом случае и невооруженным глазом все прекрасно видно: у него явно есть проблемы. Ей было искренне жаль. Теперь она хотела помочь ему.